иеромонахи Кирилл и Мефодий (Зинковские)
Иеромонахи Кирилл и Мефодий (Зинковские) — братья-близнецы, принявшие монашество в один день и час. Оба выпускники Политехнического института, кандидаты технических наук. В свое время братья единодушно отказались от научной карьеры, в том числе за границей, выбрав служение Богу и людям в России. Более 10 лет отцы Мефодий и Кирилл несли различные послушания при Санкт-Петербургской Духовной Академии. С 2011 года переехали в поселок Вырица под Петербургом. Много лет братья служили вместе в Вырицком храме Казанской иконы Божьей Матери. С июля 2021 года в Вырице остался иером. Мефодий, а иером. Кирилл решением Святейшего Синода РПЦ был назначен ректором Николо-Угрешской Православной Духовной семинарии.
Став монахами, они избрали для этого самый сложный и верный путь – противопоставить злу Любовь. Несколько лет назад они организовали в Вырице приют для детей-сирот со сложными заболеваниями. С 2010 года здесь действует и развивается комплекс для опекунских семей Детской Миссии имени преподобного Серафима Вырицкого. А на месте концлагеря, где фашисты эксплуатировали и мучали детей с оккупированных территорий Ленобласти, иеромонахи Кирилл и Мефодий планируют создать мемориальные часовню и музей в память о погибших детях, а также основать поблизости мужской монастырь. И верят, что им это удастся, ведь преподобный Серафим Вырицкий предсказал, что здесь будет даже не одна, а две обители. На сегодняшний день по благословению преосвященнейшего Митрофана, епископа Гатчинского и Лужского в поселке Вырица Ленинградской области началось проектирование и строительство женского монастыря и музея преподобного Серафима. В Вырице постепенно собралась монашеская община с сестрами, желающими принять постриг. В апреле 2021 года община получила благословение на устроение женского монастыря.
Родители братьев, папа (профессор Анатолий Викторович Зинковский) и мама (Людмила Ивановна, ныне монахиня Серафима), решение детей стать монахами поначалу восприняли в штыки. Однако именно момент пострига стал для родителей моментом истины… «Дело в том, что, когда я была беременна, врачи не определили, что я жду двойню, – рассказывает Людмила Ивановна. — Когда родился первый ребёнок, я стала говорить, что у меня снова схватки. Медсестра отмахивалась. Но всё-таки пришёл врач и понял, что идёт второй ребёнок. И когда на свет появился второй сын, он несколько минут не дышал. Я страшно переживала. Наконец заведующая принесла перепелёнутых близнецов: “Не волнуйтесь, мамочка, всё в порядке с вашими Кириллом и Мефодием!” На двадцать с лишним лет я забыла эту фразу, а во время пострига сыновей поняла, что такова воля Божия».
Студентами будущие отцы Кирилл и Мефодий не раз побывали за границей. А после блестящей защиты диссертаций им на выбор предложили годовые стажировки в США или Голландии. Они отказались — предпочли образование в духовной семинарии и Академии. Здесь же приняли монашество.
Большое влияние на братьев оказала встреча с протоиереем Иоанном Мироновым, который в 1991 г. крестил 21-летних Стаса и Женю. С тех пор он — их духовник.
Духовное родство с преподобным Серафимом Вырицким у братьев появилось в первую очередь через их духовника. Ваня Миронов во время Великой Отечественной войны был артиллеристом и дошел до Кенигсберга. А после Победы приехал в Вырицу за советом к преподобному Серафиму и стал его духовным чадом. И вот теперь благословил уже своих духовных чад — служить в Вырице у мощей чудотворца.
Оправдывая имена святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, братья продолжают традиции учёного монашества и в 2015 г. защитили докторские диссертации по богословию. К слову, кандидатские богословские диссертации братья писали в Оксфорде. Впрочем, главное дело, на которое их благословил духовник, отец Иоанн, — заниматься сиротами.
Семьдесят лет назад, во время войны, фашисты устроили в Вырице концлагерь для детей, где погибли сотни малышей от голода, холода и болезней. «Тогда наши дети умирали от нашествия внешнего врага. А сейчас в России гибнут тысячи детей по вине родителей алкоголиков или наркоманов, детские дома переполнены детьми, у которых живы родители», — качают головой братья. В юности Стас и Женя хотели бороться со злом более внешними средствами. Но став монахами, они избрали для этого самый сложный и верный путь —противопоставить злу Любовь. Ведь еще св. апостол Павел учил первых христиан: «не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12:21).
Даже конфеты ели синхронно
В детстве Стасик и Женя были пионерами, зачитывались «Последним из могикан» и писали в дневнике: «Бледнолицые — американцы, краснокожие — советские люди. Вождь краснокожих — Брежнев». С замирающим сердцем смотрели фильмы о Великой Отечественной войне, готовились служить Родине. Приносили из школы пятёрки, занимались борьбой и удивляли окружающих редкостным единодушием во всём. «Они даже конфеты ели синхронно: одновременно разворачивали, одновременно клали в рот и жевали. Не помню, чтобы они ссорились и уж тем более дрались», — рассказывает «АиФ» мама братьев Людмила Ивановна.
Статья по теме Тихий подвиг. 101-летний пономарь за праведную жизнь пострижен в схимонахи
«Мы и конспекты читали по одной тетрадке, — говорят уже сами братья. — Это не связано с тем, что мы близнецы. Например, этажом выше нас также жили мальчишки-близнецы, но они в школу ходили разными улицами. А мы с братом не расставались. То, что мы живём душа в душу, — не наша заслуга. Это дар Божий».
И папа, профессор Анатолий Зинковский, и мама братьев их решение стать монахами восприняли в штыки. Однако именно момент пострига стал для родителей моментом истины… «Дело в том, что, когда я была беременна, врачи не определили, что я жду двойню, — рассказывает Людмила Ивановна. — Когда родился первый ребёнок, я стала говорить, что у меня снова схватки. Медсестра отмахивалась. Но всё-таки пришёл врач и понял, что идёт второй ребёнок. Роды близнецов продолжались сутки. И когда на свет появился второй сын, он несколько минут не дышал. Я страшно переживала. Наконец заведующая принесла перепелёнутых близнецов: «Не волнуйтесь, мамочка, всё в порядке с вашими Кириллом и Мефодием!» На двадцать с лишним лет я забыла эту фразу, а во время пострига сыновей поняла, что такова воля Божия».
Братья служат в Вырице, что под Петербургом. Здесь среди величественных вековых сосен стоит Казанский храм, а рядом в часовне покоятся мощи подвижника ХХ в. — святого преподобного Серафима Вырицкого чудотворца (1866-1949 гг.). Когда эти места были оккупированы фашистами, один из немецких офицеров, услышав, что в Вырице живёт прозорливый старец, пришёл и спросил преподобного Серафима: «Как скоро наши войска возьмут Москву?» «Никогда. Вы проиграете войну», — ответил святой. С офицером старец говорил на немецком языке — до принятия монашества преподобный был одним из богатейших купцов Российской империи, его фирма имела больше 10 зарубежных филиалов, он часто бывал за границей и писал: «Братья, лучше нашей страны я не нашёл. Лучше нашей веры я не видал».
Статья по теме
Разбойник или монах? В истории с Андреем Головко ответ знает лишь Бог
«Я могу сравнить жизнь вне Церкви и жизнь в Церкви, и между ними огромная разница»
— Отец Мефодий, ваша докторская диссертация была о христианском взгляде на человеческую личность. В чем, по-Вашему, самые острые расхождения христианского и современного светского понимания личности?
Отец Мефодий:
— Самая большая проблема и противоречие в общепринятом понимании человека как личности состоит в том, что акцент делается на нашей индивидуальности, уникальности, причем в основном внешней — неповторимости, эксклюзивности внешних черт, поведенческих моделей. Человек работает над собой, пытается стать «выдающимся», но, понимая себя как некую «единицу», теряет глубинный смысл своего существования.
С богословской, духовной точки зрения личность — это прежде всего тот, кто живет не для себя, кто осознает и реализует в своей уникальности свое единство с другими людьми, причем далеко не только с родственниками по плоти. И уникальность важна не столько внешняя, сколько внутренняя, в устроении неповторимых сердца и ума человеческих.
Самому войти в духовное понимание себя человеку невозможно. Получается, что вне Бога, вне религии человек реализоваться как личность в полном смысле слова не может. Действуя автономно, он создает некие суррогаты личностного бытия, которые никого никогда не делают поистине счастливым. Многие с мирской точки зрения выдающиеся люди, имевшие тысячи поклонников и последователей, оказывались в глубине души несчастными и страждущими людьми.
Мой командир говорил: «С Миронова крест и не думайте снимать»
Родился будущий священник на Псковщине, но к началу войны семья жила в селе Медном Синявинского района Ленинградской области — туда сослали во время коллективизации их отца: «Там церковь была, в честь Тихвинской иконы Божией Матери, я мальчиком туда ходил.
На торфоразработках мама простудилась, получила туберкулез легких и болела семнадцать лет… Все мои братья и сестры умерли там, в Синявинских болотах».
Когда жить в прифронтовой полосе стало невмоготу, отправились назад, на Псковщину. Там до поры до времени жилось хорошо: «Партизан вокруг нашего села не было, поэтому и немецких карателей тоже, — вспоминает отец Иоанн. — Господь нас миловал: ни расстрелов, ни виселиц я не видал, хотя и слышал об этом.
Однако когда в 1944-м наши начали наступать, немцы стали угонять народ в Германию. Забрали и моих родных, поместили в лагерь. А мне удалось бежать и перейти линию фронта. Там меня наши мобилизовали, подучили и направили в артиллерию. К счастью, не в противотанковую, не на «сорокапятки», как мы их звали: «Прощай, Родина», а в гаубичную.
Во время переходов иногда спал на ходу, но на станину орудия не садился: заснешь — свалишься, так тебя и задавит. Работать доводилось много. Всякий раз при стоянке требовалось вырыть окоп полного профиля для 152-миллиметровой гаубицы да еще замаскировать ее. А вокруг немецкие обстрелы и бомбежки. А когда наши «Катюши» сзади нас стреляли, приходилось рот открывать, чтобы перепонки не лопнули.
Но с Богом мне ничего не было страшно, крест я носил всегда. Мой командир знал об этом и говорил: «С Миронова крест и не пробуйте снять. Не даст. Я его знаю». Воевал я в Прибалтике, освобождали мы Тукумс и Лиепаю, блокировали Курляндскую группировку. Довоевал я до Победы, радость была великая. Но демобилизовался только в 1947 году».
У отца Иоанна множество военных наград, но он их никогда не носит, считая, что лучшее украшение – не на груди, а в сердце.
«После нашего крещения отношения у нас в семье сильно осложнились»
— А как вы решили креститься?
Отец Кирилл:
— Мы крестились в 1991 году, хотя вряд ли можно сказать, что это было уже полностью продуманное решение. Мы считали себя неготовыми, и это, наверное, было правдой. В тот год мы второй раз летели в Америку в бойскаутский лагерь, и наша мама сказала: мол, раз вы так далеко летите, нужно покреститься. Мы спорить не стали и крестились в храме святой Екатерины в Мурине. Тогда и познакомились с отцом Иоанном.
В Америке мы, грешным делом, до православного храма так ни разу и не дошли. А когда вернулись, вспомнили, что после крещения не причастились. Пришли к отцу Иоанну, а он говорит: «Да где же вы ходите? Я за вас молюсь, а вас все нет и нет…»
— Как же так, в семье у вас о Боге даже не говорили, а на вашем крещении, оказывается, мама настояла?
Отец Кирилл:
— Мама все-таки была верующей, но это была такая нецерковная вера. Хотя у нее бабушка была церковным человеком, водила ее в Никольский собор.
Таинство Крещения в Казанском соборе совершает иеромонах Кирилл. Фото Станислава Марченко
— Трудно было к церковной жизни привыкать?
Отец Мефодий:
— Трудно было научиться молиться в храме. Мы привыкли молиться домашней молитвой, один на один с Богом. Нам даже вдвоем это было сложно. Одно дело — с кем-то о Боге говорить, а другое — вместе стоять и молиться…
Отец Кирилл:
— Да, был какой-то внутренний барьер, который надо было преодолеть, может быть, даже ощущение некоторой неловкости друг перед другом.
Отец Мефодий:
— Особенно в храме. Чтобы понять, что провоцировало эту неловкость, просто представьте, например: вы стоите в храме, молитесь, а рядом бабушка повторяет вслух все, что говорит священник, и вас это раздражает. В чем проблема? Видимо, во мне — не в ней же. Проще уйти от бабушки подальше, но правильнее — честно разобраться с собой: что за раздражение такое.
Отец Кирилл:
— Второй трудный момент — это осознание, что такое таинство Исповеди, таинство Причастия, как в них правильно участвовать, что они значат для тебя. Какой вообще смысл в регулярном причащении. Сколько нужно молиться, сколько — поститься. Вон в житиях святых написано, что они очень много постились — может, и тебе так надо?
Отец Мефодий:
— Тут важен вопрос меры, выстраивания правильных акцентов, структурирования духовной жизни. Слава Богу, был отец Иоанн, который подсказывал.
— А как к вашему воцерковлению отнеслись в семье?
Отец Мефодий:
— Отношения у нас в семье после нашего крещения сильно осложнились. Что-то не нравилось папе, что-то — маме. А ведь у нас всегда была очень хорошая, дружная семья, и атмосфера дома была простая, теплая. Их неприятие нашей церковной жизни было особенно тяжело.
Отец Кирилл:
— Папа — он ведь был ученый — рисовал нам диаграммы: сколько надо процентов на науку, сколько на спорт, сколько на искусство… На веру он выделял процентов десять максимум. Он чувствовал, что мы люди увлекающиеся, и говорил: «Вот вы сейчас уйдете в это полностью, а у вас профессия готовая — дипломированные специалисты, физики, исследователи. И что, вы сейчас под ноль все пустите? Все хорошо в меру».
Отец Мефодий:
— Мы говорили, объясняли, что у нас духовный голод, что мы должны его удовлетворить — у нас ведь никогда этой пищи не было.
Отец Кирилл:
— Помню, я кандидатскую техническую должен писать, а я сижу, читаю что-то из наставлений преподобного Серафима Саровского. Подходит папа: «Опять!?» — «Папа, это же интереснее», — отвечаю. А он мне: «Не аргумент». И я снова берусь за учебники…
Самый критический момент был, когда папа предложил нам отселиться. Для наших родителей это был просто нонсенс, они нас очень любили. Но нам был уже 21 год, в принципе мы были готовы к самостоятельности, просто не хотели портить с ними отношения. Старались общаться очень вежливо, не обострять, но от главных своих позиций уже не могли отойти.
— Какое самое радостное воспоминание ваших первых лет в Церкви?
Отец Мефодий:
— Когда отец Иоанн согласился стать нашим духовным отцом. Хотя, когда мы попросили, он ответил: «Я, наверное, староват для вас». Ему шел уже седьмой десяток… Это был 1992-й год.
Отец Кирилл:
— Радостные моменты были, когда идешь после причастия из храма, и ощущаешь какое-то обновление — и тебя, и окружающего мира. Как новое дыхание. И так радостно, легко…
