Царь Петр I повлиял на историю Русской Православной Церкви. Именно с Петровской реформы, начинается, так называемый, Синодальный период, в развитии церкви, который длился более двух веков.
Часть историков, например, протоиерей Владислав Цыпин, считают началом синодального периода 1700 год, когда после смерти патриарха Адриана, Пётр нарушил ранее установленный порядок и не стал созывать Поместный Собор, для выбора нового патриарха, а назначил блюстителя патриаршего престола – митрополита Стефана Яворского.
Вторая часть исследователей, выделяет в виде начала Синодального периода 1721 год — упразднение патриаршества и создания Духовной коллегии, которая позже была названа Святейшим Правительствующим Синодом.
В окончании периода нет споров и разночтений — 1917 год, провозглашение власти Советов и гонение веры и церкви.
Здания Сената и Синода в Санкт-Петербурге. Здесь принимали решения члены Святейшего Синода, вместо привычных Поместных соборов
Синодальный период — это какой?
Так историки называют эпоху с февраля 1721 года по ноябрь 1917 года — без малого 200 лет. Все это время высшим органом власти Русской Православной Церкви был Святейший Синод, учрежденный Петром I. Это было собрание самых влиятельных иерархов Русской Церкви, возглавлявших крупнейшие российские кафедры — Петербургскую, Московскую, Казанскую, Киевскую. Поначалу в состав Синода входили не только архиереи, но и настоятели крупных монастырей, и представители белого духовенства (то есть женатые священники), и даже светские чиновники.
Петр I учреждает Святейший синод. Картина Ивана Тупылева. 1801 год
При Петре Синод мыслился как церковное правительство. Он занимался делами духовного порядка, назывался Правительствующим и «крайним судией» имел самого императора (как и Сенат, тоже созданный Петром и отвечавший за дела гражданские). Позже он превратился в некое подобие министерстваМинистерства как таковые были созданы только в начале XIX века при Александре I по делам Церкви. В официальных бумагах XIX века Синод именовался «ведомством православного исповедания», по аналогии с ведомствами военным, финансовым, внутренних дел и т. п.
Но, какой бы статус Синод ни имел в разные годы, суть оставалась неизменной: все это время церковная власть оставалась прочно встроенной в систему государственного управления. Это соответствовало мировоззрению Петра: он был человек искренний и религиозный, но считал, что Церковь призвана прежде всего служить государству и обществу.
Окаянные дни
К моменту начала свержения самодержавия первоприсутствующим в Святейшем Синоде был Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий, заявивший себя противником «распутинского влияния». Обер-прокурором Синода с августа 1916 года был назначен лояльно относившийся к Распутину Николай Раев. Его товарищем (заместителем) в октябре 1916 года стал князь Николай Жевахов, оставивший любопытные воспоминания о Русской церкви при последних годах старого режима. Впрочем, учитывая несколько экстравагантные взгляды Жевахова, вряд ли все его свидетельства заслуживают полного доверия.
23 февраля 1917 года в Петрограде начались первые демонстрации, вскоре переросшие в мощные забастовки. Синод оставался одним из законно действующих правительственных органов, работавших в столице (сам царь пребывал в Ставке Верховного главнокомандования в Могилёве). Что же делал Синод? Ведь, по духу своего призвания, он должен был увещевать подданных не бунтовать против законной власти.
Именно с таким предложением 26 февраля Жевахов обратился к митрополиту Владимиру: издать Пастырское слово с осуждением беспорядков и с призывом вернуться к исполнению своего долга перед Отечеством и царём. Непокорным следовало грозить отлучением от церковных таинств. Совершенно нормальная практика в такой ситуации. На следующий день это предложение поддержал обер-прокурор Раев.
Но суть синодальной системы состояла в том, что обер-прокурор только надзирал за правомерностью хода дел в Синоде, но сам, как штатский чиновник, не имел в нём права голоса и инициативы. Митрополит Владимир решительно отказался, чтобы церковь каким-либо образом возвышала голос в политике, тем более – на стороне нелюбимого многими царя. «Когда мы не нужны, тогда нас не замечают, – если верить Жевахову, проворчал первоприсутствующий митрополит в ответ на это предложение, – а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью». Он отказался созвать Синод для обсуждения вопроса о воззвании.
Сложилась парадоксальная ситуация, когда даже епископ Римско-Католической церкви в Петербурге отлучил от таинств участников беспорядков, а Синод Русской Православной церкви, призванный беречь власть православного государя, не собирался грозить бунтовщикам подобными мерами увещевания!
Дальше события развивались стремительно, но Синод не бездействовал, а чутко следил, чья возьмёт. Ещё 2 марта, когда Николай II не отрёкся от престола, Синод заявил о своём подчинении Временному исполкому Государственной Думы. На следующий день исполком Думы, объявивший себя Временным правительством, назначил нового обер-прокурора (Владимира Львова, впоследствии активиста «Союза воинствующих безбожников»). Первым делом нового обер-прокурора был торжественный вынос из Синода стоявшего там два столетия царского трона. 6 марта, несмотря на отсутствие акта об отстранении от власти всего Дома Романовых (это могло решить только Учредительное собрание), Синод постановил прекратить возносить молитвы за Дом Романовых, а вместо него молиться за «благоверное Временное правительство».
А как же Патриарх? Разве не он глава Церкви?
Патриарха в этот период у Русской Церкви просто не было. Его-то и заменил Синод. Но прежде чем говорить об этом, давайте разберемся, кто и какой властью обладает в Церкви.
Главой Церкви всегда был и остается Сам Господь Иисус Христос, Который создал ее около 2000 лет назад из общины Своих ближайших учеников — двенадцати апостолов. Вся полнота власти в Церкви принадлежит Христу. Для христиан несомненно, что Тот, Кто сказал апостолам: Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф 28:20), и сегодня реально соприсутствует с нами, управляя всеми сторонами жизни Своей Церкви, которую апостол Павел назвал телом Христовым, составленным из многих членов — отдельных верующих (ср.: 1 Кор 12: 12–14).
Но Христу угодно, чтобы в повседневной жизни Церкви эта власть осуществлялась через людей. Ведь Церковь — это не чисто духовная общность людей, соединенных со Христом одной только верой. Это еще и определенным образом устроенное земное сообщество, в котором духовное единство христиан реализуется практически (через молитву, таинства, дела милосердия и т. д.).
Эта церковная власть, делегированная Христом людям, с самого начала была соборной. И догматы веры, и конкретные правила церковной жизни всегда утверждались не каким-то иерархом, хотя бы и самым авторитетным, а собором епископов. Так исполнялась заповедь Христа о единстве верующих: Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин 17:21). Именно в соборном единстве епископов — представителей отдельных церковных общин, вместе образующих полноту Церкви, — являл Себя Дух Святой.
На соборах вершился и церковный суд — например, над еретиками.
А вот вопросами повседневного управления церковными общинами всегда занимались епископы — наследники апостолов. Ведь решения требуется принимать ежедневно, а Собор каждый раз проводить не станешь. При этом еще с апостольских времен существовало правило: «епископам всякого народа подобает знать первого в них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения». Таким епископом — первым среди равных — и стал Патриарх. В древних поместных Церквях титул Патриарха появился с конца IV — V веках. В Русской Церкви Патриарха впервые избрал Архиерейский Собор в 1589 году.
Суд над еретиками
Патриархи решали вопросы, связанные с управлением Поместными Церквями в целом, выражали взгляды христиан перед внешним миром, выстраивали сотрудничество Церкви со светской властью. Важной частью служения Патриарха было следить за регулярным созывом Соборов, которые должны были утверждать все ключевые решения, затрагивающие жизнь Поместной Церкви. Так это устроено и по сей день. В Русской Православной Церкви все важнейшие решения, принятые Священным Синодом под председательством Патриарха, утверждаются потом Архиерейским Собором.
Патриарх никогда не являлся главой Поместной Церкви в прямом смысле слова. Он был ее лицом и пользовался «первенством чести» среди ее епископов. В России Патриарх, кроме этого, еще и правящий епископ столичной епархии — города Москвы.
Ночной кремлевский разговор
Поздним вечером того же дня митрополиты прибыли в Кремль, где были приняты Сталиным в его рабочем кабинете. На встрече присутствовали В.М. Молотов и Карпов. В начале беседы Сталин дал положительную оценку проводимой Церковью патриотической деятельности, после чего предложил иерархам высказаться о насущных проблемах. Митрополиты поставили вопросы, которые следовало разрешить в самые короткие сроки: проведение Архиерейского собора для избрания патриарха; открытие новых церквей и духовных учебных заведений; издание ежемесячного журнала; организация свечных заводов и других производств; предоставление духовенству права быть избранными в исполнительные органы (церковные советы) религиозных обществ; облегчение налогообложения священнослужителей; предоставление приходским обществам права отчислять средства религиозным центрам. Ничто не вызвало возражений со стороны Сталина.
Встретила поддержку и просьба митрополита Сергия о выделении помещения для патриарха и Патриархии. Правда, он говорил об игуменском корпусе Новодевичьего монастыря, а Сталин, указывая на его неблагоустроенность, предложил особняк в Чистом переулке, 5, в котором до войны располагался германский посол Шуленбург. Упреждая вопросы, Сталин подчеркнул, что здание (со всем имуществом в нем) советское и не являлось когда-либо собственностью посольства.
В ходе беседы всплыли и «неудобные» вопросы: о судьбе иерархов, осужденных в разные годы и находившихся в ссылке, лагерях, тюрьмах; о снятии ограничений в прописке и выборе мест проживания для священнослужителей, отбывших наказание. И здесь Сталин не возражал, обещал разобраться в каждом отдельном случае и поручил Карпову лично заняться этим вопросом.
Встреча затянулась почти до двух часов ночи 5 сентября. Молотов предложил сделать общий снимок участников встречи, на что Сталин промолвил, что уже поздно и лучше в следующий раз. Столь необычная встреча осталась без документального снимка. Митрополитов отвезли на правительственной автомашине в дом, что находился в Бауманском переулке, близ Богоявленского (Елоховского) собора, где жил митрополит Сергий.
Спустя несколько часов в Богоявленском соборе прошло торжественное богослужение, после которого Сергий сообщил верующим о ночной встрече и о намеченном на 8 сентября Архиерейском соборе. В тот же день в «Правде» была помещена заметка о приеме Сталиным иерархов (см. док. N 1). Со своей стороны митрополиты сочли необходимым направить Сталину письмо-благодарность за встречу (см. док. N 2).
Почему же Патриарха не было в Синодальный период?
Должность Патриарха упразднил «Духовный регламент» — особый законодательный акт, составленный в 1720 году по указанию Петра I его ближайшим сподвижником в церковных делах архиепископом Феофаном (Прокоповичем). Патриаршую систему управления «Духовный регламент» объявил неэффективной, забюрократизированной, потенциально соперничающей с царской властью и даже тяготеющей к папизму. А Синод — орган коллегиальный, он придет к истине скорее, чем отдельный иерарх-самодержец, писал Феофан (Прокопович).
Многие из этих аргументов были явной натяжкой. Православный Патриарх, в отличие от Римского Папы, никогда не воспринимался как носитель абсолютной власти в Церкви, и все его решения утверждались Соборами. Какие же мотивы двигали Петром в действительности?
Безусловно, немалую роль сыграл его интерес к укладу жизни в странах Западной Европы, где уже два века господствовали протестантизм и этика общественного блага. Но прежде всего Петр руководствовался соображениями имперской логики: в империи абсолютно все служит интересам государства, и никакого другого центра общественной жизни просто не может быть.
Петру хотелось поставить точку в споре, начатом еще его отцом, царем Алексеем Михайловичем, и Патриархом Никоном: что выше — царство или священство? Этот спор стал причиной затяжного конфликта между государем и Патриархом. Причем для Никона дело закончилось низложением и ссылкой, а для всей Церкви — тяжелейшим (и до сих пор не преодоленным) расколом на почве «никонианских» богослужебных реформ.
Из этого раскола Русская Церковь вышла в сильно ослабленном состоянии. Российские иерархи, наученные горьким опытом Патриарха Никона и протопопа Аввакума, старались не проявлять лишней инициативы. Ситуация усугублялась, как правило, невысоким уровнем образования российского духовенства: оно все меньше соответствовало ожиданиям Петра, увлекшегося в европейских поездках идеями прогресса и просвещения.
Патриарх Адриан
Личный опыт взаимоотношений с церковной властью у Петра был тоже не самый удачный. Царь плохо ладил с Патриархом Адрианом, возглавлявшим Русскую Церковь в последнее десятилетие XVII века. Особенно Петра рассердило, когда тот стал ходатайствовать перед ним о помиловании стрельцов, учинивших в Москве бунт, пока Петр путешествовал по Европе. Когда Адриан скончался, Петр не стал созывать Собор для избрания преемника. Целых двадцать лет Русской Церковью управлял не Патриарх, а Местоблюститель Патриаршего престола — митрополит Рязанский и Муромский Стефан (Яворский), и с ним у царя отношения были тоже напряженные. Все это укрепляло Петра в мысли вовсе упразднить Патриаршество. Что и было сделано в феврале 1721 года, с учреждением Синода. К нему перешел даже титул «Святейший», прежде бывший у Патриарха. Патриаршество осталось в прошлом.
И что это изменило для Церкви по сути?
Отсутствие Патриарха, конечно, не поставило под вопрос само существование Церкви в России. Соборная форма управления Церковью сохранилась, а восточные Патриархи с готовностью согласились считать российский Синод своим «собратом во Христе».
Другое дело, что исчезла фигура, уполномоченная вести от лица Церкви диалог с государственной властью, выражать взгляды Церкви, вдохновлять христиан на жизнь по Евангелию. Русская Церковь в буквальном смысле потеряла лицо.
Все это и привело к тому, что Русская Церковь оказалась встроена в государственный аппарат управления.
На бумаге все выглядело гладко: Церковью, как и прежде, управлял собор архиереев, ведь Святейший Синод действительно был коллегиальным органом. Но реальные Поместные Соборы созывать перестали. А решения Синода, как и вся церковная жизнь в России, стали все в большей степени определяться волей светских чиновников и в конце концов — императора или императрицы. Состав Синода утверждал лично император, все синодальные постановления вплоть до 1917 года выходили со штемпелем «По указу Его Императорского Величества». Это можно бы объяснять преемственностью по отношению к Византии (в ее церковной иерархии император как помазанник Божий действительно занимал особое место, воспринимался как «епископ внешних дел», ходатай перед Богом за всех мирян), если бы не гораздо более близкий пример протестантских стран, правители которых не стеснялись объявлять себя главами тамошних церквей. А ведь с них-то и брал пример Петр.
В Синодальную эпоху Церковь была подчинена государству. В их отношениях, некогда гармоничных, произошел резкий перекос. Это был закономерный результат нарушения правила святых апостолов о «первом епископе».
Во исполнение сталинских обещаний
Государство делало практические шаги по реализации договоренностей «кремлевского конкордата». 9 сентября Меркулов представил Сталину и Молотову проект постановления СНК СССР об образовании Совета по делам Русской православной церкви (см. док. N 6). 14 сентября 1943 г. постановление об образовании нового органа, который был отнесен к непосредственному ведению Совнаркома, было утверждено (см. док. N 7), а его председатель Карпов с согласия Молотова сохранил за собой и должность начальника отдела в структуре НКГБ, что помогало ему разрешать множество проблем10. Аппарат совета был временно размещен неподалеку от Патриархии11.
И в те последующие после «весеннего сентября» восемь месяцев, что суждено было Патриарху Сергию возглавлять Русскую церковь12, началось действительное возрождение православия в Советском Союзе. На этом пути Православной церкви предстояло преодолеть множество трудностей и найти выход из, казалось бы, патовых ситуаций. Но главное — удалось в полной мере реализовать все то, о чем договорились Сталин и православные иерархи в ночном кремлевском разговоре.
В публикации использованы документы РГАСПИ (Ф. 82, 558), ГА РФ (Ф. Р-5446) и АП РФ (Ф. 3), к которым для полноты картины добавлены избранные материалы опубликованных источников.
Публикацию подготовили главный специалист РГАСПИ, доктор исторических наук Михаил Одинцов и заместитель начальника отдела РГАСПИ, кандидат исторических наук Анна Кочетова.
В чем конкретно государство давило на Церковь?
Синодальный период длился почти два века, и в разные времена вмешательство государства в церковные дела приводило к разным последствиям.
С одной стороны, иногда личное участие императора даже помогало. Так произошло, например, в 1903 году, когда Николай II махнул рукой на бесконечные разногласия членов Синода и предписал совершить канонизацию преподобного Серафима Саровского.
Николай II и великие князья переносят гроб с мощами св. Серафима Саровского к новому месту захоронения. 18 июля 1903
А с другой стороны, волюнтаристским решением царя в Синод могли проникать совершенно одиозные фигуры (как, например, в годы правления Анны Иоанновны — 1730–1740), а достойнейших архипастырей, таких как митрополит Московский Филарет (Дроздов), из Синода могли, наоборот, исключить по наветам вхожих во дворец недоброжелателей.
Уже в XIX веке огромный вес приобрела фигура обер-прокурора — светского чиновника в ранге министра. Согласно должностной инструкции, ему полагалось всего лишь приглядывать за работой Синода в качестве наблюдателя, но в реальности он часто пользовался, как мы сказали бы сегодня, административным ресурсом и навязывал Церкви свои личные решения и взгляды. Среди обер-прокуроров встречались люди достойные и преданные Церкви. Такими были, при всей неоднозначности их взглядов, Александр Николаевич Голицын (1803–1816), друг юности и сподвижник Александра I, а позже — Константин Петрович Победоносцев (1880–1905). Но встречались и люди грубые, заносчивые и даже вовсе нецерковные, как, например, граф Дмитрий Андреевич Толстой (1865–1880), автор одной из самых неудачных реформ духовного образования в России.
Константин Петрович Победоносцев
В Синодальную эпоху Русская Церковь находилась под беспрецедентным контролем и давлением со стороны государства. И это главная особенность этого периода.
Официальная периодическая печать
С 1859 года начала создаваться местная (епархиальная) периодическая (повременная) печать; первым таким изданием были «Херсонскія Епархіальныя Вѣдомости», с идеей которых выступил ранее Херсонский архиепископ Иннокентий (Борисов) († 26 мая 1857). Создание центрального официального органа сдерживалось рядом обстоятельств и соображений, в числе которых были опасения возможного вовлечения такого издания в журналистскую полемику, что стало характерной чертой журналистики периода «гласности» в царствование Александра II. С 1859 года «начальственные распоряжения по ведомству православного исповедания» — документы от имени Святейшего Синода — размещались в еженедельном журнале «Духовная Бесѣда», издававшемся при Санкт-Петербургской семинарии и в 1862 году перешедшем в частные руки протоиерея Иоанна Яхонтова.
27 ноября 1874 года Синод принял решение о печатании своих материалов в официальной части журнала «Христіанское Чтеніе» (издавался ежемесячно Санкт-Петербургской Академией с 1821 года); издание получило отдельный статус под названием «Церковный Вѣстникъ, издаваемый при Санкт-Петербургской духовной академіи: Офиціальный органъ Святѣйшаго Всероссійскаго Синода и состоящихъ при ономъ центральныхъ учрежденій» (еженедельный журнал), первый номер которого вышел в январе 1875 года. Журнал сохранял официальный статус до 1888 года[10]; с 1916 года с подзаголовком: «<�…> издаваемый Миссіонерскимъ Совѣтомъ при Святѣйшемъ Сѵнодѣ».
С 1888 до 1918 года центральным официальным органом было еженедельное издание «Церковныя Вѣдомости, издаваемыя при Святѣйшемъ Правительствующемъ Сѵнодѣ» с прибавлениями.
С января 1890 года выходил «Вѣстникъ военнаго духовенства» на одинаковых с епархиальными «Ведомостями» основаниях; в 1911 году был переименован в «Вѣстникъ военнаго и морского духовенства» и издавался до июня 1917 года.
Какие конкретно проблемы и сложности это создавало для Церкви?
Один из ярких примеров – история с переводом Библии на русский язык. Работа над современным (по меркам XIX века) переводом Библии началась еще в 1815 году по инициативе Александра I и протекала под руководством князя Александра Голицына и святителя Филарета (Дроздова). Но в 1825 году на престол взошел Николай I, и год спустя он остановил эту работу. Такое решение было подсказано императору группой «ревнителей», убежденных, что Библию следует читать только по-церковнославянски. В итоге первое издание Библии на русском языке (мы теперь называем этот перевод Синодальным) увидело свет только в 1876 году.
Привычка во всем оглядываться на власть, выработавшаяся у членов Синода к середине XIX века, стала причиной очень медленной канонизации святых. Лишь при Николае II прославление угодников Божиих стало набирать обороты: в его царствование к лику святых было причислено больше подвижников, чем за предыдущие 200 лет!
Не осталось без печальных последствий и навязывание Церкви не свойственных ей функций контроля за жизнью прихожан. Особенно много функций на священников возложил Петр I. Самым вопиющим было требование доносить на людей, которые приходили на исповедь и признавались в тех или иных крамольных поступках, мыслях или даже в таких «преступлениях», как разглашение ложных слухов о чудесах, видениях или пророчествах (Петр очень энергично боролся с суевериями, нередко считая таковыми невинные народные традиции). Позже тайна исповеди была восстановлена, но государство вменило священникам массу других обязанностей: регистрировать браки, следить за регулярностью причащения людей, числившихся прихожанами их храмов… Все это, понятно, не повышало доверия к Церкви.
Кстати, именно в Синодальный период сложилась печально известная традиция причащаться один раз в год. Родилась она из той же самой попытки власти регламентировать духовную жизнь своих граждан. Еще в 1716 году Петр издал указ об обязательном ежегодном причащении всех православных христиан. И вплоть до начала XX века госслужащие были обязаны ежегодно предоставлять по месту службы справку о прохождении таинств Исповеди и Причастия. Вводились все эти требования с благой целью — мотивировать христиан причащаться хотя бы раз в год. Но в народе это быстро перетолковали как предписанную государством норму. Приходили в храм раз в год (чаще всего Великим постом), исповедовались, приступали к Чаше, брали у священника заветную справку — и исчезали до следующего года, продолжая числиться православными христианами.
Но ведь с Синодальным периодом связывают и расцвет Церкви?
В том-то и состоит парадокс: эта эпоха, столь противоречивая, стала для Церкви временем небывалого роста. Правда, подъем начался уже в XIX веке при таких императорах, как Александр I и Николай I.
Именно в этот период в России возникла стройная система духовного образования: были учреждены духовные училища, семинарии и академии. По всей стране развернулась сеть церковноприходских школ, в которых к началу XX века училась чуть ли не половина крестьянских детей. Расцвела богословская наука, связанная с именами митрополитов Платона (Левшина) и Филарета (Дроздова), архиепископа Филарета (Черниговского) и митрополита Макария (Булгакова), многих выдающихся профессоров Московской, Петербургской, Киевской духовных академий, а также таких мирян, как Алексей Хомяков и Иван Киреевский. Появились гениальные духовные писатели — святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, дерзновенные пастыри-подвижники — Иоанн Кронштадтский, Алексий Мечёв, Иосиф Фудель.
Группа воспитанников Московской Духовной Семинарии с о. Ректором архимандритом Сергием
Расцвело монашество и монастыри. Возродились лучшие духовнические традиции, связанные с именами преподобных Паисия Величковского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, отца Валентина Амфитеатрова.
Русские миссионеры дошли до Дальнего Востока, Кореи и Японии, вышли на берега Северного Ледовитого океана, основали христианские общины на Алеутских островах, в Средней Азии, учредили Русскую духовную миссию в Палестине…
Статистика
К 1882 году православных церквей в России считалось 40 596, сверх того часовен и молитвенных домов 14 167. Всего приходского духовенства в священнослужительских должностях состояло до 45 000, в том числе свыше 37 000 протоиереев и священников и 7 000 диаконов, кроме того, число псаломщиков и причетников простиралось до 40 000 (Катков, М.Н.)[13]
В 1914 году, по официальным данным обер-прокурора Святейшего синода, общее число представителей белого духовенства и церковнослужителей (протоиереев, священников, дьяконов и псаломщиков) составило 112 629 человек[14]. В России также действовали 1 025 монастырей и общин: 550 мужских (с 11 845 монахами и 9 485 послушниками) и 475 женских (с 17 283 монахинями и 56 016 послушницами)[14]. Доходы церкви измерялись десятками миллионов рублей. Например, в 1913 году доход православных монастырей и архиерейских домов составил 89,5 млн руб., а расходы — 23 млн руб[15].
В 1917 году численность лиц православного исповедания в Империи составляла около 117 миллионов (более двух третей всего населения); имелось 67 епархий; действовало около 80.800 храмов и часовен, 1025 монастырей (с 94.629 монашествующими), 35.000 начальных церковных школ, 185 епархиальных училищ, 57 семинарий, 4 духовные академии, 34.497 библиотек; численность священнослужителей превышала 66.000 человек[16]. На кафедрах внутри Империи находилось 150 архиереев (в том числе, 8 архиереев Грузинского экзархата). За границей (в США, Японии, Китае и Урмии) служило 7 архиереев и 20 пребывало на покое. Итого, общее число архиереев составляло 177 человек[17].
И все это произошло благодаря активному участию государства в жизни Церкви?
Нет, не все. Хотя возрождением части традиций Церковь действительно была обязана государству. Без поддержки императоров и обер-прокурора Александра Голицына было бы невозможным становление российского духовного образования. Еще в начале XIX века дворяне зачастую поглядывали на духовенство свысока, считая его сословием отсталым и малообразованным. Но уже в 1820-е годы ситуация стала на глазах меняться. Благодаря развитию духовного образования на Церковь обратили внимание умнейшие люди, между интеллигенцией и духовенством завязалось общение (вспомним хотя бы переписку Пушкина с митрополитом Филаретом), а к концу XIX века в ряды духовенства стали встраиваться представители аристократии (характерный пример — митрополит Серафим (Чичагов)).
Митрополит Серафим (Чичагов)
С появлением духовных академий не заставил себя ждать и расцвет богословской мысли.
Многие государственные деятели (включая членов царской семьи) и аристократы активно участвовали в поддержке миссионерской деятельности и благотворительности. Показателен пример великого князя Сергея Александровича Романова и его супруги великой княгини Елизаветы Федоровны, которые состояли членами попечительских советов многих десятков благотворительных организаций и стояли у истоков Императорского Палестинского общества.
Народное просвещение — тоже почти целиком заслуга cинодальной системы власти: огромную роль в развитии церковноприходских школ сыграл лично обер-прокурор Константин Петрович Победоносцев.
Но многое в жизни Церкви прорастало и давало всходы не благодаря, а вопреки государственной политике. И прежде всего это касается возрождения живой монашеской традиции, духовничества и старчества. В годы правления Екатерины II (1762–1796) обители пришли в упадок: отняв у монастырей земельные имения, императрица лишила их всякой экономической базы для существования, а казенное жалованье выделялось крайне нерегулярно и по остаточному принципу. Благосклонное отношение императоров вернулось к монастырям только в XIX веке. И тем не менее, уже с конца XVIII века началось возрождение монашества, сюда протянулись богомольцы в поисках духовных наставников. И такие наставники появлялись.
Наверное, самый взвешенный ответ на вопрос о значении Синодального периода для Русской Церкви дал митрополит Московский Филарет, сказавший: «Духовную коллегию, которую у протестанта перенял Петр… Провидение Божие и церковный дух обратили в Святейший Синод». Не так уж важно, кто именно управляет Церковью — Патриарх или Синод, не так принципиально, какими полномочиями наделен обер-прокурор, считал святитель Филарет. Только одно важно: как государственная власть относится к Церкви.
А с чем было связано восстановление Патриаршества в 1917 году?
Идеи о возрождении Патриаршества витали в воздухе с начала XX века, но даже при открытии в августе 1917 года Поместного Собора Православной Российской Церкви мало кто из его участников обсуждал такую возможность всерьез. Мысль о восстановлении Патриаршества приобрела актуальное звучание только осенью, когда стало очевидно, что Временное правительство больше не контролирует ситуацию в стране. Россия начала на глазах погружаться в хаос, власть все более явно концентрировалась в руках самых радикальных сил с агрессивно-атеистическими взглядами и готовностью проливать кровь.
На поместном соборе 1917 года
В этой критической для всей страны ситуации Церковь, уже успевшая лишиться значительной части полномочий (например, Временное правительство запретило преподавать в школах Закон Божий), не могла по-прежнему оставаться безликой, управляемой одним лишь Синодом, над которым теперь не стоял даже император. Общее настроение участников Поместного Собора хорошо выразил епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский). «Во все опасные моменты русской жизни, когда кормило церковное начинало крениться, мысль о Патриархе воскресала с особой силой, — сказал он. — Время повелительно требует подвига, дерзновения, и народ желает видеть во главе жизни Церкви живую личность, которая собрала бы живые народные силы».
Аргумент оказался убедительным, и 5 (18) ноября 1917 года члены Поместного Собора избрали на Патриарший престол святителя Тихона (Беллавина), на тот момент митрополита Московского и Коломенского.
N 5. Речь новоизбранного патриарха Московского и всея Руси Сергия в день интронизации
12 сентября 1943 г.
Великое стечение верующего народа видим мы сегодня в храме на нашем церковном торжестве. Глава нашего правительства сочувственно отнесся к нашим церковным нуждам. Для упорядочения церковных дел я созвал Собор православных архиереев Русской церкви. Собор Преосвященных архипастырей своим единогласным решением от 8 сентября постановил усвоить мне титул патриарха Московского и всея Руси. Таким образом, наша Русская православная церковь этим актом получила всю полноту канонического возглавления, управления и молитвенного предстательства. Но не во внешней красоте и величии сила Христовой церкви. Церковь, как багряницею, украшается кровию мучеников, подвигами преподобных, великими трудами святителей и других угодников Божиих; поэтому я призываю всех верных чад церкви к подвигам христианской жизни, чтобы наша Православная церковь облеклась в красоту христианских добродетелей.
В моем положении по внешности как будто ничего не изменилось с получением патриаршего сана. Фактически я уже в течение 17 лет несу обязанности патриарха. Это так кажется только по внешности, а на самом деле это далеко не так. В звании патриаршего местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран патриарх, он и исправит все допущенные ошибки. Теперь же, когда я облечен высоким званием патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божьей правде, и вести людей к вечному спасению. Но где же взять силы? Я обращаюсь с просьбой ко всем собравшимся архипастырям и верующему народу усилить молитвы за меня для того, чтобы молитвенным предстательством всего народа утвердилось дело церковного управления, и чтобы я, опираясь на молитвы всей Русской церкви, твердо вел вверенную мне Богом паству к вечному спасению.
Журнал Московской патриархии. 1943. N 2. С. 8.
