Падение Константинополя — это история, которую переполняет пафос. Последний император Византии, бросающийся в битву, чтобы умереть, гигантская бронзовая пушка, стреляющая полутонными ядрами, плавучая крепость, поливающая врагов из огнеметов, предательство Европы, юная империя, пожирающая дряхлую — трудно представить себе что-то более патетичное.
Пятого апреля 1453 года турки подвели армию под Константинополь и началась осада, которая завершилась падением Византийской империи и концом ее тысячелетней истории.
Агонизирующая империя
К тому времени как турецкий султан окружил город, Византия представляла из себя жалкий огрызок прежней могущественной империи, а во владении императора оставался только сам Константинополь и небольшие владения на Пелопоннесесском полуострове. Все остальное было уже в руках турок. Да и сам великий город с когда-то миллионным населением был тенью себя прежнего — на момент осады в нем находилось всего пятьдесят тысяч жителей. Древние каменные стены, построенные тысячу лет назад, были уже обветшалыми и настолько протяженными, что гарнизон не справлялся с их обороной.
Сам гарнизон к моменту осады насчитывал всего 7000 человек: 4983 грека и две тысячи иностранцев — в основном генуэзцев и венецианцев. С флотом тоже дела обстояли прескверно: 26 кораблей, из которых «исконно» византийских только 10 — жалкие останки былых непобедимых флотов. Возглавил же оборону лично император Константин XI.
Союзники Византии клялись помочь в случае нападения сарацинов, но пришли только генуэзские наемники во главе с Джованни Лонго, который привел 700 человек, и турок-перебежчик Орхан во главе шестисот воинов. Венецианские же капитаны, больше всех обещавшие сражаться до последнего вздоха за императора, сбежали посреди ночи, уведя семь своих кораблей и забрав с собой 700 итальянцев.
Вот таким предстал перед турецкой армией некогда великий город: огромные полуразвалившиеся стены, часть которых греки срочно начали ремонтировать, и население, составлявшее едва ли двадцатую часть от прежнего.
В отличие от византийцев, турки имели возможность подготовиться обстоятельно. Учтя прежние неудачные осады, их новый султан Мехмед II, собрал по разным данным от 100 до 120 тысяч воинов. Примерно двадцать процентов из них были башибузуки — иррегулярные войска, которым платили правом грабежа. Остальные — регулярные части и янычары, то есть гвардия самого султана. Флот, которым турки блокировали Константинополь, состоял примерно из 36 крупных и 75 небольших боевых судов.
Еще раньше султан повелел построить прямо напротив Константинополя крепость Румели-хисары. Возведенная всего за пять месяцев, она начала простреливать пролив Босфор в самом узком месте, заставляя все корабли проходить военный досмотр, а тех кто не желал, — топила. Так, например, случилось с венецианским кораблем, который проигнорировал приказ турок, был потоплен, а моряков в назидание казнили. Капитан судна, Антонио Риццо, был и вовсе посажен на кол — в назидание другим упрямцам.
Пролог трагедии
Взойдя на престол в 1451 году, Мехмед II первым делом избавился от конкурента: его сводный младший брат Ахмед был утоплен в ванной. Ещё одним соперником был Орхан — троюродный брат Мехмеда, живший в Константинополе. Коварные ромеи рассчитывали в нужный момент с помощью Орхана развязать гражданскую войну за османский трон. Попытка получить деньги от султана в обмен на обещание удерживать брата в византийской столице и не разжигать смуту обернулась гневом Мехмеда II. Стало окончательно ясно, что город должен быть непременно взят. С августа 1452 года султан и император фактически находились в состоянии войны.
За год до начала осады по приказу Мехмеда II османы начали строительство Румелийской крепости на европейской стороне пролива Босфор, аккурат напротив Анатолийской крепости его деда Баязида I. Обе твердыни должны были отрезать Константинополь от поставок зерна со стороны Чёрного моря. Новую крепость Румелихисар, построенную за рекордные для того времени четыре с половиной месяца, прозвали «перерезающей горло». Пройти Босфор в этом самом узком его месте без разрешения турок и выплаты им пошлины стало невозможно. А поскольку пролив Дарданеллы уже давно находился под контролем османов, Константинополь оказался в блокаде с моря.
Константинополь. Источник: pinterest. ca
Поиски помощи и союзников на Западе прошли безуспешно: венецианцы и генуэзцы тайно заключили коммерческие договоры с османами на случай падения города, а римский понтифик тщетно пытался призвать европейских монархов к борьбе с мусульманскими захватчиками. Объединения западной и восточной церквей, которого так опасались турки, не произошло: православные горожане не признали Флорентийскую унию, официально принятую Византией 12 декабря 1452 года под куполом Святой Софии.
В январе 1453 года по просьбе подеста Галаты официально нейтральная Генуя предоставила реальную помощь: 2 галеона, 400 солдат, припасы и различное снаряжение. Возглавлял экспедицию кондотьер Джованни Джустиниани, вскоре назначенный командиром обороны стен города. Некоторое количество войск отправили каталонцы. Небольшой отряд венецианцев взял на себя ту часть стены, что прикрывала Влахерны и их собственный квартал. Принц Орхан со своей свитой также встал на защиту Константинополя. Забота по обеспечению защитников знаменитым «греческим огнём» легла на шотландца. Среди командующих были родственники императора Теофил Палеолог и Никифор Палеолог, византийский аристократ Димитрий Кантакузин, митрополит Киевский и всея Руси Исидор. Флот возглавил венецианский полководец Альвизио Диедо.
Перед началом осады Мехмед II предложил императору сдать город и отправиться на Пелопоннес в качестве суверенного правителя; горожанам гарантировали сохранение жизни и имущества. Константин XI от капитуляции отказался.
Колоссальная артиллерия турок
Византийцы и в этом аспекте полностью проигрывали более прогрессивным в плане технологий туркам. В самом Константинополе пушек было немного, да и на практике вдруг выяснилось, что обветшалые стены и башни не предназначены для использования артиллерии и при стрельбе та наносит повреждения своим стенам чуть ли не больше, чем вражеская.
Турки превосходили византийцев на порядок. Кроме многочисленного осадного парка, султан пригласил венгерского (а по другим данным германского) мастера Урбана, который по заказу Мехмеда отлил ему несколько гигантских бомбард, самую большую из которых назвали «Базилика». Этот бронзовый монстр достигал, по разным данным, длины от восьми до двенадцати метров, весил 32 тонны и метал полтонные ядра на расстояние до двух километров. На место использования его доставляли тридцать пар быков и двести человек, а обслуживали до семисот рабочих.
Стреляла «Базилика» примерно раз в час, и стреляла так, что стены зачастую разрушались от первого же попадания. Правда, уже на второй день на ней появились трещины, а через шесть недель она и вовсе развалилась, не выдержав эксплуатации. Да и сам мастер Урбан плохо закончил свои дни. По одной из версий он погиб, когда одна из его пушек взорвалась при выстреле, по другой — после взятия города Мехмед узнал, что хитрый мастер приходил сначала к императору и предлагал ему свои услуги, а когда не сошлись в цене, перебежал к султану. Мехмед в гневе казнил незадачливого предпринимателя.
1762–1796
Екатерина II
Раздосадованный медведь. Французская карикатура. XIX век © Bibliothèque nationale de France
В ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 годов Екатерина II ограничивалась лишь планами обеспечить России надежный выход к Черному морю. Однако, чтобы получить поддержку православных народов Балкан, императрица передавала через своих военачальников, что война ведется ради освобождения их от османского ига.
Это не могло не подействовать на греческих патриотов, тысячами стекавшихся под русские знамена; это обнадеживало и местную интеллектуальную элиту. Ученый и священнослужитель Евгений Булгарис, приглашенный Екатериной в Россию, в июле 1771 года на аудиенции при дворе прямо выразил сожаление, что та не является греческой императрицей: «Греция после Бога на тебя взирает, тебя молит, к тебе припадает». Позднее он выступил со своей программой судьбы Восточного вопроса. Булгарис призывал Россию разгромить турок: «…Pаздел турецких провинций в Европе, вместе с созданием небольшого независимого Княжества Греческой Нации, могло бы содействовать в будущем сохранению действительного европейского равновесия».
Начало осады и плавучая крепость
Начиная с шестого апреля, турки полностью блокировали город, обстреливали стены, которые греки спешно ремонтировали. Периодически османы проводили разведку боем, а их флот пытался войти в залив Золотой Рог. Однако предусмотрительные греки перегородили его гигантской цепью, тянувшейся из башни на одном берегу к башне на другом через специальные плоты, охраняемые оставшимися кораблями.
Неожиданно для обеих сторон, 20 апреля прибыли три генуэзских и один византийский корабль, везущие оружие, подкрепление и продовольствие осажденному городу. Султан был в ярости и приказал во что бы то ни стало уничтожить их. Сам он при этом настолько нервничал, что заезжал на лошади в море, чтобы лучше видеть, как проходит битва.
И сражение на воде проходило совсем не по плану турок. Корабли генуэзцев были выше и могли безответно осыпать противника градом стрел и дротиков, а византийский корабль еще и жег врага греческим огнем. К тому же ветер мешал туркам быстро подойти вплотную. Когда он все же переменился, и они бросились на абордаж, оказалось, что борта турецких галер настолько ниже, что забираться приходилось словно на крепостную стену. Генуэзским морякам не составляло особого труда отбиваться, рубя головы и руки врагов огромными топорами.
В конце концов европейцы связали все свои четыре корабля вместе и, создав таким образом плавучую крепость, оборонялись от наседающих турок до появления попутного ветра. С его помощью они добрались до цепи, где их уже ждал союзный византийский флот, который прикрыл их вход в Золотой Рог.
После такого провала турецкий адмирал Балтоглу был лишен всех своих привилегий и званий и бит палками по пяткам, словно какой-нибудь раб.
1547–1584
Иван IV
Иван Грозный. Конец XVI — начало XVII века © National Gallery of Denmark, Copenhagen
Приняв титул царя как законного наследника греческих императоров, Иван Грозный и не думал предъявлять прав на саму Византийскую империю. Из прав константинопольских правителей он усвоил лишь одно — право считаться представителем и защитником вселенского православия. О роли освободителей православных народов от турецкого ига московские цари не думали. Иван IV, извещая константинопольского патриарха о взятии Казани и Астрахани, пишет ему: «Желательно желаем, дабы и вы от Бога получили милость, как чашу исполненную растворения, и избавились во дни сии от томительства богохульных, и мы, о том услышав, возрадуемся и принесем победную песнь Богу во славу и честь Его имени».
Однако уже в XVI веке русских правителей на роль освободителей от турецкого владычества стали толкать сами покоренные православные народы. Константинопольский патриарх, утверждая царское венчание Ивана Васильевича, в то же время в своей грамоте называет его «надеждою и упованием всех родов христианских, которых он избавит от варварской тяготы и горькой работы»; пишет, что он со всем собором молит Бога, да укрепит он царство его и возвысит руку его, «да избавит повсюду все христианские роды от скверных варвар, сыроядцев и страшных язычников-агарян».
Ответный ход султана и захват Золотого Рога
Небольшая морская победа принесла облегчение жителям города, но радоваться им пришлось недолго. Буквально через несколько дней, 22 апреля, турки по суше перетащили в залив Золотой Рог 70 судов. Сделали они это с помощью примитивных тележек на колесиках.
Маневр позволил окончательно блокировать город. После этого осталось только подготовиться к штурму. Османы построили в заливе большие плоты, на которые ставили пушки для постоянного обстрела стен. Также через некоторое время они навели понтонный мост из связанных попарно винных бочек. По этому мосту турки перебросили свои войска, и теперь штурма можно было ждать и с этой стороны. Вынужденные прикрывать еще и этот участок, немногочисленные войска защитников еще больше растянулись.
Как будто новой угрозы было мало, в стане защитников города началась вражда. Венецианцы предложили напасть на турок, прорвавшихся в Золотой Рог, всеми силами, но при этом послав к черту генуэзцев. Генуэзцы прознали об этом и затаили обиду.
Бессмысленный и глупый конфликт продолжался шесть дней. К тому моменту, когда все успокоились и выдвинулись давать отпор, слухи об атаке уже давно дошли до турок и нападавших встретили подкрепления и огонь артиллерии с берега. Атака захлебнулась, а пленных турки казнили на виду у всего города, на что византийцы вытащили на стены всех пленных турецких солдат и тоже обезглавили.
Поход последней надежды и минная война
Третьего мая отчаявшиеся византийцы отправляют небольшой кораблик под турецкими флагами прямо сквозь вражеский флот на разведку. Это была отчаянная попытка найти венецианский флот, который республика клялась отправить на помощь осажденным.
Через некоторое время моряки вернулись с плохими вестями — они никого не нашли. При этом между ними произошла ссора, так как часть предлагала уплыть в Венецию, но большинство предпочло сдержать слово и вернуться на верную смерть.
Тем временем турки начали использовать другие осадные тактики. Например, 18 мая они создали огромную башню, обтянули ее верблюжьими и буйволиными шкурами и попытались под ее прикрытием засыпать ров. Но ночью один из греков умудрился заложить под башню бочонок с порохом и она разлетелась в щепки.
Параллельно с этим турки рыли подкопы под стены, одновременно отвлекая греков атаками на цепь в заливе Золотой Рог и постоянной игрой на огромном количестве музыкальных инструментов. Это не особо помогало и византийцы все же обнаруживали подкопы. Некоторые из них они затопили, некоторые взорвали, погубив множество турецких и сербских саперов.
Последний бой Императора
Тем не менее, все шло к своей неминуемой кровавой развязке. Силы защитников были на исходе, моральный дух постепенно падал, а после плохих знамений состояние осажденных и вовсе было близко к панике.
Мехмед II
И вот наступила ночь на 29 мая. По приказу султана на приступ бросились башибузуки и венгерские, немецкие и итальянские наемники. Через два часа, когда они измотали греков, в бой вступили регулярные войска турок, до рассвета штурмуя измученных защитников. Те бросили все силы на стены и отбивали атаки, используя как немногочисленное огнестрельное оружие, так и греческий огонь.
Почти на рассвете «Базилика» одним выстрелом разрушает часть стены и туда устремляются турки, но их снова отбрасывают. И тут султан вводит в бой последний резерв — янычар. Две колонны лучших воинов Османской империи в пешем строю молча идут в атаку. Сам Мехмед II возглавляет их, провожая до рва.
Начинается самая кровавая часть штурма, и в это время тяжело ранят Джованни Лонго, который наравне с императором возглавлял оборону. Генуэзцы выносят командира из боя, и это становится сигналом для отступления всех наемников, ибо они понимают, что бой проигран.
Турки усиливают натиск и тут над важной для обороны башней взвивается стяг султана. Оказалось, что за два часа до этого какой-то шальной отряд башибузуков обнаружил тайную дверцу в башне, через которую генуэзцы делали вылазки. И то ли ее забыли запереть, то ли враги смогли ее выломать, но в итоге они легко заняли башню и подняли на ней турецкий флаг. Император, увидев это, сорвал с себя все регалии и бросился в самую жестокую часть боя, где и погиб. Опознали его много позже, по вышитым на сапогах орлам, отрубили голову и вывесили на всеобщее обозрение.
Как турки взяли Константинополь
Агония Византии
Уже во времена рождения османского султана Мехмеда II, завоевателя Константинополя, вся территория Византии ограничивалась лишь Константинополем и его окрестностями. Страна находилась в агонии, точнее, как правильно выразилась историк Наталья Басовская, она всегда была в агонии. Вся история Византии, за исключением первых веков после образования государства – это непрекращающийся ряд династических междоусобиц, которые усугублялись нападками внешних врагов, пытавшихся захватить «Золотой мост» между Европой и Азией. Но хуже всего стало после 1204 года, когда отправившиеся в очередной раз на Святую землю крестоносцы решили остановиться в Константинополе. После того разгрома город смог подняться и даже объединить вокруг себя некоторые земли, но жители на ошибках своих учиться не стали. В стране вновь разгорелась борьба за власть. К началу XV века большая часть знати втайне придерживалась турецкой ориентации. Среди ромее был на тот момент популярен паламизм, для которого было характерно созерцательное и отстраненное отношение к миру. Сторонники этого учения жили молитвами и были максимально отстранены от происходящего.
Поистине трагической смотрится на этом фоне Флорентийская уния, объявившая первенство римского понтифика над всеми православными патриархами. Ее принятие означало полную зависимость православной церкви от католической, а отказ привел к падению Византийской империи, последнего столба мира ромеев.
Последний из рода Комнинов
Мехмед II-завоеватель стал не только покорителем Константинополя, но и его покровителем. Он сохранил христианские храмы, перестроив их под мечети, наладил связи с представителями духовенства. В какой-то степени можно сказать, что он любил Константинополь, город при нем начал переживать свой новый, на этот раз мусульманский расцвет. Кроме того сам Мехмед II позиционировал себя не столько как захватчик, а как преемник византийских императоров. Даже именовал он себя «Kaiser-i-Rum» – правитель ромеев. Якобы он был последний из рода когда-то свергнутой императорской династии Комнинов. Его предок, по легенде, эмигрировал в Анатолию, где принял ислам и женился на княжне сельджукской. Вероятнее всего это было лишь легендой, оправдывавшей завоевание, но не без оснований – Мехмед II родился на европейской стороне, в Андрианополе. Вообще-то у Мехмеда была весьма сомнительная родословная. Он был четвертым сыном из гарема, от наложницы Хюма Хатун. У него были нулевые шансы на власть. Тем не менее султаном ему стать удалось, оставалась теперь только узаконить свое происхождение. Завоевание Константинополя навсегда закрепило за ним статус великого легитимного правителя.
Памятник последнему императору Византии — Константину Палеологу 9/2/1404-29/05/1453 в Афинах
Дерзость Константина
В ухудшении отношений между византийцами и турками был виноват сам Константин XI – император Константинополя. Пользуясь трудностями, с которыми пришлось столкнуться султану в 1451 году – мятежами правителей непокоренных эмиратов и волнениями в войсках собственных янычар — Константин решил показать свой паритет перед Мехмедом. Он направил к нему послов с жалобой на то, что суммы, обещанные на содержание принца Орхана, заложника при константинопольском дворе до сих пор не уплачены.
Принц Орхан был последним живым претендентом на трон вместо Мехмеда. Послам нужно было осторожно напомнить об этом султану. Когда посольство добралось до султана — вероятно, это было в Бурсе, — принявший его Халиль-паша был смущен и разгневан. Он уже достаточно хорошо изучил своего господина, чтобы представить, какова будет его реакция на подобную дерзость. Однако сам Мехмед ограничился тем, что холодно пообещал им рассмотреть этот вопрос по возвращении в Адрианополь. Его не задели оскорбительные и пустые требования византийцев. Теперь у него был предлог нарушить клятвенное обещание не вторгаться на византийскую территорию.
Убойные пушки Мехмеда
Судьбу Константинополя определила не ярость османских солдат, наплывы которых город отбивал целых два месяца, несмотря на явный перевес в численности. У Мехмеда был другой козырь в рукаве. Еще за три месяца до осады он получил грозное оружие от германского инженера Урбана, которое «пробивало любые стены». Известно, что длина пушки составляла около 27 футов, толщина стенки ствола — 8 дюймов, диаметр жерла — 2,5 фута. Пушка могла стрелять ядрами весом около тринадцати центнеров на расстояние примерно в полторы мили. К стенам Константинополя пушку тянули 30 пар быков, еще 200 человек поддерживали ее в устойчивом положении. 5 апреля, накануне сражения, Мехмед разбил свой шатер прямо перед стенами Константинополя. В соответствии с исламским законом он направил императору послание, в котором обещал сохранить всем его подданным жизнь, если город будет немедленно сдан. В случае отказа, пощады жителям можно было больше не ждать. Мехмед не получил никакого ответа. Рано утром в пятницу, 6 апреля, пушка Урбана выстрелила.
Роковые знамения
23 мая византийцам удалось последний раз испытать вкус победы: они захватили в плен турок, рывших подкопы. Но именно 23 мая и рухнули последние надежды жителей. К вечеру этого дня они увидели, как со стороны Мраморного моря к городу быстро приближается судно, преследуемое турецкими кораблями. Ему удалось уйти от погони; под покровом темноты цепь, перекрывавшую вход в Золотой рог, открыли, пропустив судно внутрь залива. Сначала думали, что это корабль спасительного флота западных союзников. Но то была бригантина, которая двадцать дней назад отправилась на поиски обещанного городу флота венецианцев. Она обошла все острова Эгейского моря, но так и не нашла ни одного венецианского корабля; более того, их никто там даже не видел. Когда моряки сообщили императору свои печальные вести, он поблагодарил их и заплакал. Отныне городу оставалось уповать только на своих божественных покровителей. Силы были слишком не равны – семь тысяч защитников против ста тысячного войска султана. Но даже в вере последние византийцы не смогли найти утешение. Вспомнилось предсказание гибели империи. Первым христианским императором был Константин, сын Елены; таковым же будет и последний. Было и другое: Константинополь никогда не падет, пока на небе светит луна. Но 24 мая, в ночь полнолуния произошло полное лунное затмение. Обратились к последней защитнице – иконе Богоматери. Ее водрузили на носилки и понесли по улицам города. Однако во время этого шествия, икона упала с носилок. Когда же процессия вновь возобновилась, над городом разразилась гроза с градом. А следующей ночью, по свидетельствам источников, Святую Софию озарило какое-то странное сияние неизвестного происхождения. Его заметили в обоих лагерях. На следующий день начался генеральный штурм города.
Предзнаменование
Моральный дух осаждённых пал после возвращения 23 числа корабля, не нашедшего помощи. Все знали о предсказаниях, что последний император, как и первый, будет носить имя Константин и будет сыном Елены. Так же было предсказание, что Константинополь не падет на растущей луне. Но 24 мая было полнолуние и затем луна должна была убывать, на это наложилось лунное затмение. Напуганные жители города решили на следующий день пройти крестным ходом, но икона упала, и её невозможно было поднять, затем хлынул ливень, сменившийся плотным туманом, а ночью вокруг купола Св. Софии заметили сияние. Николо Барбаро писал: случилось. С другой стороны, этот знак показался туркам знаком победы, которые очень обрадовались и устроили большой праздник в своем лагере».
Последние дни Боевой дух османского войска тоже ослабевал со временем. Османы опасались прибытия христианских подкреплений тем более, что Янош Хуньяди утверждал, что свободен от мирного договора, подписанного с султаном. Кроме того, османский флот потерпел несколько неудач. Мехмед снова попытался добиться сдачи города. Примерно 25 мая он отправил в город посланника, Исфендияроглу Кызыл Ахмед-бея. С. Рансимен считал целью переговоров убедить византийцев сдать город в обмен на беспрепятственный выход со всем имуществом из города всем желающим и неприкосновенность оставшимся жителям, а Константину — власть в Морее. По словам Ф. Бабингера, Мехмед предлагал Константину принять ислам для спасения. Однако император соглашался на огромный выкуп за снятие осады и уплату ежегодной дани 70 000 дукатов в будущем, на все условия, шёл на все уступки, кроме одной — сдачи Константинополя. В ответ Мехмед II заломил невиданный размер выкупа и ежегодную дань в размере 100 тысяч золотых византинов, который город никак не смог бы выплатить. При этом, как Ф. Бабингер полагал вслед за Халкокондилом, реальной целью этих переговоров была не сдача города. Мехмеду было нужно, чтобы его человек проник в город и сообщил ему об обстановке внутри стен.
26 мая Мехмед собрал своих советников, чтобы выслушать их мнение. Халил-паша с самого начала был против конфликта с христианами и осады города, которая, по его мнению, принесла только убытки империи, а теперь армия рискует столкнуться с прибытием западных подкреплений. Мысль, что Халил-паша получал от византийцев подарки, громко не озвучивалась, но с этого времени визирь попал в немилость султана. Заганос-паша, как и многие другие более молодые военачальники, высказался за продолжение осады. По сообщению Георгия Сфрандзи, Заганос-паша, доказывал, что Константинополю неоткуда ждать реальной помощи, ибо в среде «итальянских и других западных владетелей… нет единомыслия. А если все-таки некоторые из них с трудом и многочисленными оговорками пришли бы к единомыслию, то в скором времени их союз потерял бы силу: ведь даже те из них, кто связан союзом, занят тем, как бы похитить принадлежащее другому, — друг друга подстерегают и остерегаются». Эти слова свидетельствуют о том, что султан и высшие сановники хорошо ориентировались во внешнеполитической обстановке. Мехмед поддержал тех своих помощников, которые настаивали на продолжении осады. Подготовка к крупной атаке была ускорена, был доставлен материал для закапывания траншеи, пушки были размещены на новых платформах, а интенсивность бомбардировки стен в районе Мезотехиона 26 и 27 мая увеличилась. В тот же день посланники Мехмеда объявили войскам о последнем штурме города и мотивировали их обещанием грабить завоеванный город в течение трех дней. Весь день 27 мая войска закапывали ров, а в полночь работы были приостановлены, поскольку султан объявил понедельник 28 мая днем отдыха и подготовки к финальному штурму.
Захват бухты Золотой рог. Пророчество исполнилось
На город посыпались пушечные ядра. Турецкий флот блокировал Константинополь с моря. Но оставалась еще внутренняя гавань Золотой Рог, вход в которую был перегорожен, и где находился византийский флот. Турки не могли туда войти, и византийским судам даже удалось выиграть сражение с громадным турецким флотом. Тогда Мехмед приказал волоком перетащить суда по суше и спустить их на воду в Золотой Рог. Когда их перетаскивали, султан повелел поднять на них все паруса, гребцам махать веслами, а музыкантам играть устрашающие мелодии. Так сбылось еще одно древнее пророчество, что город падет, если морские суда пойдут по суше.
Неизвестный венецианский художник кон. XV — нач. XVI в. Видны османские, а также генуэзские, венецианские, критские и византийские суда. Над Золотыми воротами и Керкопортой развеваются османские флаги, над городом — клубы дыма.
Последние приготовления Османов
Мехмед совершил общую инспекционную поездку. Он приказал всему своему флоту в Золотом Роге и в Мраморном море подготовиться к штурму, моряки должны попытаться взобраться на морские стены Константинополя, чтобы вынудить осажденных рассредоточить силы и держать кого-то в каждой точке стены. Заганос должен был оказать помощь морякам, в то время как остальные османские войска сосредоточились в районе стен Влахерна. Справа от него до ворот Харисиуса бейлербей Караджа-паша отвечал за наступление, а Исхак-паша и Махмуд-паша возглавляли войска Анатолии для штурма между воротами святого Романа и Мраморным морем. Султан взял под контроль сектор долины Ликос, самое слабое место византийской обороны[131]. Султан также встретился с представителями Перы и потребовал не оказывать никакой помощи осажденному городу под угрозой наказание. В речи перед своими командирами и визирями он указал, что город не непобедим, и что защитники истощены, немногочисленны и непоследовательны[131]. «Весь оставшийся день от рассвета до ночи турки ничего не делали, кроме как подносили к стенам очень длинные лестницы, чтобы использовать их на следующий день, который должен был стать кульминацией нападения. Таких лестниц было около двух тысяч, и после этого они воздвигли множество препятствий, чтобы защитить людей, которые должны были поднять лестницы к стенам».
Приготовления в Константинополе В городе о решении османов начать решительный штурм узнали сразу же, так как находившиеся в турецком войске христиане сообщили об этом осаждённым через записки, привязанные к стрелам и перекинутые через городские стены. Жителям и властям Константинополя было ясно, что последний час осады близок. Но и в эти последние часы между оборонявшимися не было единства. Обострился конфликт генуэзцев и венецианцев. Венецианцы снова обвиняли генуэзцев в нейтралитете Перы и предательстве. Леонард описал, как, готовясь к последнему штурму, Джустиниани и Лука Нотарас поспорили из-за того, где разместить артиллерию. Джустиниани предполагал, что главный удар примут на себя стены и башни в долине Ликоса, а Нотарас собирался укрепить им защиту стен вдоль Золотого Рога. Конфликт пришлось разрешить императору, который принял сторону Джустиниани[132][133][134]. Другим конфликтом был конфликт итальянцев, участвовавших в защите города в основном добровольно, и местных жителей, греков[134]. Итальянцы обвиняли греков в жадности:
«В этот день мы, христиане, сделали семь повозок с мантелетами, чтобы установить их на сухопутные стены. Когда эти мантелеты были изготовлены, их принесли на площадь, и байло приказал грекам немедленно отнести их к стенам. Но греки отказались сделать это, если им не заплатят, и в тот вечер возник спор, потому что мы, венецианцы, были готовы платить наличными тем, кто их нес, а греки не хотели платить. Когда, наконец, каминные доски отнесли к стенам, было темно, и их нельзя было поставить на стены для атаки, и мы не использовали их из-за жадности греков»[78]. 28 мая был произведен последний ремонт стен. В понедельник 28 мая в городе носили иконы вдоль улиц, прошел крестный ход с пением «Помилуй нас» в котором участвовали все, кто в данный момент не стоял на посту или не занимался ремонтом укреплений, независимо от вероисповедания. Реликвии вынесли к самым слабым местам стен, а Константин произнес заключительную речь перед всеми защитниками[135]. Позже он уехал в замок во Влахерны, где попрощался с членами своей семьи. Затем император молился в храме Св. Софии, а полуночи уехал в сопровождении Сфрандзи на последнюю инспекцию стен, после чего они вернулись во Влахерны и наблюдали за приготовлениями османов с башни на самой выступающей части стены у Калигарийских ворот. Около часу ночи император отпустил своего секретаря[136].
Вечером защитники вернулись на свои позиции. Джустиниани и его люди стояли в самом слабом месте стены Мезотихиона. Двери внутренней стены были закрыты, чтобы не было возможности отступить.
Штурм стен Константинополя Филипп де Мазероль[fr] , 1450—1475 гг.
Осада: последний штурм К моменту последнего штурма стены Константинополя были серьёзно ослаблены, и османская артиллерия пробила три бреши. Первую между Адрианопольскими воротами и дворцом Порфирогенитов, вторую — возле ворот Св. Романа в долине Ликос, а третью — возле Третьих военных ворот. Но брешь в долине Ликос была самой крупной.
Лауро Квирини[it] написал 15 июля Папе Николаю V письмо с Крита и описал последний штурм как три волны. Барбаро так же писал про три этапа: «Султан разделил свое войско на три группы по пятьдесят тысяч человек в каждой: одна группа состояла из христиан, которые содержались в его лагере против его воли, вторая группа состояла из людей из неблагополучных семей, крестьян и т. п., а третья группа состояла из янычар».
Первая волна: начало
В ночь с 28 на 29 мая около половины второго ночи османские войска по всей линии пошли на штурм через бреши. Последнее христианское богослужение в храме Св. Софии ещё продолжалось, когда началось последнее нападение на город. В османском войске барабаны, трубы и флейты подняли сильный, оглушающий шум. В Константинополе поднялась тревога и все, способные носить оружие, заняли свои места на стенах и у брешей. Османы заполнили ров перед стенами, и осажденные не могли их остановить. Несколько тысяч нерегулярных солдат с криками, звуком барабанов и труб атаковали стены Константинополя с целью измотать защитников. В их рядах были османы, славяне, венгры, немцы и итальянцы с приставными лестницами. За спиной этих ненадежных солдат Мехмед разместил загрядительный ряд янычаров. Потери османов были очень тяжёлые. Усилия османов были сосредоточены в районе долины Ликос. Атака их была угрожающей лишь на этом месте, в остальных местах их легко отбивали. В районе Ликоса обороной руководил Джустиниани Лонго, здесь также были сосредоточены все аркебузы и пушки, бывшие в городе.
Атакующие османские войска несли огромные потери и многие воины были готовы повернуть назад, чтобы спастись от губительного обстрела со стен.
Историк Дука писал, что сам султан, лично «стоя позади войска с железной палкой, гнал своих воинов к стенам, где льстя милостивными словами, где — угрожая».
По словам Халкокондила, наказанием оробевшему воину была немедленная смерть.
Согласно псевдо-Сфрандзи «чауши и дворцовые равдухи (военные полицейские чины в турецкой армии) стали бить их железными палками и плетьми, чтобы те не показывали спины врагу. Кто опишет крики, вопли и горестные стоны избитых!».
Нестор Искандер так же утверждал, что османские командиры битьём принуждали воинов атаковать.
После двухчасового боя османские командиры дали команду отступить. Греки стали восстанавливать временные заграждения в брешах.
Вторая волна Мехмед приказал отступить, и направил в атаку анатолийские войска Исхака-паши на брешь у Третьих военных ворот (Тритон). Бой в узком пространстве давал преимущество защитникам, большое количество нападающих мешало им самим. Пушка Орбана уничтожила частокол, что позволило трем сотням нападающих проникнуть внутрь стен, но отряду Константина удалось выдавить их наружу. На других участках обороны защитникам также удавалось отражать атаки.
От южной стены отряд солдат отправился на подмогу к защитникам долины Ликоса, монахи и отряд Орхана отразили несколько атак со стороны Мраморного моря. У стены Золотого Рога османы были не в состоянии реально угрожать византийской обороне. Атаки отряда Заганоса на дворец Влахерн оказались отбиты венецианцами, а атаки Караджи-паши были отбиты братьями Боккиарди.
Третья волна: Ранение Джустиниани. Керкопорта
Керкопорта После отвода анатолийских войск Исхака-паши на стены обрушился шквал снарядов, за которым последовала третья атака. Её вели 3000 янычаров, которых сам султан Мехмед довёл до крепостного рва и направил в атаку. Янычары наступали двумя колоннами. Одна штурмовала Влахернскую стену, вторая шла на пролом в районе Ликоса. Несмотря на усталость, защитники сумели отразить и эту атаку. По словам Барбаро, осажденным померещилось, что победа возможна, когда на одной из башен появился османский флаг.
Как османы проникли в город, точно не известно. Никкола делла Туччия писал о флорентийце Нери, прожившем 36 лет в Константинополе и пользовавшегося доверием императора. Согласно Никколо Нери были доверены ключи от ворот, и именно Нери открыл ворота для османов во время последнего штурма. Генуэзцы, заметив османский флаг, бросились к нему. В этот момент произошло событие, которое принято считать поворотным моментом последнего штурма и ключевым моментом осады — у ворот Св. Романа Джустиниани был ранен в грудь пулей или арбалетной стрелой (в руку или бедро). Саад эд-Дин описывал это так: Вождь откровенных негодяев, сражавшихся с нашими героями, взошел на валы, чтобы дать отпор поборникам религии, Отважный проворный юноша взобрался на стену замка, как паук, и, обнажив свою кривую саблю, одним ударом заставил его подобную сове душу вылететь из нечистого гнезда своего тела.
Джованни Джустиниани ЛОНГО (1418 г. — 1453 г.)
Первое ранение Джустиниани: «Зустуней со всей дружиной и все фряги начали восстанавливать башню; и прилетело из пушки ядро каменное на излете, и ударило Зустунея в грудь; он упал на землю, и едва его отлив, отнесли в дом». Раненый Джустиниани послал одного из своих солдат к Константину Драгашу, чтобы попросить у него ключ от небольших ворот, и попасть его внутрь города. Император отклонил эту просьбу, потому что перед атакой было решено, что после того, как солдаты выйдут в Периболос, ворота позади них будут заперты. Тем не менее солдаты Джустиниани доставили командира в город, не слушая Константина. Венецианцы обвиняли Джустиниани в трусости и называли его виновником поражения. Барбаро даже не упоминал о ранении Джустиниани и просто заявлял, что Джустиниани дезертировал:
«Увидев это, Цуан Зустиньян, генуэзец из Генуи, решил оставить свой пост и сбежал на свой корабль, который стоял у пирса. <�…> и когда он бежал, он прошел через город с криком: „Турки проникли в город!“ Но он врал, потому что турок ещё не было внутри. Когда люди услышали слова своего капитана о том, что турки вошли в город, они все обратились в бегство, и все сразу бросили свои посты и бросились к гавани в надежде спастись на кораблях и галерах» С тех пор поступок Джустиниани вызывает дискуссии. Утверждается, что если бы он остался с отрядом на посту, Константинополь, возможно, был бы спасен.
Нестор Искандер утверждал, что Джустиниани был ранен дважды. Накануне последнего штурма или в самом его начале «прилетело каменное ядро из пушки и, падая, ударило Зустунею в грудь и разбило ему грудь. И упал на землю, едва его отлили водой и перенесли в дом его». После ранения в грудь его «лечили всю ночь», но он так и не смог поправиться. Во второй раз «метнули копьем и попали в Зустунею, и ранили его в правое плечо, и упал тот на землю, словно мертвый». Кроме Нестора Искандера двойное ранение Джустиниани упоминал Николаос Секундинос, попавший в Константинополь уже после осады (с венецианским посланником Бартоломео Марчелло) для переговоров о выкупе попавших в плен венецивнцев. Секундинос писал: «Джованни [Джустиниани] … начал терять надежду на спасение города и получил два ранения». Сведения Николаос получил от уцелевших после осады в Константинополе. Второе ранение вызвало сильную боль. Это ценная информация, объясняющая уход Джустиниани со стен.
Ранение Джустиниани источники описывали по-разному: стрелой в правую ногу; в грудь выстрелом из арбалета; свинцовая пуля пробила ему руку и повредила нагрудник; он ранен в плечо из кулеврины; ему нанес удар кто-то из своих. По словам Р. Кроули, придерживающегося мнения о двух ранениях, наиболее правдоподобным кажется, что при втором ранении его доспехи были пробиты свинцовой пулей, но за небольшим отверстием скрывались тяжелые повреждения.
Предполагаемое местонахождение Керкопорты: стык 96-й башни (слева) и Дворца Константина Багрянородного
Венецианцы и греки во главе с императором Константином остались одни. Константин попытался остановить прорыв османов сам, без генуэзцев, он отправил свои последние резервы к воротам, но было уже поздно. Император галопом вернулся в долину Ликос к воротам, через которые Джустиниани вошел в город, и попытался организовать оборону, но защитники уже отступали. Далее в некоторых изложениях появляется упоминание некоего янычара Хасана, который во главе отряда числом в 30 человек смог ворваться в проход. Половина из них и сам Хасан были убиты, но остальные закрепились. Янычар Хасан не упоминается в описаниях современников. Его имя встречается впервые в «Хронике Магис» (Псефдо-Сфрандзи), являющейся фальсификацией XVI века авторства М. Мелиссургос-Мелиссеноса:
«Некий янычар, по имени Хасан (а происходил этот гигант из Лупадия), левой рукой держа над головой щит, а в правой зажав меч, полез на стену — туда, где видел смятенье наших. За ним последовало примерно тридцать других, соревновавшихся с ним в мужестве. Наши же, что оставались на стене, поражали их копьями, били стрелами и скатывали на них огромные камни, так что восемнадцать из них было отогнано от стены. Но Хасан решил не останавливать натиск до тех пор, пока не взберется на стены и не обратит наших в бегство. <�…> было немало перебито турок. Упал со стены во время этой схватки и Хасан, сраженный каким-то камнем. Наши же, обернувшись к нему и увидев его лежащим, со всех сторон стали бросать в него камнями. Поднявшись на колено, он оборонялся, но от множества ран опустил правую руку и был засыпан стрелами».
Последний штурм Константинополя
Последних защитников постепенно вытесняли к внутреннему валу, где они в большом количестве гибли во рву от османских снарядов. По словам Барбаро, «на восходе солнца турки вошли в город около Сан-Романо, где раньше были стены сравняв с землей их пушкой».
Немного иначе описывал события Дука. По его словам уход Джустиниани не был критичным, уже после ухода Джустиниани защитники во главе с Константином отбили атаку османов у ворот Св. Романа. Но на стыке стен Феодосия и Влахернских, в секторе, защищаемом братьями Боккиарди, для ночных вылазок против османов защитники использовали небольшие ворота под названием Керкопорта (Цирковые ворота). Предположительно, кто-то забыл запереть их, это было быстро обнаружено отрядом янычаров примерно из 50 человек, которые проникли в город и с тыла напали на осаждённых. Дука является единственным летописцем, сообщившим об этом. С. Рансимен придерживался версии Дуки и писал, что потерна Керкопорта была закрыта, её открыли для вылазки и оставили открытой по ошибке, чем и воспользовались осаждающие.
Гибель Константина Резня в Константинополе. Из книги Дж. Сагредо и П. Рико. 1694 год Так или иначе, османы прорвались через стены великого города — через Керкопорту, другие ворота, или через пролом в стене. Это немедленно привело к развалу обороны Константинополя, поскольку ввиду малочисленности защитники не имели резервов, чтобы ликвидировать этот прорыв. На помощь к прорвавшимся подходили всё новые и новые толпы атакующих янычар, ромеи не имели сил справиться с напором врага. По традиционной версии (излагаемой С. Рансименом и Ф. Бабингером) император, услышав о прорыве врага через гавань и поняв, что город спасти не удастся, сбросил все знаки императорского достоинства, кроме сапог, и бросился в бой. Эта версия основывается на описании Критовула, согласно ей последними словами императора были: «Город пал, мне незачем больше жить». В гуще схватки Константин был сражён двумя ударами — в спину и лицо.
Резня в Константинополе. Из книги Дж. Сагредо и П. Рико. 1694 год
Согласно Бабингеру, после захвата города по приказу Мехмеда место битвы обыскали и обнаружили тело в пурпурной обуви, в котором признали Константина. Отрубленную голову императора поместили на колонне Августа, а затем пересылали «в драгоценной шкатулке от одного мусульманского правителя к другому». Место захоронения тела неизвестно. По словам Бабингера, в конце XVI века греки зажигали свечи в память о Константине у одной гробницы на площади Вефа, однако османы стёрли все следы гробницы, «и только одинокий ствол старой ивы в углу двора указывал на заброшенное место последнего упокоения императора — обветренный камень».
Судьба защитников города
Вступление Мехмеда II в Константинополь. Ж.-Ж. Бенжамен-Констан
Джустиниани на генуэзском корабле прибыл на Хиос и скончался от ран в начале июня. Несмотря на то, что город лишь благодаря ему продержался так долго, многие венецианцы, ромеи и даже некоторые генуэзцы (например, архиепископ Леонард) считали, что он оказался трусом и дезертиром. Братья Боккиарди сражались и после прорыва османов в город, но поняли, что это бесполезно, и начали пытаться пробиться к кораблям. Паоло был схвачен и казнен (или ранен и убит), а Антонио и Троило смогли пробраться на генуэзский корабль и укрылись в Пере. Венецианцы во главе с байло Минотто были практически окружены во Влахерне. Паоло, сын байло погиб, как и многие другие. Минотто со вторым сыном Зордзи вместе с другими представителями знати оставили живыми ради выкупа. Позже султан приказал казнить Минотто с сыном и шестью другими военачальниками.
29 венецианцев были позднее выкуплены. Каталонцы дрались до конца. Часть их вместе с консулом Пере Хулиа была захвачена в плен и позднее казнена. Филиппо Контарини и Димитрий Кантакузин после прорыва османов оказались в ловушке. Во время попытки прорыва большинство из них было убито, а Димитрий Кантакузин, Филип Контарини и некоторые знатные воины попали в плен. Шехзаде Орхан и его окружение до последнего сопротивлялись нападавшим. Орхан попытался скрыться под видом монаха, говоря по-гречески, но был схвачен и узнан. Его отрубленную голову предъявили султану. Якопо Тетальди удалось спастись. Он смог добраться до берега через два часа после прорыва османов в город. Он сорвал с себя одежду, бросился в воду и поплыл к кораблям, на борт одного из которых был поднят. Он успел в последний момент — оглядываясь назад, он заметил, что шедших за ним успели схватить. Некоторые спаслись на другом берегу Золотого рога. Подеста Галаты писал: «С великим риском я провел их в поселение близ палисада; вы никогда не видели ничего более ужасного». Ответственный за оборону в районе Акрополя, кардинал Исидор пришел к выводу, что город пал и что нет нужды умирать напрасно, поэтому он попытался спастись, обменявшись одеждой с нищим. Нищий был схвачен и казнен вместо кардинала, а его голова была выставлена на колу. Сам Исидор тоже попал в плен, но как нищий; торговец из Перы узнал его, не выдал и купил за небольшие деньги, а после отпустил за выкуп.
Моряки с Крита, доблестно оборонявшие башни Василия, Льва и Алексея и отказавшиеся сдаться, смогли уйти беспрепятственно. Восхищённый их храбростью, Мехмед II разрешил им уйти и к началу июня на трех судах они прибыли на Крит. Командующий флотом, венецианец Диедо, с которым был Николо Барбаро, после прорыва османов отплыл в Перу и попросил подеста высказать мнение о том, должны ли генуэзские корабли, которые сражались, продолжать бой в Золотом Роге или бежать. Ломеллино сказал, что отправит к султану посланника спросить, позволит ли он кораблям уйти или начнёт войну с Генуей и Венецией. Диедо решил, что на ожидание нет времени, и попытался вернуться на свой корабль, но ворота в Перы были закрыты. Он решил, что их предали, ему и его свите с трудом удалось вернуться на корабль. Они подплыли к цепи и открепили её топорами, после чего христианские корабли стали уходить из Золотого Рога. В устье залива суда простояли некоторое время, чтобы подобрать беженцев, покидавших город вплавь, затем небольшая эскадра направались к итальянским колониям в Эгейском море. Один из округов Стамбула стал называться Округом Пушкаря Вербана. Предположительно, в нём обосновался Орбан. Племянник подеста Ломеллино, Империале, сражавшийся в последнем сражении как доброволец, попал в плен. Сам Ломеллино писал, что его следы затерялись, однако Содерини 30 августа сообщал, что Империале был обращен в ислам. Позднее он получил должность и служил султану. Габриель Тревизано слишком поздно оценил ситуацию, не смог вовремя спуститься со стен и был захвачен турками.
30 мая султан приказал доставить к нему все сокровища и пленных, выбрав свою часть добычи и определив, какая часть принадлежала тем, кто был лишен возможности участвовать в грабеже, он подошел к пленным. Он выбрал самых красивых девушек и мальчиков для своего гарема, но большинство дворянок освободил и дал им средства, чтобы они могли выкупить своих родственников, в то время как молодым людям предложил принять ислам и служить в его армии, что некоторые приняли, но большинство отказались. Среди пленников были узнаны Лука Нотарас и девять других министров Константина Драгаша, но не Сфрандзи. Султан выкупил и освободил их, но все они очень скоро были так или иначе казнены по разным обвинениям, потому что Мехмед хотел обезглавить греческую общину. Самому Сфрандзи позже удалось выкупить себя и свою жену, но не детей, после чего он покинул Константинополь и отправился в Западную Европу, где завершил свою Хронику.
Три дня грабежей
Преемник Рима, Константинополь пал 29 мая 1453 года. Тогда Мехмед II отдал свое страшное указание, которое обычно забывают в рассказах об истории Стамбула. Он разрешил своему многочисленному войску три дня безнаказанно грабить город. Дикие толпы хлынули в разбитый Константинополь в поисках добычи и наслаждений. Поначалу они не могли поверить, что сопротивление уже прекратилось, и убивали всех, кто попадался им на улицах, не разбирая мужчин, женщин и детей. Реки крови стекали с крутых холмов Петры и окрашивали воды Золотого Рога. Воины хватали все что блестит, обдирая ризы с икон и драгоценные переплеты с книг и уничтожая сами иконы и книги, а также выламывая из стен куски мозаик и мрамора. Так разграбили церковь Спаса в Хоре, в результате чего погибла уже упомянутая, самая почитаемая икона Византии – Божия Матерь Одигитрия, которая, по преданию, была написана самим апостолом Лукой.
Часть жителей застигли во время молебна в соборе Святой Софии. Самые старые и немощные прихожане были убиты на месте, остальные захвачены в плен. Греческий историк Дука, современник событий так рассказывает о происходящем в своем сочинении: «Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, кто расскажет? Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами. Если кто оказывал сопротивление, того убивали без пощады; каждый, отведя своего пленника в безопасное место, возвращался за добычей во второй и третий раз». Когда 21 июля султан и его двор покидали Константинополь, город был наполовину разрушен и черен от пожаров. Церкви разграблены, дома опустошены. Проезжая по улицам, Султан прослезился: «Какой город мы отдали грабежам и разрушению».
Падение Константинополя
Ворвавшиеся через стены турки открыли ворота, и завоеватели хлынули в древний город, неся огонь, разрушение и смерть. Два дня город подвергался разграблениям, а на третий султан Мехмед II, отныне именуемый «Завоевателем», железной рукой прекратил грабежи, ознаменовав этим новый этап жизни Константинополя.
Отныне этот тысячелетний город будут звать Стамбул, столица Османской империи. Перевернулась еще одна страница истории, и летописцы тех лет с горечью (или наоборот, радостью) записали: 29 мая 1453 года пал Константинополь, Византия навсегда исчезла с лица Земли.
