Текст молитвы игумена Саввы при целовании крестика и как правильно читать


Когда и как нужно целовать православный крест

Церковный устав рекомендует целовать собственный нательный крест по завершении чтения молитв вечером. Если грозит несчастье или на душе неспокойно, стоит, целуя его, читать написанные его обороте слова «Спаси и сохрани». Читаемая при его целовании молитва помогает верующим в невзгодах.

Схиигумен Савва (Остапенко) напоминал, что православные христиане должны не забывать о том, что от нательных крестиков источаются лучи благодатного света и любви. Поэтому, по словам Псково-Печерского старца, не стоит носить их как на вешалке. Священнослужитель напоминал о том, что символ христианства отпугивает нечистую силу. Благодаря ему христианин становится более благочестивым. Псково-Печерский насельник призывал, целуя символ распятия, молиться за других. Особенно старец напоминал о том, как важно упоминать в воззваниях к Богу и святым грешников. Нужно просить, чтобы согрешившие стали на путь исправления.

Старец призывал помнить о пьяницах, блудниках и других заблудших людях. Благочестивый насельник утверждал, что благодаря этому у падших появляется шанс исправиться. Псково-Печерский старец говорил, что если начать день с целования символа христианства и просьбы о заблудших, то весь день будет проведен свято. Это случится благодаря тому, что человек будет осеняться благодатью от крестика. Схиигумен утверждал, что лучше не позавтракать, чем забыть о символе христианства!

В наше время есть церкви, где верующим предлагают целовать нательные крестики вместо общего. Некоторые христиане перед тем, как поцеловать общий крест, перекрещиваются.

КРЕСТНОЕ ЦЕЛОВАНИЕ

(крестоцелование), христ. обряд (целование креста, к-рый держит священник или к-рый лежит на аналое), известен начиная с эпохи средневековья в политической, судебной и гражданской сферах в качестве клятвы (присяги). К. ц. было известно в Зап. Европе, в Византии, но наибольшее распространение получило в Др. Руси. Обряд целования святыни, в т. ч. креста, рассматривался как знак особого почитания и примирения; поцелуй в христ. традиции (в т. ч. литургической) всегда считался символом примирения и единения в Церкви.

Средневек. Церковь осуждала использование любых клятв, основанием для чего служил прямой запрет Христа в Нагорной проповеди (Мф 5. 33-37). Соответствующие запреты содержало и каноническое право. В древнеслав. Кормчей 14 титулов, известной на Руси с XI в., правила Ап. 25, Халкид. 18, Трул. 93, Васил. 10, 64, 82 осуждают в принципе клятву и предусматривают для «клятвьников» наказания: для мирян — отлучение от Церкви до 10 лет (в разных правилах по этому поводу устанавливаются разные условия и сроки отлучения), для духовных лиц — в любом случае лишение сана (Бенешевич. ДСК. 1906. Т. 1. Вып. 1. С. 66, 121, 198; 1907. Вып. 3. С. 474, 500, 506). 29-е прав. св. Василия Великого содержит рассуждение о том, как надо вразумлять клятвенников (Там же. Вып. 3. С. 487-488); в этом постановлении не просто осуждается клятва, но разъясняется, что ее принесение нельзя рассматривать как абсолютное обязательство, и поэтому нет ничего страшного в нарушении обещаний, если их выполнение потребует нарушения истинно важных нравственных принципов и законов.

Убежденным противником принесения клятвы был также свт. Иоанн Златоуст, к-рый неоднократно высказывался на эту тему, в частности в толковании на указанное место Нагорной проповеди (его «Слово о клянущихся» на Руси входило с XII в. в четий сборник для мирян «Златоструй»).

В древнерус. книжности запреты клятв присутствуют в ряде произведений церковно-учительной литературы. Напр., сразу 3 памятника, вошедшие в состав Изборника 1076 г., содержат прямые осуждения клятвы: «Поучение св. Василия о житии», «Афанасиевы ответы» и «Премудрость Иисуса, сына Сирахова». В слове «О клятьве» в древнерус. сб. «Пчела» подобраны библейские и святоотеческие заповеди с осуждением клятвы в любой форме. Древнерус. поучения против клянущихся содержат и др. сборники — «Златоуст», «Златоструй», «Измарагд».


Целование креста Владимиром Всеволодовичем Мономахом (Переяславским) и Святополком Изяславичем Киевским в знак примирения. Миниатюра из Радзивиловской летописи (БАН. 34.5.30. Л. 143 об.) Целование креста Владимиром Всеволодовичем Мономахом (Переяславским) и Святополком Изяславичем Киевским в знак примирения. Миниатюра из Радзивиловской летописи (БАН. 34.5.30. Л. 143 об.) Широкая распространенность клятв с тем или иным религ. содержанием практически во всех христ. странах связана прежде всего с отсутствием или дефицитом способов и механизмов фиксации и подтверждения к.-л. обещаний и контроля (общественного и/или государственного) над их исполнением. В устной культуре нек-рый уровень общественного доверия может обеспечить лишь высказывание, подкрепленное высшим (сакральным) авторитетом. Значение клятвы кардинально снижается только тогда, когда широко распространяются письменность, особенно бюрократическое делопроизводство, и грамотность.

Правосл. Церковь, как и католическая, вынуждена была мириться с употреблением клятв в обществе, которые рассматривались как неизбежное зло, связанное с греховностью человеческой природы. К. ц., т. о., являлось одной из компромиссных форм между ригоризмом церковной проповеди и практическими нуждами и требованиями. На Руси с христианизацией довольно быстро исчезли клятвы с языческим содержанием (либо из обрядов языческого происхождения исчезали магические элементы — напр., рукобитье, потеряв магический смысл, сохр. до наст. времени), строго осуждались и не допускались в офиц. сферы любые божбы, но допускались нек-рые клятвы с апелляцией ко Христу, к Пресв. Богородице, святым и/или с применением соответствующих сакральных предметов. Среди этих допустимых клятв наиболее распространенной формой стало К. ц. (хотя известны случаи клятв на мощах святых, иконах и др.). На Руси К. ц. могло также обозначаться наряду с др. видами клятвы словом «рота», а приносивший клятву соответственно назывался «ротник».

О клятве с использованием креста впервые в рус. источниках говорится в связи с заключением русско-визант. договора 944 г. (ПВЛ. 1996. С. 26). Упоминания К. ц. в качестве клятвы появляются в летописании начиная с 1059 г. и относятся, как и большинство позднейших сведений (XII-XV вв.), к соглашениям между князьями Рюриковичами.

При заключении договоров, скрепленных К. ц., писались специальные «крестные грамоты», к-рые затем, в случае, если какая-то из сторон считала, что договор нарушен др. стороной, «повергались» к ногам нарушителя. Ритуал «взвержения крестных грамот» означал офиц. расторжение соглашения, и он стал одной из характерных черт рус. «посольского обычая».

В «Повести временных лет» имеются рассуждения об особой силе Креста Господня, а в рассказе об усобице сыновей и внуков св. равноап. кн. Владимира (Василия) Святославича в 1067-1069 гг.- специальное поучение на эту тему в связи с нарушением братьями обещаний, данных друг другу с К. ц. В поучении несчастья, к-рые обрушились на князей, «преступивших» К. ц., и на всю Русскую землю, объясняются как наказание великой «крестной силы» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 172-173; ПВЛ. 1996. С. 74-75). В этих и подобных летописных комментариях выражается мысль, что «крестная сила», к к-рой прибегают люди посредством К. ц., побеждает диавольские «зло» и «лесть» в их взаимоотношениях, но в случае, если обещания даются «на лже» или позднее нарушаются, клятвопреступников и всех тех, за кого они несут ответственность, настигнет божественная «казнь», а «покаяния им несть».

Идея об особой «крестной силе», стоящей за К. ц., вероятно, способствовала утверждению его как фактически единственно допустимой формы клятвы в Сев.-Вост. Руси XIII-XV вв. и затем в Московском гос-ве XVI-XVII вв. При этом сфера применения К. ц. расширяется. Оно служит для скрепления уже не только договоров между Рюриковичами, но и вообще любых соглашений или обязательств.

Известны случаи освобождения русских князей церковными иерархами от политических обязательств, скрепленных крестоцелованием. Для верной оценки данных исторических фактов следует принимать во внимание, что с христ. т. зр. никакая клятва не обладает абсолютной силой, но перед лицом высших ценностей имеет лишь условное значение. Разрешая от клятвы, церковное руководство не попустительствовало сиюминутным страстям князей, а отдавало приоритет другим помимо верности К. ц. принципам и соображениям — напр., идее мира, идее единения христиан против иноверных врагов и проч.

К. ц. стали использовать как присягу правителю знати, а затем и широких слоев населения. Первоначально эти присяги были устные. В кон. XIV-XVI в. Московские великие князья (позднее цари) брали с отдельных представителей княжеско-боярской знати т. н. крестоцеловальные записи — письменные обязательства верной службы, подкрепленные К. ц., к-рое свидетельствовалось митрополитом — главой Русской Церкви. Формулы этих записей послужили основой текстов присяг, к к-рым с кон. XVI в. приводилось население (гл. обр. служилые люди) при вступлении на престол каждого нового правителя, а также отдельные люди или группы людей при вступлении в подданство рус. царям. Текст не был устойчив, мог меняться в зависимости от обстоятельств, но 2 главными взаимосвязанными элементами было обязательство верной службы и К. ц., подкреплявшее это обязательство (см., напр., в крестоцеловальной записи царю Михаилу Феодоровичу, которая была принята Земским собором в 1613 г. и разослана по городам: «Целую сеи святыи животворящий крест Господень государю своему царю великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии и его царице и великои княгине и их царским детем, которым им, государям, Бог даст на том: служити мне, имярек, ему, государю своему, и прямить и добра хотеть во всем безо всякие хитрости…» — и т. д. (СГГД. Ч. 3. № 5. С. 14-15)).

При приведении к присяге групп людей составлялись т. н. крестоприводные списки или книги, где указывались поименно лица, целовавшие крест государю (напр., так были составлены списки укр. казаков, присягнувших царю Алексею Михайловичу после Переяславской рады 1654 г.).

Подобные присяги приносили также лица, к-рые привлекались в XVI-XVII вв. на невоенную гос. службу на временной основе, напр. выбирались земскими людьми в уездах и на посадах для исполнения финансовых, отчасти судебных и полицейских функций. Т. к. присяга была в форме К. ц., эти должностные лица стали называться «целовальниками». В частности, такие люди осуществляли продажу алкогольных напитков в «царевых кабаках» (бюрократизация гос. аппарата привела к исчезновению целовальников, и в XVIII — нач. XX в. это название по традиции применялось только по отношению к служителям винных откупщиков и продавцам в казенных винных лавках).

К клятвам прибегали в средневек. Руси и в судебном процессе: в качестве судебного доказательства, при свидетельских показаниях и при судебном поединке. К. ц. упоминается в таком качестве в источниках с XIV в., впервые — в Псковской судной грамоте (1-я ред.- 1397 г.). В XV-XVII вв. оно было практически единственной формой клятвы, к-рая применялась в суде, хотя как именно осуществлялось приведение к кресту, мы не знаем.

В Соборном уложении 1649 г. отдельная, 14-я, гл. посвящена регуляции применения К. ц. в суде — в каких случаях следует приводить к нему, как, в какие именно дни и сроки и т. д. Приводить к нему можно только людей не моложе 20 лет, не более 3 раз в жизни и проч.

Крестное целование Рюрика Ростиславича. Миниатюра из Радзивиловской летописи (БАН. 34.5.30. Л. 237 об. верх)

Крестное целование Рюрика Ростиславича. Миниатюра из Радзивиловской летописи (БАН. 34.5.30. Л. 237 об. верх) В допетровское время вопрос о правомерности и/или рамках применения К. ц. всегда сохранял актуальность и так или иначе обсуждался. С одной стороны, существовало мнение, к-рое, опираясь на евангельский запрет клятвы, полагало, что ее следует избегать в любом виде, в т. ч. в виде К. ц. С другой стороны, высказывались специально подобранные аргументы в пользу применения К. ц. (напр., прп. Зиновий Отенский в послании сер. 30-х гг. XVI в. дьяку Я. В. Шишкину — Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 339-343).

Церковные власти признавали присягу в виде К. ц., но старались ограничить его применение и подчеркивали особую греховность целования креста «на криве» (ложно) и нарушения присяги, скрепленной К. ц. Так, согласно включенной в «митрополичий формулярник» нач. XVI в. (ГИМ. Син. № 562) «Записи о крестоцеловании» (отрывок анонимной статьи «А се въспрос священнический»), «крест аще кто целуеть мал, а преступить, 5 лет есть епитимия его. А разумеяй преступить, кровию своею токмо да искупится, юже прольеть мученическыи за Христа» (РФА. 2008. [Вып. 6]. С. 476). В Служебники XVI в. были включены вопросы исповедающимся: «Или к роте приводил, или сам крест целовал… или преступил крестное целование?» (Алмазов А. И. Тайная исповедь в правосл. вост. церкви. Од., 1894. Т. 3. С. 152); т. о., здесь и преступление К. ц., и само оно понимаются как дело, достойное церковного наказания.

Если в гос. органах взимали с населения те или иные обещания и показания, то вместо присяги обычно прибегали к устному заверению, содержащему отсылку к словам Нагорной проповеди: «…обещаемся Господу Богу всемогущему перед святым Евангелием, по непорочной заповеди Его, яко ж в сем святом Евангелии указася, еже еи-еи, на том…» — или, если не было Евангелия, просто: «…по непорочной евангельской заповеди, еже еи-еи»; эта словесная формула встречается в писцовых книгах, судебных делах с «обыском» людей и др. приказной и частной документации XVI-XVII вв. (ср. в церковнослав. тексте Евангелия: «…буди же слово ваше: еи, еи, ни, ни; лишше же сею от неприязни есть» — Мф 5. 37).

С кон. XVII в., видимо, вслед. сдержанного или даже негативного отношения церковных властей к клятве, отчасти бюрократизации и развития письменного делопроизводства, а также влияний из Зап. Европы происходит изменение практики использования К. ц. в общественной жизни. В гос. присяге акцент переносится на фиксацию обещания верности правителю в письменном виде, а религ. санкцию обеспечивает прежде всего Евангелие, перед к-рым произносилось обещание или на к-рое возлагалась рука во время произнесения присяги. Целование креста упоминается только в конце присяги в качестве как бы дополнительного подкрепления данных обещаний (так в присягах всем правителям от имп. Петра II Алексеевича до имп. св. мч. Николая II Александровича). После Февральской революции 1917 г. присяга Временному правительству уже не предусматривала использования ни Евангелия, ни креста, а от христиан требовалось лишь крестное знамение.

В то же время в судопроизводстве присяга с целованием креста в виде обещания, записанного на бумаге и произнесенного перед Евангелием, применялась в XVIII — нач. XX в., как и ранее, довольно широко: и для введения в должность (так, к присяге приводились присяжные заседатели, откуда и их название), и как судебное доказательство, и для примирения сторон.

Лит.: Вербловский Г. Присяга. Присяга в гражданском процессе // ЭС. 1898. Т. 25(49). С. 255-259; Сергеевич В. И. Русские юрид. древности. СПб., 1900 2. Т. 2. С. 200-205; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории рус. права. К.; СПб., 1900 3. С. 167, 660-661; Бронзов А. Клятва // ПБЭ. Т. 11. Стб. 290-302; Dewey H. W., Kleimola A. M. Promise and Perfidy in Old Russian Cross-Kissing // Canadian Slavic Studies. Montreal, 1968. Vol. 2. N 3. P. 327-341; Филюшкин А. И. Институт крестоцелования в Средневек. Руси // Клио: Журн. для ученых. СПб., 2000. № 2(11). С. 42-48; Федотов Г. П. Собр. соч. М., 2001. Т. 10: Рус. религиозность. Ч. 1. С. 261-266; Щавелев А. С. Символические функции креста в Др. Руси // Вост. Европа в древности и средневековье: Мнимые реальности в античной и средневек. историографии: XIV чт. памяти чл.-корр. АН СССР В. Т. Пашуто. М., 2002. С. 248-254; Стефанович П. С. Крестоцелование и отношение к нему церкви в Др. Руси // Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 5. С. 86-113; он же. Князь и бояре: Клятва верности и право отъезда // Горский А. А., Кучкин В. А., Лукин П. В., Стефанович П. С. Др. Русь: Очерки полит. и соц. строя. М., 2008. С. 164-209; Антонов Д. И. Смута в культуре Средневек. Руси: Эволюция древнерусских мифологем в книжности нач. XVII в. М., 2009. С. 177-203, 213-224.

П. С. Стефанович

Молитва игумена Саввы при целовании крестика

Николай Остапенко, будущий схиигумен Савва, родился в 1898 году. Будущий священнослужитель с детства мечтал стать монахом, но многие годы из-за сложившихся обстоятельств жил в миру. Лишь в 1948 году мужчина был пострижен в Троице-Сергиевой Лавре. В 1954 году старец переходит в Псково-Печерский монастырь. Там всеми почитаемый монах хотел уйти в затвор, но после видения понял, что людям необходимы его духовные советы. 27 июля 1980 старец умер.

Схиигумен Савва составил особые молитвы. Эти воззвания к Богу и святым необходимо читать при целовании креста. Вот одна из них:

«Пролей, Господи, каплю Святейшей Твоей Крови в мое сердце, иссохшее от страстей и грехов и нечистот душевных и телесных. Аминь».

Рейтинг
( 2 оценки, среднее 4.5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]
Для любых предложений по сайту: [email protected]