Слова «Я тебе верю» лежат в основе социальных связей. Именно «верю», а не «знаю, что ты говоришь правду». Разумеется, второе было бы удобнее, но в том-то и дело, что, когда речь идет о другом человеке, знание невозможно.
Поэтому нам нужно верить. Чтобы существовали семьи, чтобы работали школы, лечили врачи и совершались сделки (между прочим, само денежное обращение основывается все на той же вере — как иначе мы смогли бы обменять цветные бумажки на что-то полезное?). Словом, чтобы мы могли жить вместе.
Но возникает противоречие. Мы хотим верить на слово, но, памятуя о пережитых обманах, вынуждены быть настороже. Каждый день мы отправляемся в это плавание между Сциллой и Харибдой, снова и снова отыскивая баланс между безусловной верой и тотальным скепсисом. Увы, верить становится все труднее. После трагедии в Крымске долго не утихали разговоры о том, что город затопили намеренно, открыв шлюзы водохранилища.
А через несколько часов после падения метеорита известный публицист ехидно поинтересовалась его «бортовым номером», породив массу спекуляций об испытании нового оружия и аварии на ракетном полигоне. Веры в общественные и государственные институты тоже нет: деятельность Думы не одобряет 61% опрошенных, работу председателя ЦИК — 57%, не доверяет ни одному политику четверть населения страны4. Баланс веры и недоверия опасно сместился в сторону скепсиса. И возможно, уже близок к тому самому критическому порогу.
Мы – то, во что мы верим
– Неверующих, сознательных атеистов – единицы. Большинство людей в мире – верующие. Некоторые из них даже не догадываются об этом. Вопрос, во что они верят.
Вера человека определяет его судьбу, влияет на его будущее, на его сознание и подсознание, выстраивает его реальность, формирует личность. Мы – то, во что мы верим.
Язычники уподобляются своим богам с примитивными запросами и животными инстинктами. Мистические идеалы даосизма и индийской философии завлекают людей бессмертием на земле посредством оккультных практик и алхимии.
Некоторые православные, забывая, что они – чада Божии и их предназначение – вечность, верят целителям, которые во что бы то ни стало должны их вылечить, верят предсказателям, указывающим, что их якобы ожидает в будущем, проявляя этим глубокое недоверие Промыслу Божию.
В поисках абсолюта
Итак, мы живем в обществе, а потому нуждаемся в том, чтобы верить другим людям. Мы конкурируем друг с другом и, значит, должны быть вооружены верой в себя. Но есть и третий аспект веры. И общественные связи, и победа над конкурентами важны лишь постольку, поскольку мы видим какой-то смысл в самой жизни. Есть ли он? Или мы оказались в этом мире без всякой причины? И что все-таки происходит после смерти?
Мы можем пытаться ответить на эти вопросы, лишь опираясь на веру во что-то, что нас превосходит. В этом вера в Бога и моральные убеждения сходятся. Для одних абсолют — Бог как личность. Для других — имманентная сущность, космическая энергия. Третьи довольствуются нравственным кодексом, идеалами братства, святостью прав человека. В любом случае наша вера в высшие силы и принципы утешает нас и придает нашей жизни смысл.
Техника безопасности
В обществе, где нет истинной веры и поклонения Истинному Богу, а существует поклонение себе, где целью жизни является не святость, а гедонизм и потребительство, узакониваются постыдные вещи, о которых, по слову апостола Павла, стыдно и говорить (Еф. 5:12).
В некоторых странах, например, предлагают запретить называть своих родителей «отцом» и «матерью» потому, что в этих наименованиях, якобы проявляется дискриминация по половому признаку.
Кажется, что может быть более абсурдным, чем вера в то, что можно побороть собственный пол? Но эти люди пытаются навязать свое мнение окружающим, убедить, что это естественно, что такой подход защищает их гражданские и «моральные» права. И сколько одураченных людей поверили клевете и манипуляциям.
Еще одна опасность – безрассудная вера. Сегодня, когда происходит масштабная подмена истины ложью, когда фейки и дезинформация стали нормой, а новости в последнее время часто не отображают реальность, важно сохранять трезвомыслие. Правда жизни такова, что лучше лишний раз усомниться и перепроверить услышанное, прежде чем распространять новость.
В православных кругах тоже существуют свои так называемые фейки. У одной прихожанки миро на иконе выступило и прямо течет ручьем, у другой – лик плачет, у третьей образ проявился на стекле… И здесь стоило бы вспомнить Писание: «не всякому духу верьте» (1 Иоанна 4:1) и «род лукавый и прелюбодейный ищет знамения» (Матф. 16:4).
Очень важно соблюдать технику безопасности: не стоит сразу верить всему и подхватывать сенсацию, проверьте информацию в других источниках, посоветуйтесь со священником. Христиане должны всю информацию соотносить со Священным Писанием во избежание ошибочных выводов.
Какая разница, в кого именно верить — в Христа, Вишну или Высший разум?
Приблизительное время чтения: 9 мин.
В книге «Загадки Бога» собраны вопросы, которые будоражат умы великих мыслителей тысячи лет: если есть Бог, то чего Он хочет? Есть ли у Него планы на конкретного человека и на все человечество вообще? Как можно называть Его добрым, если в созданном им мире страдают и умирают дети и невинные люди? Если тысячи и миллионы гибнут в ходе катастроф? Кажется, для верующих это самые неудобные вопросы, ответить на которые понятно и убедительно для простого человека у них вряд ли получится. Но авторы журнала «Фома» решились это сделать.
Письмо читателя:
Почему я верю, но не религиозна?
Сначала отделим зерна от плевел. Вера — это человеческая потребность, совершенно естественная и ясная. Верить — это способ понимать, познавать и пробовать на вкус окружающий мир. Не важно, как назвать то, во что, собственно, веришь — Бог или, скажем, Высший Разум, — важно, что душа работает. Ни в регулярных походах в храм, ни в ежедневном чтении молитв бог в человеке не проявляется. Это — внешнее. А проявляется бог в человеке изнутри, и называется он — совесть. Совестливый человек, рефлексирующий — значит, есть в нем та самая божественная искра. В моем понимании, если человек замечает несовершенства мира и молится, чтобы их не было — это лень. Если же человек видит в мире изъяны и стремится их исправить делом — это вера. Так что в этом смысле я человек вполне верующий.
Верующий — но не религиозный. Религия — это человеческое изобретение, придуманное для поддержания общественного порядка. Уздечка. Чаще — строгая уздечка: дернул — все испуганно присели.
Вообще идея делить бога на религии кажется мне странной. Вот мне совершенно все равно, как его зовут — Иисус, Аллах, Вишну или Сергей Васильевич, все равно, как он мог бы выглядеть — носит ли он чалму или задорное бикини в клубничках. Важнее понимание, что все происходящее вокруг — не случайный хаотичный процесс, а Система. Система закономерностей и чудес. Поэтому бог — это не тот «парень» из Ветхого Завета и не «ребятишки» из Махабхараты. Бог — это сущность выше всяких имен и персонификаций.
…Конечно, это все личное. Вероятно, есть что-то удивительно хорошее именно в религиозной системе, чего я не вижу — то ли в силу недостатка ума, то ли по недостаточной образованности или чрезмерной зашоренности. Но вижу — так. Религия — чуждо и страшно, вера — необходимо и естественно.
Тина Н., интернет-сообщество «Живой журнал»
Отвечает первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков:
Владимир ГУРБОЛИКОВ
Мне кажется, Тина, Ваше определение веры чересчур общо. «Пробовать на вкус» окружающий мир можно через ощущения, душевные движения, которые не обязательно предполагают веру. Человек способен жить «полной жизнью», вкушать горе и радость, любить и ненавидеть; он может творить, быть великолепным художником, писателем… И при этом не иметь никакой веры, считать все, с ним происходящее, плодом своих желаний, везения-невезения, и только.
Но вера — это другое. В первую очередь — уверенность в том, что у жизни есть особый смысл, что существуют различные необъяснимые природными, биологическими, социологическими причинами ценности. Можно быть атеистом, считать: я умру, распадусь на молекулы и атомы… но верить, что мои дети будут жить при коммунизме. И ради этого коммунистического завтра убивать или идти на смерть. А можно верить иначе… Когда Христос говорит: кто положит душу за Меня и Евангелие, тот душу спасет — как это понимать? Ведь само словосочетание «спасение души» не имеет смысла вне веры! И кто-то верит в то, что есть душа, и что можно жить и умереть ради Христа, и в этом — высший смысл жизни.
Все это — вера. И на первый взгляд, действительно, кажется: во что веришь — неважно. Я сам в свое время увлекался и толстовством, и Рерихом, и Евангелием увлекался. Мне достаточно было, что в отличие от науки, которая отвечает на вопрос «как мир устроен?», существует вера со свои вопросом: а зачем существует мир? И ответ на это «зачем» — есть Бог. Мы живем, Вселенная наполнена галактиками, горит Солнце, растет трава — и всюду бог. Мне казалось, что остальное — плод человеческой фантазии. И что неважно, как верить, во что верить. Я смотрел с восторгом на мир как на бесконечную сокровищницу волшебных чудес и тайных знаков и упивался своей духовной широтой. Но стоило только столкнуться с религиозной верой, с верой как институтом — я ее сразу же начинал презирать.
Своих православных знакомых я считал чудовищно невежественными (хотя это были люди умные и образованные). Когда я слышал, что они общаются с Богом, считая Его Личностью, которой можно сказать «Ты», то внутренне потешался. Воспитание не позволяло с ними спорить, но мне казалось это крайним примитивом, величайшей наивностью.
Так я думал о христианстве, которое — независимо от того, как относиться ко Христу — безусловно пример глубокой веры. И вот какой парадокс: получалось, как только я соприкасался с христианством, мне почему-то становилось не все равно, как верить и как называть Бога.
Я принимал боксерскую стойку: ах вы, примитивные клерикалы, как вы смели присвоить Бога себе!.. Оказывалось — я не желал видеть Его глазами православных, мусульман, иудеев. И проповедуя «всеобщего бога», я оказывался вовсе не универсалистом, потому что постоянно отвергал Бога Библии, Евангелия, Корана…
Мне казалось: правда — на стороне моих мудрых друзей, равно почитавших и Христа, и Толстого, и Рериха. Меня не коробило, что Лев Николаевич ради своих идей безбожно чиркал Новый Завет и убирал оттуда все, что ему не нравилось. Мне было «очевидно», что Рерих нес истинный свет единой веры Запада и Востока — и не смущало, что его высокогорные учителя с восторгом писали «махатме» Ленину… А когда я все-таки задумался и спросил своего знакомого агни-йога, как же Ленин, истреблявший священников, оказался «махатмой», то услышал: потому что, покончив с всевластьем православия, тот очистил Россию для будущего «просвещения», грядущего с Востока. И почему-то впервые не испытал восхищения от такой широты взглядов…
Прошло много времени, и мы снова говорили, но я был уже православным. И я с болью говорил своему другу: ведь в Индии, куда едут твои единоверцы, многие из них погибают во время своих аскетических опытов! Умирают, с вашей точки зрения, без спасения! — Да, умирают, — спокойно согласился мой друг.
Его голос не дрогнул. Потому что он твердо верил, что неспасшихся ожидает «всего лишь» еще одна реинкарнация, новая жизнь — и так до тех пор, пока они не покинут колесо сансары. А я — я был уже убежден, что людей этих лишили главного — одной, данной им для спасения, жизни. Мне было страшно и горько. А моему другу — нисколечко…
***
Вера — понятие общее. Но далее начинаются пропасти и разломы. Да, мы все молимся, ищем любви и спасения. Но кому молимся? Как понимаем смысл слова «любовь»? В чем чаем спасения?..
Не могу же я согласиться с тем, что Христос и богиня Кали, для которой приносили в жертву (удушали) сотни тысяч людей — одно и то же! Вы можете, конечно, напомнить о жертвах инквизиции — да, это было в истории христианства. Но совесть христиан до сих пор неспокойна, и это само по себе свидетельство различия. Не может заболеть совесть у поклонников чудища с крокодильей головой! — они принимают его таким, каков он есть. А Христос — Сам, всем образом Своих мыслей и дел приводит к тому, что рабство — плохо; что женщина не ниже мужчины; что не должно быть разделения на «эллинов» и «иудеев»…
Человек, веруя, пытается взять пример с предмета своей веры. И тот, кто возлюбил фюрера «великого рейха», будет совершенно иначе смотреть на вещи, нежели любящий распятого Христа.
Это, быть может, не так легко объяснить сразу, в одном разговоре.
Столь же нелегко сходу убедить, что придумать то же самое христианство человеческим умом — невозможно. Знаете, Тертуллиану приписывается выражение «верую, ибо абсурдно». Непосредственно этой фразы у него нет, но он и многие другие апологеты в самые первые века христианства говорили: посмотрите, наша вера истинна, потому что ее невозможно изобрести!..
***
Недоумение по поводу такого Бога присутствовало и в другие времена, у других народов. Вот диалог из романа японского писателя середины двадцатого века Сюсако Эндо Самурай«. Роман посвящен событиям XVII века, когда накануне гонений на христиан в Японии оттуда в Европу отправилась последняя японская делегация. По пути самураи посетили Мексику. И в этом эпизоде писатель рисует встречу главного героя романа с японцем, который в свое время принял католицизм, стал монахом, переехал в Центральную Америку, но здесь бежал из монастыря, видя, как испанцы избивают и мучают индейцев.
Однако, вопреки ожиданиям Самурая, японец остался верующим христианином. И вот они говорят о Христе:
— Нет, я не могу без конца думать об этом Человеке, — прошептал Самурай извиняющимся тоном.
— Это неважно. Даже если вы не отдадите Ему своего сердца, Он все равно отдаст вам Свое.
— Я проживу и без этого.
— Вы в этом уверены?
Бывший монах с жалостью глядел на Самурая, теребя в руках лист…
— Плачущий ищет того, кто будет плакать вместе с ним. Стенающий ищет того, кто прислушается к его стенаниям. Как бы ни менялся мир, плачущий, стенающий всегда будет взывать к Нему. Ради этого Он и существует.
— Я этого не понимаю.
— Когда-нибудь поймете. Когда-нибудь вы это поймете.
Кстати, этот отрывок из романа Сюсаку Эндо иногда удерживает меня от отчаяния — если почему-то страдаю. Ведь страдание — это тоже путь. Оно заставляет поднять голову и посмотреть, что есть в моей жизни единственная цель, ради которой только и можно жить и умереть однажды.
Христос приходит не к благополучному — а к плачущему, страдающему. И в этом есть глубокий смысл. Страдание может вести к истине, что-то очень важное, глубокое открывается человеку в опыте страдания. Поверьте, я говорю не о вычитанном в книгах, а о реальном опыте, о том, что прочувствовал, что называется, «своей шкурой».
Когда тоска по любви и состраданию достигает предельной точки, никакой иной бог не может прийти и быть со мною. Только Христос. И мне не стыдно перед Ним за свою слабость.
Вера парадоксальна. Причем это не голое утверждение. Если Вы непредвзято прочитаете текст Евангелия, то убедитесь, что не только римляне, но даже сами ученики Христа, апостолы, не могли многого понять в происходившем. Отсюда неверие Фомы, что Христос действительно воскрес. Евангельская история «изнутри», с точки зрения ее непосредственных участников-апостолов, была, по крайней мере, до Воскресения, чередой логически не увязываемых между собой событий. Они постигались не логикой, но сердцем и живой верой. Фарисеи же, люди весьма благочестивые, но логичные, духовно-расчетливые — в конечном итоге Христа и вовсе возненавидели: вся их логичная система рушилась перед Ним, весь их авторитет, все их предписания. Спаситель оказался «не таким», каким Его представляли себе фарисеи!..
Я не представляю, можно ли придумать подобную историю. Во всех творениях литературного гения, несмотря на потрясения, моменты удивительно сильного сопереживания с автором и героями, я все же не встретил ничего сочиненного, чему можно было бы так поверить. Евангелие — уникально. А ведь у него даже нет единого автора — но почему всюду, независимо от имени повествователя или автора послания, та же сила и достоверность? Откуда?..
Вы, быть может, спросите о священных книгах других религий… Возможно, там тоже есть такие же невероятно живые вещи. И вполне возможно, все они тоже не плод авторской фантазии, а откровение, посланное с той стороны. Но для меня и в этом случае важен не только факт проявление запредельного. Прежде чем отозваться на призыв, я должен понять, чей же именно голос зовет меня.
Почему так? Когда люди начинают говорить, что бог у всех один, я как христианин задаюсь вопросом: как же я могу совместить свою веру в Христа-Бога с точкой зрения восточных вероучений, для которых слезы и жалость — проявление слабости, одна из низких черт приверженности земным страстям? Христос заплакал перед могилой Своего друга, Лазаря (которого минуту спустя воскресил)… Что это — высшее проявление любви, или недостойная Высшего существа слабость? Есть буддийская притча, как мать умершего ребенка пришла к Будде просить о помощи. Тот согласился, но при одном условии — что она принесет ему горсть земли, на которой никто никогда не умирал. Женщина поискала-поискала — и поняла наивность своей мечты. Сравните это с Христом, Который воскресил умершую девочку (Евангелие от Марка, глава 5, стихи 35-42). Как совместить одно с другим? Неужели мне, христианину, это не должно быть важно?
Да, в каждой религиозной системе есть вера в высшую силу, но у этой высшей силы слишком разные обличья, чтобы можно было успокоиться. Человек-то уподобляется именно тому, во что он верит! Если он исповедует культ богини Кали, то покоряется страшной красоте плотоядного существа, которое требует человеческих жизней, он становится жрецом-душителем людей. Что здесь общего с представление христиан о своем Боге? Может, совесть устроена по-разному?
Ведь человеку совестно не беспричинно! Совесть — словно волна, радиопередатчик, а источник сигнала, «голос диктора» — тот, в кого ты веришь.
Нацист, уверенный в том, что арийцы — сверхчеловеки, а инородцы — нелюди, может искренне мучиться совестью за грубое слово в адрес своего партайгеноссе. И при этом спокойно отправлять в газовую камеру «евреев» и «коммунистов» (независимо от пола и возраста). Почему же совесть молчит? Потому что «на другом конце провода» — не Христос, а фюрер. Если мы признаем единство Того и другого, это будет даже абсурднее, чем утверждение, что Пол Пот и махатма Ганди одно и то же, поскольку оба были политиками.
Сказать, что боги, которым люди поклоняются, едины — значит признать, что совершенно все равно, кто перед глазами человека — существо, жаждущее крови, или Мученик, проливший за нас Кровь на кресте. Согласитесь, чтобы с этим смириться, нужно что-то в себе сломать. Но сделать это я не могу. Да и не хочу.
Это нельзя. Невозможно. И потому именно, что вера, вопреки Вашему утверждению, никогда не ленива. Она соединяет в себе молитву — и стремление преобразить мир. Стремление такой невероятной силы, что перед ним отступают и власть, и стихия.
Кто из наших соотечественников молился более многих? Сергий Радонежский? Серафим Саровский? Но первый своими руками построил монастырь; он вместе с князьями решал вопрос, быть ли Куликовской битве! А второй — вовсе не «просто-отшельник». Он жил в саровском бору с послушанием сторожа монастырского леса (за что чуть не был убит ворами), трудился, принимал тысячи страждущих людей…
Если Вы реалистически посмотрите на верующих, то непременно обратите внимание: те, кто молится о несовершенном мире, обязательно пытаются этот мир изменить. И раздражать в религиозных людях может, скорее, что они слишком активны! Вот еще парадокс веры. Верующий — деятелен. Посмотрите: в наше время самые активные «герои» — это религиозные экстремисты всех мастей. Разве они не молятся? Молятся, еще как! Но то, каков плод их молитвы, лишь серьезнее заставляет задуматься: может ли быть так, что у нас с ними один Бог? Мой вывод — нет, не один и тот же. И я вновь обращаюсь ко Христу. Единственному Богу, кроме Которого иных — не знаю.
Рисунок Веры Маханьковой
Неверие неверию рознь
Природа ума такова, что невозможно застраховать себя от мыслей сомнения, но неверие бывает разным: поверхностным или Фоминым. Святой апостол Фома не верил не потому, что не мог допустить возможности Воскресения Христова. Он, как апостол, видел воскрешения, совершаемые его Божественным Учителем, и помнил Его предсказания о Крестной смерти и тридневном Воскресении. Но Фома не был участником встречи с Воскресшим. Поэтому слова: если не увижу, не поверю (Ин. 20:25) – являются сердечным выражением желания встречи со Христом и стремления быть участником Его славного Воскресения.
«Никто меня не бил»: верить ли признаниям Протасевича и Тарамовой
Оптимистичные заявления на камеру, которые сегодня делают Роман Протасевич, оппозиционный активист и журналист, попавший в руки белорусских спецслужб, и Халимат Тарамова, 22-летняя чеченка, вернувшаяся (точнее — возвращенная) в родительский дом, схожи до того, что в печатном виде, без аудиовизуального сопровождения, их вполне можно перепутать.
«Я прекрасно себя чувствую. У меня нет никаких жалоб. Никто меня не бил… Ко мне максимально уважительное отношение… Хочу обратиться с просьбой не распространять дальнейшие слухи… Место, в котором я сейчас постоянно нахожусь, для меня, как мне кажется, самое безопасное». Это — Протасевич на брифинге, проведенном в понедельник белорусским МИД.
А это — Халимат Тарамова на кадрах, распространенных Чеченской государственной телерадио: «Мои права не нарушаются. У меня все хорошо. Нет никакого давления в мою сторону. Меня все поддерживают, успокаивают… Я возмущена тем, что СМИ пишут обо мне». Ах да, про «самое безопасное место» Халимат, признаем, не сказала. Но ее дополнил бодрый закадровый голос: «Только в кругу близких Халимат чувствует себя в безопасности. Потихоньку она пытается прийти в себя после пережитого».
Поясним, что «пережитое» — неудачный побег из семьи. «Я, Тарамова Халимат Аюбовна, добровольно ушла из дома, спасаясь от регулярных побоев, угроз, — говорит девушка на видео, появившемся ранее в Сети. — Прошу не объявлять меня в федеральный розыск».
Согласно информации ряда СМИ, проблемы девушки связаны с ее нетрадиционной сексуальной ориентацией. Об этом, в частности, сообщает «Российская ЛГБТ-сеть», куда девушка якобы обращалась за помощью. Родственники Халимат и чеченские власти настаивают на том, что она страдает расстройством психики. Впрочем, можно предположить, что речь идет об одном и том же.
С помощью подруги Халимат уехала в Махачкалу, где некоторое время пряталась на конспиративной «кризисной» квартире. Но 10 июня в это убежище нагрянули дагестанские и чеченские силовики.
«Благодаря слаженным и профессиональным действиям сотрудников правоохранительных органов пресечена попытка похищения человека, — победно рапортует министр Чеченской Республики по национальной политике, внешней связи, печати и информации Ахмет Дудаев. — Речь идет о Халимат Тарамовой, о девушке, которая имеет проблемы со здоровьем… Все это, конечно же, зафиксировано, задокументировано. И ни для кого не является секретом. Но даже данные факты не останавливают этих провокаторов, представителей так называемой «пятой колонны».
Роман Протасевич на брифинге в белорусском МИД. 14 июня 2021 года. Фото: Кадр из видео
Не будем и мы уподобляться зловредной «пятой колонне». И тем, кто утверждает, что Протасевич и Тарамова неискренни, рассказывая об обретенном покое и безопасности, признавая свои «ошибки», выражая признательность своим «спасителям», скажем в ответ, что эти фомы неверующие просто не знают, сколь стремительную трансформацию может претерпевать сознание человека, оторванного от мира соблазнов и губительных страстей. Примеров тому тьма-тьмущая.
«Я призываю всех моих друзей, родных и близких восстать против моих настоящих убийц — правительства Соединенных Штатов», — говорил за несколько минут до смерти американский фотожурналист Джеймс Фоли, плененный в 2012 году в Сирии исламскими террористами. — Все, что со мной случится, это результат их самодовольства и преступных намерений… Хотел бы я не быть американцем».
А вот что писал в далеком 1935 году товарищу Сталину и его соратникам их бывший товарищ Григорий Зиновьев, арестованный по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (через год был расстрелян): «Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял всё, что я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение, снисхождение».
Кто знает, может быть, неволя уже сама по себе является «сывороткой правды»? Что именно в таком состоянии, а не на свободе, человек обретает истинное «я» и понимание высших истин и смыслов? Сбрасывает с себя все искусственное, ложное, наносное — антилукашизм, антиисламизм, антисталинизм, неприятие «традиционных кавказских ценностей» и т.д. и т.п. — и становится тем, кто он есть?
Впрочем, проверить это предположение можно не раньше, чем такому же «спасению» от мирской суеты — с перспективой полного расставания с бренным миром — подвергнутся те, кто безоговорочно верит признаниям узников и в их добровольность. Вот если и эти граждане, убежденные в справедливости любой власти, какой бы она ни была, не поступятся принципами, тогда да. Тогда можно считать теорию доказанной.
Но что-то подсказывает, что ждать этого придется долго. Как минимум — до второго пришествия.
Создатель убеждений
Поиск связей и закономерностей Шермер называет паттерничностью — от слова «паттерн» (образец, шаблон). Если человек соединяет два паттерна, А и В, линией, то он устанавливает между ними причинно-следственную связь. Так, если шорох в траве вы связали с опасным хищником и ушли подальше от этого места, то остались в живых, независимо от того, был в траве леопард или нет. А если вы решили, что это шуршит ветер, а там прятался реальный зверь, вы упустили из виду паттерн и совершили ошибку второго рода – веру в нереальность того, что на самом деле реально. «И вы стали обедом. Поздравляем, вам достаётся премия Дарвина», — резюмирует Майкл Шермер.
Статья по теме
Главное — не спорить! Как общаться со сторонниками теории заговора?
Историк также объясняет, почему мы вообще верим. Наш мозг — это создатель убеждений, машина для распознавания образов-паттернов, находящая в них смысл и соединяющая между собой всевозможные точки бытия. Иногда А действительно связано с В, иногда нет. Но с точки зрения эволюции, как показывает пример далёкого предка человека в саванне, выгодно верить, что такая связь есть. Так можно строить прогнозы и выбирать поведение, которое будет способствовать выживанию и воспроизведению. Приматы находили паттерны особенно успешно. Этот навык закрепился эволюцией в ходе естественного отбора. А вот механизма, который позволял бы выявлять ошибки и заблуждения, автоматически отделяя истинные паттерны от ложных, наш мозг, увы, так и не выработал.
Проще говоря, по Шермеру лучше «на всякий случай» верить во всё подряд, чем проявлять скепсис, апеллируя к здравому смыслу и скучным научным данным. Так мы имеем больше шансов остаться в живых и перенести гены в следующее поколение. Конспирологическое мышление — наследие эволюции нашего мозга. Просто он так устроен.
Тайна смерти Ротшильда. Существует ли план по перестройке жизни на Земле Подробнее
Почему мы верим в разрушительные вещи?
Вернемся к украинским реалиям. 23 года независимости мы жили без всякой консолидирующей идеи, взяв себе за цель и образец ценности и идеалы западного мира, которые чужды нашему менталитету. Наша интеллигенция (звуко-зрительная часть) создавала в обществе напряжение, генерировала недовольство и неприязнь, продвигала националистические идеи, критиковала, разрушала, не предлагая взамен созидательных идей.
Часть украинской звуко-зрительной элиты (журналисты и деятели культуры) сознательно продались золотому тельцу и работают против интересов своего государства. Именно они больше всего виноваты в том, что случилось в Украине.
Что получилось в результате?
Мы потеряли то, что у нас было. Мы потеряли территории нашей страны, и, вероятно, будем терять ещё. Мы собственными руками разрушили экономику страны и продолжаем двигаться к дефолту. Мы потеряли самое дорогое, что у нас было – мир. Мы позволили повергнуть свою страну (казалось, самую мирную) в гражданскую войну. Мы привыкли к тому, что у нас каждый день погибают люди. Нас больше не удивляют танки, БТР-ы, военные действия…
МЫ ПОТЕРЯЛИ МИР…
Самое смешное и самое грустное — это то, что звуко-зрительная часть – та самая, которая создала идею разрушения, не предлагает ничего взамен
. Поэтому мы не собираемся созидать, у нас нет никаких идей на этот счет. У нас нет другого выхода, как поручить созидание «лучшего будущего» на руинах настоящего политикам того же сомнительного качества, которые были у нас всегда (все эти 23 года).
Почему люди верят им (не все, конечно, но многие верят)? Ведь это глупо! Ведь есть вопиющие факты, есть сомнительные биографии этих политиков, на лицо их непрофессионализм и популизм. Да просто других вариантов не существует. Других идей не создано. Вот и приходится верить, потому что иначе придется осознать весь ужас происходящего с Украиной.
Статья написана с использованием материалов тренингов по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
