Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.
Песня Песни уже давно закрытая книга для многих людей из-за трудностей в её толковании. Если эта книга учит о том, что такое настоящая супружеская любовь с божественной точки зрения, что, безусловно, так и кажется, так почему же главный персонаж Соломон? Большинство из нас вряд ли считают Соломона образцом моногамного брака!
Кроме того, где мы найдем правильный ключ, чтобы понять книгу? Есть ли там любое место, где повествование, игра, драма или стихотворение (в зависимости от того, что это на самом деле) приходит к какому-то фокусу и даёт читателю ключ к толкованию?
Ответ, я полагаю, можно найти в Песне Песней 8:6-7. Местоименные суффиксы из еврейского текста здесь все явно мужского рода; следовательно, говорящий – это девица Суламита (Шуламит). Она обращается к своему возлюбленному, человеку, которому она воспела хвалу и которого она любит.
Не все ученые согласны с тем, кто этот человек. Большинство, в последнее время, принимают его за того же, кто сочинил Песнь Песней по вдохновению Бога—Соломона. Но я считаю, что лучший случай – это привлечь присутствие третьего персонажа, которому эта молодая женщина поклялась в любви несколько месяцев назад. Тем временем Соломон видел её и попытался добиться, чтобы она стала частью его растущего гарема. Суламита отказалась, несмотря на настойчивые просьбы других женщин. Они думали, что она “добьется своего”, если только уступит царю в предложении любви.
Но девушка не могла забыть пастушка, которому она была обещана для кого она была большой любовью. Именно к нему она обращается с этими строками. И эта любовь, которую они имели друг к другу, является средством, с помощью которого Соломон учился, с помощью Духа Божьего, об истинной супружеской любви. Тот, кто любил и потерял так много, теперь был получателем Божьего нормативного образца для любви, секса и брака.
Эти стихи отмечают завершение книги и таким образом указывают нам цель, для которой она была написана. Обращаясь к своему возлюбленному, как к тому, кого она встретила под яблоней и кто пробудил любовь в ней в первый раз, она просит, чтобы быть помещенной в качестве печати на шнурке на шее и как перстень с печаткой на руке, чтобы быть его женой навсегда. Кольцо с печаткой носили либо на руке (Быт 41:42; Есфирь 3:12; Иеремия 22:24), либо вокруг шеи с веревкой через него (Быт 38:18). Печать была знаком собственности и власти. Типичная израильская печать имени была сделана из камня, в котором часто проделывалась дырка и которую и носили на шее на шнурке, а иногда и на пальце, как кольцо. В Израиле найдено несколько личных печатей со словами «жена такого-то». Таким образом, Суламита умоляет об уникальных отношениях быть избранной им и принадлежать ему вечно.
Любовь, которую она описывает, имеет пять элементов, которые делают её отличительной. Во-первых, она так же сильна, как смерть. Её сила так же нерушима и непреодолима, как сама смерть. Нельзя противостоять ей или отрицать её, так что её можно сравнить только со смертью — кто когда-либо успешно выдержали её силу?
Во-вторых, её ревность непреклонна как могила. Слово ревность имеет как положительные, так и отрицательные значения в Библии. Использование положительно, относительно Бога (Исх. 20:5; 34:14; Втор. 5:9), предполагает безраздельную преданность своему объекту, пылкую любовь, которая не терпит соперников и требует безраздельного внимания в ответ. Она используется в этом смысле в Песне Песней, указывая на любовь, которая ревнует к кому-то, а не от кого-то. Таким образом, это проявление подлинной любви и заботы. Она «жестокая” или «жесткая» тоже — непреклонная и решительная в своём желании быть с любимым. До каких пределов дойдёт эта любовь, ведь она глубока, неумолима и тверда, как могила.
В-третьих, эта любовь горит пламенем огня, данным самим Господом. Слово “пламя” имеет, в Иврите, суффикс yaÆh, который должен быть понят как сокращенная форма имя Яхве, Господа. Значит, эта любовь исходит не из какого-то плотского инстинкта, она исходит от Самого Господа! Он — истинный источник супружеской любви. Пламя любви в сердце мужчины или женщины освещены Господом, который их создал. И в рамках брака, это пламя любви исходит от Господа.
В-четвертых, эту любовь невозможно заглушить большим количеством воды или даже потопом. Соломону пришлось забыть посвататься Суламите, несмотря на все его обещания, положение, драгоценности, богатство и удовольствие не могли заглушить её любви к этому пастушку.
Наконец, такая любовь выходит за рамки любой цены, предлагаемой в любом месте. Это победоносная сторона любви, и она исходит от Бога; её нельзя купить или продать. Это не закончится обычаем платить «выкуп за невесту». Такой платёж никогда не был истолкован как плата «за любовь», он также не использовался для получения любви. Смысл в том, как раз, что истинная любовь Бога к мужчине или женщине не имеет цены.
Таким образом, этот текст прославляет физическую любовь в рамках брака за её силу, её неутолимую природу и её источника — Самого Господа.
Hard Sayings of the Bible
КРЕПКА КАК СМЕРТЬ ЛЮБОВЬ
К оглавлению «Статьи к недельным главам Торы»
Комментарий к Торе
Арье Барац
Коварство платонической любви Крепка как смерть любовь Естественная религия
Коварство платонической любвиСубботнее чтение Торы, выпадающее на Хол-Амоэд Песах, отодвигает очередное недельное чтение, вместо него читается иной отрывок. Однако кроме него в эту субботу в синагогах читают также и “Песнь песней”, к которой в продолжение поднятой ранее темы “еврейской кама-сутры” вполне уместно обратиться.
Мудрецы сомневались, включать ли эту — внешне чисто поэтическую — любовную поэму в сборник священных книг ТаНаХ. Положительное решение этого вопроса невольно подталкивает к радикальным выводам.
А надо сказать, что иудаизм не просто проникнут сексуальной образностью, но и исходит из сексуальной различенности как из чего-то фундаментального. Согласно иудаизму половая различенность лежит как в основании человека и космоса, так и в основании самого Всесвятого и Шехины Его (этот вопрос я довольно подробно рассматриваю в своей книге “Презумпция человечности”*).
Однако особый интерес представляет собой природа “платонического соответствия” между брачным и религиозным союзами. Что, в самом деле, особенного мы может обнаружить в любовных отношениях между мужчиной и женщиной, для того чтобы уподоблять их отношениям Всесвятого и Израиля?
Прежде чем ответить на этот вопрос, стоит еще раз коснуться двусмысленного статуса платонизма в еврейской традиции. Упомянутый мною в свое время спор между Платоном, считавшим мир идей единственно реальным миром, и Аристотелем, отрицающим независимое существование идеального мира, дал о себе знать в еврейском мире в позднем средневековье.
Последовательным аристотеликом был р.Моше бен Маймон (Рамбам) (1135-1204). Его подход закономерно встретил платоническую реакцию. Против Рамбама выступили р.Моше бен Нахман (1194-1270) и его родственник, р.Йона из Жероны. Вскоре прочие еврейские религиозные авторитеты втянулись в эту полемику между философами и мистиками.
Поначалу тяжущиеся стороны еще выглядели относительно равными. Однако после появления книги Зогар (начавшей распространяться в списках с 1290-го года), платонический каббалистический подход однозначно возобладал.
Спор еще какое-то время продолжался. Так например, философ-аристотелик XIV века рабби Элиягу б.Элиэзер Искандиобвинял мистиков в том, что предлагаемая ими интерпретация десяти сфирот посягает на единство Бога (замечу попутно, что “десятерица” хорошо известна неоплатонизму). Между тем аргументы философов были мистиками проигнорированы, платонизированная каббала овладела умами современников, а после рабби Ицхака бен Шломо Лурии (Аризаля) (1534-1572) по-хозяйски вошла в еврейскую жизнь.
Подход аристотеликов, полностью выхолащивающий отдельные религиозные реалии, не мог удовлетворить запросы религиозной души. Религии действительно трудно обходиться без Платона. Однако аризалевский “платонический ответ” содержал в себе немало двусмысленных пантеистических элементов, которые не замедлили проявить себя уже в откровенно еретических учениях, в частности в саббатианстве.
Но интересно, что в вопросе любовной образности между еврейскими аристотеликами и платониками, пожалуй, не возникало принципиального спора. В случае брачной образности обе стороны, принимая или не принимая внешний подход Платона, в то же время спорят с ним по существу.
Ведь так называемая “платоническая любовь” — это любовь исключительно к мужскому началу. “Взирая на красоту мальчика… душа увлекается и получает теплоту, чувствует облегчение от скорби и радуется” (Федр). Иными словами, эрос Платона — гомосексуальный, внебрачный эрос. При этом существенно также и то, что платоновские идеи не просто обитают в отрыве от материального мира, но и признаются единственной реальностью. Материальный мир для Платона — это если и не буддистская “майя”, то во всяком случае граница реальности.
В иудаизме же любовь обязательно гетеросексуальна, а телесность религиозно осмысленна. Таким образом смысл половых отношений, как они понимаются в “иудейском платонизме”, состоит в том, что любящие души пробиваются друг к другу через тела. Но это значит, что эти идеальные души втягивают материю в свое ценностное поле, и тем самым как бы искупают ее.
В этой связи особого внимания заслуживает учение замечательного еврейского мыслителя Эммануэля Левинаса.
Крепка как смерть любовь
Эммануль Левинас родился в 1906 году в Каунасе, где получил еврейское образование. В 1923 году семья Левинасов перебирается во Францию, где Эммануль учился философии. В 1940 году после оккупации Франции нацистами Левинас попадает в концлагерь, где остается до разгрома гитлеровской Германии. Почти вся его семья, оставшаяся в Литве, погибла от рук нацистов. С 1957 года Левинас вел уроки по изучению Талмуда. Он написал много книг, как посвященных иудаизму, так и затрагивающих общефилософские проблемы.
Подход Левинаса последовательно антиплатонический: “Современная философия значения, — пишет Левинас, — восходит ли она к гегелевским, бергсоновским или феноменологическим корням, в одном основополагающем моменте противостоит Платону; постижимое немыслимо вне подсказавшего его становления… Мир значений предшествует у него (Платона) выражающим его языковой деятельности и культуре…. Современный философский антиплатонизм заключается как раз в подчинении интеллекта выражению”
Однако это утверждение справедливо лишь отчасти. Помимо культуры существует ведь еще и природа. В любой ситуации помимо культурной “переменной”, имеется также и природная “постоянная”. Под одеждой, отражающей местность и эпоху, иногда с точностью до километра и года, — скрывается голое тело, которое по своей сути ничем не отличается и у древних греков, и у современных англичан. И в членах этого тела, равно как и в его потребностях, естественно усматривать смыслы, в частности, и смысл брачных отношений.
Есть смыслы, создаваемые в культуре, но есть смыслы, культуре предшествующие, культуру порождающие.
И ничто так не подтверждает это “платоническое” положение, как рассмотрение самим Левинасом “природных” (т.е. докультурных) смыслов любви и смерти, сделанное им в связи со словами “Песни песней” (8.6): “Крепка как смерть любовь”.
Левинас определяет смерть, как единственное, истинное Другое. Ведь подлинно Другим является лишь то, что человек никак не может освоить, применить, включить в свой мир. Подлинно Другим является то, что захватывает и подчиняет самого человека. Левинас показывает, что это определение до конца применимо только к смерти: “В приближении смерти важно то, что с некоторых пор мы больше не можем мочь; именно здесь субъект утрачивает свое субъективное властвование… Приближение смерти означает, что мы вступили в отношения с тем, что есть нечто совершенно другое; нечто несущее в себе свойство быть другим и притом не временно, так что мы могли бы вобрать его в себя в пользовании, — нет, такое нечто, само существование которого заключается в том, чтобы быть другим”.
“Лишь через страдание, через отношение со смертью съежившееся в своем одиночестве существо оказывается в области, где возможна связь с другим… Кажется, ее прообраз можно найти в любовных отношениях. “Крепка как смерть любовь”. Эрос послужит нам основой для анализа этой связи с тайной, — при условии, что изъяснять его мы будем в терминах, отличных от платонических”.
Именно в любви между мужчиной и женщиной Левинас усматривает нечто соразмерное смерти, ведь в любви, также как и в страдании и смерти, идет речь о подчинении Другому: “Любовь не есть возможность, она возникает не как наше начинание, у нее нет основания; она нас охватывает и поражает, — и однако же Я уцелевает в ней”. “Сказать, что парность полов предполагает нечто целое, значит заранее положить любовь как слияние. В любви же волнует непреодолимая парность существ. Это отношение с тем, что скрывается навсегда. Своим фактом это отношение не нейтрализует, а сохраняет другость. Любовное наслаждение волнует тем, что в нем пребывают вдвоем. Другой в нем, поскольку он другой, это не объект, становящийся нашим или нами; напротив, он удаляется в свою тайну. Эта тайна — женского, сущностно другого… ”
Естественная религия
Итак, любовная сфера — по Левинасу — это сфера, в которой ищется и постигается Другой. Но именно поиском Другого в первую очередь занята еврейская религия. Таким образом религиозные и брачные отношения дополняют и поясняют друг друга.
В XVIII веке в Европе возникло учение о так называемой “естественной религии”, соответствовавшей некоему просветительскому монотеизму, основы которого тогдашние философы стремились увидеть во всех религиях и культурах. Между тем если такая “всеобщая”, “естественная” религия действительно существует, то ее скорее следует усмотреть в брачных отношениях. Ведь именно в этой сфере человек наталкивается на те культовые чувства восхищения и почитания, которые сродни тем, что известны каждой религии.
Любая религия черпает свои образы в сексуальности, ибо в сексуальности заключена непосредственная религиозность. Что же касается иудаизма, являющегося семейной религией и учащего о Творце мира и Его избирательной любви к Израилю, то он имеет свои дополнительные точки соприкосновения с брачными отношениями.
В секулярном мире, где культовые чувства никак специально не воспитываются, любовные взаимоотношения иногда оказываются единственными парарелигиозными отношениями. Так, совесть мужчины ясно говорит ему, что он не вправе овладеть женщиной силой, что он не вправе ее купить, что он не вправе уговорить ее отдаться ему «по дружбе». Все эти элементы могут сознательно или бессознательно присутствовать (по меньшей мере применяется «психологическое воздействие», учитываются экономические возможности совместного проживания, предусматривается дружба), но тем не менее единственным основанием для сексуальной связи является нечто иное, некий сверхприродный прорыв к Другому, именуемый любовью, и являющийся неким аналогом «благодати», аналогом религиозной веры.
Однако подлинное, последнее счастье человеку может принести только эта вера, только любовь Всевышнего. Эта любовь не дается даром: “На ложе моем, по ночам, искала я того, кого любит душа моя, искала его, но не нашла” (Песнь песней 3.1.). Но еврейская душа без этой любви прожить не может.
