В Архангельской епархии Даниила заменили на Корнилия

Я учился в Одесской духовной семинарии и там ненасытно читал книги. А потом владыка благословил меня ехать в Московскую духовную академию. Так я попал в Лавру.

Вскоре встал вопрос, принимать ли монашество или жениться. Я знал, что воля Божия проявляется через обстоятельства и через людей, но, чтобы она проявилась, нужно просить: «Господи, да будет воля Твоя», – просить явить эту волю – и я просил.

Первая половина первого курса Академии, мне 25 лет. Однажды ко мне подходит староста курса и говорит: «Идем писать прошение в монастырь». Я опешил: «С чего ты взял, что я собираюсь в монастырь?». Он отвечает: «Я проходил мимо, когда ты с кем-то стоял и говорил, что нужно идти в монастырь».

А я точно знал, что это слишком серьезно, что это не шутки, что я не мог ни с кем это обсуждать, пока сам не принял решения.

Но тут сразу возникла мысль: «Вот воля Божия». И я пошел и написал прошение. Ни с родителями не советовался, ни с кем-либо другим, маме сказал уже после, когда к ней приехал.

Так я попал в число братии, потом окончил Академию. Я думал, что жизнь так и пройдет, а Господь определил служить на Сахалине… Но перед этим было 17 лет в Лавре, из них 13 с половиной – благочинным.

Самый закрытый монастырь

В Троице-Сергиевой Лавре братия живет сокрыто от глаз паломников. Так устроен почти любой монастырь, но в Лавре это разделение территории более очевидное, чем где-либо. Забор, дежурный у входа на братскую часть…

Я расскажу о случае, который хорошо описывает эту сторону лаврской жизни. В мою бытность благочинным ко мне в гости приехал один батюшка с прихода (мы с ним вместе учились в Одесской семинарии).

Настоящий поп, все четыре составляющих: голос, волос, ухо, брюхо. Бородатый, длинноволосый – по виду монах монахом. Я зашел за книгами в лавку, а он ждал меня снаружи.

Выхожу, а он стоит и разговаривает с какой-то женщиной. Потом она его благодарит, уходит, а он мне объясняет: «Я стою, жду тебя, подходит женщина и говорит: «Батюшка, а можно спросить?», – и задает свой вопрос. Я, как мог, ей ответил.

Она обрадовалась и вдруг говорит: «А вы не из этого монастыря!». Я спрашиваю, откуда она узнала, а она отвечает: «А те, кто живет здесь, с нами не разговаривают – они всегда куда-то торопятся».

Она была права: когда выходишь из монастырской проходной, всегда как будто попадаешь за линию фронта, где пули свистят. Ты должен попасть из точки А в точку Б, а вместо этого сразу начинается: «Можно вас спросить? Можно вас сфотографировать?».


Мы жили как в заповеднике! Не знаю, как сейчас, а тогда даже на заборах были таблички: «Троице-Сергиева Лавра, музей-заповедник». Мы для мирян были как зверушки, которых хочется потрогать. Но трогать зверушек нельзя, иначе им можно повредить.

Когда монах идет по монастырю, он ведь идет не чтобы посмотреть по сторонам… Отец Кирилл (Павлов) всегда нас спрашивал на исповеди: «Храните ли вы зрение?».

Братия всегда выходят с таким расчетом, чтобы только дойти до храма, например. А их останавливают: «Скажите, пожалуйста…». Ты не можешь говорить – ты опоздаешь на службу. С одной стороны, для братии такие разговоры – это непозволительная роскошь…

Вспомните Серафима Саровского: он после причастия шел к себе и ни с кем не разговаривал, а ведь можно было сказать: «Человек приехал к преподобному Серафиму откуда-то из тьмутаракани, у него умирает дочь, и что же это такое? Что это за эгоизм? Почему батюшка ушел и никому слова не сказал?».

Но если бы он отвлекался, он бы потерял благодать Божью. Ведь он стал принимать людей только в последние семь лет жизни, когда стал к этому готов.

Мне 54 года, я до Серафима Саровского не только духовно, но и «календарно» еще не дотянул. Когда я возвращаюсь после Литургии, как правило, меня тут уже кто-то ждет. Остается только укорять себя: «Господи, прости меня, я не могу быть с Тобой, я должен погрузиться в дела».

Бывает, что люди могут одновременно что-то делать, разговаривать, да еще и телевизор для фона включают. Я так не могу, у меня мысли рассеиваются. Поэтому и братия монастыря, особенно после службы и причастия, стараются идти молча.

Епископ

Постановлением Святейшего Патриарха и Священного Синода от 6 октября 2001 года Даниилу определено быть епископом Южно-Сахалинским и Курильским. 11 ноября 2001 года в кафедральном соборном храме Христа Спасителя Патриархом Алексием II, митрополитами Крутицким и Коломенским Ювеналием, Солнечногорским Сергием, Волоколамским и Юрьевским Питиримом, архиепископами Истринским Арсением, Венским и Будапештским Павлом, епископами Орехово-Зуевским Алексием, Хабаровским и Приамурским Марком, Дмитровским Александром архимандрит Даниил был хиротонисан во епископа Южно-Сахалинского и Курильского.

Так оценивал ситуацию в епархии и настроения паствы:

Очень сильно развращает среда. В городе Шахтёрске ко мне подошёл начальник милиции: что ж такое, говорит, за неделю четыре суицида в школе. Двух сняли, двое повесились. Девочек насилуют по выбору. Просто кошмар. Собирают на общак. Такая безнадёга… И понятно, что ни один сытый, холёный священнослужитель даже под дулом автомата не пойдёт на эту Голгофу. Мы хотим, чтобы у нас сразу была Пасха. Но дух у нас сейчас, к сожалению, угасший. Во многом это последствия того семидесятилетнего пленения, после которого наша Церковь только-только начинает приходить в себя[2].

Прибыв в епархию, одним из первых своих указов отменил плату за крещение и за венчание, распорядившись ограничиваться лишь пожертвованиями. По его инициативе в епархии не повышались цены на свечи, несмотря на инфляцию — все эти меры связаны с бедностью большинства прихожан. При нём были построены храм на острове Шикотан и часовня в Тятине на острове Кунашир — территориях, на которые претендует Япония. Они стали своеобразными символами российского присутствия на этих островах. В 2004 на Сахалине был открыт филиал Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Филиал Университета был закрыт.

Убеждённый сторонник активизации миссионерской деятельности Русской православной церкви в условиях конкуренции с протестантскими проповедниками, обладающими значительными финансовыми возможностями. Так, вспоминая о первом посещении епархии, он вспоминает:

Когда меня подвезли к собору, я сказал что это не собор, а часовня с алтарём — маленькая, невзрачная, серая. Позже мы проехали по проспекту Победы и увидели новое здание, красивое, большое — католический костёл. Это был вызов. Вызов не только православной церкви, но и российскому государству.

24 декабря 2010 года назначен на Архангельскую кафедру[3]. Решением Священного Синода от 27 декабря 2011 года назначен главой Архангельской митрополии[4], в связи с чем 8 января 2012 года в Успенском соборе Московского Кремля патриархом Кириллом был возведён в сан митрополита[5].

Отец Михей


Я был благочинным Лавры 13 лет и три месяца. Я очень благодарен Богу, поскольку видел то, чего не видят другие монахи, – добродетели многих-многих-многих наших отцов и братьев. У каждого есть свое сокровище, которое дает ему Господь.

Отец Михей – лаврский звонарь, ныне уже покойный, сам мне рассказывал такой случай. Он был очень маленького роста с рождения. А когда он учился в школе, на нем стали испытывать какой-то препарат, чтобы вызвать рост.

Он вырос, но произошли серьезные гормональные нарушения: не росла борода, голос как у женщины. А сколько раз его за женщину принимали! В 1987 году пришел корреспондент с отцом Михеем поговорить – а этот монах был удивительным звонарем, от Бога – и через раз переспрашивал: «Что вы, матушка, сказали?».

И вот однажды отец Михей мне рассказал: «Очень мне грустно стало, что у меня нет никакого таланта. Да еще в таком убогом состоянии нахожусь. И стал я плакать и просить Господа помочь, что-то мне дать. И вот ночью я увидел сон: мы все стоим к преподобному Сергию, подходит отец Кирилл, и вдруг откуда-то что-то черпает ведром. Я не вижу, что это, но понимаю, что это благодать Божья.

Отец Кирилл несет это ведро, и вдруг из него выплескивается одна капелька, блестящая, как жемчужина, и падает на землю. Все кинулись за ней. И я ее схватил! Открываю ладонь, а она так блестит, что у меня глаза заболели, я и проснулся с болью в глазах. В скором времени после этого я стал слышать, так как не слышат другие!»

Как он стал слышать! Рассказывали, что однажды на заводе ЗИЛ сделали большой колокол. Позвали отца Михея его послушать. Он подошел, легонько дотронулся и говорит: «Не хватает четверти тона». Они уже и сами посчитали, а он без всяких расчетов понял. И посоветовал: «Снимите фаску полмиллиметра – будет звучать чисто». На заводе так и сделали и были в шоке: они со всем своим техническим аппаратом не знали, что делать с этим колоколом.

Вот такой отец Михей был. Когда он это рассказывал, всегда говорил: «Отец Кирилл ведь целое ведро нес, а мне одна капелька досталась, и что эта капелька сделала».

Отрывок, характеризующий Даниил (Доровских)

– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел. – Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей. В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце. Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями. «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!» Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи. Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят. – Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант. – Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом. – Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант. – Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.] И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена. И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого. Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал: «La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c’etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice. C’etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n’etait plus question que de l’organiser. Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j’aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu’on m’a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples. L’Europe n’eut bientot fait de la sorte veritablement qu’un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains. De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j’eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J’eusse associe mon fils a l’Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence… Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l’envie des nations!.. Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l’imperatrice et durant l’apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l’Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits. Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная. Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении. Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином. Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине. Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д. Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…

Скрытые дары

Отец Кирилл (Павлов) даже нам старался не показывать свою духовную жизнь. Я жил через стеночку, приходишь к батюшке утром, а он скрывает, что всю ночь молился. Любая добродетель глубоко целомудренна.

Когда архиепископа Василия (Кривошеина), который жил в одно время в одном монастыре с преподобным Силуаном на Афоне, однажды попросили рассказать о старце, он ответил: «Я ничего не могу сказать, я его тогда не видел. Он не был облечен каким-то саном, духовника, например, через который может проявляться благодать. Он был простым монахом и прятал благодать Божью».

Так же и отец Кирилл. Я никогда не просил его: «Батюшка, помолитесь, как мне поступить в такой-то ситуации?». Я говорил только: «Батюшка, подумайте со мной, как мне лучше тут поступить», – потому что слова о молитве были бы уже поводом к тщеславию.

Когда я только полгода как пришел в монастырь, поступил в Академию и был послушником, меня один владыка звал к себе в иподьяконы. Говорит: «Давай ко мне в епархию, я тебя быстро рукоположу, будешь служить». Владыка был близок к тогдашнему наместнику Лавры. Но я чувствовал, что нужно было оставаться в обители: я еще не оперившийся птенец, куда мне ехать?

Пришел к отцу Кириллу, с которым был тогда знаком всего полгода. Спрашиваю: «Батюшка, как мне поступить? Как волю Божью узнать?». Отец Кирилл отвечает: «Выбирай, куда твое сердце располагает. Можешь идти – а можешь и тут остаться». Я говорю: «Батюшка, я волю Божью хочу узнать», – но чувствую, что он закрылся.

Но я настолько загорелся, что сказал: «Если бы я хотел идти или не идти по своей воле, то я бы к вам не пришел. Я отрекся от своей воли и пришел к вам спросить волю Божью, а вы мне не хотите помочь. Погибнет моя душа – Господь спросит с вас». Отец Кирилл меня обнял, а у меня уже слезы текут, и говорит: «Успокойся, не ходи ты никуда».

После этого у нас с батюшкой контакт появился. А я ответил тому владыке: «Я никуда из обители не пойду, только разве что выгонят». Но на батюшку не ссылался.

Отец Селафиил

Я расспрашивал, когда жил в Лавре, о том, как там было до меня. Ведь далеко не все записано. Например, после войны, в 1950-е, в Лавру специально заселили неверующих людей. В братских корпусах жили семейные люди, а рядом – монахи, сколько их тогда было.

И вот один такой семейный мужик, в Бога не веривший, как мне рассказывали, любил песни на гармошке наяривать. Как православный праздник – так его бес разжигает, он на двор и играть.

Однажды кто-то из братии не выдержал и сказал ему: что же ты делаешь, Бог же и покарать может. Той же ночью этот человек умер. Это была огромная встряска для всех, хотя некоторые и говорили: «Ну, бывает, перепил». Если человек не хочет верить, он не поверит.

Послушаний у тех отцов было гораздо больше, чем в мои времена. Я застал отца схимонаха Селафиила, он был фронтовик, прожил 94 года. Силищи был немеряной, редко кто из студентов мог его победить в армрестлинге. Проиграв старенькому отцу Селафиилу, студенты от стыда за гантели и гири брались.

А в келье у старца висел портрет Феодорушки – его жены, которая в 60 лет умерла. Она взяла с него слово, умирая, что он больше не женится и пойдет в монастырь. Он дал слово и пошел в обитель, тоже лет в 60, хотя выглядел на 40.

Потом рассказывал: «Я, – говорит, – не знал, как все устроено. Мне сказали: ты теперь послушник. Я понял так: раз я послушник, значит, я всех слушаюсь. Мне один монах скажет: принеси, – я принесу, другой: убери, – я уберу, третий: помоги, – я помогу». Всё это накладывалось, он бегал так, что однажды шел куда-то и обессилел – упал.

Благочинный увидел, выяснил, в чем дело, почему с раннего утра и до поздней ночи отец Селафиил с ног сбивается, и засмеялся: «Запомни, послушник, ты должен слушаться меня, отца благочинного. А остальное не нужно».

Это был очень любвеобильный старец. Люди к нему, когда он заболел, в келью на исповедь ходили, хотя обычно у нас не принято, чтобы женщины в кельи заходили. А он всех принимал и угощал еще.

Поначалу отец Селафиил был крепкий, а по старости его, бывало, качнет – он и упасть может. Дали ему келейника. Ведет его келейник через всю Лавру на молебен к преподобному Сергию, а дело было зимой, на дворе снег, скользко. Келейник Вася поскользнулся – и не старец на юноше, а юноша на старце повис. И ничего! «Держись, Вася», – приговаривает отец Селафиил и дальше идет.

Архимандрит Виталий

Недавно похоронили отца архимандрита Виталия – это был потрясающий человек.

Он каждый день ходил на братский молебен. Не все на него ходят, а отец Виталий вдобавок нес хозяйственное послушание, был помощником эконома, потом заведовал лавкой. Он рассказал такой случай: «Однажды уже сил не осталось. Бегаешь по послушаниям, а вечером служба, еще нужно все правила вычитать, чтобы утром послужить. Я физически уже не мог».

Пришел он к отцу Кириллу и стал жаловаться: «Батюшка, так тяжело каждый день ходить на братский». Отец Кирилл отвечает: «Отец Виталий, все должно делаться по силам. Если устал – не ходи, отдохни».

Отец Виталий вспоминал: «Я как услышал это – мне так стало хорошо! На следующее утро я просыпаюсь, вспоминаю, что у батюшки спросился – могу и еще немного поспать. Только я закрыл глаза – и вижу преподобного Сергия. Преподобный Сергий говорит: «Все вы лентяи! Отец Симон – вот он раб Божий».

Тогда у нас один был отец Симон – инспектор Московской духовной семинарии и академии. Потом он был митрополитом Рязанским, а теперь уже скончался.

Отец Виталий говорит: «Я вскочил, оделся, прибегаю – успел!».

А у отца Симона тогда убиралась одна бабулечка. Отец Виталий к ней подходит и спрашивает: «Отец Симон ведь на братский молебен редко ходит?». Она отвечает: «Да, на братский он не всегда ходит, но каждое утро встает и начинает день с молебна преподобному Сергию». У отца Виталия даже слезы пошли, и он потом каждый день ходил на братский.

Семья и образование

Родился в рабочей семье, мать была верующей. Окончил среднюю школу в Воронеже (1978). В 1978—1979 работал слесарем-сборщиком в Научно-техническом институте полупроводникового машиностроения (НИИПМ). В 1979—1981 служил в Вооружённых силах. Позднее вспоминал:

Попал я в спецвойска. И увидел военную жизнь изнутри. Понравилась мне она очень — серьёзная, порядочная. Я даже стал подумывать, не стать ли мне военным. Но какое-то сомнение меня изнутри всё-таки подтачивало, что-то угнетало. Неожиданно дали мне отпуск. Приезжаю домой, вхожу в комнату, где висели старинные иконы, и глубоко-глубоко вдыхаю их запах. Меня как бы пронзило. Я бросился в храм, исповедался, причастился. Это было моё первое сознательное пришествие в церковь.

Окончил Одесскую духовную семинарию (1984), Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1988).

Отец Афанасий


Отец Афанасий – настоятель и смотритель Троицкого собора – был как ребенок. Человек удивительной чистоты и ревности. Мы над ним по-монашески шутили иногда. Но на иную шутку отец Афанасий строго отвечает: «Ты мне зубы не заговаривай, я еще правило не успел дочитать».

Молитвенные правила – это как гимнастика, упражнение для души; или как для обычного человека прибрать квартиру, помыть тело. Например, у нас был отец Нил, в схиме скончался. Если он когда-либо пропускал правила, то всегда это записывал, и когда уходил в отпуск, то все правила прочитывал по несколько раз – возмещал.

Примечания

  1. [calendar.rop.ru/10.html Православный календарь 2013]
  2. [pravoslavie.ru/press/5017.htm Епископ Южно-Сахалинский и Курильский Даниил: Мы оказались на этом острове неслучайно / Православие. Ru]
  3. [www.patriarchia.ru/db/text/1368474.html Епископ Даниил (Доровских) назначен на Архангельскую кафедру]
  4. [www.patriarchia.ru/db/text/1909396.html Журналы заседания Священного Синода от 27—28 декабря 2011 года]
  5. [www.patriarchia.ru/db/text/1930828.html В неделю по Рождестве Христовом Предстоятель Русской Церкви совершил Божественную литургию в Успенском соборе Московского Кремля]

Отец Софроний

Иеродиакон Софроний тоже был фронтовик. Он очень любил всех нищих, калек и больных. Все, что у него было, он раздавал. В его келье висела лампочка, стол и стул стояли, а больше ничего не было. Иконы – и те бумажные. Он всегда с обеда набирал еду. Смотрю: берет селедку, заворачивает в две салфетки и в карман. Мне его подрясник жалко.

Я думаю: что он, не наедается, что ли? А он юродствовал. На самом деле он все, что выносил, людям раздавал. Когда у него ничего не было, он мог прибежать ко мне.

Стучал в келью всегда кулаком, и я знал, что это отец Софроний. «Слушай, – говорит, – там одна женщина, у нее беда приключилась, ей нужно как-то помочь, дай что-нибудь!». Я говорю: «Я же тебе вчера давал», – «Это была другая женщина! Что-нибудь дай все-таки!».

Потом оказалось, что он не только ко мне, он еще и к казначею ходил, он всех обходил, у всех брал, всё раздавал. Смотришь, он со всеми нищими разговаривает, слушает-слушает, переживает, старается утешить, помочь.

Ссылки

  • Российская империя Варнава (Волатковский) • Герман (Копцевич) • Аарон • Савва (Шпаковский) • Варсонофий (Щеныков) • Иоасаф (Лисянский) • Антоний (Герасимов-Зыбелин) • Арсений (Верещагин) • Вениамин (Краснопевков-Румовский) • Аполлос (Байбаков) • Евлампий (Введенский) • Парфений (Петров) • Иосиф (Величковский) • Неофит (Докучаев-Платонов) • Аарон (Нарциссов) • Георгий (Ящуржинский) • Варлаам (Успенский) • Антоний (Павлинский) • Александр (Павлович) • Нафанаил (Савченко) • Ювеналий (Карюков) • Макарий (Миролюбов) • Нафанаил (Соборов) • Серапион (Маевский) • Нафанаил (Соборов) • Александр (Закке-Заккис) • Сергий (Соколов) • Никанор (Каменский) • Иоанникий (Надеждин) • Иоанникий (Казанский) • Михей (Алексеев) • Нафанаил (Троицкий)
    РСФСР Нафанаил (Троицкий) • Антоний (Быстров) • Софроний (Арефьев) • Аполлос (Ржаницын) • Никифор (Никольский) • Никон (Пурлевский) • Иоанн (Соколов) • Михаил (Постников) • Леонтий (Смирнов) • Гавриил (Огородников) • Феодосий (Ковернинский) • Никандр (Викторов) • Иннокентий (Зельницкий) • Поликарп (Приймак) • Никон (Фомичёв) • Исидор (Кириченко) • Пантелеимон (Долганов)
    Россия Пантелеимон (Долганов) • Тихон (Степанов) • Мануил (Павлов) • Даниил (Доровских)

Отец Алексей


Отец Алексей молодым погиб – разбился на машине. Высокого роста был, выше меня, такой русский красавец, с 46-м или 47-м размером обуви. Еще будучи студентом, он копал могилы, хоронил бездомных или бабушек одиноких, которых больше хоронить некому, а когда перешел в монастырь, ему оставили такое же послушание.

Он сделал себе лопату из вертолетной лопасти, здоровую такую, и копал. И те гробокопатели, которые там же за деньги работали, зная, что он хоронит бездомных, приходили и помогали ему бесплатно.

В начале 90-х в моргах иногда не работали морозильные камеры. Привезут, бывает, неизвестно откуда, неизвестно кого. Человек лежит – уже черный, смрад страшный стоит. Отец Алексей и таких хоронил. Ему купили «Газель», и он в этой «Газели» из морга покойников на кладбище возил, там несколько гробов помещалось.

Я вспоминаю, как один молодой монах поехал ему помогать – отец Алексей попросил. Этот молодой человек потом рассказывал: «Меня блудная брань мучала. Приезжаем на кладбище, и я прошу, чтобы отец Алексей открыл какой-нибудь гроб посмотреть. Так и поясняю: блудная брань напала».

Отец Алексей ему говорит: «Сейчас, тут вот женщину нашли – она повесилась в лесу». Он гроб открывает, а лето ведь, там череп, кожа уже сошла, и выбегает здоровый жирный таракан. Молодой монах говорил, как пахнуло на него, так у него весь завтрак поперек горла и встал.

Похоронили они ее. Он говорил потом: «Назад едем в «Газели», на душе мирно. Мимо идут парни с девушками в обнимку, а меня ничего не трогает!». Память смертная, как отцы писали, очень помогает со страстями бороться.

Послушания

Чем отличается церковный человек от нецерковного? Церковный помимо рассудка живет и сердцем. Как мать чувствует своего ребенка, так отец духовный чувствует своих детей, молится за них.

Я как благочинный должен был назначать послушания. Кто пойдет служить на приходы за стенами монастыря, кто в женский монастырь на месяц или два служить – у нас было 26 точек за стенами обители. Кто поет, кто читает в храмах Лавры, кто исповедует на ранней Литургии, кто исповедует на поздней, кто служит и так далее.

«Личный состав» на мне, и это бывало очень трудно, потому что где люди – там и искушения. Кто-то скажет «благословите» – и пойдет, куда назначено, а кто-то начнет охать и ахать, что в женском монастыре, например, у игумении характер тяжелый.

Многие монахи были очень старенькие, почти умирали, и я им назначал келейника, который им помогал. Келейники порой приходили и рассказывали очень поучительные вещи.

Один монах ухаживал за таким старцем, а тот был очень суровый (как пишет старец Иосиф Исихаст, в монастыре нужны и мягкие люди, как вата, и твердые, как железо – и те, и те нужны). Этот старец келейника и принимать не хотел.

Молодой монах пришел к нему, а тот говорит: «Мне никто не нужен». У старца уже вши завелись, молодой монах его помыл, стал за ним ухаживать. У него два келейника менялись: то один, то другой. Один ухаживал, как мама за ребенком, а другой просто спросит: «Что, батюшка, вам нужно? Ничего? Тогда я пошел». Старец уже настолько к заботливому келейнику прилепился, что и второго про него спрашивал, когда придет.

Когда старец умер, его келейник пришел ко мне, сказал: «Скончался», – и разрыдался. Я его обнял и говорю: «Ты же знал, что уже подходит?». Он мне так ответил: «Да, я это видел, но у Бога нет копий, у Него всегда оригинал. Я понимаю, что такой человек больше на земле не появится. Мне так было жалко с ним расставаться».

Когда говоришь со старцами, это укрепляет дух, ты понимаешь, что такое братство, единство. Это опыт, который не вычитаешь в книжке. То, что в книжке, проходит через сознание, а в жизни это проходит через сердце.Многие светские завидовали, когда узнавали, что если монах заболел, то у него будут два послушника, которые и в храм его возят, и ухаживают за ним. «Как у вас здорово! У нас будешь валяться, в дом престарелых сдадут, а у вас своих не бросают!». Я таким отвечал: «У нас, наоборот, послушники просятся поухаживать за каким-нибудь старцем, понимая, что это дело любви».

Бывали и стычки, и непослушание. Я помню, однажды одного монаха написал на послушание, а он раздосадовался на меня, пришел и говорит: «Нет, я туда не пойду». А сам мне в отцы годится. Что делать? Я подошел к отцу Кириллу и говорю, не называя имен: «Батюшка, как быть? Написал человека на послушание, он отказался. Я не хочу к отцу наместнику идти жаловаться, как вы посоветуете поступить?». Он говорит: «Давай за него помолимся».

Прошло несколько минут, и этот монах приходит на исповедь. Потом слышу – в келью стучится. Я открываю дверь, он сходу на колени: «Прости меня, отец, я согрешил». Я ему тут же земной поклон: «Прости меня, брат, и я согрешил!» С той поры, куда его ни напишешь – он всегда шел. Это отец Кирилл и его молитвы.

Отец Кирилл

Одна женщина, уже покойная, а в 1986 году старушка, была духовной дочерью отца Кирилла. Она мне рассказывала: «Я работала на заводе в Москве, а приехала на исповедь в Одессу к отцу Кукше (преподобный Кукша скончался в 1964 году, а она как раз незадолго до его смерти там побывала). Батюшка на исповеди спрашивает: «Ты откуда?». – «С Москвы». – «О, у вас там за огородами Лавра, езжай туда! Там найдешь отца Кирилла, ходи к нему на исповедь». Отец Кирилл тогда еще был совсем молодой, ему 45-ти лет не было.

Она вспоминала: «У меня имя сразу вылетело из головы. Приехала в Лавру, хожу, молюсь, смотрю. Идет батюшка, у меня от сердца отлегло, я спрашиваю, как этого батюшку зовут, а мне отвечают, что это отец Кирилл. Пришла к нему на исповедь. А я же на заводе работаю, молодая, незамужняя, там ребята шутят, пристают, у меня такие помыслы бывают, что мне стыдно монаху об этом говорить. Не стала говорить: думаю, в следующий раз. В следующий раз приехала – снова не могу сказать, стыдно мне. Закончила, батюшка молчит, потом нагибает мою голову и говорит: «Что же ты вот этот грех не исповедуешь? Умрешь, не дай Бог, куда же душа пойдет?».

Отец Кирилл принимал народ, а я жил через оргалитовую перегородку от него. Слышал, как он читал вечерние молитвы: время полпервого или час ночи, а в пять он уже будет на ногах. Я пытался даже беречь его…

Однажды вышел тихонько, вижу – в коридоре народ, отец Кирилл исповеди принимает, около полуночи. Я людям говорю: «Давайте тихонечко на выход, батюшке и отдыхать надо», – и вывел. Захожу к отцу Кириллу, говорю: «Батюшка, отдыхать надо все-таки, там и людей уже нет», – а он меня взял за руку и говорит: «Они ушли, а у меня это все на сердце, я спать не смогу».

Один монах (он ещё жив, поэтому не буду его имени называть) мне рассказал: «Я прибегаю в храм, а батюшка уже закончил исповедь. Я стучусь в келью – он открывает. Батюшка, я исповедоваться хочу! Он улыбается, говорит, если до утра ничего не случится, то после братского сразу исповедует. Я ушел, а на душе: «Что же это такое! Что за духовник! Как это так?!». Негодования все больше и больше. Я всех святых вспомнил!

Наутро встаю, прихожу на братский, а после мы подходим под благословение. Подхожу к батюшке, а он говорит: «Прости меня за вчерашнее». Он у меня первым попросил прощения! Я поклонился и ушел. Потом пришел и говорю: «Батюшка, простите меня окаянного!».

Один из нынешних епископов рассказывал, что в молодости бросил было духовное учебное заведение. Потом пришел к отцу Кириллу и говорит, что родители против, в Бога не верят. Будущий владыка из-за этого очень переживал. Батюшка его так утешил: «Не переживай, они оба – и мама, и папа – придут к Богу в свое время». И точно, его папа незадолго до своей смерти построил в поселке храм.

Не надейтеся на князи, на сыны человеческия

Нужно помнить, что и в монастыре есть грехи, есть страсти, потому что есть люди. У каждого человека есть и какая-то немощь. Господь это допускает, чтобы мы не возгордились. Страшно, когда люди нарисуют себе картинку чьей-то праведности, а потом вдруг эта картинка рушится, и тут же рушится вся их вера.

Были и у нас в Лавре искушения: один монах (он жил в Лавре, но не был в штате) сильно выпивал, даже из кабака как-то звонили: заберите, мол. Но он и крепко каялся: тысячу земных поклонов утром клал.

Было и такое искушение: за одним из иеромонахов женщина болящая начала гоняться. Даже через монастырский забор лазила, с нечеловеческой ловкостью. Кричит, что это ее муж, а на самом деле он и не знает, откуда она взялась, и исповедовать на службе из-за нее боится, потому что она во время исповеди истерику может устроить…

»Я верю в Бога, и Он живет в моей душе, а не в Церкви. Зачем идти в храм, если Бог со мной» В современном мире такое убеждение завоевало умы многих людей. Но не заблуждаются ли они? Об этом рассуждает митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил.

— Что происходит с человеком при принятии Крещения? В каждого вкладывается Царствие Божие, все Царство в «сжатом виде» вкладывается в человеческое естество, как семя, и это семя нужно вырастить. Святой Тихон Задонский приводит сравнение с искоркой, которую христианин должен раздувать, как огонь в печи. К примеру, чтобы раздуть самовар, его выносят на улицу, на ветер. А человек входит в храм Божий, потому что там веет ветер, ветер благодати. Без храма невозможно вырастить семя Царствия Божия. Какая у нас задача? Принести плоды, а это святость. Мы к этому стремимся. В храме, когда совершается Божественная литургия, перед выносом Чаши с Причастием, раздается возглас: «Святая святым». То есть эта святыня дается тем людям, кто очистил себя. От чего очистил? Понятно, не от физической грязи, хотя и от нее тоже, ведь в храм мы приходим в чистой одежде и обуви, но это вторично. В первую очередь святыня дается тем, кто очистил свое сердце от грехов.

Представим себе, что человек живет в заболоченном месте, кругом деревья, кустарники, сквозь которые не пробивается солнце. Он не может в этом месте взрастить сад, а разобьет его там, где есть прямой доступ солнца. Вот такое солнечное место — это храм Божий, где наш цветок начинает расти. Если человек не ходит на богослужения, наступает состояние, как внутри египетской пирамиды. В этих сооружениях ученые-археологи нашли пшеницу. Пролежав там несколько тысяч лет, она так и осталась зерном, не приносящем плода. А когда ее достали, положили в землю, поливали, ухаживали, эта пшеница дала всходы.

Когда человек говорит: «Бог у меня в душе», резонен вопрос: «А как Он туда попал? И всегда ли обитает там?» Для христиан Господь — великий гость. Перед тем как служить Божественную литургию, священнослужитель читает молитву «Царю Небесный», которую знают все христиане. В ней есть замечательные слова, мы просим Бога: «Прииди и вселися в ны» (то есть, — «вселись в нас»). А для чего «вселися в ны»? Дальше толкование — «и очисти ны от всякия скверны». И когда очистится человек от скверны, тогда спасется — «и спаси души наша». А храм — это место встречи с Богом, где в наши сердца обильно проникает благодать Духа Святого. Наша задача — вынести ее из храма, донести до своих жилищ и поступать так, чтобы Господь как можно дольше пребывал в сердце. Но порой мы и до остановки еще не добрались, как потеряли ее — Бог ушел. Как Он нас покидает? Святые отцы говорят: как пчелы улетают от дыма, так и Дух Святой покидает человеческое сердце, которое приобщается ко греху.

Когда говорят, что Бог в сердце — что ж, замечательно, это состояние человека называется «святость». Наконец мы нашли святого человека! Жители США, протестанты, заявили так: у них каждый пятый — святой. Да, они про себя так и говорят: я святой. Они глубоко не копают. Если физически не изменяю жене, не ворую, соблюдаю законы своей страны, хороший отец семейства — все, значит, я святой. А мы, христиане, понимаем, что до святости нам очень далеко.

Именно в храме происходит соединение с Богом, причем не только духовно, но и физически мы соединяемся с Господом через Причастие Его Тела и Крови Сам Христос в Евангелии говорит: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе Жизни» (Ин. 6:53).

Так какой же Бог в душе, если жизни нет? Живые люди делятся на две категории: те, кто действительно живы, и те, кто мертвы. Живые исполняют Закон Божий. Не дыхание и не движение делают человека живым. А что же? Приобщение Христовых Таин и дела милосердия, то есть жизнь по Закону Божию. А без этого человеку лишь кажется, что он живет, на самом деле он существует. Невозможно без храма, без богослужений стяжать Духа Святого. Цель человеческой жизни — соединение с Богом, это и называется стяжанием Духа Святого, то есть Его приобретением, единением с Духом Святым. Это еще называется спасением, обожением, приобретением Царствия Небесного — разными выражениями, суть которых одна и та же.

Человек — это клетка церковного организма, которая для функционирования должна насыщаться кровью, и каждый из нас живет этой Кровью, когда мы причащаемся Христовых Таин. Мы называем друг друга братьями и сестрами, потому что мы действительно родственники, не только духовные, но и физические: в нашем организме одна и та же кровь, мы все соединены. Значит, мы должны чувствовать друг друга, переживать друг за друга, когда кому-то плохо, и наоборот, научиться радоваться, когда хорошо. Когда мы причащаемся, соединяемся не только между собой, но и с Божией Матерью, с первым человеком на земле Адамом, со всеми святыми…

— Но некоторых людей смущает вопрос о Причастии — как можно вкушать Тело и Кровь Христовы? Эти недоумения родились еще две тысячи лет назад. Вспомним слова Господа из Евангелия: «Я Хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». Люди, слыша это, говорили «Какие странные слова! Кто может это слушать? И с этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (в главе 6 Евангелия от Иоанна).

— Все очень просто. Почему святая вода не портится? Потому что после определенных молитв в нее входит Божественная благодать. Вода в отрыве от своей среды не может долго быть свежей. Так же и в нашем случае. Господь знал, что мы не можем есть человеческое тело и пить кровь, значит, он сделал по-другому. После молитв, которые читаются в храме, Божество соединяется с хлебом и вином, как во Христе Божество соединилось с человеческой природой. Глазами мы видим и вкусовыми рецепторами ощущаем хлеб и вино. Божественная благодать не меняет естества в полной мере, не меняет химический состав. Люди приносят воду для освящения, но если она ржавая, то после и того, как освятится, не перестанет быть ржавой, как у нее был привкус железа, так он и останется. Поэтому я и говорю: возьмите самую хорошую воду. Так же мы берем самое хорошее вино, лучшую пшеницу, и люди причащаются под видом хлеба и вина Тела и Крови Христовой.

— Но почему именно хлеб и вино?

— Господь избрал самый простой способ. Что может быть проще вина? В древности оно всегда было в каждом доме. Это не просто напиток, а лекарство, люди лечились им. Апостол Павел в послании к Тимофею пишет, чтобы тот ради своего больного желудка употреблял вино, смешанное с водой. Это способ лечения. Когда люди получали раны, поливали их вином и елеем. А хлеб — основной продукт, это жизнь, и «хлеб сердце человека укрепит», писал псалмопевец Давид, писал пророчески о Таинстве Святого Причастия. Здесь «укрепит» в духовном смысле.

Господь взял самое простое, что в обиходе есть у каждого человека. Не нужно баобаб или фрукт какой заморский везти — мука и вино доступны каждому. Во время Литургии, после призывания Духа Святого, хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христовой. Великая милость Божия: Он с нами соединяется, причем не тогда, когда Он хочет, а посмотрите, что Бог дал, — когда мы хотим. Какой начальник скажет: «Заходи ко мне, когда хочешь», — или царь: «Мой дворец всегда открыт, в любой момент приди» , — не бывает такого. А Господь говорит: «В любой момент». Он, Бог непостижимый, так смиряется перед человеком, и не только вся земная жизнь Бога есть смирение пред людьми, нет, вся история жизни людей — смирение Бога пред ними. Смиряется, входит в нас, в это жилище нечистое. Кто-то все выдраил — приятно зайти, а другой повозюкал тряпкой, но Господь даже после этого приходит. Приходит для того, чтобы человек жил, ведь без Бога он жить не может, как без кислорода.

Причастие — главное Таинство, ради которого строится храм. Не ради Крещения, крестить можно где угодно, не ради Венчания, а ради совершения Божественной литургии. Господь дает себя человеку в любой момент. Вот заболел кто-либо, может ли он сказать: лучший профессор в стране, приди полечить меня. И какой профессор прибежит? А Господь является тотчас.

В алтаре хранятся Дары — Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Попал человек в больницу, плохо ему, он хочет соединиться с Господом, зовет священнослужителя и тот причащает больного. Господь сходит в наше естество, чтобы очистить, освятить, возвысить. Вот пример, освобождают заложников, их выводят на свет, а у них глаза завязаны. Некоторые люди, видя то, возмущаются: почему не сняли повязки с глаз? Но человек после долгого пребывания в темноте может ослепнуть на всю жизнь. Так же и в духовной жизни — человек неочищенный, непросвещенный не готов встретиться с Богом.

Встреча с Богом совершается здесь, на земле, через главное таинство — Причастие Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. После этого мы говорим: да, вот теперь Бог со мной. Но не гордимся этим, а констатируем, поздравляем друг друга с самым лучшим днем жизни. Это действительно самый лучший день — не тот, когда получил квартиру или женился, или сын родился, это все вторично, а тот, когда соединяешься с Богом в таинстве Причастия. Правильное соединение дает плоды — очищение, освящение, оживотворение. Наш духовный организм начинает оживотворятся, но происходит это постепенно. Часто Господь не показывает этого из-за нашей гордыни и тщеславия, чтобы не мнили о себе, не возвышались над другими. Нужно сравнивать себя не с теми людьми, которые ниже, а со святыми угодниками Божиими.

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]
Для любых предложений по сайту: [email protected]