Преображение (Одесса). Святитель Мартин Милостивый, епископ Турский

Мартин Милостивый
(316 — 397), епископ Турский, святитель Память 13 февраля [1], 12 октября, 11 ноября (Галл. [2], РПЦЗ [3])

Родился в начале века в Паннонии. С ранней юности, почти с детства он мечтал о монашестве, имея перед собой героический пример для подражания в лице преподобного Антония Великого. Однако Мартин рос в нехристианской семье, и отец настоял на его военной карьере. Именно тогда святой и попал в Галлию, где нес свою службу в качестве офицера. Еще будучи военачальником, однажды зимой он разорвал свой плащ и отдал его половину совершенно раздетому человеку [4]. Благочестивая традиция отождествляет этого нищего со Христом.

Когда представилась возможность оставить армию, Мартин удалился в пустынь Лигуже, что вблизи Пуатье , где вскоре вокруг него возник небольшой монастырь, ставший, по слову автора жития, рассадником монашеского делания в Галлии. Важно отметить, что Мартин распространял на Западе традиции восточного, египетского монашества, во всем следуя преподобному Антонию.

Вскоре обманом (для того чтобы помолиться об одной больной) святой был вызван в город Тур и провозглашен епископом. Сам он до этого избегал рукоположения даже в диаконы, предпочтя более скромную должность заклинателя — чтеца особых молитв над бесноватыми. Мартину были присущи редкостная доброта и заботливость. В сочетании с мужественным и величавым обликом бывшего военного это особенно располагало к нему людей. Мартин постоянно заботился о больных, нищих, голодных, получив за это прозвание Милостивого. Вместе с тем святой не оставил мечты о монашестве.

Заняв святительскую кафедру в Туре, Мартин почти одновременно основал обитель в Мармутье (Marmoutier), где были установлены обычные для восточного монашества правила: общность имущества, безусловное послушание, стремление к безмолвию, единократное вкушение пищи в течение дня, грубая и простая одежда. Особое внимание в своем монастыре, где он сам часто уединялся для молитвы, святитель Мартин уделял молитвенному подвигу и изучению Священного Писания. Из Мармутье вышло немало епископов, потрудившихся в деле распространения христианского просвещения среди кельтов-язычников. О размахе деятельности св. Мартина говорит то, что на его похороны в 397 году собралось около 2 тысяч монахов (в то время как в самом Мармутье число братии не превышало 80 человек).

Святитель Мартин почил о Господе во время молитвы в Канде (Candes), в храме, расположенном по-над местом слияния рек Вьенны (Vienne) и Луары (Loire). Местные жители хотели похоронить его у себя, однако жители Тура похитили тело, выставив окно храма, и отправились с ним восвояси вверх по течению на лодках. По местному преданию, несмотря на осеннюю пору, по пути их следования расцветали цветы и пели птицы.
Восточные традиции были органичны для тогдашней Галлии: ведь христианское просвещение она приняла от Иринея Лионского, бывшего учеником Поликарпа Смирнского, который, в свою очередь, был непосредственно связан с апостолом Иоанном Богословом, главой Малоазийской церкви.

Ни один святой не пользовался такой посмертной славой на христианском Западе, как Мартин Турский. О почитании его свидетельствуют тысячи храмов и поселений, носящих его имя. Для средневековой Франции (и для Германии) он был святым национальным. Его базилика в Type была величайшим религиозным центром меровингской и каролингской Франции, его мантия (сарра) – государственной святыней франкских королей. Еще более значительно то, что житие его, составленное современником, Сульпицием Севером, послужило образцом для всей агиографической литературы Запада. Первое житие западного подвижника – оно вдохновило на аскетический подвиг множество поколений христиан. Оно было для них, после Евангелия, а может быть, и раньше Евангелия, первой духовной пищей, важнейшей школой аскезы. Перед этим влиянием на ряд столетий – во всяком случае, до “Каролингского Возрождения” – бледнеют и полу-восточная школа Иоанна Кассиана и родственные ему традиции Лерина и Венедикта Нурсийского. Все три последние подвижнические школы построены на началах духовной “рассудительности”, умеряющей крайности аскезы во имя деятельного, братского общежития. Школа св. Мартина резко отличается от них героическою суровостью аскезы, ставящей выше всего идеал уединенного подвига. Аскетическая идея в век Григория Турского ( в.) выражена с величайшей силой и величайшей односторонностью. И поиски истоков этой идеи неизменно возвращают нас к Турскому подвижнику столетия.

Монастырь в Лигуже существует по сей день.

Ранние годы

Мальчик родился в городе Тубертума. Это место находится в Италии в Тосканской области. Мартин получил хорошее для того времени образование, что позволило ему поступить в клир Римской церкви.

Начало служения

В 649 году умер Папа Федор I. На святой престол сразу был поставлен Мартин. Времена его правления пришлись как раз на широкое распространение ересей. Кроме того уже тогда Римская и Константинопольская церкви не были едины. Расслоения и расхождения проявлялись во всех слоях населения.

Святой Мартин Исповедник

Император Византии и даже Патриарх относили себя к ереси монофелитов. Они выпускали «неверный» «Образец веры». Это творение было обязательным к прочтению.

Книга вскоре дошла и до Рима. Будучи ярым православным христианином, Папа Мартин тут же собрал Поместный Собор в Риме. На этом собрании монофелитская ересь была осуждена и признана неверным учением. Прошение о возвращении к правильной вере поступило и императору Византии и ее Патриарху.

Правитель был настолько разъярен, что приказал своему приближенному Олимпию убить святого Папу. Военачальник нанял убийцу и подослал его к Папе. Тогда-то и случилось первое чудо, связанное с Мартином Исповедником. Как только убийца приблизился к Папе, он неожиданно ослеп. Сам же Олимпий вскоре пал в страшном бою.

Падение

Император Византии понял, что вера Мартина была слишком сильна. Кроме того, простой народ был на его стороне. Тогда правитель пошел другим путем. В 654 году в Рим приехал еще один подданный Византии Феодор. Он предъявил Папе Мартину обвинения в тайном сообщении с врагами империи и веры, а так же поношение Пресвятой Богоматери и незаконное обретение папского престола.

Несмотря на невиновность Мартина, ночью Феодор с отрядом вооруженных воинов ворвался в комнату Папы и арестовал его. Мартин был брошен в тюрьму на одном из островов Эгейского моря. Спустя только год Мартина отвезли на суд в Константинополь.

Исповедник был так измучен заточением, что не имел сил даже держаться на ногах. Несмотря на это, судья приказал старику отвечать стоя. Так его держали стражи, причиняя еще больше боли больному.

Икона святого Мартина, папы Римского

Никто не собирался слушать оправданий больного старика. Вердикт был заранее известен. Мартина заковали в цепи на площади. Людей подговорили кричать: «Анафема Папе Мартину!». Те, кто верили в невиновность Мартина, могли только покинуть площадь со слезами на глазах.

Это интересно! Анафема — отрешение от церкви. Самые известные анафемы были присвоены Папе Римскому и Патриарху Православному при расколе христианства в 1054 году. Отречение от церкви было взаимное.

Папа Мартин был приговорен к лишению сана и смертной казни. По велению императора, который был осужден Патриархом, к Исповеднику послали людей для проведения нового допроса. Однако Мартин сказал: «Если даже и раздробят меня, не буду в общении с Константинопольской Церковью, пока она пребывает в зловерии».

Смерть

Император Византии был поражен мужеством Папы и заменил смертную казнь на пожизненное заточение в Херсонесе Таврическом. Там он умер 16 сентября 655 года, измученный нуждой и голодом. Тело Мартина было погребено за стенами города. Однако после осуждения ереси в 680 году останки Святого Папы перенесли в Константинополь, а потом в Рим.

О мощах почитаемых мучеников:

• Мощи святой княгини Елизаветы Федоровны
• Мощи святителя Тихона Задонского
• Мощи святого князя Александра Невского

Православная Жизнь

25 октября – день памяти святого Мартина Милостивого, епископа Турского.

Святой родился в Паннонии, годы жизни – 316–397. С детства Мартина вдохновляли мысли о монашестве и поражал пример святого Антония Великого, жизнь которого была известна и в тогдашней Европе. Но семья Мартина была нехристианской и его родители не желали и слышать о каком-то странном для них монашестве, настояв на том, чтоб святой стал воином, что, по их мнению, могло обеспечить его жизнь до старости. Мартин дослужился до военачальника, но продолжал думать об уединённой жизни отшельника.

Ещё свт. Николай Сербский заме чал, что в мире множество людей находится не на своём месте. Король часто выглядит как слуга, слуга – как король. Мартин, например, был военачальником, походившим на монаха. Замечал всё это и писатель Афанасий Булгаков, но он объяснял такое положение вещей несовершенством общественного устройства, а святой Николай говорил, что Господь намеренно делает так, чтобы каждый смог возрасти в лучших для него условиях и потрудиться ради того, чтобы умножать красоту соприродным ему способом.

Так и святой Мартин в конце концов оставляет армию и уходит в ближайший монастырь Лигуже, близ Пуатье, где всем сразу становится видна высота его жизни и к его советам начинают прислушиваться. Интересно, что святитель Мартин принёс в обитель традиции восточного монашества, которое тогда расцветало в египетской пустыне и славилось десятками имён удивительных старцев и подвижников.

Как и многие другие подвижники, святой Мартин всеми силами избегал священного сана, но его обманным путём вызвали в город Тур (якобы помолиться о некой больной) и там рукоположили в епископа. Нужно представлять себе средневековые пути сообщения, когда по пересечённой местности человек проходил не больше 15 километров в день, чтобы оценить самоотверженность святого, тотчас отправившегося в путь для совершения молитв о неизвестной ему девушке. Но таковы сердца святых – в них восстанавливается родственность по отношению к человечеству и они не могут чувствовать себя спокойно, пока другому больно.

Так и один современный монах из Франции рассказывал нам, что очень хотел увидеть старца Дионисия Каламбокаса, но каждый раз откладывал путешествие. А потом он тяжело заболел, и старец Дионисий сам приехал к нему в страну, молился об этом человеке до тех пор, пока тот не исцелился полностью.

Люди спрашивают, что такое любовь? Она всегда выражается в действии, когда кто-то светлый все силы отдаёт на то, чтобы радость пришла в жизнь другого, даже незнакомого ему человека…

При всей разнице в подвиге и жизни святых их питает один и тот же Дух.

Взять хотя бы Галльские монашеские школы прп. Мартина Турского, его обитель Мармутье и монастыри прп. Иоанна Кассиана Римлянина в Марселе. Оба святых ищут и находят идеал устроения монашества на востоке, но сколь разным традициям следуют они в своих трудах! Мартин выступает за строжайшую аскезу для монахов, суровый пост, уединение и огромные молитвенные правила, вслед за отшельником Антонием Великим.

А прп. Иоанн Кассиан, хотя и семь лет учился у тех же египетских отшельников, но в наследованной монашеской традиции избегал крайностей аскезы и настаивал на необходимости братского служения людям и монастырской братии.

Если в Марселе собрались монахи-служители, то в Мармутье – молитвенники- исихасты. Последующие поколения людей часто задавали вопрос: кто из них выше и важнее? Но ответа на этот вопрос нет, – всё дело в том, какой путь близок душе человека.

Кто-то из древних аскетов Египта говорил, что Богу каждый угождает тем даром, который имеет. Давид писал псалмы, Авраам принимал странников, Моисей заботился о народе, – но каждый равно угодил одному Богу, Который смотрит на склонности душ человеческих. В Его мире есть место и уединённому молитвеннику, и социальному служителю, и всем вообще людям, только бы они стремились к добру и свету.

Представляется важным и то, что прп. Иоанн Кассиан прославился как учитель аскезы, а прозвище святого Мартина, которое сохранила история, было – «Милостивый». Однажды, ещё будучи не монахом, но воином, он увидел обнаженного бедняка и, мечом разделив свой плащ на две половины, отдал несчастному. В то время половина экипировки воина осуществлялась за счёт его личных средств, а половина – за счёт казны. И он отдал свою половину. А книги святого Иоанна Кассиана и по сей день привлекают всех, кто уже не новоначален в духовной жизни.

Разные пути в сокровенном единстве Святого Духа – это и есть Церковь и Божий мир.

Став епископом в городе Туре, Мартин почти тотчас же основывает знаменитую обитель в Мармутье (Marmoutier), куда снова приносит идею и правила восточного аскетизма, примером чего ему послужили прп. Антоний Великий и египетские подвижники. В Мармутье правилами были стремление к безмолвию, простая одежда, общность имущества и послушание, которое понималось не как дисциплинарное подчинение (что будет характерно более позднему европейскому уставу Венедикта Нурсийского), но как вслушивание в красоту Духа Святого в наставнике и подражание этой увиденной красоте Неба на лице другого человека. Особое внимание в Мармутье уделялось молитве и изучению Писания.

Количество братии в Мармутье не превышало 80 человек, но когда святой Мартин умер во время молитвы, на его похороны пришло отовсюду около 2000 монахов, – такую удивительную славу подлинного наставника имел этот человек, открывавший Европе традицию восточного наставничества-старчества.

О посмертной славе святого говорит множество храмов и поселений, носящих его имя. Его жизнь вдохновляла людей стремиться к свету, даже когда на пути немало препятствий. Хотя восточная традиция не была новостью для тогдашней Галлии, где прежде трудился святой Ириней Лионский (ученик свт. Поликарпа Смирнского, ученика апостола Иоанна Богослова), но, как говорил старец Софроний Сахаров, каждое новое поколение людей нуждается в примерах подлинности, красоты и святости своего времени, чтобы прежние подвиги ушедших веков не казались людям похожими на сказку. В этом и была миссия свт. Мартина Турского – возвращать людей, даже слышавших о христианстве, к глубине и красоте предания и настоящести, когда основанием духовной жизни становится встреча с Богом.

И всё же Мартин славен как «Милостивый», и его известность в средневековой Западной Европе превосходит многих других подвижников, потому что людям запоминаются прежде всего милосердие и доброта. Всякое доброе дело вызывает в мир целую цепь последующих светлых дел, что мы видим и в жизни святого.

Мартин и в епископстве продолжал заботиться обо всех нищих и больных, увечных и голодных, за что народ и звал его «Милостивым». Святой желал деятельного служения и умело совмещал это служение с высоким аскетизмом. Впрочем, аскетика и должна служить возрастанию любви, а без этого она не имеет цели. Ведь в истории Церкви и святые аскеты славны не аскетикой, а любовью. Как говорит об этом святой Макарий Великий, все дары и способности подвижника – только внешнее проявление его сути. А глубина его раскрывается в подлинной любви, выражающейся в заботе о людях.

День свт. Мартина Турского связан с его близкой родственницей – Концессой из Британии. Она была матерью святого Патрика (Магона) Ирландского, и именно её молитвы помогли юноше возрасти из равнодушного к вопросам веры молодого человека до всемирно известного православного святого, чьё житье удивительно похоже на случившуюся сказку.

Вспоминая святых Мартина и Патрика, нельзя не сказать и о доброй православной девушке Концессе, ведь без мам не бывает последующей от них красоты…

И, быть может, для нас, жителей других веков, обстоятельства такой древности кажутся чуть ли не сказкой, но, как мудро замечал Честертон: «Сказки больше, чем правда: не потому, что они рассказывают нам о том, что драконы существуют, а потому, что они говорят, что драконов можно победить». И жизнь святого Мартина Милостивого – это ещё одно подтверждение того, что даже когда посреди своей уже вовсе не сказочной жизни добрый человек встречает дракона, то, несмотря на всю мощь зла, дракон всё же будет повержен в конце. Просто радость и счастье всегда приходят именно в конце, а не в середине истории. Но это никак не влияет на то умение, с которым милосердный Бог ведёт всех добрых к добру.

Артём Перлик

Церкви

Интересен тот факт, что Мартину Исповеднику посвящают даже церкви. Это явление есть и в католической, и в православной церквях.

Храм святителя Мартина Исповедника на Таганке, Москва

Так стоит упомянуть:

• Храм Святого Мартина I в Евпатории (Римско-католическая церковь).
• Церковь Святого Мартина Исповедника в Москве.
• Храм святителя Мартина Исповедника в Свято-Климентовском Инкерманском мужском монастыре.
• Церковь Святого Мартина Исповедника в Архангельске.

Отрывок, характеризующий Мартин Турский

Сын только улыбнулся. – Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого. – Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую. В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу. В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет. – Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему. Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению. – У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!] Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома. В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку. – Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь. Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул. – Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо! Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами. – Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он. Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни. – La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь. По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу. – Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали. Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет. – Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора. И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его. – Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться? – Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…