Епископ Серпуховской Роман, викарий Московской епархии

В Википедии есть статьи о других людях с именем Роман.

Епи́скоп Рома́н

(в миру
Геннадий Михайлович Гаврилов
; 3 февраля 1957, город Кольчугино, Владимирская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Серпуховской, викарий Московской епархии, благочинный монастырей Московской епархии, настоятель Высоцкого монастыря города Серпухова Московской области. Тезоименитство — 29 июля (11 августа).

Биография

Родился в православной семье из рабочих в городе Кольчугино Владимирской области.

В 1974 году окончил 10 классов Давыдовской средней школы и в этом же году поступил рабочим на завод имени Серго Орджоникидзе.

С 1975 по 1977 год служил в рядах Советской Армии. По демобилизации из армии был направлен на работу инспектором в отдел охраны административных зданий города Москвы.

С 1978 по 1980 год обучался в Московском институте стали и сплавов.

19 августа 1980 года, в праздник Преображения Господня, в Свято-Троицком храме села Низкое Московской области иеромонахом Иосифом (Балабановым) пострижен в рясофор.

С 14 августа по 17 декабря 1981 года нёс послушание псаломщика в Свято-Параскевинском храме села Великодворье Гусь-Хрустального района Владимирской области.

17 декабря 1981 года, в день памяти святой великомученицы Варвары и преподобного Иоанна Дамаскина, в домовой церкви Архиерейских покоев при Владимирском епархиальном управлении секретарём архиепископа Владимирского и Суздальского архимандритом Алексием (Кутеповым) пострижен в монашество с наречением имени Роман

, в честь Романа Киржачского, ученика преподобного Сергия Радонежского.

19 декабря 1981 года, в день памяти Николая Чудотворца, в Свято-Успенском кафедральном соборе города Владимира архиепископом Владимирским и Суздальским Серапионом рукоположён в сан иеродиакона, а на следующий день, 20 декабря 1981 года, — в сан иеромонаха к Успенскому собору.

С 1 по 20 января 1982 года был клириком Князьвладимирского храма города Владимира.

С 20 января 1982 года по 15 апреля 1986 года — делопроизводитель Владимирского епархиального управления.

В 1983 году поступил в Московскую духовную семинарию на заочное отделение.

18 октября 1983 года Патриархом Московским и всея Руси Пименом удостоен права ношения наперсного креста.

7 апреля 1985 года, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, архиепископом Владимирским и Суздальским Серапионом возведён в сан игумена.

20 января 1986 года Патриархом Пименом к празднику Святой Пасхи удостоен права ношения палицы.

С 15 апреля 1986 года по 2 декабря 1987 года служил настоятелем Свято-Успенского храма города Петушки.

20 апреля 1987 года Патриархом Пименом удостоен права ношения креста с украшениями.

2 декабря 1987 года переведён в клир Кишинёвско-Молдавской епархии.

С 22 декабря 1987 года по 2 ноября 1990 года — настоятель Преображенского собора города Бендеры.

6 января 1988 года митрополитом Кишинёвским и Молдавским Серапионом возведён в сан архимандрита.

В связи с юбилеем 1000-летия Крещения Руси в 1988 году Святейшим Патриархом Пименом награждён орденом святого равноапостольного великого князя Владимира III степени.

14 октября 1988 года назначен членом Епархиального совета Кишинёвской епархии.

В том же году награждён орденом преподобного Сергия Радонежского III степени.

В 1989 году в ознаменование юбилея 400-летия учреждения Патриаршества на Руси Святейшим Патриархом Пименом удостоен права служения Божественной литургии с открытыми Царскими вратами до «Отче наш…»

В 1990 году избран членом президиума Общества Милосердия города Бендеры Молдавской ССР.

18 февраля 1991 года принят в клир Московской епархии и указом митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия назначен настоятелем Преображенского храма города Железнодорожного.

20 апреля 1991 года указом митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия назначен благочинным церквей Щёлковского округа.

26 ноября 1992 года назначен настоятелем Борисоглебского храма города Дмитрова Московской области с оставлением в должности благочинного церквей Щёлковского округа и настоятеля Преображенского храма города Железнодорожного.

С 9 февраля 1993 года по 29 декабря 1994 года — член Епархиального совета Московской епархии.

23 февраля 1993 года Священным синодом Русской православной церкви утверждён в должности настоятеля Борисоглебского мужского монастыря города Дмитрова Московской области.

С 26 марта 1993 года по 9 ноября 1995 года — благочинный церквей Балашихинского округа.

С 9 ноября 1995 года по 7 октября 2005 года — благочинный церквей Дмитровского округа.

С 19 сентября 1997 года по 7 октября 2005 года — настоятель Успенского кафедрального собора города Дмитрова Московской области и председатель Приходского совета.

С 10 декабря 2004 года — благочинный монастырей Московской епархии.

С 13 мая по 18 октября 2005 года — настоятель приписанной к Успенскому собору Елизаветинской церкви города Дмитрова.

8 августа 2005 года митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием поручено временное исполнение по совместительству обязанностей настоятеля Вознесенской Давидовой пустыни посёлка Новый Быт Чеховского района Московской области и обязанностей благочинного церквей Чеховского округа[1][2].

6 октября 2005 года Священным синодом Русской православной церкви назначен настоятелем Вознесенской Давидовой пустыни посёлка Новый Быт Чеховского района Московской области, а 7 октября указом митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия — благочинным церквей Чеховского округа[3][4].

В 2006 году заочно окончил МДС. В этом же году зачислен на I курс экстерната Московской духовной академии (Богословское отделение).

Архиерей

19 июля 2006 года определением Священного синода Русской православной церкви избран епископом Серпуховским, викарием Московской епархии[5].

8 августа 2006 года в домовом храме Патриаршей резиденции Свято-Данилова монастыря Предстоятель Русской Церкви совершил наречение архимандрита Романа (Гаврилова) во епископа Серпуховского, викария Московской епархии[6].

10 августа 2006 года, в день праздника Смоленской иконы Пресвятой Богородицы, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, совершая Божественную литургию в Смоленском соборном храме столичного Новодевичьего монастыря, возглавил хиротонию архимандрита Романа (Гаврилова) во епископа Серпуховского, викария Московской епархии[7]. В хиротонии приняли участие: митрополиты Крутицкий и Коломенский Ювеналий; Калужский и Боровский Климент, Управляющий делами Московской Патриархии; архиепископы Можайский Григорий, викарий Московской епархии; Тульский и Белёвский Алексий; Владимирский и Суздальский Евлогий; Курский и Рыльский Герман; Ярославский и Ростовский Кирилл; епископы Биробиджанский и Кульдурский Иосиф; Видновский Тихон; Сергиево-Посадский Феогност.

С 20 декабря 2006 года по 22 декабря 2009 года был членом Епархиального совета Московской епархии[8][9].

19 февраля 2007 года освобождён от должности благочинного церквей Чеховского округа[10].

В 2008 году окончил Московскую духовную академию.

5 октября 2011 года определением Священного синода освобождён от обязанностей настоятеля Вознесенской Давидовой пустыни и назначен настоятелем Высоцкого монастыря города Серпухова[11].

Награды[править | править код]

Церковные[править | править код]

• Орден святого благоверного князя Даниила Московского II степени (2007)[13]
• Орден преподобного Сергия Радонежского II (31 августа 2003)[14] и III степени (1988)
• Орден святого равноапостольного великого князя Владимира III степени (1988)
• Орден преподобного Серафима Саровского III степени (2014 год) — во внимание к помощи в реставрации Николо-Пешношского монастыря
  [15]
• памятная панагия (2012)[16]

Примечания

1. [www.mepar.ru/documents/decrees/2005/08/08/848/ Указ № 2246 от 8 августа 2005 года]
2. [www.mepar.ru/documents/decrees/2005/08/08/849/ Указ № 2247 от 8 августа 2005 года]
3. [www.mospat.ru/archive/27853.htm Журналы заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 6 октября 2005 года], Журнал № 75
4. [www.mepar.ru/documents/decrees/2005/10/07/931/ Указ № 2781 от 7 октября 2005 года]
5. [www.mospat.ru/archive/32304.htm Журналы заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 19 июля 2006 года], Журнал № 84
6. [www.patriarchia.ru/db/text/131281.html Святейший Патриарх совершил наречение архимандрита Романа (Гаврилова) во епископа Серпуховского, викария Московской епархии]
7. [www.patriarchia.ru/db/text/131902.html Святейший Патриарх Алексий возглавил хиротонию архимандрита Романа (Гаврилова) во епископа Серпуховского]
8. [www.mepar.ru/documents/decrees/2006/12/20/1575/ Указ № 3103 от 20 декабря 2006 года]
9. [www.mepar.ru/documents/decrees/2009/12/23/3574/ Указ № 4480 от 23 декабря 2009 года]
10. [www.mepar.ru/documents/decrees/2007/02/19/1690/ Указ № 368 от 19 февраля 2007 года]
11. [www.patriarchia.ru/db/text/1639858.html Журналы заседания Священного Синода от 5—6 октября 2011 года], Журнал № 129
12. [www.patriarchia.ru/db/text/194910.html Патриаршее поздравление епископу Серпуховскому Роману с 50-летием со дня рождения]
13. [www.jmp.ru/jmp/03/09-03/03.htm Пастырская поездка Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия в Дмитров] Журнал Московской Патриархии, сентябрь 2003 года
14. [www.patriarchia.ru/db/text/3708920.html Предстоятель Русской Церкви совершил Литургию в подмосковном Николо-Пешношском монастыре]
15. [www.patriarchia.ru/db/text/1991842.html Святейший Патриарх Кирилл наградил ряд архипастырей Русской Православной Церкви / Новости / Патриархия.ru]

Ссылки

• [www.patriarchia.ru/db/text/133038.html Роман, епископ Серпуховской, викарий Московской епархии (Гаврилов Геннадий Михайлович)] // Патриархия.Ru
• [www.mepar.ru/eparhy/head/roman/ Епископ Серпуховский Роман, викарий Московской епархии] на сайте Московской епархии
• [drevo-info.ru/articles/3624.html Роман (Гаврилов)] // Открытая православная энциклопедия «Древо»
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_9730 Роман (Гаврилов)] на сайте фонда «Русское Православие»
• [www.patriarchia.ru/db/text/131783.html Слово Святейшего Патриарха при вручении архиерейского жезла епископу Серпуховскому Роману]

Отрывок, характеризующий Роман (Гаврилов)

Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя. Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера. Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него. – А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом. – Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то. – Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке. – Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие! Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть. – Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру. – Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то. Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого. – Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати. – Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались? – Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер. – Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего? – Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя. – Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек. – А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку. – Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве. – Ты кто же, солдат? – Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали. – Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер. – Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро. – Как, как это ты сказал? – спросил Пьер. – Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери. – Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить… – Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер. – Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе. Помолчав несколько времени, Платон встал. – Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая: – Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель. – Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер. – Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься? – Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра? – А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул. Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе. В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника. Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые. Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости. Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность. Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно. Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу. – Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати. Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.

Ахилла

Просмотры: 6 108

Повторяем текст 2021 года.

Многим православным читателям хорошо известен роман «Архиерей», написанный в начале ХХ-го века, и который современными церковными книгоиздателями издавался большими тиражами под авторством загадочного «иеромонаха Тихона» (иногда еще добавляется фамилия «Барсуков»), звучал на православном радио, выложен в сети как аудиокнига на православных сайтах. Романом, конечно, это произведение, назвать сложно, скорее, это повесть. Сложно понять и то, почему его издают и пускают в эфир — ведь при всей назидательно-дидактической стилистике, книга проповедует идеи, чуждые сегодняшнему православному мейнстриму. Сюжет тоже не очень-то характерный для православной литературы — пьющий священник, отправленный за венчание пары без документов в запрет; его друг — тоже священник, отчаявшийся и фактически бросивший служение ради деятельной помощи бомжам и нищим; странный архиерей, который троллит попов, непривыкших к нестяжательным и простым в обращении владыкам, отдающий резиденцию предшественника для христианской коммуны, образованной из деклассированного элемента.

Вот характерный отрывок, рассуждения главного героя, архиерея (безымянного, кстати):

«Великое живое Божие дело в мире, дело перерождения, преображения, воссоздания человечества, люди поняли только как „религию“. Из творческих актов Божьей силы, действующей в мире, — из святых таинств — создали религиозный культ, забыв, что Богу нужно единственное — поклонение „духом и истиною“. „Духом“, то есть благоговейно признавать существование Бога. „Истиною“, то есть в последних даже мелочах своей жизни говорить истину, поступать по истине и всячески разоблачать ложь. И только. Богу не нужны ни наши храмы, ни поклоны, ни молебны. Все это нужно нам, чтобы сделать нас христианами. Но мы привыкли падать ниц перед идолами и от христианства усвоили себе только поклонение. Рабы страстей, разделивши всех на сильных и слабых, на богатых и бедных, на начальников и подчиненных, на господ и на прислугу, на ученых и на невежд, на судей и подсудимых и так далее и определивши свои отношения друг к другу правами и обязанностями, люди и к Богу свои отношения определили тоже как права и обязанности. Угодничая перед сильными людьми, мы и живую веру в Бога заменили „угождением“ Богу. Всегда в душе рабы, мы и слово „раб Божий“ поняли в буквальном смысле и христианскую добродетель смирения превратили в душевное холопство, забыв слова Христа: „Я уже не называю вас рабами… но друзьями“ (Ин. 15, 15). И даже исполняя заповеди Божий и делая добрые дела, мы смотрим на это как на взятку, которую даем Богу, чтобы получить местечко на том свете. Можно ли удивляться после этого тому, что не только люди, но и сами священники даже, принимая Таинства, нисколько не изменяются и остаются все такими же, как были».

Издавая и читая эту книгу, мало кто задавался вопросом: а кто же настоящий автор «Архиерея»? Максимум — упоминалось вскользь, что «иеромонах Тихон» — это псевдоним, но и только.

Но нашелся исследователь, который уверен, что автором этой книги был вовсе не монах, а священник — протоиерей Тихон Андриевский, после революции отказавшийся от веры и занимавшийся антирелигиозной пропагандой. Уральский краевед Юрий Сухарев по крупицам собрал сведения о судьбе этого необычного священника (см. Сухарев Ю.М. К биографии церковного диссидента Тихона Андриевского).

Тихон Петрович Андриевский родился в 1873 г. в с. Алагир (Терской области) Северокавказского края. Учился в Тифлисской семинарии в одно время с будущим «отцом народов» Иосифом Джугашвили, но четырьмя курсами старше.

Потом учился в Казанской духовной академии на средства Кавказского миссионерского общества, как сын бедного горского священника. Выпустился из академии в 1900 году кандидатом богословия.

Несколько лет служил наблюдателем церковно-приходских школ и школ грамоты Северной Осетии.

В 1903 году принял духовный сан и вскоре назначен благочинным города Карса и округа. Из-за расхождения во взглядах на национальную политику правительства, проводимую протоиереем Восторговым, отказался от службы в духовном ведомстве, вышел в отставку и жил на литературный заработок в Казани.

В этот период им и было написано произведение, которое сегодня издается как роман «Архиерей» под авторством «иеромонаха Тихона».

В качестве доказательства того, что роман написан Андриевским, краевед Юрий Сухарев приводит публикацию в «Сибирской торговой газете», издававшейся в Тюмени, в номере от 13 (26) января 1917 года в разделе «Литература»:

«Законоучитель Камышловской гимназии о. Тихон Андриевский готовит новый литературный труд, который станет продолжением его популярного у всего российского духовенства романа „Архиерей“».

17 октября 1905 года социалисты устроили беспорядки в центре Казани. В результате были раненые среди полиции, убито несколько человек из публики. Участие в беспорядках приняли студенты Казанской семинарии. Семинаристы запаслись самодельными бомбами, камнями, кирпичами, из здания семинарии стреляли из револьверов по полицейским.

К 21 октября повстанцы уже создали свою милицию и в значительной степени контролировали ситуацию. В этот день возникла стихийная многолюдная «черносотенная» манифестация, направленная против социалистов. В результате бунтовщики оказались блокированными в здании Казанской городской управы. Осажденным было предложено сдаться. Вскоре они приняли все условия и приостановили стрельбу из окон.

Исследователь Игорь Алексеев поясняет: «Согласно данным, содержавшимся в «Деле об открытии стрельбы», обстрел здания прекратился после того, как находившийся в нем священник — протоиерей Тихон Андриевский и «другие лица» обратились по телефону к губернатору с просьбой прекратить стрельбу». Все сдавшиеся под усиленным военным конвоем, в ограждении от натиска возмущенной толпы, были отведены в Казанскую пересыльную тюрьму.

В 1906 году друзья исхлопотали отцу Тихону место преподавателя в Пермской духовной семинарии, где он и служил до 1912 года. Преподавал греческий язык, психологию, логику, краткую историю и начальные основания философии, всеобщую церковную историю и историю русской церкви, а также основное, догматическое и нравственное богословие.

Своими далеко не ортодоксальными взглядами отец Тихон безбоязненно делился с семинаристами. Спустя несколько лет, уже после февральской революции, отзыв одного из них — своего племянника — запечатлел в своем автобиографическом романе «Виноградари» протоиерей Николай Буткин, расстрелянный в 1937 году, он вывел там отца Тихона Андриевского под именем Тихановского.

«— Двойки ставил и он, но преподавал интересно и много беседовал с нами.

— На какой кафедре он был?

— Преподавал церковную историю, знал предмет великолепно, но взгляды его расходились с общепринятыми.

— Например?

— Например, он говорил, что Церковь действительная существует только в Избранных и невидима. Видимое же христианство представляет собою отпадение от чистоты веры и заключает в себе много человеческого».

С 1912 по 1917 год отец Тихон был законоучителем в гимназиях уральского городка Камышлова.

В 1969 году одна из дочерей отца Тихона, Вера, написала о нем воспоминания по просьбе маршала Голикова, чьим учителем был Андриевский в Камышловской гимназии. Маршал тепло вспоминал священника, организовавшего для ребят литературно-философский кружок.

«У папы в кабинете часто собирались его товарищи, взрослые, молодежь, читали запрещенную литературу, беседовали. Дома у нас устраивались небольшие диспуты, проводились доклады», — писала она.

Отец Тихон старался сблизиться с народом. «Как добрый и отзывчивый человек помогал бедным солдаткам. Ходил к ним, беря и нас, старших детей с собою. Находясь в среде крестьян, помогал им убирать хлеб, сено. Одна одинокая крестьянка лежала тяжело больная, у нас в флигеле. За ней смотрели, кормили до самой смерти».

В февральскую революцию о. Тихон отказался от законоучительства и вступил в сельхозкоммуну «Доловка» Камышловского уезда.

Вот что позже сам Андриевский писал в автобиографии:

«Когда разнесся лозунг „Вся власть Советам“, стал на сторону советской власти и в Камышловском соборе выступил против анафемы большевиков патриархом Тихоном, за что был лишен прав служения Екатеринбургским епископом Григорием, но суду епископа не подчинился и объявил себя независимым, о чем заявил Камышловскому исполкому.

Камышловский УИК предоставил мне одну из городских церквей, где я и повел фактическую борьбу с духовной властью, запретившей, между прочим, священникам венчать разведенных советской властью. В течение июня (1918 года) мною было перевенчано около 150 браков, чем обезоружил духовенство в его местной борьбе с советской властью».

Он пишет, что вышел из священнического звания еще при белых, по выходу из тюрьмы, куда был посажен в июле 1919-го, когда город заняли чехи.

«Побуждения, по которым я снял сан — борьба с церковью и духовенством за советскую власть. Доказательством служит тот факт, что начал я эту борьбу в тот момент, когда еще неизвестно было кто-кого».

Вот как он видит причины своего разрыва с церковью:

«…Мало-помалу, я начал видеть в своей прекрасной церкви то, что она есть: капиталистическое предприятие, нераздельную и существенную часть хищнической системы. Я увидал, что несмотря на эстетические, культурные и художественные качества, и как бы ни были искренни отдельные священники, вся она — только приманка, средство заманить бедных в западню подчинения эксплоататорам… После этого, почтенное учреждение, которое мне когда-то казалось достойным и благородным, стало для меня гробом, полным всякой скверны».

При красных Тихон Петрович был сначала сторожем общественных огородов, потом заведовал уездным отделом народного образования, а затем там же был инструктором и организатором.

Из воспоминаний дочери:

«Очень тяжел был для нас 1921 год, голод, холод, болезни, разруха. Умер от тифа младший сын Александр в возрасте 7 лет. Мама убивалась от горя, обращаясь к „всевышнему“ со словами: „Помоги, пощади, зачем берешь ни в чем не повинного младенца!“ Но, увы, не пощадил. У мамы поколебалась вера в него. А папа принял эту утрату на себя, сказав, что он не досмотрел. Паек тогда выдавался очень маленький, истощались запасы с огорода. Мы ели лебеду, траву, крапиву, часто тяжело болели. Потом папа нашел живительный источник. На бойне при забитии скота кровь выпускали по канавкам наружу. При сильном морозе мы ее вырубали, оттаивали, варили и этим спаслись. Об этом источнике питания папа рассказал многим. Люди ему в ноги кланялись, благодарили за спасение».

Помогал Тихон Петрович не только советом. «Помню, подобрал шести лет мальчика — распухшего от голода, покормил его кровяными лепешками».

«Папа, когда возвращался с работы, прямо проходил к нему, а потом уже шел к нам. Все меры принимались к тому, чтобы его спасти. Однажды к папе обратилась цыганка (за р. Пышмой стоял их табор) с просьбой помочь ее грудному ребенку. И вовремя данное лекарство спасло ему жизнь».

«В 1924 году опять горе. После тяжелой операции умерла мама. Никогда не забуду горьких слез папы, когда он закапывал ее могилу».

В следующем году Андриевский с детьми покидает Камышлов.

«В 1925 году работал в г. Свердловске антирелигиозником. В 1926 году занимал штатную должность антирелигиозника в Кунгурском ОкрОНО».

В конце 20-х (или начале 30-х) годов снимает с себя сан протоиерей кафедрального Владикавказского собора Иоанн Петрович Андриевский, брат Тихона Петровича. Сделал он это публично. Местная газета «Власть труда» опубликовала его заявление: «Снимаю сан священника, выхожу из рядов верующих». (Письмо б. священника И. Андриевского) В тексте не столько разочарование в вероучении, сколько в плодах церковной деятельности: «Хочется крикнуть „душу“ раздирающим голосом: „да покажите же веру вашу! Покажите же лиц, воспитанных под благодатью веры вашей! Покажите так, как столяр любовно показывает своей работы комод, стул, стол, — а кузнец — колесо, подкову, гвоздь! Не покажете?! Не можете?! Нет этого у вас?!!!”»

Снятие сана, работа в советских учреждениях не принесли бывшему попу ни благосостояния — дети вспоминают, что жили все время на грани нищеты, — ни спокойствия за судьбу детей. В 1933-м году неприятности начались у одной из дочерей Андриевского, которая работала в школе, — чтобы защитить ее от увольнения, Андриевскому и пришлось писать автобиографию, собирать документы, напирая на свои революционные взгляды и активную антирелигиозную работу.

Жизнь на Урале была тяжелой, и в 1934 году Андриевские (к тому времени бывший священник женился второй раз, в этом браке родился сын) решили уехать на Кавказ. Тихону Петровичу удалось устроиться на службу — преподавателем школы ликвидации безграмотности среди осетин в колхозе «Чермен» села Кермен под Владикавказом. Умер он 9 сентября 1935 года, в возрасте 63 лет.

Есть некая ирония судьбы в том, что роман священника, ставшего расстригой и более того — активным идеологом атеизма, издается ныне православными издательствами в качестве классики духовной прозы (хотя, надо отметить, некоторыми читателями воспринимается чуть ли не как еретический).

Недавно опубликованный неоконченный роман отца Николая Буткина, который уже упоминался, — еще одно доказательство того, что автором «Архиерея» был Андриевский. Буткин приводит по памяти выступление Андриевского (в романе — Тихановского) на одном из собраний духовенства после февральской революции. Дух и настрой этой речи явно перекликается с мыслями, высказанными в «Архиерее».

«— Братия! Отбросьте старые негодные песни — жаловаться на людей, — говорил он. — Что люди не верят так, как прежде верили, это верно. Но не усматривайте в этом злую волю, следствие распущенности. Вспомните, ведь и дети духовенства, семинаристы, академики все чаще и чаще уходят от веры отцов. Скажете ли, что и здесь все дело в том, что их воспитали плохо и что они погрязли в страстях? Нет, я не хочу порочить детей духовенства. Но если они, все же, не видят в служении своих отцов ничего привлекательного, достойного подражания, значит действительно перед Судом Совести положение духовенства, его дело, не заслуживает одобрения. Нас судят, и по праву. Нас осуждают, и заслуженно. Только наша драма не есть вина или грехи, за которые ответственны мы одни. В унижении или позоре духовенства я вижу драму религии, самой церкви».

На фото: священник Тихон Андриевский среди преподавателей Камышловской мужской гимназии. Источник: sukharev-y.ru

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: