Вопреки воле мира сего: становление православия в Японии. (к 150 –летию учреждения Японской Православной Церкви)


Своим появлением в Японии православие обязано русскому миссионеру святителю Николаю (Касаткину) Японскому. Прибыв в 1861 году в страну восходящего солнца в качестве настоятеля консульской церкви, он с нуля самостоятельно выучил язык и практически в одиночку создал Японскую православную церковь. Сегодня служба в православных храмах Японии ведется в основном на японском языке, а помолиться приходят не только православные, но и представители других конфессий.

Собор Воскресения Христова (Николай-до), Токио, 1891


Самый известный в Японии православный собор в одном из оживленных районов Токио назван в честь основателя православия в Японии Николая Японского (в миру Ивана Касаткина), который был инициатором строительства храма. План собора создал Санкт-Петербургский профессор архитектуры М.А. Щурупов, а образа для деревянного трехъярусного иконостаса были написаны Санкт-Петербургским придворным иконописцем В.М. Пешехоновым. Колокола тоже были привезены из России. Во время Великого землетрясения Канто, унесшего множество жизней, 1923 года храм был сильно поврежден. Колокольня рухнула и пробила купол, а страшный пожар уничтожил внутреннее убранство, однако позже был восстановлен. Спустя 90 лет после трагедии на собор подняли новые колокола – они были отлиты в Ярославской области.

Японские ученые о Российской Духовной Миссии в Японии

История свидетельствует, что куда бы и когда бы ни проникала вера Христова, всюду она являлась истинным и величайшим благодеянием Божиим, началом нового и лучшего порядка вещей, основанием всего, чем возвышались и благоденствовали народы.

Проф. А. А. Царевский

Значение Православия в жизни и исторической судьбе России.

(Казань, 1898; переизд.: Л., 1991)

Выдающуюся роль в истории русско-японских отношений сыграла Российская Духовная Миссия в Японии. Русская Православная Церковь содействовала сближению двух соседних народов, установлению дипломатических отношений и развитию культурных связей между Россией и Японией. Особое место в истории Русского Православия занимают такие неординарные личности, как святой равноапостольный Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин), заслуживший уважение и почитание своим подвижническим служением на ниве Православия. Святитель Николай, возглавлявший Российскую Духовную Миссию со дня ее основания (1869) и до последних дней своей жизни (1912), осознанно и добровольно несший нелегкий крест утверждения Православной Веры на Дальнем Востоке, своими деяниями утверждал слова Апостола Иакова: «Покажи мне Веру твою без дел твоих, а я покажу тебе Веру мою из дел моих» (2:18). Вот почему для нас, ныне живущих, деяния о. Николая – живой пример для раздумий и поучений. Поэтому и оценка деятельности Российской Духовной Миссии в Японии японской наукой представляет несомненный интерес с точки зрения не только ее истории, но и современного ее состояния. Остановимся на двух этапах японской историографии – начальном этапе становления Российской Духовной Миссии и распространения Православия в Японии и современной историографии последних десятилетий. Очевидно, что деятельность Японской Православной Церкви, получившей автономию от Московской Патриархии только в 1970 г., – предмет будущих исследований и публикаций.

Японцы высоко ценят влияние русской философской мысли (а Православное Вероучение включает в себя ее элементы), значение исторического опыта России в критические периоды ее истории. Историк Вада Харуки в библиографическом очерке17 указывает на то обстоятельство, что еще в конце XVIII в. японцы смогли познакомиться, хотя и весьма ограниченно, с историей России по некоторым голландским сочинениям. При этом Вада отмечает, что в Японии восприняли историю России эпохи Петра I как пример для подражания. «В 1868 г. режим Токугава пал… После Мэйдзиисин развитие Японии, на наш взгляд, в общем пошло по пути реформ, подобных Петровским преобразованиям»18. Японские авторы указывают (в частности, Сугимори Кодзи) на то, что импульс культурных связей шел от России к Японии19. Обстоятельные труды, касающиеся непосредственно деятельности Российской Духовной Миссии, принадлежат прежде всего самому архиепископу Николаю. (Имеются в виду его труды как написанные им самим на японском языке, так и переведенные на японский язык.) Накамура Кэнносукэ перевел труд о. Николая «Япония периода Бакумацу, какой ее увидел Николай»20 и предпослал его запискам обширный комментарий.

Сменившему о. Николая епископу Сергию (Тихомирову) также принадлежит исследование «Дальний Восток и проблемы Русского Православия»21. Им собран богатый материал по истории Русского Православия в Японии и Китае, роли Православия в жизни японского общества, его взаимоотношений с другими конфессиями. Поскольку данная работа переводная, то, очевидно, существует ее русский вариант, который пока не удалось обнаружить. Японские помощники и продолжатели дела архиепископа Николая еще в 90-е годы22 XIX – нач. XX вв. оставили проповеднические для православных японцев труды, такие как «Православие и государство»; «Толкование императорского эдикта о воспитании в духе Православия» – автор Исикава Киндзабуро; «Императорский дом и религия», «О положении Японской Православной Церкви» – автор Мидзусима Коё; «Императорский дом и Православие» – автор Морита Рё. Смысл всех этих работ в разъяснении сущности Православия для понимания японцами, как уже крещеными, так и стремящимися приобщиться к Православной вере.

Неоценимую просветительскую роль в истории русского Православия играли журналы, издаваемые миссией в Японии для японских читателей. С декабря 1877 г. два раза в месяц выходил журнал «Православные сообщения» («Кёкай хоти»), с ноября 1880 г. вместо «Православных сообщений» стал выходить журнал «Православный вестник» («Кёкай симпо»), с 1893 г. Мицуи Митиро издавал журнал «Духовное море» («Синкай»). Значение журнала «Православный вестник» отмечал еще Д. М. Позднеев: «…для будущего историка Православной Церкви в Японии «Православный вестник» явится одним из главнейших источников»23. Эти строки мы находим в статье Д. М. Позднеева «Архиепископ Николай Японский», написанной по случаю кончины первого русского миссионера архиепископа Николая 82 года назад. В ней и сейчас читатель найдет превосходнейшее описание истории Православной Миссии, действовавшей под руководством владыки Николая.

Наиболее полное описание исторических условий деятельности Российской Духовной Миссии в Японии принадлежит двум современным авторам: Усимару Ясуо («Культура периода Мэйдзи и Николай»)24 и Наганава Мицуо («Собор Николая и [Православная] община»)25. Оба автора начинают свое повествование с неординарной личности основателя миссии Ивана Дмитриевича Касаткина. Но если Усимару Ясуо написал книгу в связи со столетием основания миссии и канонизацией святого Николая Японского, то для Наганава Мицуо поводом для создания его труда послужило 1000-летие крещения Руси и 120-летие истории Православия в Японии. Предисловие проф. Наганава представляет краткое описание современного состояния Православной общины, что представляет несомненный интерес для перевода и публикации. В конце книги приложена подробная хронология, касающаяся общины святителя Николая вплоть до 1978 г. включительно, на основе которой можно в дальнейшем реконструировать деятельность Японской Православной Церкви в наши дни. В качестве первого шага прилагаем выполненный нами перевод данной хронологической таблицы.

Усимару Ясуо рассказывает об исторических условиях основания Российской Духовной Миссии в Японии. Предпосылкой к ее созданию явилось открытие Русского Консульства в 1859 г. и назначение Иосифа Антоновича Гошкевича (1814–1875) первым консулом в Хакодате. «Гошкевич прибыл в Хакодате в третьей декаде сентября 1858 г. (5-й г. Ансэай) в сопровождении семьи, морского офицера, врача, священнослужителя (Иван Махов по болезни вернулся на родину в год учреждения консульства. – Л. 3.), четырех слуг и двух служанок», – так начинает свой рассказ Усимару Ясуо26. Автор скрупулезно описывает, что представлял собой г. Хакодате как важный опорный пункт правительства бакуфу с 1798 г. «Туда стали съезжаться, – пишет Усимару Ясуо, – действенные, одаренные люди, охваченные честолюбивым помыслом и движимые патриотическим порывом. В основном это были выходцы из Тохоку, причем не только рониньг, но и люди науки, торговцы, синтоистские священники, буддийские монахи, представители различных слоев общества»27. В то время Япония придерживалась политики «сакоку сэйсаку» (закрытой страны), там действовали законы, запрещающие христианство. Прибытие миссионеров с торговыми и консульскими представителями воспринималось неоднозначно как в самом правительстве, так и среди населения. Только в 1873 г. антихристианские указы были отменены и введен Грегорианский календарь. Вторая волна христианских миссий буквально заполонила Японию. Как известно, «первое христианское столетие» в Японии продолжалось с 1540-х по 1640-е гг. При этом речь не идет о Православии, ибо в России в тот период и не подозревали о существовании Японии. Однако, как утверждает историк религии Анэсаки Масахару, успехи этого второго поколения миссионеров объясняются прежде всего теми благородными побуждениями, с которыми неофиты восприняли их проповеди. «Среди этих энтузиастов большинство составляли молодые люди из среды самураев, и их намерения принять христианство во многом были спровоцированы благородными целями создать новую духовную основу для возрождения нации, обновить политическую жизнь в стране. В христианстве их больше всего привлекали не доктрины греха и его искупления, а сила характера Христа и упорство его апостолов. Их вера была более этической, нежели религиозной, и вписывалась в наследованные ими идеи конфуцианства о чести и стойкости в достижении цели; их самурайский дух был вдохновлен и возрожден христианскими идеями»28. Хотя речь в данном высказывании идет о католичестве и протестантизме, наблюдения автора о том, что в восприятии христианства определенную роль играло конфуцианство, вполне правомерно в отношении его православной ветви.

Но нам кажется, что православное учение более соотносилось с постулатами национальной религии «синто» (путь богов), ибо, по образному определению академика Н. И. Конрада, «термин «синто» – в его широком значении – покрывает собой все содержание древнейшей эпохи Японии и служит вместе с тем обозначением своеобразного культурного фактора японской истории в целом»29.

С первых шагов своего миссионерского служения тоща еще иеромонах Николай детально изучил опыт пребывания своих предшественников, уяснил причины неудач того, что в XVI-XVII вв. христианство «смешалось с политикой» и вызвало поэтому запретительные распоряжения лучших из японских правителей30. Поэтому о. Николай в течение восьми лет изучал классическую китайскую философию и японский язык, понимая, что без этого он не сможет найти путь к распространению веры среди японцев, посеять семена веры в доступном для них понимании. Подобное поведение было высоко оценено японцами. «За это время он так хорошо овладел всеми науками, что некоторые японские газеты впоследствии писали, что он знает Японию лучше самих японцев»31. Однако путь о. Николая к верующим был, особенно на первых порах, мучительным и трудным, как пишет Усимару Ясуо, – «в то время в Японии к русским относились с подозрением»32. Но о. Николай решительно отмежевался от какого-либо участия в политических событиях, ориентировался в своих проповедях прежде всего на простых людей из беднейших слоев. Правда, поначалу, как отмечают японские авторы, к нему обращались, чтобы использовать православную веру в антирусских целях. Так произошло с Такума Савабэ. Он, как пишет Усимару Ясуо, «был неистовым монархистом й одним из приверженцев «теории закрытия страны и проклятия варваров (чужеземцев. – Л. 3.)»».33 Он вынашивал планы проникновения вместе с пятью единомышленниками в русское консульство с целью уничтожения иноземцев. Общение Такума Савабэ под видом преподавания искусства кэндо с о. Николаем привело к обратным результатам. Он был крещен и наречен христианским именем Павел. Одновременно с ним приняли крещение Сакаи Токурэй (Иоанн) и Урано Дайдзо (Яков). Несомненно, обаяние личности о. Николая сыграло решающую роль в принятии этого решения.

Проф. Наганава34 с большой теплотой, позволительно будет сказать, с оттенком эмоциональной сентиментальности, рисует фигуру и характер святителя Николая: «Крепок телом, непреклонной воли, силен в учении, благодаря отцовскому воспитанию почтителен и уважителен, крепок духом, преодолевает эгоизм, характера твердого и выносливого, мужествен и непоколебим, как воин» (так записано в протоколах японского Поместного православного Собора от 1936 г. под заглавием «Описание деяний учителя – архиепископа Николая»). Далее он описывает душевный подъем и решимость Ивана Касаткина стать монахом: «осознав ответственность, предназначенную ему… он ощутил наивысшее добро и какое-то свое предназначение»35 ехать служить в Японию. Проф. Наганава подробно рассказывает об изучении архиепископом Николаем японского языка и культуры Японии. Невероятного труда и непрерывных усилий стоило ему прочтение «Истории внешних сношений Японии» (Нихон гайси) Рай Санъё, древних памятников: Кодзики (Записи о делах древности), Нихонсёки (Анналы Японии). Помогали о. Николаю в учебе Кимура Кэнсай, Сага Дзюан и Ниидзима Симэта. Знание этих исторических памятников ставится в заслугу и самим японцам.

В 1869 г. была учреждена Российская Духовная Миссия сначала в Хакодате, а после официальной регистрации в 1872 г. она переместилась в Токио. Получение денег из России расценивалось в религиозных кругах Японии как стремление России оказать политическое влияние на Японию через Православие, на что указывали японские историки, в частности Усимару Ясуо36. Тот же Усимару Ясуо свидетельствует, что «уже в 10-м году Мэйдзи (1878) можно было сказать, что Православие прочно пустило корни в Тохоку с центром в Сэндай, в Канто с центром в Токио». Еще через пару лет выделился район Кансай с центром в Осака. В Осака была основана семинария (проповедническая школа), в которой преподавали русские учителя. «Влияние Осакского центра Православия распространилось до областей Санъиндо и Санъёдо, а вслед за этим – до Кагосимы на о-ве Кюсю»37. Японские ученые подчеркивают тот факт, что основатель миссии о. Николай всегда выступал против соединения религии с политикой. Накамура Кэнносукэ комментирует слова Николая о том, что «Православие в Японии зиждется всецело на японской почве, что распространителями его являются сами японцы»38.

Все японские авторы (Анэсаки Масахару, Накамура Кэнносукэ, Усимару Ясуо, Наганава Мицуо и др.) указывают на важную роль церковных хоров и духовного пения в распространении и популяризации православного учения. В 1873 г. в Японию прибыл регент Яков Тихай и стал преподавать духовное пение. Позже к нему присоединился Дмитрий Константинович Львовский. Вдвоем в районе Уэно они организовали первый церковный хор, который стал значительным явлением в культурной жизни страны. «Мы не должны забывать о той большой роли, которую сыграл церковный хор Русской Православной Церкви в истории культуры Мэйдзи и, в частности, музыкальной культуры этого периода»39, – отмечает Усимару Ясуо. Интереснейшие страницы книги Наганава Мицуо представляет описание личной жизни братьев Анатолия и Якова Тихай (см. гл. 8, ч. 1, с. 184–187).

Первостепенную роль в деятельности миссии играла работа по переводу богословской литературы. Ни одного дня без перевода – такой порядок был заведен о. Николаем с первых лет пребывания в Японии и сохранялся до последних дней его жизни40. С 1881 г. вместе с Павлом Накаи (Цугумаро) они переводили только с оригинальных греческих и славянских текстов. Иустин Ямагути отмечал, что о. Николай никогда не прибегал к помощи материалов, переведенных на японский язык другими учеными, чтобы не испытывать их влияние на свою работу41. С 1882 г. миссия направляла наиболее способных учеников в Россию: в Киевскую и Санкт-Петербургскую духовные академии. Почти все из посланных на обучение в Россию стали профессиональными переводчиками, преподавателями духовных семинарий, как это было с Мицуи Митиро. После второй поездки в Россию в 1879 г. о. Николай привез в Японию литографический станок. Японское общество познакомилось с иконописным искусством русских мастеров.

Православная Миссия посылала на обучение искусству иконописи своих студентов в Петербург. Одной из таких студенток была Мария Ои Хидэко Сибаяма, которую в 1908 г. в возрасте 18 лет по рекомендации о. Николая отправили учиться по фонду «Мантэцу» сначала в Петербургскую школу искусств барона Штиглица, а затем в 1909 г. в Академию художеств. Жила она как член семьи в доме будущего ученого-японоведа Сергея Елисеева. Выйдя замуж за журналиста Ои Канэтака, она вскоре в 1913 г. вернулась в Японию. «Хотя ожидалось, – как пишет Наганава Мицуо, – что она станет преемницей иконописицы Ямасита Рин, она не оставила заметного следа в церкви и единственным дошедшим до наших дней ее произведением является икона в церкви Яматэ в Токио»42.

Проповедническая деятельность Русской Православной Церкви считалась делом первостепенной важности. На это обстоятельство указывают все японские авторы, но проф. Наганава описывает подробно сам характер поездок по стране как самого о. Николая, так и его сподвижников и последователей. В результате этих поездок росло число верующих, хотя, может быть, и незначительно. Если в 1906 г. их число составляло 29 115 человек, то в 1911 г. – 32 700 человек43.

Финансовое положение православной общины было более чем скромным и вызывало беспокойство ее наставников. Так, управляющий делами церкви г. Ямада в 1907 г. провел сравнительный анализ, из которого явствует, что 204 прихода с числом прихожан около 30 000 человек имели поступления от верующих в сумме 8400 иен, т.е. в среднем на одного человека 0,27 иен44. Проф. Наганава видит причину такого положения в том, что после русско-японской войны сократилось число региональных приходов, самообеспечены были в основном городские приходы. Наиболее мощные приходы по-прежнему находились в Тохоку, в центральных районах верующие были выходцами из Тохоку, в особенности представители самурайских семейств. В остальном пожертвования шли за счет низших слоев общества, а они были незначительными. В целом доходы и расходы церкви в 1907 г. составляли: доходы – 80 000 иен (пожертвования от миссионерских обществ и монастырей); расходы – 98 960 иен (обеспечение служителей, расходы на семинарии и издательскую деятельность); недостача – 18 960 иен45. Поэтому, начиная с самого о. Николая, а затем о. Сергия (Тихомирова), братьев о. Анатолия и о. Якова Тихай и других неизвестных теперь священнослужителей, они постоянно совершали поездки как в Россию, так и в Маньчжурию, Корею, во все концы самой Японии для сбора средств для поддержания жизнеспособности Российской Православной общины. Особенно бедственным положение Церкви стало после революции 1917 г., когда поступления из России прекратились, а Великое землетрясение 1923 г. в Японии, затем военные события в Китае в 1937 г., вторая мировая война еще более усугубили это положение.

Со временем вопрос о преемнике стал беспокоить архиепископа Николая. В начале XX в. Русская Православная Церковь в Японии управлялась своими же богословами. В 1906 г. на Японские острова прибыл о. Сергий (Тихомиров). Однако проф. Наганава отмечает, что большинство священнослужителей были «затменены величием имени Николая и сегодня вне Церкви неизвестны. Даже внутри Церкви их имена начинают покрываться пеленой забвения»46. В истории Православия в Японии остались имена о. Сергия (Глебова), который известен еще и как автор пособия по грамматике русского языка; о. Сергия (Страгородского), позже Патриарха; о. Владимира, епископа Андроника, о. Евфимия и др., но никто из них, за исключением о. Анатолия, не смог долго служить под началом владыки Николая. Проф. Наганава и другие ученые указывают на индивидуальность личности и характера святителя Николая. Его жесткость, доходящая до диктаторства, самоотречение, самоотверженность, самообуздание, жертвенность во имя веры не выдерживали многие. Но, подчеркивая такие черты характера владыки Николая, проф. Наганава справедливо делает вывод: «В самом деле похоже, что он имел характер строгий и резкий, но разве бы смог обыкновенный человек в чужой стране голыми руками приобрести свыше 30 тысяч верующих? Поэтому авторитет Николая среди японских верующих абсолютен, и хотя начиная с Мэйдзи в Японию прибывало множество иностранцев и вносило свой вклад в строительство новой Японии, вероятно, не будет преувеличением сказать, что по сравнению с Николаем не было человека, имевшего столь верных последователей среди японцев. И то, что даже сейчас Японская Православная Церковь названа именем Николая, – факт не беспричинный47. Далее Наганава Мицуо подробнейшим образом, с чувством глубокого переживания описывает уход в мир иной святителя Николая 16 февраля 1912 г. в возрасте 75 лет. Подводя итог его деяниям, он пишет: «Он оставил потомкам 1 собор, 8 храмов, 175 церквей, 276 приходов, вырастил 1 епископа, 34 иерея, 8 диаконов, 115 проповедников. Общее число православных верующих достигло 34 110 человек, не считая 8170 человек усопших ранее. Годичные пожертвования от приходов составляли 29 146 иен 56 сэн, а церковное имущество – 139 506 иен 52 сэн. Но в личном владении владыка Николай оставил лишь только несколько предметов уже довольно изношенного гардероба»48. Таким предстает перед нами в описании японских ученых святитель Николай.

Наганава Мицуо уделяет внимание еще одной стороне деятельности Российской Православной Церкви в Японии, а именно миротворческой. В годы русско-японской войны было создано «Общество утешения военнопленных Верой» (распущенное затем в 1906 г.). О. Николай за заслуги во время войны был возведен в сан архиепископа, а священнослужителю Мицуи Митиро от имени русского императора Николая II был пожалован золотой крест, и его возвели в сан протоиерея. Особая глава в книге отведена деятельности митрополита Сергия (Тихомирова) в период японской интервенции в Сибири (его поездки по городам Дальнего Востока для сбора средств в пользу Православной Миссии, когда ему удалось собрать 150 000 рублей), строительству и освящению Собора в декабре 1929 г. О. Сергий оставил свое место, в апреле 1945 г. был арестован как русский «шпион», а 10 августа того же года умер.

Наганава Мицуо дает краткое описание состояния Российской Православной Церкви после 1945 г. под началом митрополита Феодосия. В заключение проф. Наганава делает вывод, что изучение наследия архиепископа Николая, его учеников и последователей является частью исследования русской общественной мысли49. Таким образом, японская наука вносит большой вклад и отдает должное деятельности Российской Православной Церкви в Японии.

Церковь Воскресения Христова, Хакодате, 1859


Это первый в Японии православный храм – он был учрежден как консульская церковь в 1858 году, вместе с открытием здесь первого Российского консульства в Японии. В 1861-1869гг. здесь служил Николай Японский. За непривычный для Японии звон местные жители прозвали храм «ган-ган-дэра» (храм «бом-бом»). В 1907 году во время страшного пожара в Хакодате церковь сгорела до тла, однако благодаря Николаю Японскому незадолго до его смерти был сооружен новый кирпичный храм.

Благовещенский собор, Киото, 1903


Внутреннее убранство этого храма сохранилось практически неизменным с 1903 года. Храм украшает изящный белый иконостас работы московского мастера Я.Е. Епанешникова. В соборе хранятся иконы Николая Чудотворца – дары русских военнопленных, которые были размещены здесь во время Русско-Японской войны, а также святыни, полученные в дар от Иоанна Кронштадского.

Предстоятели[ | ]

  • 1880—1912 — Николай (Касаткин) (В 1870-1880 — архимандрит, начальник Миссии)
  • 1912—1940 — Сергий (Тихомиров)
  • 1940—1941 — Арсений Ивасава в/у, мирянин
  • 1941—1946 — Николай (Оно)
  • 1946—1947 — Самуил Удзава в/у, протоиерей
В юрисдикции Московской Патриархии
  • 1947—1954 — Николай (Оно)
  • 1954—1966 — Антоний Такай, протопресвитер
  • 1966—1967 — Николай (Саяма), архимандрит
  • 1967 — Ювеналий (Поярков), епископ Зарайский
  • 1967—1970 — Николай (Саяма)
В юрисдикции «Американской митрополии» (Токийская епархия)
  • 1947—1952 — Вениамин (Басалыга)
  • 1952—1962 — Ириней (Бекиш)
  • 1962—1964 — Никон (де Греве)
  • 1962 — Амвросий (Мережко) в/у
  • 1964—1970 — Владимир (Нагосский)
  • 1970—1972 — Владимир (Нагосский)
  • 1972—1999 — Феодосий (Нагасима)
  • 2000 — Петр (Арихара) (избранный, отказался по болезни, вскоре скончался)
  • с 2000 — Даниил (Нусиро)

Храм преображения Господня, Саппоро, 1971


Здесь можно увидеть самое большое собрание икон японской художницы-иконописца Рин Ямасита (ее имя в крещении – Ирина, 1857-1939). Рин происходила из самурайской семьи и была первой женщиной-японкой, которая училась в России – она стажировалась в иконописной мастерской в Санкт-Петербурге. За свою жизнь Рин создала множество произведений – в том числе икону в подарок цесаревичу Николаю Александровичу по случаю его визита в Японию в 1891 году. Ее работы сейчас находятся во многих православных храмах по всей Японии.

Современное состояние[ | ]

Церковь Воскресения Христова Благовещенский собор
В Японской православной церкви действуют три епархии:

  • Сендайская и Восточно-Японская епархия
    (кафедра в Сэндай);
  • Киотоская и Западно-Японская епархия
    (кафедра в Киото);
  • Токийская епархия
    (кафедра в Токио).

С 2000 года предстоятель церкви — митрополит Даниил (Нусиро), митрополит Токийский и всей Японии.

Резиденция и кафедральный храм — собор Воскресения Христова в Токио (при котором действует единственная в стране Токийская духовная семинария). Собор широко известен как Никорай-до (ニコライ堂) (в честь основателя ЯПЦ архиепископа Николая (Касаткина)).

На конец 2014 года, согласно сведениям, представленным в Министерство культуры Японии, Японская церковь имела 67 прихода (общины), 37 священнослужителей, 9619 последователей (зарегистрированных членов)[20]

Регулярно издаётся журнал «Сэйкё Дзихо» (正教時報 «Православный вестник») на японском языке. Действует православное сестричество и общество православной молодёжи.

Представительство Московского патриархата[ | ]

С 1970 года в Токио действует представительство Московского патриархата с храмом в честь святого благоверного князя Александра Невского, домовой церковью при резиденции представителя и женским монастырём Святой Софии в префектуре Тиба, в котором проживают две монахини из Владивостока.

Тоёхасский Матфеевский храм, Тоёхаси, 1915


Матфеевский храм в префектуре Аити отличается интересными архитектурными деталями: например, декор в местах сопряжения лопаток и вертикального пояска на фасадах выполнен в традиционно-японской стилистике. Кстати, храм был построен тем же архитектором, что и церковь в Хакодате – Моисеем Кавамура.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Японская православная церковь
  • Автономные Синайская • Финляндская • Китайская* • Эстонская (КП)* • Японская*
    Самоуправляемые в составе РПЦ РПЦЗ • Латвийская • Молдавская • Украинская (МП) • Эстонская (МП)* • Белорусская (де-факто, де-юре — экзархат)
    Самоуправляемые в составе КПЦ Западноевропейский экзархат русских приходов • Украинская ПЦ в Канаде • Украинская ПЦ в США
    Прочие Американская (Антиохийская ПЦ) • Бессарабская (Румынская ПЦ) • Западной и Южной Европы (Румынская ПЦ) • Критская (Константинопольская ПЦ) • Охридская (Сербская ПЦ)
    Примечание: * автокефалия или автономия признана не всеми поместными Церквями, при этом каноничность Церкви не оспаривается

Церковь Богоявления Господня, Нагоя, 2010


Первый православный храм в Нагое, Благовещения Пресвятой Богородицы, был построен в 1913 году. Он полностью сгорел в ходе налета авиации США во время Второй мировой войны в 1945. Новый каменный храм Богоявления возведен лишь недавно, он выполнен в традиционном русском стиле, напоминающем средневековые церкви Суздаля. Более полувека в промежутке православная община города пользовалась молельным домом для служб и собраний.

Церковь Сошествия Святого Духа, Токусима, 1980


Храм находится на острове Сикоку, где издревле был особенно силен буддизм. Православие пришло сюда еще в начале века, но затем во время Второй мировой войны церковь сгорела и оставшиеся 8 православных семей проводили службы у себя дома. В 1980 их усилиями был построен новый храм. Здесь также можно увидеть иконы Рин Ямасита.

Отрывок, характеризующий Японская православная церковь

В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность. Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной». Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск. Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее. – Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля. – Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал. Кутузов желчно засмеялся. – Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши. – Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции… – Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают. – Слушаю с. – Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d’une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.] К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна? Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому: – Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s’arreter et d’attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.] Только что князь Андрей отъехал, он остановил его. – Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu’ils font, ce qu’ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу. Князь Андрей поскакал исполнять поручение. Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге. – Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились. – Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он. В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему. Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости. На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади. Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи. – Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца. – Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед. Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал. – Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество. Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова. – Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал. – Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо. В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица. Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты. – Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала. Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению. Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя. В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем. – С Богом, генерал, – сказал ему государь. – Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором. Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты. – Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он. – Рады стараться! – прокричали солдаты. Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней. Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему. Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами. Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска. Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему. – Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы! Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами. – Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса. Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов. «Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать. Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой. Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него. – Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти. – Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо. Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад. Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались. – Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова. Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 4 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]
Для любых предложений по сайту: [email protected]