Виртуальный музей Новомучеников и исповедников Земли Архангельской

Варнава Гефсиманский
(1831 — 1906), иеромонах, духовник Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры, старец, преподобный. Память 17 февраля, в Соборах Нижегородских и Радонежских святых

В миру Меркулов Василий Ильич, родился 24 января 1831 года в селе Прудищах Венёвского уезда Тульской губернии, последним, 7-м, ребенком у крепостных крестьян Ильи и Дарьи Меркуловых. Родители нарекли его в честь святого Василия Великого. Как вспоминал о своем детстве старец, был он шустрым и подвижным. Добродетельная жизнь родителей — особенно матери, будущей его постриженницы — стала основой душевного и духовного воспитания. С раннего возраста вместе со старшими ходил на богослужения, стараясь на память учить молитвы. Благочестивые родители отдали своего отрока в школу псаломщиков, где тот изучал Часослов и Псалтырь. Однажды во время приступа тяжелой болезни удушливый кашель заставил его приподняться на постели, и в этот момент отрок увидел юношу в светлом одеянии, который, перелистывая книгу, ласково и кротко смотрел на него. Явление ангела подтвердилось мгновенным исцелением – боль утихла, словно и не было болезни. По свидетельству матери, мальчик еще дважды избежал гибели благодаря помощи Божией: остался живым под колесами экипажа и после падения с печи. С наступлением отрочества Василий стал серьезен, избегал шумных игр.

В 1840 году помещик продал семью Меркуловых в село Наро–Фоминское Московской губернии. Новый владелец приказал обучить Василия слесарному делу. В свободное от ремесла время отрок посещал располагавшуюся недалеко от их дома Зосимову пустынь, где познакомился с отшельником – монахом Геронтием, который вскоре стал его духовником.

Послушничество в Троице-Сергиевой Лавре

В 1850 году мать отправилась с ним на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру. Там, по воспоминаниям старца Варнавы:

«
по окончании службы в Троицком соборе, подошел я приложиться к мощам преподобного Сергия и, когда прикладывался, почувствовал великую радость на душе. То было тогда для меня не объяснимо, но так сильно охватило меня всего, что тут же у раки угодника Божия, окончательно решил, если Богу угодно будет, поступить под покров его обители
.»

В 1851 году юноша ушёл в Лавру. Вскоре в обитель прибыл и его наставник, монах Геронтий, в схиме Григорий, у которого Василий стал келейником. В 1852 году, по благословению своего духовного наставника, Василий перешел в располагавшийся в трех верстах от Лавры Гефсиманский скит. Духовный отец благословил его на послушание старцу монаху Даниилу. Старец Даниил обучал его полному отвержению своей воли: по воспоминаний старца Варнавы «без благословения старца я ничего не мог делать, иначе батюшка строго взыскивал с меня за своеволие

.»

Только 17 ноября 1856 года Василий получил от помещика отпускную грамоту, после чего 23 декабря 1857 года он стал послушником.

Несколько лет пробыл на слесарном послушании в Лавре. Позже был приставлен к свечному ящику, также получил благословение читать в церкви Апостол и поучения из Пролога.

В 1859 году был переведен в Пещерное отделение Гефсиманского скита — будущий Черниговский скит — в котором и остался до своей кончины. Здесь ему приходилось водить богомольцев по пещерам, одновременно он исполнял послушание келейника у своего старца монаха Даниила.

С благословения своего старца Василий посещал и первого своего наставника — схимонаха Григория, который скончался в 1862 году. Перед кончиной старец Григорий возвестил ему волю Божию: принять на себя подвиг старчества после смерти обоих своих наставников. При этом он подал ему две большие просфоры и завещал ученику своему: «Сим питай алчущих, словом и хлебом, тако хощет Бог!

» В конце беседы старец Григорий открыл своему ученику еще одно Божие предназначение: им должна была быть основана женская обитель, притом далеко от Москвы. Старец сказал своему духовному чаду, что Сама Царица Небесная попечется о будущей обители, укажет и место ее. Во имя Её и должна быть освящена обитель.

Основание Иверского монастыря

В конце 1863 года Василий впервые отправляется в село (ныне город) Выксу Нижегородской губернии — отыскивать место будущей обители. В версте от села он избрал уединенное место и долго горячо молился здесь, потом сотворил поклоны на все четыре стороны, вкопал на месте будущей обители крест, а на месте святого алтаря водрузил сломанную ветку. Вскоре по его желанию место было освящено принесением туда местночтимой чудотворной Оранской иконы Божией Матери.
28 ноября 1863 года, накануне молебна Оранской иконе, иеромонаху Иову из Оранского Богородицкого монастыря, было дано чудесное видение и заверение Самой Божией Матери о будущей обители. Новая Иверская обитель началась в 1864 году с богадельни. В дальнейшем старец организовал пожертвования для будущей обители, непосредственно руководил как строительством, так и духовной жизнью монастыря, составил его устав, по нескольку раз в год посещал обитель, переписывался с насельницами, совершал постриг послушниц.

Монах-старец

20 ноября 1866 году, после смерти старца Даниила, послушник Василий был пострижен в монашество строителем Гефсиманского скита иеромонахом Анатолием с наречением в честь святого апостола Варнавы.

29 августа 1871 года был рукоположен во иеродиакона в Николо-Угрешском монастыре епископом Дмитровским Леонидом (Краснопевковым). 20 января следующего года был рукоположен во иеромонаха в Высокопетровском монастыре епископом Можайским Игнатием (Рождественским).

24 января 1873 года лаврский наместник преподобный Антоний (Медведев) утвердил отца Варнаву народным духовником Пещерного отделения Гефсиманского скита. Вскоре он также стал и братским духовником пещер, а в 1890 году — духовником всего скита.

В окормлении иноков преподобный проявлял рассудительность и внимание к каждому насельнику, «принимал на себя несение немощей своих духовных чад.»

Вместе с келейником жил в домике при пещерах, ежедневно принимал от пятисот до тысячи чел. К прозорливому старцу Варнаве приходили паломники со всей России, он помогал людям каяться, давал душеспасительные советы, по его молитвам исцелялись страждущие. Чаще всего старец советовал больным теплее молиться и чаще приступать к принятию Святых Таин Христовых. Кроме того, советовал воздерживаться от излишеств во всём. Паломники о, «мягкость» и осторожность в его пастырской практике. По молитвам подвижника разрешались семейные неурядицы, происходило множество исцелений. Легкие болезни он советовал исцелять строгим постом («хлеб да вода не сделают вреда

«), при тяжелых заболеваниях иногда сам рекомендовал тех или иных врачей.

Одним из самых ярких случаев связанных с преподобным старцем было исцеление крестьянина М. Я. Сворочаева. Однажды к старцу приехала жена разбитого параличом крестьянина Михаила Сворочаева, она просила помолиться о несчастном, который вот уже десять лет как прикован к постели. Старец Варнава благословил женщину и сказал: «Молись раба Божия, молись: Господь милостив – встанет твой муж

…» Вернувшись домой, женщина восславила Господа: исцеленный муж вышел встречать её на крыльцо.

Старец также проявлял дар прозорливости. К примеру, когда послушник Захарий — будущий старец Троице-Сергиевой Лавры — прибыл из паломником в Гефсиманский скит, старец вызвал его из толпы и назвал «лаврским монахом».

Сохранилось предание, что в январе [1] 1905 года страстотерпец царь Николай II посетил старца. Старец Варнава не только подтвердил уже известное государю пророчество о предстоявшей мученической судьбе, но и благословил его принять эту участь, укрепив в нем волю к несению своего креста, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.

Старец многим предсказывал будущие гонения за веру, давал прямые и точные указания как им жить в двадцатые, тридцатые и последующие годы. Предсказывал старец Варнава и грядущее возрождение Русской Православной Церкви, сказав:

«Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханное доныне горе и мрак охватят все и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу станет терпеть, то наступит освобождение… Храмы опять будут воздвигаться. Перед концом будет расцвет

» [2].

Старец вел обширную переписку с духовными детьми, часто отвечал на письма, не распечатывая их. Среди его духовных детей были преподобный Серафим Вырицкий, епископ Трифон (Туркестанов), философ К. Н. Леонтьев, которого поручил руководству старца преподобный Амвросий Оптинский.

В январе 1906 года у старца обнаружился острый катар дыхательных путей, ослабело зрение. Скончался 17 февраля того года, принимая исповедь в Успенской домовой церкви Сергиево-Посадского дома призрения Троице-Сергиевой Лавры, исповедовав более 400 человек. По совершении последней исповеди старец с крестом проследовал в алтарь и скончался. Преподобный Варнава был похоронен 21 февраля при большом стечении братии, духовных детей и почитателей своих в Иверской часовне скита, за алтарём подземной церкви Архангела Михаила, невдалеке от чудотворной Черниговской иконы Божией Матери.

Знакомство со старцем Геронтием изменила жизнь юного Василия: он захотел стать монахом

О жизни старца нам известно довольно много. Он родился 24 января 1831 года и имел в миру имя Василий Ильич Меркулов. Нельзя сказать, что детство было радужным, ведь семья принадлежала к крепостным крестьянам.

Молодой человек рос под надзором верующих родителей, был крещён и хорошо воспитан. Удавалось посещать храм, а впоследствии даже посчастливилось побывать в Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни.

Там будущий преподобный познакомился с местным старцем-отшельником по имени Геронтий.

Этот монах отметил мальчика среди духовных чад и произвёл на него сильное впечатление. Видимо, встреча произошла не случайно, а по воле Божией, ибо в 40-е годы Василий решил стать монахом.

Фото отца Варнавы Гефсиманского

В 1851 году он получил благословение родителей. Помещик, видимо, отпустил крестьянского сына без каких-либо возражений. И именно такая судьба была одним из наиболее благополучных вариантов людей крестьянского сословия.

Детство и отрочество

Родители Василия, Илья и Дарья Меркуловы, были крепостными крестьянами. Люди добрые и богобоязненные, они радовались рождению сына и нарекли его в честь святого Василия Великого. Как вспоминал о своем детстве старец, был он мальчик шустрый и подвижный. Набожные родители отдали своего отрока в школу псаломщиков, где тот изучал Часослов и Псалтырь. Некоторое время спустя помещик, владелец Меркуловых, продает их в село Наро–Фоминское Московской губернии. Новый владелец, князь Щербатов, приказывает обучить подростка слесарному делу. В свободное от ремесла время Василий посещает располагавшуюся недалеко Зосимову Пустынь и знакомится с отшельником – монахом Герондием. Это заставляет его совершить решительную перемену в жизни – посвятить себя служению Богу.

В монастыре Варнава Гефсиманский обрёл второго наставника — монаха Даниила

В двадцать лет будущий святой оказался на пороге Троицесергиевой лавры и поступил в неё. Старец Геронтий сопровождал послушника Василия.

Наместник лавры архимандрит Антоний (Медведев) тоже с особым почтением относился к Василию.

Стены монастыря показались послушнику Василию слишком людными, он попросил уединения.

Спустя месяц послушник попросил отправить его в более уединенное место. Наместник уступил и распорядился, чтобы, лаврский монах, старец Гефсиманского скита Даниил взял к себе послушника.

Этот человек многому научил Василия, который, в свою очередь, нёс в ските послушание слесаря. Работать с инструментами он научился ещё в крестьянском отрочестве.

Послушник Гефсиманского скита

Особенно он утвердился в этом, когда в 1850 году посетил вместе с матерью Троице – Сергиеву Лавру. Спустя год Василий уходит туда вместе с Герондием, решившим закончить свою жизнь около мощей Сергия Радонежского, а в 1852 году по благословению наместника Лавры Антония переходит в располагавшийся в трех вестах от Лавры Гефсиманский скит. Этот скит жил по уставу Саровской Пустыни, описанному саровским старцем Паисием Великим. Во время пребывания в скиту особенно большое влияние на будущего старца оказал монах Даниил (Схимовский). 17 февраля 1856 г. Василий получил отпускную грамоту, то есть свободу от помещика. 23 декабря 1857 г. он становится послушником. И лишь спустя почти десять лет, 20 ноября 1866 г., после смерти старца Даниила Василий принимает постриг и впоследствии несет подвиг старчества под именем Варнава («дитя милости, сын утешения»).

По требованию старца Геронтия послушник Варнава основал Иверский женский монастырь

Шли годы, послушания менялись, пока в 1861 году, умирающий схимонах Григорий (тот самый, старец Геронтий) не попросил своего ученика взять на себя подвиг старчества, когда скончаются оба его наставника.

Иверский женский монастырь в г. Выксы (его основал Варнава Гефсиманский)

Также он сообщил, что Василий должен основать женскую обитель в удалённом от Москвы, глухом месте, такова воля Божия. В этой миссии будет явлена помощь святой Божией Матери, так что не нужно бояться.

Через два года, в 1863, послушник Василий действительно стал основателем Иверского женского монастыря (г. Выксы).

Народный духовник

В 1871 году Варнава рукоположен в иеродьяконы, 10 января 1872-го – в иеромонахи, а еще некоторое время спустя наместник Лавры утвердил его в звании народного духовника Пещер Гефсиманского скита. С этого момента начинается известность Варнавы среди верующих. За его благословением идут паломники из многих уголков России. В свидетельствах современников, с ним общавшихся, находим много примеров прозорливости Старца. В январе 1905 г. на исповедь к Варнаве ходил сам император-мученик Николай II.

После смерти последнего из наставников, отец Варнава стал старцем

В 1865 году скончался и второй наставник Василия старец Даниил, так что через год послушник постригся в мантию. Ему нарекли имя Варнава.

С этого момента он берёт на себя тяжёлое бремя старчества. Отцу Варнаве сложно, ведь он не чудотворец. Но помогает внезапно обретённая Черниговская икона Божией Матери. Она творит чудеса — исцеляет людей.

1872

год, когда иеромонах Варнава стал народным духовником

Люди приходили к иконе, а потом шли к старцу за советом, помощью, утешением. Есть слух, что Николай II как-то приезжал советоваться со старцем, но подробности этого события неизвестны.

С 1872 он — иеромонах Варнава, а ровно через год — народный духовник Пещерного отделения Гефсиманского скита (будущий Черниговский скит).

17 февраля 1906 года Варнава Гефсиманский исповедал одну женщину, прошёл в алтарь и умер, стоя на коленях. Эта же дата — день его памяти.

Старец Варнава (Меркулов)

Рассказ француженки Марии Магдалины Гамель

Я жила несколько месяцев в семье Т-х, когда я в первый раз увидела отца Варнаву. Давно я уже слышала рассказы о батюшке, рассказы, полные благоговения и любви, и я ощущала большое желание, смешанное, сознаюсь, с немалою долею любопытства, видеть предмет такого почитания.

Мое воображение католички рисовало мне образ отца Варнавы, похожий на наших знаменитых католических священников со вдохновенными жестами, раздушенными руками, элегантным и красноречивым. Вдруг нам сказали, что приехал отец Варнава. К моему удивлению, я увидела, что вышел из кареты монах небольшого роста, седой, простоты необыкновенной, ничего похожего на то, что я себе представляла, но выражение его лица дышало такою любовью, такой добротой и лаской, что невольно умиление наполнило мою душу. Впрочем, я сейчас же постаралась изгнать это чувство из сердца и сделала всевозможные усилия, чтобы рассеять свое первое благоговейное впечатление, говоря себе: «Вот еще, стану я целовать руку у этого старого монаха, как здесь делают все: нет, не дождетесь», и с этими словами я поспешила уйти; но как будто кто-то силой тянул меня и батюшке Варнаве.

В скором времени после этой первой встречи я тяжко заболела двумя внутренними воспалениями. Опасность была так велика, что два доктора, лечившие меня, после консилиума решили, что необходимо телеграфировать моей сестре в Африку, предупредить ее о моем опасном положении, чтобы она могла еще раз свидеться со мной до операции, которую они считали необходимою, но за исход которой они не ручались. Температура моя держалась на 41° (Reomur); страдания были так велики, что я часами кричала на крик и пять дней я не могла не только уснуть, но мне не удалось и сомкнуть веки, несмотря на невыносимую усталость, мучившую меня.

Доктора были еще в гостиной и говорили о моей болезни, когда приехал родственник и сосед по имению Т-х, г. С. Он возвращался из Троице-Сергиевой Лавры, и его первый вопрос был:

— Ну что ваша француженка? — Плоха, — ответили ему.

— Видно, она очень больна, — сказал г-н С. — Ведь вы знаете, что я сам совершенно болен, и, несмотря на это, отец Варнава мне приказал непременно заехать сегодня к вам, чтобы привезти эту Иверскую икону Божией Матери больной француженке. Я хотел было отложить свою поездку к вам до завтра, говоря батюшке, что неважно себя чувствую и боюсь утомиться ездой по дурной дороге, которая разделяет наши имения. Какой тут! Батюшка и слушать не хотел. «Нет, нет, ты повезешь образ сегодня вечером, слышишь, непременно сегодня вечером больной француженке».

Сестра Т-х мне принесла благословение батюшки. С умиленною радостью я поцеловала святое изображение Матери Господа нашего. Потом, положив икону под подушку, в первый раз во все продолжение моей болезни я заснула крепким сном, и, когда час спустя доктора пришли еще раз на меня посмотреть, температура упала на несколько градусов, и они нашли мое положение настолько улучшенным, что решили ждать до следующего дня, чтобы решить, нужна ли будет операция (час тому назад они считали ее необходимою). На другой день я была почти вне опасности, и доктора были изумлены, видя, как я скоро оправилась от своей опасной болезни. Легко понять, с каким нетерпением я ждала следующего приезда отца Варнавы после моего исцеления, которое я приписывала всецело его молитвам.

Полгода прошло, как я снова увидела батюшку, и это второе свидание с ним глубоко врезалось мне в память благодаря истинно отеческой доброте, которую выказал мне здесь старец. После обеда мы все собрались в гостиной вокруг отца Варнавы. Я села немного поодаль, однако достаточно близко, чтобы слышать все, что говорит батюшка. На столе были фрукты, и отец Варнава оделял ими членов семьи, потом, взяв ветку винограда, он подошел ко мне.

— Ну, Мария Магдалина, ты тоже будешь делить нашу трапезу, вот тебе, съешь эту ветку винограда.

— Батюшка, — отвечала я, — меня зовут не Мария Магдалина: я названа Марией в честь Богоматери.

— Нет, нет, Мария Магдалина, — тихо произнес старец. (Пять лет спустя я приняла православие и имя Марии Магдалины, но в то время и мысль о перемене веры не приходила мне на ум.)

Некоторое время спустя я видела странный сон про батюшку. Вижу себя в гостиной Т-х, а отец Варнава разговаривает с хозяином дома. Я же будто стою немного в стороне и спрашиваю себя с любопытством; «Правда ли, что отец Варнава имеет от Господа дар прозорливости, как это о нем говорят, отгадает ли он, о чем я думаю теперь, и скажет ли он мне, надо ли мне выписывать мою сестру в Россию или нет?» Вдруг будто отец Варнава оборачивается ко мне и говорит: «Нет, нет, оставь сестру жить, где она живет, она замуж выйдет и будет счастлива, а ты подожди три года, через три года и ты будешь счастлива». На этом я проснулась и с открытыми глазами еще ясно видела батюшку перед собой. Я сейчас же все рассказала г-же Т., просила ее рассказать об этом батюшке, когда она его увидит. Батюшка приехал. Я вошла в гостиную, чтобы с ним поздороваться.

— Ах, батюшка! — сказала ему г-жа Т. — Я забыла рассказать вам, что на днях мадемуазель Мария видела вас во сне…

— Не надо верить снам, — прервал ее старец. — Сатана часто принимает крылья ангела, чтобы хотя во сне обольстить верных.

Потом, обращаясь ко мне, батюшка добавил:

— Вот будешь верить снам, я во сне приду к тебе.

— Ах, батюшка, теперь буду верить, — воскликнула я, — нарочно буду верить, чтобы часто вас видеть во сне.

— Вот она какая, — с улыбкой проговорил отец Варнава. Потом, к великому моему изумлению, он добавил:

— А сестру твою оставь жить, где она живет, она выйдет замуж и будет счастлива, а ты подожди три года, через три года и ты будешь счастливая (это было слово в слово, что батюшка говорил мне во сне, и заметьте, что г-жа Т. не успела ничего ему рассказать про мой сон).

— Но, батюшка, каким-же образом выйдет замуж моя сестра, — сказала я ему, — она живет так далеко, в Африке, и никого там не знает.

— Она вернется к себе домой.

— Да нет же, батюшка, — заспорила я, — она не может так скоро вернуться: ей так хорошо живется на том месте, где она теперь.

— Ну, умница, ты лучше меня знаешь: а вот увидишь, — сказал отец Варнава.

Несколько месяцев спустя я узнала, что моя сестра возвращается во Францию, чтобы выйти замуж. А то счастье, которое предсказывал мне батюшка, относилось к принятию мною Православия, что произошло именно через три года.

Когда отец Варнава снова приехал к Т-м, я побежала к нему навстречу, прося его благословения ехать во Францию на свадьбу моей сестры, на ту свадьбу, которую он мне так дивно предсказал несколько месяцев тому назад. Но, к моему удивлению, батюшка решительно воспротивился моему отъезду. Сначала шутя он начал говорить:

— Ты ведь захочешь танцевать на свадьбе и сломаешь ногу, разве приятно тебе будет вернуться в Россию хромой? — Потом он серьезно добавил: — Уверена ли ты, что сестра твоя тебе обрадуется, что ты не расстроишь ее счастье? Знаешь ли, за кого она выходит замуж?

Тогда только мне припомнился случай из моей ранней молодости, а именно, что мой будущий зять делал предложение мне, когда мне было лет 17, и я стояла перед батюшкой, пораженная его дивною прозорливостью.

Отец Варнава приехал к Т-м на последней неделе масленицы. Он находился со всей семьей в зале, а я в другом конце большого длинного дома разговаривала со старушкой англичанкой, которая заведовала хозяйством. Видя, что она несет в руках блюдо с дичью, я ей сказала:

— Пожалуйста, будьте добрые, сохраните всю эту дичь для меня к завтраку и вообще к будущей неделе: все здесь кушают постное, и я поем всласть, потому что поститься я не намерена, во-первых, я постное не переношу; я так малокровна, что больна даже от католического поста (с маслом и яйцами), а вашего постного масла и запах вызывает во мне тошноту, да притом очень уж я люблю дичь.

После этих слов я вернулась в залу, а батюшка, увидав меня, сказал:

— Иди сюда, Мария Магдалина, иди, сядь около меня.

Я села рядом с ним, и батюшка взял меня за руку:

— Ты христианка, Мария Магдалина?

— О, да, батюшка, — отвечала я.

— А как ты делаешь крестное знамение?

Я начала класть крестное знамение и невольно перекрестилась по-православному.

— Батюшка, — сказала я тогда, — я не могу так креститься, как того требует наша церковь: моя рука невольно ложится сначала на правое плечо — по-православному. Отец Варнава улыбнулся.

— Это хорошо, Мария Магдалина, и пусть пост твой будет тоже православный.

Я совсем растерялась и поскорее побежала к англичанке.

— Нет, нет, дорогая, отдайте все это мясо людям; я постараюсь поститься, как все вы, и надеюсь, что молитвы батюшки мне помогут, потому что, вообразите, он упрекнул меня в моем обжорстве, как будто он все слышал, что я вам недавно говорила. Да, я постараюсь поститься, ну, а если очень ослабею, вы велите мне зажарить барашка, не правда ли?

Сознаюсь, что к хорошему намерению поститься я добавила это печальное окончание про барашка, потому что в то время вера моя в силу молитвы батюшки не была еще так крепка, как она стала впоследствии.

Я не буду удлинять своего рассказа, описывая подробно, как отец Варнава решительно меня удержал у Т-х, когда я одно время думала оставить семью, или как батюшка отыскивал меня в толпе, когда я бывала в Черниговском монастыре. Духовные дети батюшки знают хорошо, как старец отгадывал их присутствие, несмотря на толпу, которая скрывала их от его глаз. Я скажу только, что при каждой встрече с батюшкой его прозорливость и дивная доброта привлекали меня все больше и больше, и мысль о переходе в Православие зарождалась в душе. Всякий день желание это охватывало меня с большею силой. Отец Варнава ясно читал в моей душе, хотя я никогда ему не говорила о моем желании переменить веру; но он терпеливо ждал минуты, когда я буду готова к этой великой перемене в моей жизни.

Как-то осенью, как теперь помню, это было 17 сентября 1904 года, батюшка мне вдруг сразу и говорит:

— Ну чего ты ждешь, время пришло, пора тебе стать православной.

— Батюшка, я ведь правда об этом думаю, — отвечала я, — но я еще не готова, не умею говорить по-русски, не сумею даже исповедоваться.

— Ничего, научишься, — сказал батюшка, — поезжай к епископу Трифону, скажи ему, что я тебя послал: он тебя поймет и поможет тебе во всем.

Этот разговор с батюшкой у нас был 17 сентября, а 26-го того же месяца, в Москве, в церкви великомученицы Екатерины, отец Иоанн А., к которому меня направил владыка Трифон, присоединил меня к Православию. Перед исповедью отец Иоанн меня спросил:

— Вам надо будет переменить имя, какое хотите вы принять?

— Отец Варнава всегда звал меня Марией Магдалиной, — отвечала я, — а потому мне кажется, что лучше всего мне выбрать это имя.

— О, без сомнения, если отец Варнава называл вас так, и мы наречем вас Марией Магдалиной, — сказал отец Иоанн.

И в тот вечер за всенощной читали Евангелие о Мария Магдалине. Отец А. и я были глубоко этим поражены.

После принятия Святых Тайн я поехала к Троице, чтобы поклониться святым мощам и получить батюшкино благословение. Я опоздала на поезд, и мне пришлось приехать в Черниговские пещеры только в 8 часов вечера, батюшка был уже в своей келье, и меня не хотели пускать к нему, говоря, что отец Варнава уже отдыхает и чтобы я приходила завтра. В эту минуту я услыхала, как ключ повернулся в замке батюшкиной комнаты, и голос отца Варнавы позвал меня:

— Мария, иди сюда, я тебя ждал. Ты православная?

— Да, батюшка, с сегодняшнего дня, — отвечала я, пораженная тем, что батюшка уже знал об этом раньше, чем кто-нибудь успел бы ему об этом сказать.

Батюшка пригласил меня поехать с ним в его монастырь на Выксу, и я имела счастие быть в числе тех, кто присутствовал на юбилее старца 13 октября 1904 года.

Некоторое время после описанного я чуть-чуть не вышла замуж. Теперь, когда вспоминаю прошлое, мое предполагаемое замужество представляется мне истинным безумием. Мой жених был протестант, гораздо моложе меня и совершенно был мне не подходящий ни характером, ни положением. Я говорю так теперь, но в то время я думала совершенно иначе. Отец Варнава был против этой свадьбы с самой первой минуты. На все мои попытки получить от него благословение он отвечал уклончиво.

— Ведь не я выхожу замуж, все равно я тебе скажу, что я тебя не благословляю, а ты все-таки сделаешь по-своему.

Тогда я начала себя уверять, что эти слова были все-таки вроде благословения, и так в этом умудрилась себя убедить, что дала слово молодому человеку, и мы назначили свадьбу на 30 января, сделав все нужные приготовления насчет приданого и документов. И за все это время, так как совесть моя была не чиста, я избегала говорить с батюшкой о моей помолвке, хотя и встречала его несколько раз. Если бы я в то время могла видеть яснее, я заметила бы, что батюшка всячески выражал свое недовольство по поводу моего будущего замужества. Он говорил об этом всем, кто приезжал к нему; он поехал в имение г-на С., самого близкого соседа Т., но отказался заехать к этим последним, потому что их француженка выдумала выходить замуж без его благословения.

А все-таки я не была спокойна: приближение моего замужества, вместо того чтобы радовать меня, наполняло мое сердце неизъяснимым ужасом и отчаянием. Наконец, за два дня до 30 числа, когда было назначено венчание, я не выдержала и решилась поехать увидеть батюшку, чтобы выпросить если но его благословение, то хотя бы его молитвы за меня.

Приехала я в Черниговские пещеры, вся дрожа от страха, предчувствуя неудовольствие старца. Я ждала его на крыльце. Батюшка не позвал меня к себе в келью, как всегда это делал, он вышел на крыльцо и, подойдя ко мне, сказал строгим голосом:

— Что ты выдумала идти замуж за неверующего, дай твои уши, я тебя выдеру.

И с этими словами тут же при всех он крепко схватил меня за ухо, а потом, введя меня в свою келью, батюшка обернулся ко мне с еще более строгим лицом и сказал:

— Что ты выдумала делать и для чего ты пришла ко мне?

— Батюшка, я пришла просить вашего благословения.

— Какое благословение?

— Батюшка, свадьба моя послезавтра, я прошу вашего благословения.

— Ваш сельский священник благословит вас… Для чего ты сюда приехала?

— Да мне ваше благословение нужно, батюшка!

— Уходи, уходи, какое там благословение, я не благословлю тебя. Знаешь ли ты, что я недавно был рядом с вами в имении С., а к вам не заехал из-за тебя. И больше никогда к вам не приеду, поняла, больше никогда. Ну, уходи же, нечего тебе тут ждать.

С этими словами батюшка ушел во внутреннюю свою келью, но почти тотчас же воротился и спросил: — Ну, ты все еще тут, чего, чего ты ждешь?

— Все вашего благословения, батюшка.

— Я сказал тебе, что не благословлю. Уходи!

— Не уйду, батюшка!

— Так что же ты будешь делать?

— Лучше откажу своему жениху, но не уеду без вашего благословения.

— Откажешь, а сама плакать будешь, — сказал батюшка, но потом уже не так сурово добавил: — Ты ведь знаешь, я никогда не благословляю к венцу перед Великим постом. Великий пост не время, чтобы радоваться: надо молиться и плакать о своих грехах, а ты еще хочешь за невера замуж идти. Он говорит, что примет православие, это только чтобы на тебе жениться, обманывает он тебя, поверь мне, сама увидишь. И придешь ко мне кланяться со слезами и будешь меня благодарить. А все у тебя готово?

— Батюшка, свадьба должна быть послезавтра.

— Отложи до после Пасхи, а тогда сама увидишь. Ну, дочка, Бог тебя благословит, поезжай домой, и, если меня послушаешь, я приеду, нарочно приеду тебя повидать, поняла, нарочно приеду в четверг или пятницу на масленице. Скажи Т-м, что буду у них.

После этого батюшка меня благословил, и я уехала все-таки с облегченным сердцем, хотя всю дорогу домой проплакала, не осушая глаз.

И правда, отец Варнава приехал к Т-м в пятницу, 10 февраля. Это было его последнее посещение, потому что в следующую пятницу, 17 февраля, его святая душа отошла ко Господу.

Мое самое великое утешение, утешение, которое будет жить в душе моей, пока я живу на земле, и которое помогло мне пережить страшное невыразимое горе, поразившее всех нас, была радость батюшки Варнавы, когда он узнал о моем послушании в деле замужества. Всякий раз, как батюшка заговаривал об этом, он весело улыбался, иначе он был так слаб, так измучен болезнью и так, видимо, скорбел, расставаясь со всеми своими духовными детьми. Мы не замечали, что он прощался с нами; но он ясно провидел свою кончину.

Г-жа Т-а спросила его, приедет ли он к ним постом.

— Нет, постом меня уже у вас больше не будет, — тихо проговорил старец, потом, обернувшись ко мне, он добавил:

— А монашка-то, которой я приготовил келью в Иверском монастыре и которая выдумала было замуж идти, я увижу тебя на четвертой, на пятой неделе Великого поста, и тогда все тебе скажу.

18 февраля мы узнали скорбную весть, что наш добрый, наш дорогой старец ушел от нас, чтобы переселиться на небо, где святая душа его обитала уже давно. 21 февраля состоялось погребение батюшки, и я правда кланялась ему до земли со слезами и благодарила его за все, чем он был для меня. Тут же у гроба батюшки я сняла с руки моей обручальное кольцо и сказала батюшке, как будто он еще был жив: «Ни теперь, ни после Пасхи ты не желал этого: я никогда не выйду замуж за этого человека». И ответом на эти слова было чувство, пока я целовала левую руку батюшки, что правая его рука поднялась, чтобы меня благословить. Так ясно почувствовала я это, что осталась несколько минут наклоненная, чтобы дать батюшке время меня перекрестить, несмотря на полицию, которая силою тянула меня в сторону, и на громадную толпу, которая толкала и теснила меня, чтобы, в свою очередь, подойти к останкам нашего дорогого старца.

Вернувшись к Т-м, я поспешила вернуть моему жениху кольцо, которое должно было соединить нас навек, и при этом решительно сказала ему: «Батюшка говорил мне подождать до Пасхи и что тогда он скажет, что мне делать. Теперь его нет, он больше благословить нас не может, а потому я вашею женою не буду; я обещала это о. Варнаве, когда прощалась с ним навсегда. Вот ваше кольцо, постарайтесь меня забыть».

Несколько часов позже один из духовных детей старца вдруг говорит мне:

— Знаете что, я сейчас видел батюшку или, вернее, так ясно чувствовал его присутствие, что все сердце мое наполнилось радостью. Лицо его было как бы в тумане, я отчетливо видел только его руки, и, что было странно, у отца Варнавы, который никогда не носил при жизни колец, на пальце было кольцо золотое обручальное. Что бы это могло означать?

— О, мне будет легко вам это объяснить… Батюшка одобрил мое решение; я только что вернула кольцо моему жениху и сказала ему, что не буду его женой. Все кончено между нами. Как я благодарю вас, что вы рассказали мне о вашем видении; я теперь не сомневаюсь и не сожалею об этом: я потому ясно вижу, что исполнила волю Божию.

Я должна здесь прибавить, что после этого всякий день я все яснее и яснее видела и понимала, от какой страшной опасности спас меня батюшка и что за несчастная жизнь была бы моя, если бы я тогда не послушалась нашего дорогого прозорливого старца и вышла бы замуж против его желания.

На 4-й неделе Великого поста я приехала в Москву говеть: исповедалась в субботу и причастилась Святых Тайн в воскресенье, то есть на первый день пятой недели. В ночь с субботы на воскресенье я видела сон, то есть с трудом могу назвать это сном, потому что сон был такой легкий, что я в то же время сознавала все, что происходило вокруг меня. Я видела себя в Черниговском скиту. Погода дождливая, сырая, вокруг меня огромная толпа, и я с грустью спрашиваю себя, как мне дойти через эту толпу до батюшки Варнавы, у которого келья будто бы заперта. Вдруг распахнулась дверь, и отец Варнава, выйдя на лестницу, зовет меня: «Иди сюда, Мария, я тебя покормлю». Толпа, видя, что он обратился ко мне, сначала немного раздвинулась, а затем снова сжала меня со всех сторон. Тогда батюшка точно снова подошел ко мне, взял меня за руку и, введя в келью, повторил: «Иди, иди сюда, Мария, я тебя покормлю».

После этого образ старца исчез, и я очутилась в келье одна с келейником батюшки. Сердце мое сжалось от чувства пустоты и полного одиночества. Вся дрожа от какого-то безотчетного страха, я обернулась к батюшкиному келейнику, спрашивая его: «Ради Бога, батюшка, скажите мне, где же отец Варнава?»

— Он пошел прощаться; завтра или послезавтра он покидает нас навсегда, больше вы его не увидите, — ответил мне отец П.

— Господи, — крикнула я, — неужели я не получу его последнего благословения, — и с этими словами я будто выбегаю на крыльцо, чтобы отыскать батюшку. Снова толпа, которая будто вдруг раздвинулась, чтоб пропустить гроб, и в гробу этом я узнала отца Варнаву.

Вижу я, что гроб поставлен в келье под образа, и мы опять одни со старцем: отец П., я и еще какой-то неизвестный странник. Тогда, бросившись на колени, я с горьким рыданием говорю батюшке: «Батюшка, неужели вы меня оставили совсем одну после того, как обещали меня кормить, что я буду без вас делать? Батюшка! Батюшка, не оставляй меня, пожалей меня!..»

И вдруг будто старец открывает глаза, садится в гробу и говорит мне с улыбкой: «Что ты плачешь, о чем ты огорчаешься?..» — и благословив меня, он в третий раз добавил: «Я ведь тебе сказал, что буду тебя кормить, ну, успокойся, буду, буду кормить тебя».

И затем старец закрыл глаза и снова лег в гроб. После этого все исчезло, но в душе осталось светлое утешение и уверенность, что наш дорогой батюшка не оставил меня навсегда, но что он продолжает руководить жизнью моей, как делал до сих пор.

Я поспешила встать и рассказать о своем сне членам семьи. Все долго молчали, когда я кончила, а затем один из молодых Т-х вдруг воскликнул:

— Чему же вы удивляетесь, ведь батюшка обещал вам, что вы увидите его на 4-й, на 5-й неделе Великого поста, вот он и пришел к вам, как обещал. Возвращаясь с похорон отца Варнавы, я в вагоне случайно встретила священника села Котова из-под Наро-Фоминска. В этом селе провел старец свои детские годы, там же похоронены члены его семьи и его отец Илья Меркулов. Отец Феодор (так звали священника) много говорил мне о тех невзгодах и затруднениях, которые переживала бедная церковь.

Его простой рассказ и минута нашей встречи произвели на меня глубокое впечатление, и, вернувшись домой, я решила устроить копилку и каждое воскресенье собирать кто что может дать в пользу этой церкви.

Освящение обновленного храма должно было состояться 28 мая 1906 года, и отец Феодор обещал написать мне, чтобы и я могла быть на освящении, но письма от него все не было. Я решила, что не пошлю деньги раньше, чем соберу 50 рублей в копилку. Поставила я свою копилку под портрет отца Варнавы, прося его благословить мой сбор, и всякий раз, когда кто-нибудь туда клал денежку, я считала, сколько прибавилось. Теперь я была уверена, что мною было собрано около 32 рублей. Как-то утром приходит ко мне одна из наших девушек и говорит мне:

— Знаете, какой странный сон я видела сегодня. Вижу во сне какого-то незнакомого мне мужчину, который говорит мне: «Поди, скажи Марье Николаевне, что у нее больше денег в копилке, чем она думает». Он даже сказал мне сколько, но я забыла, помню только, что было число 7.

— Какой вздор, — отвечала я, — я уверена, что я собрала 32 рубля, а пока 50-ти ие будет, я копилки не открою.

Г-жа Т-я мпе заметила, что сон такой странный, что она на моем месте сейчас бы открыла копилку: «Кто знает, — добавила она, — не приходил ли это отец батюшки Варнавы предупредить нас, что деньги очень нужны для освящения храма, может быть, у них немного недостает, и деньги ваши будут очень кстати». Тогда я поспешила открыть копилку и нашла в ней 57 рублей 37 копеек. Вся семья была так удивлена этому, что стали прибавлять к собранным деньгам сколько кто мог, и в одну минуту у меня уже накопилось 70 рублей, которые я тотчас же отправила в Котово, где их получили накануне освящения храма.

Мой рассказ окончен. Неверующие и равнодушные, вероятно, увидят в нем несколько случайностей, более или менее странных, но духовные дети батюшки найдут в нем ту дивную доброту и прозорливость, которые ниспосланы были Господом нашему дорогому старцу, и ту христианскую любовь, которая вечно живет и которая окружает нас и теперь, храня наши души для Бога и утешая наши осиротелые сердца.

Варнаву Гефсиманского канонизировали в 1995 году, верующие могут молиться ему о наставлении

В 1995 году, в день Радонежских святых, Варнава Гефсиманский канонизирован и причислен к лику преподобных.

17 февраля

день памяти Варнавы Гефсиманского

Мощи преподобного хранятся в храме в честь Черниговской иконы Божией Матери (Черниговский скит).

Его духовный сын и последователь — преподобный Серафим Вырицкий.

Так как канонизация произошла недавно, нет правил того, о чём молятся перед иконой Варнавы Гефсиманского. Но мы знаем, что святые сами по себе не отвечают на молитвы, а передают их Богу, так что обращаться можно с любыми просьбами.

Икона Варнавы Гефсиманского

Но лучше, если они будут перекликаться с житием святого, так что его стоит просить:

• Об укреплении в вере;
• О нахождении выхода из трудных жизненных обстоятельств;
• О силах, нужных для выполнения важного дела;
• О помощи в сложной работе.

Молитвословия

Тропарь, глас 5

Измла́да Христа́ Бо́га чи́сте возлюби́в,/ сы́н утеше́ния бы́л еси́,/ преподо́бне о́тче Варна́во./ По и́мени и житие́ твое́ бы́сть:/ коему́ждо стра́ждущему, и ни́щу, и Царю́,/ па́стырь кро́ток, уте́шитель и цели́тель яви́лся еси́./ Помина́й на́с, благода́тный о́тче,/ да моли́твами те́плыми твои́ми/ жизнода́вец Бо́г да́рует на́м утеше́ние// и ве́лию ми́лость.

Кондак, глас 2

Печа́льнику земли́ Росси́йския преподобному Се́ргию/ от ю́ности после́довал еси́, свя́те Варна́во,/ и заве́т ста́рца твоего́, си́це ре́кшаго:/ та́ко хо́щет Бо́г, сло́вом и хле́бом пита́й а́лчущих,/ пои́стине до конца́ испо́лнил еси́./ Сего́ ра́ди и ны́не мо́лим тя́;/ не оста́ви на́с, уте́шительный о́тче,// небе́сною любо́вию твое́ю.

Устроитель Иверской обители на Выксе

Старчество на Руси было особой формой монашества. Старцы оставляли после себя не только чисто духовное, но и материальное воплощение этой духовности – монастыри, которые жили под их влиянием. Много сил и трудов о. Варнава положил на создание и нашего Иверского женского монастыря. Обитель ведет свою историю с 1863 г., когда здесь в построенной богадельне появились первые насельницы. Благодаря трудам старца, к началу XX века монастырь стал процветать.

17 февраля 1906 г. старца не стало. А 19-го в ответ на просьбу сестер Иверского монастыря о захоронении старца в стенах монастыря обер-прокурор Святейшего Синода отвечает телеграммой, что усопший будет погребен на братском кладбище Гефсиманского Скита. В 1913 году поднимается вопрос о переименовании Выксунского женского монастыря Иверский Варнавский женский монастырь. Но его решению, видимо, помешали война и революция.

Молитвы

Тропарь, глас 5

Измлада Христа Бога чисте возлюбив, / сын утешения был еси, преподобне отче Варнаво. / По имени и житие твое бысть: / коемуждо страждущему, и нищу, и Царю, / пастырь кроток, утешитель и целитель явился еси. / Поминай нас, благодатный отче, / да молитвами теплыми твоими жизнодавец Бог дарует нам утешение и велию милость.

Кондак, глас 2

Печальнику земли Российския Преподобному Сергию от юности последовал еси, святе Варнаво, / и завет старца твоего, сице рекшаго: / «Тако хощет Бог:/ словом и хлебом питай алчущих», — поистине до конца исполнил еси. / Сего ради и ныне молим тя;/ не остави нас, утешительный отче, / небесною любовию твоею.

Величание

Ублажаем тя, преподобный отче Варнаво, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов.

Молитва

О преподобие отче Варнаво, пастырю наш кроткий и утешительный, милостивый помощниче и теплый о нас молитвенниче! Ты измлада чадо благословения Божия быв, образ послушания родителем, повиновения Господом и служения ближним показал еси. Заповеди Господни возлюбив, в лавру Преподобного Сергия притекл еси и того верный ученик явился еси. Во обители же Божия Матери повелением настоятеля Аввы Антония пребывая, дух смиренномудрия, кротости и терпения стяжал еси и дар рассуждения и прозрения помышлений душевных от Бога приял еси. Сего ради монашествующим духовный наставник, инокинем созидатель обители Иверския на Выксе реце и всем страждущим и болезнующим целитель и попечитель милостивый даже до часа смертнаго был еси. По преставлении же твоем Бог многия милости почитающим память Твою яви и иноком учителя Тя верна дарова. Темже молим Тя, праведный отче, якоже и прежде ходатайствуй пред Богом молитвами Твоими всем людем во всяцем звании дух утешительный стяжати и коемуждо потребная обрести: юным — послушание и целомудрие страхом Божиим сохранити; в возрасте сущим — любовь Божию и согласие стяжати; алчущим — не токмо хлебом насущным, но и наипаче словом Божиим насытитися; плачущим — утешитися; изгнанником и странником — пристанище обрести; в темнице сущим — от уз свободитися; благочестивым — в Дусе Божием возрасти и смиренномудрия достигнути. Сшествуй нам во всех путех жизни нашея, паче же умоли Господа нашего о прощении прегрешений и неправд наших и к свету заповедей Божиих стопы наши направи, да единым сердцем и усты славим Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.