Синодальный отдел по монастырям и монашеству провел собрание ответственных за работу с монастырями в епархиях

Синодальный отдел по монастырям и монашеству

— подразделение Священного синода Русской православной церкви.

Осуществляет функции координирующего и контролирующего органа в случаях выработки и рецензирования внутренних и гражданских уставов монастырей, при решении административных и юридических вопросов, связанных с возвращением Церкви монастырских зданий и сооружений, в ходатайстве перед государственными органами с целью оказания монастырям помощи в проведении восстановительных работ, при разборе конфликтных ситуаций в монастырях и личных дел монашествующих по представлениям епархий с ведома и по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси.

Состав коллегии отдела

Текущий состав (согласно официальному сайту)[2]

• Архиепископ Сергиево-Посадский Феогност (Гузиков), наместник Свято-Троицкой Сергиевой лавры — председатель
• Игумен Стефан (Тараканов), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры, — заместитель председателя
• Игумения Иулиания (Каледа), настоятельница Зачатьевского женского монастыря г. Москвы, — заместитель председателя
• Митрополит Вышгородский и Чернобыльский Павел (Лебедь), наместник Свято-Успенской Киево-Печерской лавры
• Архиепископ Новогрудский и Лидский Гурий (Апалько), священноархимандрит Успенского Жировичского мужского монастыря
• Митрополит Почаевский Владимир (Мороз), наместник Свято-Успенской Почаевской лавры
• Епископ Троицкий Панкратий (Жердев), наместник Спасо-Преображенского Валаамского монастыря
• Епископ Святогорский Арсений (Яковенко), наместник Свято-Успенской Святогорской лавры
• Епископ Кронштадтский Назарий (Лавриненко), наместник Свято-Троицкой Александро-Невской лавры
• Архимандрит Алексий (Поликарпов), наместник Свято-Данилова мужского монастыря г. Москвы
• Епископ Павлодарский и Экибастузский Варнава (Сафонов)
• Епископ Воскресенский Савва (Михеев), наместник Новоспасского ставропигиального монастыря г. Москвы
• Архимандрит Паисий (Чекан), наместник Вознесенского Ново-Нямецкого Кицканского мужского монастыря
• Архимандрит Порфирий (Шутов), наместник Спасо-Преображенского Соловецкого мужского монастыря
• Архимандрит Тихон (Секретарёв), наместник Свято-Успенского Псково-Печерского мужского монастыря
• Игумения Варвара (Третьяк), настоятельница Введенского Толгского женского монастыря
• Игумения Евдокия (Левшук), настоятельница Полоцкого Спасо-Ефросиниевского женского монастыря
• Игумения Елизавета (Жегалова), настоятельница Свято-Троицкого Стефано Махрищского женского монастыря
• Игумения Маргарита (Феоктистова), настоятельница Богородице-Смоленского Новодевичьего женского монастыря г. Москвы
• Игумения Параскева (Казаку), настоятельница Параскевинского Хынковского женского монастыря
• Игумения Рафаила (Хильчук), настоятельница Свято-Троицкого Корецкого ставропигиального женского монастыря
• Игумения Сергия (Конкова), настоятельница Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря
• Игумения София (Силина), настоятельница Воскресенского Новодевичьего монастыря г. Санкт-Петербурга
• Игумения Филарета (Калачева), настоятельница Успенского Пюхтицкого ставропигиального монастыря

Монастырская пекарня

Во все времена монастыри в России — центры не только духовной жизни, но и хозяйственной, здесь также бережно сохранялись и русские кулинарные традиции. На протяжении веков, на Руси славилась монастырская кухня, да и хлеб в любой обители всегда был свой. Каждый монастырь имел свои секреты выпечки, чего стоит знаменитый на весь мир «Бородинский». Ныне, когда во многих монастырях вспоминают старые рецепты выпечки хлеба, решили возродить эту традицию и в Даниловом монастыре. Так, весной 2009 года при Московском Даниловом ставропигиальном мужском монастыре состоялось освящение новой пекарни и начался выпуск хлебобулочных изделий под торговой маркой «Монастырские традиции». После нескольких месяцев напряженной подготовительной работы удалось получить хлеб с уникальными вкусовыми качествами, на закваске, которая освящается два раза в год в монастырском храме. Вся Даниловская выпечка, изготовлена вручную. Для выпечки хлеба тщательно отбирается высококачественное сырье, некоторое ингредиенты доставляют из монастырского подворья, и к этому надо добавить еще три составляющие успеха: старинные монастырские рецепты, новейшие технологии производства и современное хлебопекарное оборудование. Высокие требования предъявляются в пекарне и к санитарным нормам.

Помимо большого ассортимента дрожжевого и бездрожжевого хлеба, Даниловская пекарня предлагает различные виды пирожков (с капустой и картофелем, рыбой и яблоками, вишней и другими начинками), булочки, слойки, пироги, постное и сдобное печенье, различные пряники и кексы, традиционные монастырские коврижки. Кроме выпечки, нам есть еще чем удивить покупателей: например, «Даниловская пастила» по своим вкусовым качествам может поспорить со знаменитой «Белевской». Она вручную изготовлена из отечественных сезонных яблок. Хорошо известен и даниловский мёд. В первую очередь, речь идет о мёде из скита прп. Сергия Радонежского, в Рязанской области, часть которого​ идет на нужды монастыря, а другая — на продажу. Конечно, одна пасека не может удовлетворить большой спрос покупателей, и это связано не только с его количеством, но​ и ассортиментом. На восьми пасеках, расположенных в Белгородской, Воронежской и Рязанских областях, Краснодарском крае и на Алтае, по нашему заказу местные пчеловоды заготавливают для нас различные сорта меда.

За даниловской выпечкой и мёдом люди едут со всей Москвы и Подмосковья. Всю продукцию можно приобрести в торговых павильонах на территории монастыря и около входа в монастырь, в магазине «Медовый Спас» по адресу Даниловский Вал дом 10, в других московских храмах.

Ссылки

• Комиссии	Библейско-богословская • По канонизации святых • Богослужебная • По взаимодействию с музейным сообществом • По вопросам семьи, защиты материнства и детства • По вопросам физической культуры и спорта • По старообрядным приходам и взаимодействию со старообрядчеством
  Прочее	Издательство Московской Патриархии • Синодальная библиотека • Синодальный хор • Совет по увековечению памяти новомучеников и исповедников

Евангельское монашество

• Главная »
• О монашестве

Евангелие Господа нашего Иисуса Христа – это благая и радостная весть, несущая в мир не просто учение, но новую жизнь взамен ветхой. Ветхая жизнь порабощена грехом, страстями, тлением, смертью и управляется дьяволом. Несмотря на все «естественные» радости, она оставляет горькое послевкусие, ибо это – не истинная жизнь, ради которой был создан человек, но жизнь растленная, нездоровая, отмеченная чувством парадокса, пустоты и смятения.

Новая жизнь дарована миру Богочеловеком Христом как дар, доступный для всех людей. Верующий соединяется с Иисусом Христом и таким образом причащается Его святой бессмертной жизни – вечной и истинной.

Необходимым условием к единению верующего с Христом и его оживотворению является его смерть как ветхого человека через покаяние. Верующий должен сначала распять ветхого человека (то есть эгоизм, страсти и собственную волю) на Кресте и похоронить во гробе Христа, чтобы воскреснуть вместе с Ним, «дабы нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:4). Таково дело покаяния и взятия Креста Христова. Без покаяния – постоянного распятия ветхого человека – верующий не может обрести евангельскую веру и всецело предаться Богу и возлюбить Господа Бога «всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Мк. 12:30).

Поэтому Господь сделал покаяние фундаментом евангельской проповеди и предпосылкой веры. «Покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15). Он не скрывал, что путь покаяния является трудным, но ведущим наверх. «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь» (Мф. 7:14), и ступить на него – значит поднять крест покаяния. Поскольку ветхий человек не покидает тебя без труда, и дьявол не побеждается без тяжелой борьбы.

Тесным и узким путем покаяния обещает в течение жизни следовать монах. Он отстраняется от мира, чтобы достичь своего единственного желания, умереть для ветхой жизни и начать жизнь обновленную, которую Христос дарует нам через церковь. Совершенного покаяния монах достигает посредством постоянной аскезы, бдения, поста, молитвы, отсеканием собственной воли и беспрекословного послушания по отношению к старцу. Тем самым он заставляет себя отречься от своих эгоистичных стремлений и полюбить волю Божью. «Монах есть всегдашнее понуждение естества». Так он исполняет слова Господа «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12). В муках покаяния постепенно рождается обновленный человек, подобный Богу.

Борьба покаяния включает в себя и непрестанное наблюдение за помыслами, имеющее целью отсечение всякого злого бесовского помышления, стремящегося осквернить человека. Наблюдение за помыслами помогает сохранить сердце в чистоте и стать отображением Бога, как сказано в заповеди блаженства: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Победа над эгоизмом и страстями делает монаха кротким, мирным и смиренным, истинно «нищим духом» и причастником всех добродетелей и заповедей блаженства, а также «чадом», которого прославил Иисус и призвал всех уподобиться ему, если они желают войти в Его Царство.

Весь жизненный путь монаха становится стремлением к покаянию, а его мораль – моралью покаяния. Монах – это «знаток» покаяния, «изображающий жизнь покаяния» (правило 43 Шестого Вселенского Собора) для всей Церкви. Скорбь и слезы покаяния являют собой самую красноречивую проповедь.

Весь образ монаха (образ добровольной смерти) судит этот мир. Мир же, молчаливо судимый монахом, безучастный к монашескому покаянию, отворачивается от него, презирает его, ненавидит и считает неразумным. Но «немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Кор. 1:27).

Монах, будучи мудрым для Бога и неразумным по мирским критериям, остается чужим для этого мира, равно как и Сын Божий, Который «пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1:11), не поняв Его, даже будучи людьми церковными, мудрыми и деятельными.

Мистическая и безмолвная жизнь монаха – это тайна за семью печатями для всех тех, кто не причастен его духу. Монаха считают социально бесполезным и миссионерски бездействующим. Таким образом, жизнь его – это тайна во Христе Боге и, «когда явится Христос, жизнь ваша, тогда и они явятся с Ним во славе» (Кол. 3:4).

Лишь сердце человека, непрестанно очищающегося покаянием от себялюбия, корысти и страстей, может истинно полюбить Бога и ближнего. Эгоизм и любовь несовместимы друг с другом. Часто эгоист полагает, что любит, в то время как его «любовь» является лишь скрытым эгоизмом, корыстью и поиском выгоды.

Кающийся монах пылает Божественной любовью. Любовь Божья охватывает его сердце, побуждая жить не для себя, но для Бога. Его душа-невеста постоянно с болью и тоской требует своего Жениха и не успокаивается, пока не соединится с Ним. Монах не довольствуется тем, чтобы любить Бога как раб (из страха) или как служитель (за вознаграждение Раем). Он желает любить Его как сын, чистой любовью. «Не боюсь более Бога, но люблю Его» – говорил Антоний Великий. И чем больше он кается, тем более возрастает в нем стремление к любви Божьей, и чем больше он любит Бога, тем больше кается.

Слезы покаяния разжигают в монахе пламя любви. Свое стремление к Богу он подпитывает молитвой, прежде всего умной и непрестанной, постоянным призыванием сладчайшего имени Иисуса и краткой молитвой «Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного». Молитва очищает его и обеспечивает его соединение с Богом.

Церковному служению монах также предается с любовью к Богу, а Бог предается ему. Много часов ежедневно монах проводит в храме, славя любимого Бога. Его участие в богослужениях – это не обязанность, но потребность его жаждущей Бога души. В афонских монастырях ежедневно совершается божественная литургия, и монахи не ожидают конца богослужения, сколько бы часов она ни длилась, поскольку для них нет более полезного занятия, чем находиться в общении со Спасителем, Его Матерью и друзьями. Таким образом, служение – это радость и праздник, весна души и предвкушение Рая. Монахи живут согласно словам апостола: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога…» (Деян. 2:44-47).

Но даже по окончании богослужения монах продолжает жить литургически. Вся его монастырская жизнь, послушание, трапеза и молитва, молчание и отдых, взаимоотношения с братьями и прием паломников – это приношения Святой Троице. Архитектура монастырей подтверждает это.

Все начинается на святом престоле соборного храма и здесь же заканчивается. Проходы, кельи – все имеет отношение к храму. Вся монастырская жизнь становится приношением и служением Богу.

Даже материальные аспекты богослужения свидетельствуют о преображении всей жизни и всего творения Божественной благодатью. Хлеб и вино святой евхаристии, освященное масло, ладан, било и колокола, обозначающие назначенные часы, свечи и кадила, зажигаемые в определенные моменты службы, движения канонарха и клириков, равно как и многие другие движения и действия, предписанные многовековыми монашескими типиконами – это не просто сухие формулы или психологические стимулы для чувств, но признаки, отзвуки и проявления нового творения. Все те, кто посещает Святую Гору, убеждаются в том, что богослужение имеет не статический, но динамический характер. Это некое движение к Богу: душа поднимается к Богу вместе со всем сущим.

Во время афонской всенощной верующий получает уникальный опыт радости, которую приносит в мир спасительная миссия Христа, отведывая жизнь высшего качества, даруемую нам Христом через церковь.

Первостепенное значение, которое монашество придает служению Богу, напоминает церкви и миру о том, что если божественная литургия и служение не станут центром нашей жизни, мир никогда не сумеет прийти к единению, преобразиться, преодолеть раскол и дисбаланс, пустоту и смерть, несмотря на все существующие честолюбивые гуманистические системы и программы по его улучшению. Кроме того, монашество напоминает, что божественная литургия и служение Богу не являются чем-то внутри нас, но центром, источником обновления и освящения всех аспектов нашего бытия.

Непосредственным плодом любви к Богу является любовь к образу Божьему – человеку и всем Божьим творениям. Посредством многолетней аскезы монах обретает «милующее сердце, способное любить так, как Бог. Согласно авве Исааку Сирину, милующее сердце есть «возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были они помилованы; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в сем Богу» (Слово 48).

В Герондиконе – сборнике изречений и творений отцов-пустынников – мы встречаем примеры жертвенности и любви, напоминающие и обнаруживающие любовь Христову. Авва Агафон говорил, что «желал бы найти прокаженного и взять его тело». «Видишь совершенную любовь?» – комментирует это Исаак Сирин.

Кроме того, устройство киновии основывается на любви по образцу первых христианских общин Иерусалима. Как Господь с Его двенадцатью апостолами и первые христиане, так и монахи имеют общую собственность и общую жизнь во Христе. Игумен не имеет ничего более, кроме одного молодого послушника. Никто не располагает деньгами, которыми может распоряжаться по своему усмотрению, кроме тех, что он в качестве благословения получает от игумена на определенные нужды.

Общая собственность, равенство, справедливость, взаимоуважение и самопожертвование каждого монаха возводят киновиальную жизнь в сферу истинной любви и свободы. Те, кто имел счастье хотя бы несколько дней провести в истинной киновии, знают, какую благодать несет взаимная любовь братьев и как она успокаивает душу. Создается впечатление, что живешь среди подобных ангелам.

Учредитель киновиального монашества Василий Великий говорит о любви во Христе, которая царит в киновии: «Что равняется сему житию? Но что и блаженнее оного? Что совершеннее такой близости и такого единения? Что приятнее этого слияния нравов и душ? Люди, подвигшиеся из разных племен и стран, привели себя в такое совершенное тождество, что во многих телах видится одна душа, и многие тела оказываются орудиями одной воли.

Немощный телом имеет у себя многих состраждущих ему расположением; больной и упадающий душою имеет у себя многих врачующих и восстановляющих его. Они в равной мере и рабы, и господа друг другу, и с непреоборимою свободою взаимно оказывают один перед другим совершенное рабство – не то, которое насильно вводится необходимостью обстоятельств, погружающею в великое уныние плененных в рабство, но то, которое с радостью производится свободою произволения, когда любовь подчиняет свободных друг другу и охраняет свободу самопроизволением. Богу угодно было, чтобы мы были такими и вначале, для этой цели и сотворил Он нас.

И они-то, изглаждая в себе грех праотца Адама, возобновляют первобытную доброту, потому что у людей не было бы ни разделения, ни раздоров, ни войны, если бы грех не рассек естества. Они-то суть точные подражатели Спасителю и Его житию во плоти. Ибо как Спаситель, составив лик учеников, даже и Себя соделал общим для Апостолов, так и сии, повинующиеся своему вождю, прекрасно соблюдающие правило жизни, в точности подражают житию Апостолов и Господа. Они-то соревнуют жизни Ангелов, подобно им во всей строгости соблюдая общительность.

У Ангелов нет ни ссоры, ни любопрения, ни недоразумения; каждый пользуется собственностью всех, и все вмещают в себе всецелые совершенства» (Подвижнические уставы, глава 18). В киновии монахи могут по-апостольски истинно проживать таинство Церкви как таинство общения и единения с Богом и людьми, жить в единстве веры и причастия Святого Духа, что является обязанностью всех христиан. Монах на собственном опыте знает, что Церковь – это не просто религиозное учреждение или некий институт, но во Христе братство, Тело Христово, собор рассеянных чад Божьих (Ин. 11:52), его семья во Христе. Этот экклесиологический опыт дает монаху возможность видеть братьев как части своего собственного тела и чтит их, как Христа. Это объясняет и участливое гостеприимство, которое монах оказывает паломникам и посетителям, и его постоянную слезную молитву о живых и усопших братьях, знакомых и незнакомых.

Любовь к мирским братьям монахи выражают различными способами, в частности приносимым им душевным успокоением и духовной поддержкой. Многие братья, измученные и морально уставшие, приходят в монастыри, в особенности на Святую Гору, чтобы душа их нашла покой рядом со старцами и духовными отцами, которые уже обрели мир в Боге. Нередки случаи, когда опытные афонские духовники выходят в мир, чтобы успокоить и укрепить в вере многих христиан.

Преподобный Серафим Саровский, великий русский исихаст прошлого века, характерно говорил: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя». Преподобный Серафим исходил из своего личного опыта и опыта многовековых традиций исихазма. Можно заметить, что, чем дальше примирившиеся с Богом отцы уходили вглубь пустыни, тем больше людей следовали за ними, чтобы обрести пользу.

В чрезвычайных случаях монахи призываются самим Богом, как это произошло с Космой Этолийским, принять на себя значительную проповедническую и пробуждающую миссию. Однако они всегда призваны Богом и не действуют по своему усмотрению. Разве смог бы святой Косма своей проповедью спасти и просветить порабощенный народ, если бы сам ранее не был просвещен и вдохновлен двадцатилетней монашеской аскезой, молчанием, очищением и молитвой?

Монах не ставит себе цель спасти мир посредством пастырской и миссионерской деятельности, поскольку, будучи «нищим духом», чувствует, что не имеет предпосылок к спасению других, пока не спасется сам. Монах предается Богу без каких-либо планов и перспектив. Он всегда находится в распоряжении Господа и готов услышать Его зов. Господь Церкви призывает работников Своего виноградника трудиться так, как Он сочтет спасительным и плодотворным. Святого Григория Паламу Господь призвал встать на пастырскую защиту Салоник и говорить об отеческом благочестии в духе православного богословия. Святого Косму призвал к апостольской проповеди, а преподобного Никодима Святогорца вразумил проповедовать, не выходя в мир, посредством своих богословских и духовных сочинений, которые и по сей день приводят к Богу множество душ.

Иные монахи были призваны Богом помочь миру своим молчанием, терпением и слезной молитвой, как в случае с преподобным Леонтием Дионисиатским, который на протяжении шестидесяти лет не выходил за пределы монастыря и жил, закрывшись в темной келье. Господь открыл, что принял его жертву, наделив его пророческим даром. После его смерти тело святого мироточило.

Но то, что в большей степени делает святого монаха радостью и светом мира, это тот факт, что он сохраняет образ Божий. В противоестественном состоянии греха, в котором мы существуем, мы забываем и утрачиваем представление об истинном человеке. И каким был человек до грехопадения, обоженный и носящий в себе образ Божий, нам являет святой монах. Таким образом, монах остается надеждой для людей, способных разглядеть глубокую и истинную человеческую природу, без приходящих идеологических предубеждений. Если человек не может обожиться и если лично он не был знаком с обожившимися людьми, ему сложно надеяться на то, что человек способен преодолеть свое падшее состояние и достичь цели, для которой его сотворил Всеблагой Бог – стать богом по благодати. Как писал святой Иоанн Лествичник: «Свет монахов суть ангелы, а свет для всех человеков – монашеское житие» (Слово 26).

Обладая уже в нынешней жизни благодатью обожения, монах становится символом и свидетелем Царства Божия в мире. А Царство Божие, согласно учению святых отцов, это дар поселения в человеке Святого Духа. Через обоженного монаха мир узнает неизведанный и видит невиданный характер и славу обоженного человека грядущего Царства Божия, которое «не от мира сего». Посредством монашества в современной церкви сохраняется эсхатологическое сознание апостольской церкви, живое чаяние грядущего Господа (маран афа – грядет Господь), но и Его мистическое присутствие внутри нас: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21).

Благодатная память смертная и плодотворное девство ведут монаха к будущему веку. Как пишет святой Григорий Богослов: «Христоc, Который, благоволив и родиться для нас рожденных, рождается от Девы, узаконивая тем девство, которое бы возводило нас отселе, ограничивало мир, лучше же сказать, из одного мира препосылало в другой мир, из настоящего в будущий» (Надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской, P.G. Т.36, с. 153). Монах, живущий в чистоте по примеру Христа, преодолевает не только то, что противоречит естеству, но и то, что согласно с ним, и, достигнув сверхъестественного, входит в необычайное ангельское состояние, о котором говорил Господь: «В воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах» (Мф. 22:30). Подобно ангелам, монахи хранят обет безбрачия, и не только, чтобы принести церкви практическую пользу – миссионерская деятельность – но и чтобы прославлять Бога «в телах и в душах своих» (1 Кор. 6:20).

Девство ставит преграду смерти, как пишет об этом святой Григорий Нисский: «Ибо как в Богородице Марии, «царствовавшая от Адама даже до» Нее «смерть» (Рим. 5, 14), когда приступила и к Ней, то, преткнувшись о плод девства, словно о камень, сокрушилась о него. Так и во всякой душе, ведущей девственную жизнь во плоти, «держава смерти» (Евр. 2, 14) как бы сокрушается и разрушается, не находя, во что вонзить свое «жало» (ср. 1 Кор. 15, 55; Ос. 13, 14). » (О девстве, глава 14).

Эсхатологический евангельский дух, который хранит монашество, защищает мирскую церковь от обмирщения и согласию с греховными состояниями, противоречащими евангельскому духу.

Живущий в уединении и молчании, но духовно и таинственно пребывая внутри церкви, монах проповедует с высокого амвона заповеди Вседержителя и потребность в абсолютно христианской жизни. Он направляет мир к горнему Иерусалиму и славе Святой Троицы как общей цели всего творения. Таков апостольский призыв, о котором во все времена проповедует монашество, предполагая полный апостольский отказ от мира, распинаемое житие и апостольскую миссию. Как и апостолы, монахи, оставив все, следуют за Иисусом и исполняют Его слово: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29). Ничего не имея, но обретают все, разделяя страдания, лишения, несчастья, бдение и мирскую уязвимость святых апостолов.

Но, как и святые апостолы, монахи удостаиваются стать «очевидцами Его величия» (2 Петр. 1:16) и получить личный опыт благодати Святого Духа, чтобы, подобно апостолам, сказать не только о том, «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тим. 1:15), но и о том, » что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1 Ин. 1:1-2).

Это видение славы Божьей и сладостное посещение монаха Христом оправдывает все апостольские подвиги, что делает монашеское житие «истинной жизнью» и «блаженной жизнью», которую смиренный монах ни на что не променяет, даже если благодатью Божьей лишь ненадолго познал ее.

Эту благодать монах таинственно излучает и на своих мирских братьев, чтобы все увидели, покаялись, уверовали, утешились, возрадовались в Господе и прославили милостивого Бога «давшего такую власть человекам» (Мф. 9:8).

Из книги «Евангельское монашество», издательство священной Обители преподобного Григория, Святой Афон, 1976.

Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания «Пемптусия».

Отрывок, характеризующий Синодальный отдел по монастырям и монашеству

– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так? – Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя. Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой. – А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он. – Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое! – Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял? – Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты. Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел. – Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда. Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему. – Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я. – Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова. – Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут… – Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори! – Право, брось! Ты только себя свяжешь… – Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A? Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним. – Ну деньги выйдут, тогда что? – Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора! Анатоль пошел в заднюю комнату. – Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг. Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин. Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом. – Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов. – Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться. – Иди, Балага приехал. Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он. Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.

АНДРЕЕВСКИЙ СТАВРОПИГИАЛЬНЫЙ МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ

Опубликовано: 23.08.2017

На вопросы портала «Монастырский вестник» о круглом столе в Санкт-Петербурге«Особенности устроения монашеской жизни в городских монастырях» и отношении насельников монастырей к паломникам ответил архимандрит Мелхиседек (Артюхин), настоятель московского подворья Введенского ставропигиального монастыря Оптина Пустынь, пресс-секретарь Синодального отдела по монастырям и монашеству.

— На этой неделе обсуждение тем круглого стола «Особенности устроения монашеской жизни в городских монастырях», проходившего в Воскресенском Новодевичьем монастыре Санкт-Петербурга, протекало в медийном пространстве вместе с обсуждением темы паломничества в монастыри. Скажите, действительно ли паломники являются серьезной проблемой современных монастырей? Насколько сильно миряне способны помешать духовной жизни иноков?

— Проблемы, о которых мы говорили на круглом столе, конечно же, касались не только паломников. Хотя прием паломников — это неотъемлемая часть христианского служения, которое несут монастыри. В чем тогда заключается для нас смысл христианской жизни, если мы отталкиваем от себя тех, кто ищет Бога? Апостол Павел говорит нам: сеющий доброе, пожнет доброе, а сеющий злое, пожнет злое. Доброе отношение к паломникам возвращается помощью монастырю, но что еще важнее, преображением человеческой души: Брат от брата укрепляем, яко град тверд (Притч. 18:19).

Бывая на Святой Горе Афон, я всегда поражаюсь, как много паломников принимают афониты. Небольшие монастыри ежедневно размещают у себя от 30 до 100 человек, прибывших в монашескую республику. Как-то я спросил у монахов, трудно ли им дается это послушание? Ведь каждому гостю надо предоставить чистое белье, обед, и все это, конечно же, непросто для монастыря, где немного братии. Один из архондаричных — человек, который отвечает за прием паломников (место приема паломников называется архондарик), — в шутку ответил мне: «Это все машины делают». Машины стирают, это правда, но ведь белье надо собрать, загрузить, просушить, погладить, перестелить — и так каждый день.

Не всякий человек, посетивший монастырь на Афоне, попадет на исповедь, поскольку на Святой Горе мало иеромонахов и исповедь для мирян ограничена; или на беседу со старцем. Но не исповедь и не беседы оставляют самое сильное впечатление от паломничества, а общий настрой монастырской жизни, богослужение и поведение братии, пребывающей в едином духе.

В Грузии есть пословица: гость — от Бога. Известно, что в Грузии принято все лучшее, что есть в доме, предлагать гостям. Как духовным принципом этим руководствуются и насельники монастырей. И, конечно же, не только грузинские монастыри известны своим гостеприимством. Сам я не раз становился свидетелем проявления необыкновенного радушия в монастырях, в которых меня никто не знал. Как-то мне довелось побывать в женском монастыре на Скадарском озере, где игумения сама накрывала на стол гостям в архондарике, хотя в монастыре около 20 человек сестер и было кому этим заняться. Сначала я даже не понял, что это игумения. А когда понял, мне захотелось узнать, в чем причина такой доброжелательности, и я спросил ее: «Матушка, почему у всех ваших сестер такие радостные лица?» И она ответила сначала в шутку: «Солнце, море, фрукты…» Но потом все же пояснила: «Нашим духовником является митрополит Амфилохий, мы часто причащаемся, и общий настрой сестер в монастыре такой: мы должны исполнить заповеди Христа в своей жизни. Молитва и пост — средства, а не цель, в достижении этого. Целью является исполнение заповедей о любви к Богу и ближнему». Радушие и доброжелательность, какие я видел у этих сестер, имеют великую силу и способны преобразить душу приходящего к ним человека.

Иногда несколько фраз, сказанные с любовью братом за свечным ящиком, доброжелательный ответ на вопрос, кому поставить свечку или как пройти к источнику, простое человеческое внимание назидают не меньше, чем слова Священного Писания и святоотеческих творений. В одном из Патериков есть такой пример. Ученик пришел в келью старца, келья была открыта и, войдя, ученик застал старца за чтением молитвенного правила. Увидев гостя, старец оставил правило и начал беседовать с ним. Когда ученик получил ответы на свои вопросы, он стал просить прощения у старца за то, что оторвал его от важного дела. На что старец ответил ему: «Мое дело принять тебя с любовью и отпустить с любовью». Этого правила придерживаются или должны придерживаться насельники монастырей: «Принять с любовью и отпустить с любовью», потому что «слова назидают, а дела влекут», как гласит пословица. Не столько окормление, сколько доброжелательный и участливый дух братии, великодушие и гостеприимство — притягивают в монастыри людей.

— Это так, но ведь очевидно, что поток паломников в городских монастырях России несравним с тем количеством мирян, которые посещают городские монастыри Черногории, Сербии и даже Греции… Надо полагать, это и в самом деле может мешать уединению и молитве насельников?

— И не только городские. Свято-Троицкая Сергиева лавра, вроде бы, находится не в столице, но паломников и туристов в лавре бывает по несколько тысяч человек в день. Оптина Пустынь — тоже не городской монастырь, но в выходные и праздничные дни народу там больше, чем в любой городской обители. Люди всегда тянулись в монастыри, а монастыри на протяжении всего времени своего существования прирастали новыми храмами, строениями, землями, чтобы обеспечить место для всех, кто желал в них молиться. Обитель преподобного Сергия начиналась с храма и двух хибарок, а превратилась в лавру. Строительство в нем шло непрерывно, и кому-то, конечно, могло это не нравиться, как мог не нравиться и поток людей, посещавших монастырь. Но если человек решил стать монахом, то ждать, что правильная духовная жизнь начнется лишь тогда, когда для этого будут созданы благоприятные внешние условия, — это тупиковый путь. Кто-то из мудрых людей сказал: «Для того чтобы начать что-либо, не надо быть великим. Но если ты начнешь что-либо, великое может совершиться».

Вспоминается история, как монах искал уединенного места. Один монастырь показался ему многолюдным, другой, третий… Везде его что-то раздражало. Может быть, те же самые паломники или строители. В конце концов он, поменяв много разных монастырей, оказался в Египетской пустыне. Построил себе глинобитную хибарку, встал ночью на молитву и поймал себя на том, что ему мешает шум тростника, колеблемого ветром. Лишь тогда он пришел в себя и сказал: «Куда бы я ни пошел, идеальных условий не будет».

Преподобный Никон Оптинский говорил: «В этом мире не было, нет и не будет покойного места. Единственное покойное место, которое мы можем найти, это наше сердце, очищенное покаянием и любящее Бога».

Монахам дана привилегия постоянно находиться в монастырях, пользоваться благами обителей — жить в этих стенах, дышать воздухом вечности. Это — аванс от Церкви и этим надо делиться! В своем недавнем интервью настоятельница Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге игумения София (Силина) рассказала, как два будущих епископа попробовали сами создать монастырь, стали строить кельи, обзавелись хозяйством, но все это оказалась не по силам двум молодым людям и они лишь потеряли на этом здоровье. А мы приходим в монастыри и пользуемся тем, что дает нам Церковь: живем в намоленных местах, служим в храмах, которые были построены нашими предшественниками. За нас все уже сделали святые, а мы лишь пользуемся тем, что нам оставлено. Но ведь надо понимать, что это дано нам авансом, надо благодарить Бога за то, что люди тянутся в монастыри. Мы лишь отрабатываем своим служением то, что получили даром. Мы предоставляем верующим православным людям самое главное — богослужение. Храм — для людей, и молитва в храме — для людей. А личный подвиг монаха — в келье, где нет и не должно быть паломников. Но если испорчена душа, тогда и сама келья может превратиться в базар. Не паломники являются причиной уныния и недоброжелательности монаха, а духовная неустроенность. В мужских монастырях всегда были, есть и будут паломницы, как были, есть и будут в женских обителях строители, инженеры, охранники… Человек, вставший на путь иночества, призван заботиться о том, чтобы стяжать правильное внутреннее устроение, а не жаловаться на отсутствие благоприятных условий.

Кто-то из мудрых сказал, что корабль тонет не тогда, когда он плывет по воде, а тогда, когда вода попадает внутрь. Корабль Церкви плывет по житейскому морю. Вокруг монахов, подобно воде вокруг корабля, всегда находятся люди. Но пока мир не начал проникать в сердце монаха, люди не представляют для него опасности. Ты можешь находиться среди этого мира, и не повреждаться, а быть ему помощником. Старец Паисий, прославленный ныне в лике святых, предлагает такой образ монаха: «Монах, говорит он, — это не лампочка, которая висит над городским тротуаром и светит пешеходам, чтобы те не спотыкались. Монах есть далекий маяк, утвержденный высоко на скалах и своим сиянием освещающий моря и океаны для того, чтобы корабли шли верным путем и достигали Бога — пункта своего назначения».

— Батюшка, Вы руководите жизнью монастырского подворья в Москве. Скажите, насколько сильно отличается духовная жизнь на подворье от духовной жизни в самом монастыре?

— Когда я оказался на подворье Оптиной пустыни, я написал об этом письмо отцу Иоанну (Крестьянкину), и батюшка ответил мне, что подворье — это продолжение монастыря в городе. Какой был образ жизни, настрой и распорядок в монастыре, таким он должен оставаться и на подворье. Руководствуясь этим советом, вот уже 20 лет мы ежедневно служим в храме святых первоверховных апостолов Петра и Павла братскую полунощницу с монашеским правилом. Но, как в самом монастыре, так и на монастырском подворье все зависит от внутреннего устроения братии. Пчела везде сможет найти цветы и собрать нектар, а муха и в цветущем саду найдет навозную кучу.

— Обсуждение каких тем, прозвучавших на круглом столе в Санкт-Петербурге, хотелось бы продолжить на предстоящих монашеских форумах?

— Хотелось бы пожелать участникам монашеских собраний больше уделять внимания практической стороне обсуждаемых проблем, делиться положительным опытом, рассказывать о том, какие были сделаны выводы из того, что пришлось пережить как искушение, побольше озвучивать рекомендаций для устроения монашеской жизни. Хочется узнавать о том, как находились решения сложных проблем. На прошедшем круглом столе всех очень впечатлил рассказ митрополита Святогорского Арсения о том, как Святогорская лавра приняла 30 000 беженцев во время кризиса на Украине, как жители этой страны, находившиеся по разные стороны баррикад, сплотились для того, чтобы помогать тем, кто остался без крова и средств к существованию и приехал за помощью в лавру, потому что больше просто некуда было ехать.

— Понравился участникам круглого стола и пример, который Вы привели в качестве ответа на вопрос, всем ли помогать, кто просит помощи у монастыря. Ведь не секрет, что часто те, кто просит на билет и на лечение, обманывают насельников.

— Да, я вспомнил, как однажды, подводя итоги за отчетный период, сотрудники бухгалтерии подворья обнаружили, что сумма наших пожертвований нуждающимся составила 300 000 рублей, а сумма средств, пожертвованных нам, — 3 000 000 рублей. Другими словами, ровно в десять мы раз мы получили денег больше, чем раздали бедным. Это ни в коем случае не совет о том, чтобы раздавать с целью приумножить, а, скорее, просто иллюстрация того, как соблюдение принципа духовной жизни — что посеешь, то и пожнешь — приносит сторичный плод. Как сказал однажды архимандрит Лаврентий из Троице-Сергиевой лавры: «Если есть возможность помогать, помогайте, чтобы не пропустить Христа». В руки монастырей и Церкви дается благополучие, чтобы разумно, сердечно, благодатно оно было роздано. И всем нам хочется напомнить слова Иоанна Златоуста, который сказал, что наша милостыня должна соответствовать нашему состоянию, иначе может произойти так, что наше состояние начнет соответствовать нашей милостыне. А кто-то из отцов сказал, что когда Бог на первом месте, тогда все остальное на своем.

Беседовала Екатерина Орлова

Патриархия.ru

• Назад
• Вперед