Предисловие
Архиепископ Лука (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) жил и работал в тяжелой период для нашей страны – в конце 19 и в первой половине 20 века, в годы духовного кризиса, отступления народа от веры, войн, революций, политических репрессий, гонений на Церковь. Это наш современник – выдающийся врач и ученый, гениальный хирург, спасший тысячи жизней, пастырь и проповедник, богослов, подвижник, восстанавливавший храмы Божии в немыслимое для этого время, прославленный Церковью исповедник, в земле Российской просиявший, совершающий чудеса доныне по молитвам с верою притекающих к нему. Узкий путь страдания за истину и служения людям, всегда против «удобного» течения, всегда верность Богу и любви к человеку – яркая и удивительная жизнь христианина во времена отступничества, страха и предательства. Святитель Лука прожил одиннадцать лет в тюрьмах, лагерях, ссылках. Своим духовным подвигом и самоотверженной работой хирурга и «мужицкого» врача он обрел всенародную любовь.
В 20-е годы в разгар гонений на Церковь и ее служителей он стал священником, принял постриг в монахи с именем Лука в честь апостола и евангелиста, и затем был тайно рукоположен в епископа Ташкентского и Туркестанского. Дальше были Красноярская и Тамбовская кафедры. В 1946 году архиепископа Луку перевели в Симферополь – последнее место службы.
Где бы он ни был, везде без страха и сомнения служил, проповедовал и лечил людей, защищал православную веру и Церковь делом, словом и писанием.
Умер святитель Лука 11 июня 1961 года в воскресенье, в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Канонизирован Русской Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания в 2000 г оду.
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, совершая пастырское посещение Украинской Православной Церкви, поклонился мощам святителя Луки, покоящимся в соборном храме Свято-Троицкого женского монастыря в г. Симферополе. В своем слове к пастве Святейший Владыка сказал:
«…С трепетом прикоснулся я к мощам святителя Луки, практически нашего современника. Мне не приходилось лично встречаться с ним, но довелось много слышать о нем от тех, кто служил с владыкой Лукой, кто его хорошо знал. Это действительно был дивный архипастырь, сочетавший служение Церкви и служение науке, сочетавший способность работать в светской системе в условиях атеистического государства и одновременно быть архипастырем Церкви.
Пример святителя Луки учит нас тому, как находить выход из, казалось бы, безнадежной жизненной ситуации, как, не идя на компромисс с совестью, быть мирным и спокойным и разумно устроять свое земное бытие.
Святитель Лука был таким человеком: казалось бы, внешние обстоятельства подавляли его, но он никогда не ломался от этого давления и сохранял свою внутреннюю силу, потому что сила эта была в вере православной. Он чувствовал присутствие Господа в своей жизни и поэтому ничего не боялся, ничего не страшился, ни от чего не уклонялся, но мужественно, с любовью к людям и в мире осуществлял свое архипастырское служение. Сегодня святитель Лука для многих из нас – великий и светлый пример». [16.]
Господь Иисус Христос всегда Тот же. Надо понять нам, суетящимся в современном «цивилизованном» обществе, вспомнить всей душой своей и всем сердцем, что все мы даны друг другу Господом для спасения. Очень важно именно сейчас, когда стираются границы между добром и злом, между истиной и ложью, еще и еще раз обратиться к жизни святителя Луки, чтобы научиться у него мужеству стояния в истине, молитвенно просить его помощи во всех делах.
Жизнь святителя Луки пусть будет для нас примером христианского пути в наше время, образом деятельной веры, бескорыстия и самоотвержения, труда любви к Церкви до последнего вздоха.
В этой книге собраны свидетельства о подвиге святителя Луки, архиепископа Симферопольского и Крымского – человека, врача, пастыря, святого.
Елена Круглова
Жизнеописание святителя Луки
Детство и юность
27 апреля 1877 года в городе Керчи у Феликса Станиславовича Войно-Ясенецкого и его жены Марии Дмитриевны (в девичестве Кудриной) родился третий сын – Валентин.
Род Войно-Ясенецких известен с ХVI столетия, и его представители служили при дворе польских и литовских королей. Но постепенно род обеднел, и уже дед Валентина Феликсовича жил в Могилевской губернии в курной избе, ходил в лаптях, но, правда, имел мельницу.
«Три предшествующих колена потомственных дворян влачило довольно жалкое существование, пока Феликс Станиславович не разорвал этой вековой череды вечно нуждающегося, почти нищего дворянства: получил провизорское образование, вырвался из деревенской глуши и по селился в г. Керчи», – пишет В. А. Лисичкин, внучатый племянник будущего архиепископа Луки. [9, с. 21.]
Аптека, владельцем которой Феликс Станиславович был в течение двух лет, больших доходов не приносила. Он перешел на государственную службу и до самой смерти оставался служащим транспортного общества.
Феликс Станиславович был тихим, добрым и спокойным человеком. Он исповедовал, как и его предки, католическую веру, но своих взглядов детям не навязывал. В автобиографии святитель Лука вспоминает о нем с любовью: «Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружен нечестными людьми. В нашей православной семье он, как католик, был несколько отчужден». [1, с. 9.]
Тон в семейной жизни задавала волевая Мария Дмитриевна. Она была воспитана в православных традициях, и вера ее была деятельной. «Мария Дмитриевна регулярно передавала домашнюю сдобу для арестованных в тюрьму, устраивала возможность заработать арестантам, посылая им, к примеру, для перетяжки матрацы. Когда началась первая мировая война, в доме постоянно кипятилось молоко, которое отправлялось раненым воинам. Но живое религиозное чувство Марии Дмитриевны было жестоко травмировано одним неприятным случаем. Справляя поминки по умершей дочери, она принесла в храм блюдо с кутьей и после панихиды случайно оказалась свидетельницей дележа ее приношения. После этого она более никогда не переступала порога церкви». [10, с. 8.]
Всего в семье Войно-Ясенецких было пятеро детей: Павел, Ольга, Валентин, Владимир и Виктория. Святитель Лука вспоминал о своих близких: «Два брата мои – юристы – не проявляли признаков религиозности. Однако они всегда ходили к выносу Плащаницы и целовали ее, и всегда бывали на Пасхальной утрени. Старшая сестра – курсистка, потрясенная ужасом катастрофы на Ходынском поле, психически заболела и выбросилась из окна третьего этажа, получив тяжелые переломы бедра и плечевой кости и разрывы почек; от этого впоследствии образовались почечные камни, от которых она умерла, прожив только двадцать пять лет. Младшая сестра, доселе здравствующая, прекрасная и очень благочестивая женщина». [1, с. 9, 10.]
Дети росли в атмосфере христианской любви и послушания. Валентин был активным, очень наблюдательным и любознательным ребенком. С колыбели он видел, как благоговейно молились отец и мать с большим числом поклонов много раз в день; с трех лет и Валентин присоединялся к ним. Как пишет В. А. Лисичкин: «Гимназист Валентин находился под строгим контролем и дома, и в гимназии. Строгое домашнее религиозное и гимназическое воспитание привило Валентину с детства глубокое чувство ответственности перед Богом за все свои поступки и деяния. От матери мальчик приобрел сильную волю и властный характер, от отца благочестивость… Семья жила очень дружно, все помогали и любили друг друга». [9, с. 22.] В своих мемуарах святитель Лука также упоминает, что, не получив как такового религиозного воспитания, он унаследовал религиозность, «главным образом, от своего очень набожного отца». [1, с. 10.]
В 1889 году Войно-Ясенецкие переехали в Киев и обосновались в центре города, на Крещатике. Валентин поступил во Вторую Киевскую гимназию. Правила поведения здесь были так же строги, как и в предыдущей гимназии. Учился Валентин очень хорошо, с увлечением. Особенно любил уроки истории и рисования. Родители серьезно отнеслись к дару мальчика. Поэтому, когда ему исполнилось 13 лет, его отдали в Киевскую художественную школу.
Рядом была Киево-Печерская Лавра. Церковная жизнь, бившая здесь ключом, толпы богомольцев со всей России шли на поклонение киевским святыням – все это не могло не оставить след в жизни юного Валентина.
«На формирование мировоззрения Валентина в старших классах гимназии заметное влияние оказал старший брат Владимир – студент юридического факультета. В студенческой среде тех лет было сильное увлечение народническими идеями. Хождению в народ интеллигентов-народников способствовали и книги И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и др. Вместе с братьями Валентин разделили и увлечение этикой Льва Толстого» [9, с. 23.], – пишет В. А. Лисичкин. Увлечение было сильным, Валентин подражал Л. Н. Толстому во всем: «спал на полу на ковре, а летом, уезжая на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них». [1, с. 11.] Он написал 30 октября 1897 года письмо Л. Н. Толстому, в котором просил повлиять на свою суровую мать, не одобрявшую его планы стать толстовцем. Валентин просил разрешения у графа приехать в Ясную Поляну и жить под его присмотром. Письмо осталось без ответа. Ответ был дан Господом: в руки юноши попала книжка Л. Толстого «В чем моя вера?», изданная за границей, поскольку в России этот труд был запрещен. Но среди студентов эта книжка ходила по рукам и старшие братья принесли ее домой. Прочтя книгу, Валентин понял, что толстовство есть не что иное, как издевательство над Православием, а Толстой – еретик, безмерно далекий от истины. Духовный мир Валентина трудами родителей и учителей строился, как на прочном камне, на святом Православии.
Итак, Валентин успешно оканчивает гимназию, и при вручении аттестата зрелости директор дарит выпускнику Новый Завет. Многие места этой святой книги произвели неизгладимое впечатление на юношу. В мемуарах святитель Лука так вспоминает об этом: «Но ничто не могло сравниться по огромной силе впечатления с тем местом Евангелия, в котором Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, сказал им: Жатвы много, а делателей мало. Итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою
(Мф. 9: 37). У меня буквально дрогнуло сердце, я молча воскликнул: «О, Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!» Позже, через много лет, когда Господь призвал меня делателем на ниву Свою, я был уверен, что этот евангельский текст был первым призывом Божиим на служение Ему». [1, с. 13.] В семье хранится эта книга с пометками Валентина, сделанными тогда красным карандашом.
Одновременно с гимназией он заканчивает и Киевскую художественную школу, «в которой проявил немалые художественные способности, участвовал в одной из передвижных выставок небольшой картинкой, изображавшей старика-нищего, стоящего с протянутой рукой». [1, с. 10.]
Увлечение живописью было очень серьезным, так что по окончании гимназии Валентин решил поступать в Петербургскую Академию Художеств.
Удивительное решение было принято молодым человеком, обдумывающим выбор своего жизненного пути:
«Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты, и мне предложили поступить на естественный факультет с тем, чтобы после перейти на медицинский». [1, с. 10.]
Нелюбовь к естественным наукам изменила этот план. Валентин поступает на юридический факультет и в течение года увлеченно изучает историю и философию права, политическую экономию и римское право.
Любовь к живописи не отпускает, и через год он отправился в Мюнхен в частную художественную школу профессора Книрр. «Однако уже через три недели тоска по родине неудержимо повлекла меня домой, я уехал в Киев и еще год с группой товарищей усиленно занимался рисованием и живописью». [1, с. 11.]
Каждый день, а иногда и дважды в день ездил Валентин в Киево-Печерскую Лавру, часто бывал в киевских храмах и, возвращаясь оттуда, делал зарисовки сцен, что видел в Лавре и храмах. Множество талантливых зарисовок, набросков и эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев было сделано за почти год усиленной работы.
Наметилось направление художественной деятельности Валентина, в котором работали и Васнецов, и Нестеров. «К этому времени я ясно понял процесс художественного творчества. Повсюду: на улицах и в трамваях, на площадях и базарах – я наблюдал все ярко выраженные черты лиц, фигур, движений и по возвращении домой все это зарисовывал. На выставке в Киевской художественной школе получил премию за эти свои наброски». [1, с. 12.]
Это ежедневное общение с паломниками и молящимися людьми в течение этого «довольно странного года» было школой духовного опыта. Валентин поневоле соприкасался с духом и душой этих людей. Именно тогда ему пришла мысль, что это его паства.
Поиск правильного жизненного пути, нераздельно связанного уже тогда с служением народу, продолжался. Святитель Лука вспоминает: «Можно было бы поступить на медицинский факультет, но опять меня взяло раздумье народнического порядка, и по юношеской горячности я решил, что нужно как можно скорее приняться за полезную практическую для простого народа работу. Бродили мысли о том, чтобы стать фельдшером или сельским учителем, и в этом настроении я однажды отправился к директору народных училищ Киевского учебного округа с просьбой устроить меня в одну из школ. Директор оказался умным и проницательным человеком: он хорошо оценил мои народнические стремления, но очень энергично меня отговаривал от того, что я затевал, и убеждал поступить на медицинский факультет». [1, с. 13.]
Это решило, наконец, вопрос о выборе дела жизни. Преодолев отвращение к естественным наукам, Валентин поступает на медицинский факультет Киевского университета, чтобы стать полезным для крестьян, облегчить их жизнь и принести пользу народу.
Университет
Итак, в 1898 году Валентин стал студентом медицинского факультета Киевского университета имени святого князя Владимира.
Учился блестяще. Вот как архиепископ Лука вспоминает эти годы: «Когда я изучал физику, химию, минералогию, у меня было почти физическое ощущение, что я насильно заставляю мозг работать над тем, что ему чуждо. Мозг, точно сжатый резиновый шар, стремился вытолкнуть чуждое ему содержание. Тем не менее, я учился на одни пятерки и неожиданно чрезвычайно заинтересовался анатомией. Изучал кости, рисовал и дома лепил их из глины, а своей препаровкой трупов сразу обратил на себя внимание всех товарищей и профессора анатомии. Уже на втором курсе мои товарищи единогласно решили, что я буду профессором анатомии, и их пророчество сбылось. Через двадцать лет я действительно стал профессором топографической анатомии и оперативной хирургии». [1, с. 14.]
То, что многих от медицины отпугивало, привлекло его более всего. На третьем курсе Валентин увлекся изучением операций на трупах. «Произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии и тонкую художественную работу при анатомической препаровке и при операциях на трупах. Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии». [1, с. 14.]
Валентина выделяли высокие моральные требования к себе и другим, чуткость к чужому страданию и боли, открытый протест против несправедливости и насилия. Скоро его избрали старостой курса, что было выражением уважения и доверия со стороны однокашников. «На третьем курсе я неожиданно был избран старостой. Это случилось так: перед одной лекцией я узнал, что один из товарищей по курсу – поляк – ударил по щеке другого товарища – еврея. По окончании лекции я встал и попросил внимания. Все примолкли. Я произнес страстную речь, обличавшую безобразный поступок студента-поляка… Эта речь произвела столь большое впечатление, что меня единогласно избрали старостой». [1, с. 15.]
Государственные экзамены Валентин сдавал на одни пятерки, и профессор общей хирургии сказал ему на экзамене: «Доктор, вы теперь знаете гораздо больше, чем я, ибо вы прекрасно знаете все отделы медицины, а я уж многое забыл, что не относится прямо к моей специальности». [1, с. 15.]
Принципиальность и правдивость, отвращение к малейшей лжи всегда отличали Валентина: «Только на экзамене по медицинской химии (теперь она называется биохимией) я получил тройку. На теоретическом экзамене я отвечал отлично, но надо было сделать еще исследование мочи. Как это, к сожалению, было в обычае, служитель лаборатории за полученные от студентов деньги рассказал, что надо найти в первой колбе и пробирке, и я знал, что в моче, которую мне предложили исследовать, есть сахар. Однако, благодаря маленькой ошибке, троммеровская реакция у меня не вышла, и, когда профессор, не глядя на меня, спросил: «Ну, что вы там нашли?» – я мог бы сказать, что нашел сахар, но сказал, что троммеровская реакция сахара не обнаружила». [1, с. 15.]
Эта единственная тройка не помешала ему получить диплом лекаря с отличием.
В университете он приводил в изумление студентов и профессоров своим принципиальным пренебрежением к карьере и личным интересам. После окончания университета этот прирожденный ученый объявил, что будет… земским врачом – занятие самое непрестижное, тяжелое и малоперспективное.
«Когда все мы получили дипломы, товарищи по курсу спросили меня, чем я намерен заняться. Когда я ответил, что намерен быть земским врачом, они с широко открытыми глазами сказали: «Как, Вы будете земским врачом?! Ведь Вы ученый по призванию!» «Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям». [1, с. 15, 16.]
Библиография. Труды святителя Луки
Умоляю вас
,
братия
,
остерегайтесь производящих разделения и соблазны
,
вопреки учению, которому вы научились
,
и уклоняйтесь от них
(Рим.16:17).
Умоляю вас
,
братия
,
именем Господа нашего Иисуса Христа
,
чтобы все вы говорили одно
,
и не было между вами разделений
,
но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях
(1Кор.1:10).
Умоляет вас святой апостол Павел, умоляет, – значит, то, о чем говорит, чрезвычайно важно.
Если не исполните этого, то горе вам.
О ком это речь?
О тех, о которых и другой Апостол говорит, что придут лжеучители, придут те, которые раздирают ризу Христову.
Кто это?
Это еретики древние, это также все те, кто отделяется от Единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви, – это все сектанты.
Слово «сектант» именно и значит «отделившийся».
Они отделились от Церкви Христовой, от той Церкви, о которой вы слышите и сами поете в Символе веры: «Верую во Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь».
Они не веруют во Единую Церковь, они не веруют в Церковь Апостольскую, Соборную, они не веруют в Церковь Святую.
Разве это не страшно?
Разве не страшно самовольно выбросить слова из Символа веры, который был составлен Святыми Отцами Первого Вселенского Собора и частично дополнен Отцами Второго, – разве не страшно что-нибудь изменить в нем?!
Ведь Святые Отцы Вселенских Соборов произносили анафему на всех, которые посмеют что-нибудь убавить или прибавить в этом святом Символе веры православной.
А сектанты не боятся убавлять, сектанты не боятся вычеркнуть часть Символа веры и подпасть анафеме. Что это значит, почему они так дерзки, так своевольны?
Как ответить на этот вопрос?
Я должен сперва сказать, откуда пошло сектантство.
Вам надо знать, что в древней Церкви, Церкви времен апостольских и первых времен христианства, сект не было, были еретики, те, которые учили не так, как учит Святая Церковь. Свое учение они ставили на место учения Церкви.
Все эти еретики посрамлены, отвержены и преданы анафеме святыми Соборами, и с тех пор в течение многих веков не было никакого разделения Церкви Святой.
Первое весьма тяжкое разделение – разделение между Церквами Восточной и Западной, Греческой и Римской – последовало в 1054 году.
О причинах его не могу много говорить теперь, ибо много и долго надо бы говорить об этом.
Скажу больше когда-нибудь в будущем, а теперь скажу только, что в основе разделения этого, как ни тяжело это сказать, было властолюбие Римских пап и ошибки патриархов Константинопольских, прежде всего властолюбие пап, желавших первенствовать и главенствовать в Церкви, стремившихся управлять всею Церковью так, как монархи управляют государством.
Об этом довольно.
В 1520 году, уже, следовательно, давно, произошел новый раскол в Церкви Святой.
Монах Римской церкви Мартин Лютер восстал против папских злоупотреблений. Он был первым раскольником, первым, разодравшим ризу Христову5.
Он учил, что надо руководствоваться только Священным Писанием, и совершенно отверг ценность и значение Священного Предания. Он отверг почитание Пресвятой Богородицы, икон и мощей. Он отверг целый ряд Таинств: сохранил он только два Таинства – Крещение и Причащение.
Но Таинство Причащения в его понимании потеряло всякое значение Таинства, ибо все лютеране, протестанты и сектанты не признают того, что признаем мы: они не признают, что в Таинстве Евхаристии хлеб, благословляемый священником с призыванием Святого Духа, претворяется в истинное Тело Христово, а вино – в истинную Кровь Его.
Мы, причащаясь, глубоко веруем, что причащаемся истинных Тела и Крови Христовых, а протестанты и сектанты в это не веруют, для них Таинство Евхаристии только исполнение завета, данного Христом на Тайной вечери: Сие творите в Мое воспоминание
(Лк.22:19).
Они преломляют хлеб, но, вкушая его, не вкушают Тела Христова.
Мне надо сказать еще более о том, что было следствием деятельности этого первого раскольника Церкви Мартина Лютера.
Он разрешил всем мирянам толковать Священное Писание, как они вздумают.
Он предоставил понимать каждому Священное Писание, как заблагорассудится.
И что же было следствием этого?
Следствием этого было быстрое дробление церкви лютеранской и всех церквей протестантских на множество, множество сект.
Каждый толковал Священное Писание по-своему, толковал и слова Христовы и слова апостолов, как ему казалось правильным. И с тех пор, с самого времени возникновения лютеранства идет доныне непрестанное дробление протестантских церквей на бесчисленное множество сект.
В одной Америке насчитывается более двухсот сект.
Это первое несчастье, которое было следствием разрешения Лютером каждому понимать Священное Писание по-своему.
Другим печальным последствием свободного толкования Библии было то, что ученые немецкие богословы подвергли беспощадной критике все Священное Писание, и в увлечении некоторые из них дошли до отрицания важнейших основ христианства и даже самой Божественности Господа Иисуса Христа.
В Германии был глубокий философ Гегель, философия которого в свое время, в XIX веке произвела огромное впечатление на всех образованных людей.
И вот под влияние этой философии подпало значительное число лютеранских богословов.
В основу своего богословия поставили они не Евангелие, не Послания, не Деяния апостольские, а философию Гегеля, и это привело к тому, что постепенно стали они все больше и больше отходить от подлинных основ христианства.
Но не все протестанты пошли по этому пути. Более разумная часть поняла, что это гибель, что это приведет к безбожию. Они ужасаются, что Церковь распадается на бесчисленное множество сект. Они поняли, что в дроблении их погибель, и они стремятся всеми силами к соединению с Церковью – или Римско-католической, или Православной. И уже существует бездна между этими благоразумными христианами-протестантами и пошедшими по пути философии Гегеля крайними либералами в богословии.
Да пошлет им Бог помощь Свою, но думаю я, что уже поздно, ибо лютеранская и протестантская церкви раздроблены на огромное количество сект.
Зачем говорю я вам это?
Затем, чтобы вы знали, что большинство и наших сект имеют свое начало в протестантстве; наши сектанты – баптисты, адвентисты, евангелисты и многие другие – это чисто протестантские секты. Это важно вам знать, ибо если сердце ваше – сердце русское, если вера ваша древняя – православная, то неужели вы захотите переменить ее с легким сердцем на веру немецкую?
Этого не знают и не понимают сами сектанты.
Я слышал о разговоре одного православного с баптистом, простым плотником. Его спросил православный: «А давно ли существует ваша секта?» – «От времени крещения Святой Руси князем Владимиром», – отвечал тот.
Он так невежествен, что не знает, что штунда, принявшая позднее имя баптизма, появилась в России только в 1864 году, и считает ее древней Церковью.
Знайте, что русский штундизм начался в Одесской губернии от проповеди лютеранских пасторов, и первыми уловленными в их сектантские сети были простые крестьяне: Михаил Ратушный и Иван Рябошапка.
Они-то и стали первыми проповедниками штундизма.
Они ничему не учились, ничего не знали и поверили всему, что говорили им лютеранские пасторы.
И ныне баптисты не знают, что они, по существу, протестанты. Если сравнить учение веры баптистов, изложенное в очень краткой брошюрке, с лютеранством, то увидите, что это почти лютеранская вера.
Но сами баптисты обиделись бы, если бы мы называли их лютеранами, ибо этого они не понимают.
К великому горю нашему, многие из православных совращаются в секты баптистов и евангелистов.
Почему совращаются они?
Прежде всего по невежеству своему и гордости. Ибо, скажите, пожалуйста, можно ли отвечать так, как ответил один крестьянин Старо-Крымского района, когда его спросили, почему он перешел в секту баптистов: «Я нахожу, что их вера более справедливая».
Он послушал баптистов и сразу решил, что вера их более справедливая: он решил, что вера, утвержденная Семью Вселенскими Соборами, несправедлива; сразу поверил, что почитание икон есть идолопоклонство.
С легким сердцем сразу отверг он учение Церкви Православной. Не убоялся тех страшных слов, с которых начал я ныне слово свое, не послушался той мольбы св. Павла, которой он предостерегает всех христиан от уклонения в секты.
Для него не авторитет даже апостол Павел. Ему показалось учение баптистов более справедливым, чем учение наше православное, и он перечеркнул свою старую веру и перешел в баптистскую секту.
Что руководит уходящими в секты?
Они сами говорят об этом так: «Мы ушли из Православной Церкви потому, что в ней много пьяниц, воров и даже убийц, и мы не хотим быть с нечистыми. Церковь должна быть святой, в ней не должно быть никаких тяжких грешников».
Что, что скажем мы в ответ им?
Да, вы отчасти правы. Да, действительно, к стыду нашему, есть в Церкви нашей немало грешников: есть и пьяницы, и воры, и прелюбодеи.
Но что же, разве Церковь их учит этому? Разве виновата Церковь, что стали они по своей воле ворами и прелюбодеями? Церковь их этому не учила. Церковь в этом не виновна.
В Церкви существует огромное количество людей чистых, далеких от воровства и блудодеяния. А если и есть недостойные, то не результат ли это их собственного расположения, непослушания Церкви?
Сектанты говорят: «Зачем не гоните их, не исключаете из Церкви, зачем не следуете совету апостола Павла, чтобы выйти из среды их?»
Прочтем подлинные слова апостола Павла и посмотрим, действительно ли они относятся к грешным членам Церкви, из которой надо уйти.
Вот что писал св. Павел: Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас
(2Кор.6:14–17).
Вот из этих слов св. Павла сектанты делают вывод, что надо уйти из Церкви, ибо она нечиста.
Но разве о нас, разве о православных, разве о христианах говорит в этом тексте св. Павел?
Он говорит о язычниках, о нечистых идолопоклонниках, говорит, что христиане не должны иметь общения с нечистыми язычниками.
Что же, значит, нас сектанты называют идолопоклонниками?
Может ли быть большая неправда и клевета на нас?
Разве мы терпим молча в Церкви нашей тяжких грешников?
Прочтите Каноны церковные и увидите, что Соборы и величайшие святые, как Василий Великий, наказывали суровейшими карами грубых грешников.
Св. Василий определил убийц отлучать от Причащения Святых Тайн на двадцать лет, а прелюбодеев на восемнадцать лет.
На многие годы им запрещалось даже входить в храм, и они должны были стоять у церковных дверей, прося у входящих прощения и молитв о себе.
В наше время эти очень суровые кары смягчены, но и мы отлучаем и запрещаем в Причащении грешников. И я в епархии своей предписываю священникам не давать отпущения на исповеди повинившимся в тяжких грехах.
Зачем же клевещут на нас сектанты, будто равнодушны мы к тому, что много грешников в Церкви?
Если мы внимательно прочтем Послание апостола Павла к Коринфянам, то узнаем, что в Коринфской Церкви было немало грешников: были великие постоянные тяжбы, отнимавшие достояние у ближних, были и воры, были даже не верующие в Воскресение Христово.
Что же, отлучал их св. Павел?
Нет, отлучил только одного: за кровосмешение, отлучил имевшего вместо жены жену отца своего.
Неверно утверждение сектантов, будто в Православной Церкви много отягченных грубейшими грехами: бандиты и пьяницы, развратники и воры сами себя отлучают от Церкви и к ней не принадлежат.
Выступающие с такими обвинениями сектанты ничем не отличаются от тех врагов Христовых, которые обвинили апостолов святых в том, что они едят и пьют с мытарями и грешниками. Даже Самого Спасителя они называли другом мытарей и блудниц. Пусть и нас называют друзьями грешников: мы жалеем грешников, стараемся направить на путь покаяния.
Мы не поступаем так, как сектанты поступают в гордости, в самосвятости своей, осуждая грешников, заявляя, что не желают быть в общении с ними.
А вот апостол Павел всех христиан коринфских в начале Послания своего называет святыми, так мягко было сердце его, так далеко от осуждения.
Почему называет он их так, если были среди них грешники? Потому что надо вам знать, что в Новом Завете слово «святые», часто применяемое к христианам, не равносильно слову «безгрешные». Святыми называли всех очищенных от скверны духовной в бане Святого Крещения, всех, кто стал близок к Богу, потому что пошел за Христом. Как бы ни погрешали они, как бы ни падали, святыми называли их, потому что они стремились к святости.
А баптисты, евангелисты себя только считают праведными. Их яркая отличительная черта – себя считать искупленными, спасенными, святыми.
Я имел случай три месяца инкогнито посещать одно баптистское собрание с целью узнать сектантов непосредственным наблюдением, ибо это нужно было мне как епископу.
Я слышал много проповедей их, но ни одной проповеди о смирении и покаянии.
Баптисты всего чаще говорили о Воскресении Христовом, которым они освящены. Таинство покаяния отвергают они, им нечего каяться, ибо они уже святы, уже искуплены, уже чисты и не могут грешить.
Это ли не духовная гордость?
Апостол Иаков о христианах и даже о самом себе говорит: все мы много согрешаем (Иак.3:2).
А апостол Иоанн Богослов говорит так: Если говорим, что не имеем греха,
–
обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас
(1Ин.1:8–10).
Вот так говорят святые апостолы, а сектанты в гордости духовной считают себя спасенными и чистыми.
Ну что же, пусть идут своим путем: мы не властны исправлять всех.
Одно могу сделать: предостеречь вас, православных христиан, от уклонения в секты. И чтобы запечатлеть в сердцах ваших, какой тяжкий, какой страшный грех, какая погибель – уход в секты, в раскол, я прочту вам слова великих святых.
Священномученик Киприан: «Люди, не хранящие союза и приискреннего общения с Церковью, хотя бы предали себя смерти за исповедание имени Христова, грех их не смоется и самой кровью; неизгладимая и тяжкая вина разделения не очищается даже кровью».
Священномученик Игнатий Богоносец: «Не обманывайтесь, братия; кто последует производящему раскол, тот не наследует Царствия Божия».
А св. Ириней, весьма древний епископ, так говорит: «Всякий, отделяющийся от Церкви, чужд для нее, он не потребен ей, он враг ее. Не имеющий матерью Церкви не может иметь Отцом своим Бога».
Не страшны ли эти слова?
Запомните их, запомните.
Мне надо было бы еще многое говорить о сектантах, об их учении: я еще не начал говорить, как они относятся к Церкви, как превратно судят о ней; не рассказывал, почему называется Церковь Христова Единой Святой, Соборной и Апостольской.
Если Бог позволит, продлю свою беседу о сектантах в другой день, а сегодня прибавлю только немногое: я скажу, что в основе уклонения в секты лежит весьма часто невежество тех, кто уклоняется.
Поясню примером.
В 11-й главе Евангелия от Луки повествуется, как один фарисей пригласил Господа Иисуса Христа на обед и был удивлен, что Господь не умыл рук перед обедом.
А по-славянски место это читается иначе: Христос не прежде крестися прежде обеда
(Лк.11:38).
И вот невежественные сектанты указывают нам, что и Сам Христос не крестился перед обедом.
Что отвечать на это?
О бедные вы, бедные!
Ведь вы совсем невежественны, не знаете ни славянского, ни греческого языка, не знаете, что по-гречески слово «баптизо» значит крестить, как мы крестим детей, погружая в воду, призывая имя Святой Троицы. Но они не знают, что это греческое слово имеет и другое значение – омовение.
Поэтому в русском тексте читаем, что фарисей был удивлен, что Христос не умыл рук перед обедом.
Подумайте, мог ли Он осенять Себя крестным знамением до Своего распятия на Кресте, который только после этого стал символом нашего спасения? Могли ли тогда и апостолы креститься?
Креститься, осенять себя знамением крестным мы стали, когда Христос на Кресте искупил нас от клятвы законной.
А невежественные сектанты, ссылаясь на это славянское слово, отвергают величайшую защиту нашу, защиту от всех козней диавол .
А вы, христиане, как величайшую святыню, храните всегда знамение Креста Господня!
