Первый монастырь в Киевской Руси : название, история, основатель


Монах Антоний и пещера Иллариона

lampada.in.ua

Имя основателя первого монастыря в Киевской Руси- Антоний. Этот человек был простым монахом. Родился и вырос в городе Любече. Приехал в Киев, чтобы стать священником и жил в одном из киевских монастырей. Антоний хотел найти себе спокойное место, где можно было отдыхать от молитв и уединяться от всех людей. Однажды он наткнулся на холм, который был на берегу Днепра. Под холмом находилась пещера. Как потом выяснилось, это место называлось пещерой Иллариона.Когда-то ее выкопал священник Илларион, чтобы жить в ней, а не в монастыре. После, Илларион получил звание митрополита Киевского и забросил пещеру.Теперь там стал жить монах Антоний со своими учениками.

Древнерусское иночество и первые монастыри на Руси

Ю.А. Артамонов

Доклад Ю.А. Артамонова, кандидата исторических наук, доцента, научного сотрудника Института всеобщей истории РАН на Международной богословской научно-практической конференции «Монашество Святой Руси: от истоков к современности» (Москва, Покровский ставропигиальный женский монастырь, 23−24 сентября 2015 года)

Ранняя история русского иночества является той областью наших знаний, где вопросов пока больше, чем ответов. Когда на Руси появились первые монахи и первые обители? Кто выступал инициатором создания монастырей? Кем они были населены? В чьей юрисдикции находились? Дать однозначные и исчерпывающие ответы на все эти вопросы в настоящий момент не представляется возможным. Многое в организации жизни древних обителей для нас по-прежнему остается загадкой. Не случайно А.В. Карташев, автор «Очерков по истории Русской Церкви», подводя итог работы дореволюционной церковно-исторической школы, писал: «Начало русского монашества представляет как бы некоторую загадку»[1]. То же признание делает сегодня один из наиболее авторитетных медиевистов, профессор славистики Кембриджского университета Саймон Франклин: «Начало монашества на Руси покрыто мраком неизвестности»[2].

В чем же причина этой «загадочности» и «неизвестности»? Ответ очевиден: в остром дефиците источников. Именно поэтому исследователи прошлого Русской Церкви порой вынуждены начинать историю нащего монашества с момента возникновения Киево-Печерского монастыря, как это еще в середине позапрошлого столетия делал профессор Московской духовной академии П.С. Казанский[3]. Между тем, рождение Печерской обители относится к середине XI в. А что предшествовало этому событию? Существовало ли монашество при киевских князьях Владимире Святославиче (980–1015) и Ярославе Владимировиче (1019–1054)? Прямых свидетельств источников на этот счет ничтожно мало, но они все-таки есть…

Хронологически первым является свидетельство киевского митрополита Илариона (1051 г.), который в Похвале князю Владимиру (в составе «Слова о законе и благодати») сообщает, что при нем «манастыреве на горах сташа, черноризьци явишася»[4]. Второе принадлежит Иакову Мниху – автору «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» (вторая половина XI в.[5]). Упоминая об обычае правителя устанавливать три трапезы в Господские праздники, он пишет: «Первую – митрополиту с епископы, и с черноризьце, и с попы, вторую – нищим и убогым, третью собе, и бояром своим, и всем мужем своим»[6]. Скептик, наверное, может возразить, что достоверность этих сведений нельзя признать абсолютной, поскольку и в первом, и во втором случае мы имеем дело с жанром похвалы, который допускает некоторое преувеличение. Но в нашем распоряжении имеется еще один источник – «Повесть временных лет» – летописный свод начала XII в. Под 6545 (1037) годом, в рассказе о масштабной строительной деятельности князя Ярослава в Киеве летописец сообщает: «При семь (Ярославе – Ю.А.) нача вера хрестьяньска плодитися и раширяти(ся), и черноризьци почаша множитися и манастыреве починаху быти»[7].

Таким образом, о том, что монашество существовало на Руси уже в первые десятилетия после официального принятия христианства, свидетельствуют сразу три независимых источника. Но и здравый смысл подсказывает, что без иноков была бы невозможна организация первых епископских кафедр, которые на рубеже X–XI вв. уже существовали в Новгороде, Полоцке, Чернигове.

Но странно то, что при обращении к событиям конца X – первой половины XI в. «следы» монашества «теряются». Его нет там, где оно непременно должно быть! За всю первую половину XI в. нам не известно ни одного случая (документально подтвержденного), когда бы представители древнерусских монастырей приняли участие в каком-либо значимом общественно-политическом мероприятии.

Важнейшими событиями церковной и общественно-политической жизни Руси первой половины XI в. были перенесения мощей святых страстотерпцев Бориса и Глеба в Вышгороде. Первый раз мощи братьев переносились из сгоревшей церкви св. Василия в небольшую деревянную часовню («клетъкоу малоу»), а второй – в специально построенный большой пятиглавый деревянный храм. И первое, и второе перенесение были инициированы князем Ярославом Мудрым. При этом обращает на себя внимание тот факт, что памятники Борисоглебского цикла («Сказание чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида» (XI–XII вв.) и «Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба» (начало XII в.)) не называют монахов в числе участников этих торжеств. Упоминаются только князь, боярство, митрополит, клирики Софийского собора, а также приходское священство Киева и Вышгорода. Это тем более показательно, что последующие перенесения (1072 и 1115 гг.) проходили при участии пострижеников сразу нескольких монастырей.

За всю первую половину XI в. мы не находим ни одного летописного упоминания об участии монашества в погребении кого-либо из представителей правящей княжеской династии. Так, например, согласно Повести временных лет, в последний путь киевского князя Ярослава (1054 г.) провожали «попове», а плакали «по немь Всеволодъ и людье вси»[8].

Эти умолчания нельзя признать случайными. Отсутствие упоминаний об участии монашества в значимых публичных мероприятиях первой половины – середины XI в. говорит о том, что в этот период оно было еще малочисленно, разрозненно и не играло самостоятельной роли в жизни общества и государства. Этот вывод находит свое объяснение в самой природе первых русских монастырей.

Что же представляли собой древнерусские обители периода княжения Владимира и Ярослава? За истекшие двести лет высказывались различные суждения на этот счет. В современной исторической науке утвердилось мнение, согласно которому инициатива создания первых монастырей исходила от светской власти, поэтому в Древней Руси преобладали княжеские ктиторские обители (Я.Н. Щапов, Б.Н. Флоря, Н.В. Синицына, А. Поппэ и др.).

Это мнение не лишено оснований. Действительно, первое достоверное известие о возведении монастырей читается в летописном сообщении о градостроительной деятельности князя Ярослава в Киеве. Летописец пишет, что наряду с Золотыми воротами, храмом св. Софии и церковью Благовещения князь заложил обители св. Георгия и св. Ирины. Эти монастыри были посвящены святым покровителям Ярослава и его второй супруги Ингигерды (в крещении Ирины), дочери шведского короля Олафа. Примеру Ярослава последовали его сыновья, создавшие в Киеве собственные обители: князь Изяслав (1054 – 1078, с перерывами) отстроил монастырь св. Димитрия, Святослав (1073–1076) – св. Симеона в Копыреве конце, Всеволод (1078 – 1093) – св. Андрея. Очевидно, что Рюриковичи ориентировались на византийский опыт. Там практика создания монастырей императорами и вообще людьми состоятельными (чиновниками, военными, купцами и т. п.) была чрезвычайно широко распространена[9].

Этот опыт частного строительства получил распространение и в Древней Руси. Достаточно сказать, что уже к началу XI в. только в Киеве насчитывалось около 400 церквей, а к началу XII в. их число превысило уже 600. Столь значительное число храмов в одном городе трудно объяснить, если не принять во внимание тот факт, что средневековые авторы учитывали не только приходские, но и частные церкви знати, которые располагались на территории городских усадеб. Строительство храмов в усадьбах знати хорошо известно на примере западнославянских государств: Великой Моравии, Чехии, Польши. Здесь, как и в Древней Руси, в период после официального крещения наблюдалось слабое развитие приходской церковной организации, преобладало же частное церковное строительство[10].

Первое время в частных церквях служило греческое или болгарское духовенство, в основном представленное монашествующими. Поэтому древнерусские монастыри первых десятилетий после принятия христианства по преимуществу представляли собой сравнительно небольшие группы иноков, которые проживали на территории городских усадеб знати, отправляя службу в их домовых церквях-обителях. Их функции в основном ограничивались удовлетворением религиозных потребностей семьи ктитора[11]. Таким образом, возникновение первых монастырей было обусловлено, так сказать, «движением сверху». Малочисленность и зависимость от воли ктиторов препятствовали становлению монашества в качестве самостоятельной и социально значимой силы древнерусского общества.

Этот вывод многое объясняет. Так, например, он объясняет то, почему на первых порах древнерусские авторы не различали понятий «церковь» и «монастырь», а воспринимали их как синонимы. Это хорошо видно на примере построенного Ярославом монастыря св. Георгия, который в сообщении летописной статьи 6571 (1063) г. о смерти и погребении князя Судислава назван просто «церковью святого Георгия»[12]. Он также объясняет, почему преподобный Антоний Печерский, вернувшись с Афона, не захотел поселиться ни в одном из киевских монастырей. По всей видимости, ктиторские обители столицы были далеки от того идеала монашеского служения, который Антоний усвоил на Святой Горе. И, наконец, он объясняет, почему ни в одной из столичных обителей не был принят юный Феодосий Печерский. Частные монастыри не были заинтересованы в увеличении числа пострижеников, поскольку это грозило увеличением расходов. Нестор прямо пишет: «Они же (насельники киевских монастырей. – Ю.А.), видевше отрока простость и ризами худыми облечена, не хотеша того прияти»[13].

Ситуация начинает меняться во второй половине XI в.: черное духовенство все чаще попадает в поле зрения древнерусских книжников. Первый случай участия иноков в значимом общественном мероприятии относится к 20 мая 1072 г., когда сыновья Ярослава – Изяслав, Святослав и Всеволод – организовали третье перенесение мощей Бориса и Глеба. Среди присутствующих источники называют по имени трех настоятелей киевских монастырей, отмечая при этом, что были «и прочии вьси игоумени»[14].

К 1078 г. относится первое известие об участии монашества в похоронах Рюриковича. В рассказе о погребении киевского князя Изяслава Ярославича (1054–1078, с перерывами) читаем: «И вземше тело его, привезоша и в лодьи, и поставиша противу Городьцю, изиде противу ему весь городъ Кыевъ, и възложивше тело его на сани, повезоша и, съ песнями попове и черноризци понесоша и в град»[15]. Здесь к уже привычным «попове» автор добавляет «и черноризци». Участием черного духовенства были отмечены похороны князей: Ярополка Изяславича (1086 г.), Всеволода Ярославича (1093 г.) и Ростислава Всеволодовича (1093 г.)[16].

О существенном возрастании роли монашества в общественной жизни страны в конце XI – начале XII в. говорят сообщения Повести временных лет под 6604 (1096) г. и 6609 (1101) г. В первом случае летопись приводит слова киевского князя Святополка Изяславича (1093–1113) и переяславского князя Владимира Мономаха (1094–1113), обращенные к черниговскому князю Олегу Святославичу (1094–1097): «Поиди Кыеву, да порядъ положимъ о Русьстеи земли пред епископы, и пред игумены, и пред мужи отець нашихъ, и пре(д) людми градьскыми, да дыбох оборонили Русьскую землю от поганых»[17]. Как видно из текста, игумены упомянуты в числе тех, кто должен был засвидетельствовать княжеский договор («поряд») о прекращении распрей и организации совместных действий против внешнего врага – половцев. Другое сообщение является первым документально зафиксированным фактом выступления собрания игуменов в качестве миротворцев и поручителей за опального Рюриковича: «В то же лето заратися Ярославъ Ярополчичь Берестьи и иде на нь Святополкъ, и заста и в граде, и емъ и, и окова, и приведе и Кыеву. И молися о нем митрополитъ и игумени, и оумолиша Святополка»[18]. Заступничество митрополита и настоятелей возымело действие: после клятвы у мощей святых Бориса и Глеба с Ярослава сняли оковы, а затем отпустили.

Таким образом, начиная с 70-х годов XI в. древнерусское иночество становится участником значимых публичных мероприятий и политических акций. Этому предшествовал всплеск интереса к монашеству в древнерусском обществе, который пришелся на 50–60-е годы XI в. Данный период стал судьбоносным в истории русского иночества.

Для того чтобы понять смысл произошедших перемен, обратимся к перечню участников перенесения мощей святых Бориса и Глеба 20 мая 1072 г. (в изложении «Сказания чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида»): «И съвъкоупивъшеся вься братия: Изяслав, Святославъ, Всеволодъ; митрополитъ Георгии Кыевьскыи, дроугыи Неофитъ Чьрниговьскыи; и епископии: Петръ Переяславьскыи, Никита Бѣлогородьскыи и Михаилъ Гургевьскыи; и игоумени: Феодосии Печерьскыи и Софронии святааго Михаила, и Германъ святааго Спаса, и прочии вьси игоумени» [19].

Как можно заметить, при перечислении участников церемонии автор Сказания использует иерархический принцип от высших к низшим. Среди князей первым назван старший Изяслав, вторым – средний Святослав, третьим – младший Всеволод. В ряду архиереев сначала выступает митрополит Киевский, затем – титулярный митрополит Черниговский и только потом – епископы Переяславский, Белгородский и Юрьевский. Список игуменов открывает Феодосий Печерский, за ним следуют Софроний «святааго Михаила» и Герман «святааго Спаса», а затем – «прочии вьси».

Первым в перечне игуменов назван настоятель Киево-Печерского монастыря, который был основан афонским пострижеником Антонием. Согласно «Сказанию о начале Печерского монастыря» (в летописи под 6559 (1051) г.), по возвращении со Святой Горы «отец русского иночества» рассчитывал поселиться в одном из уже существовавших киевских монастырей, но вскоре отказался от этого замысла. Местом своих подвигов он избрал покрытый лесом высокий правый берег Днепра. Здесь, неподалеку от великокняжеского села Берестово, Антоний копал пещеру, постился, пребывал в бдении и молитвах. Вскоре у него появились последователи. Монастырь быстро рос: уже к началу 60-х годов XI в. общая численность братии достигла 100 человек, что по меркам того времени было невероятно большой цифрой[20]. Достаточно сказать, что в среднестатистическом византийском монастыре того времени проживало приблизительно 8–10 монахов.

Вторым в перечне упоминается игумен «святааго Михаила». Речь идет о настоятеле Михайловского Выдубицкого монастыря, основание которого иногда приписывают князю Всеволоду Ярославичу. Однако это не так. Археологические исследования территории Выдубицкого монастыря, проводившиеся М.К. Каргером (1945 г.) и Т.А. Бобровским (2003 г.), показали, что строительству каменного Михайловского собора, которое началось при финансовой помощи князя Всеволода в 1070 г., предшествовало пещерное поселение анахоретов, возникшее в середине XI в. Оно представляло собой группу изолированных друг от друга подземных камер-келий, каждая из которых имела отдельный выход на поверхность склона в сторону Днепра. Впоследствии поселение пещерников эволюционировало в наземный общежительный монастырь. Часть пещер была разрушена при строительстве собора, но некоторые продолжали использоваться вплоть до середины XIII в.[21] Таким образом, возведение каменного собора не было собственно началом монастыря. Следовательно, Всеволод был не основателем Выдубицкой обители, а ее покровителем. Следует отметить и тот факт, что в письменных источниках монастырь ни разу не называется «отчим» по отношению к потомкам Всеволода. Более того, ни один из них не был похоронен в его стенах. Фамильный некрополь располагался в монастыре святого Андрея, который Всеволод основал в честь своего небесного покровителя.

Последним среди участников церемонии перенесения мощей Бориса и Глеба назван Герман, игумен «святааго Спаса». «Святым Спасом» агиограф именует Спасо-Преображенский монастырь. Уже Макарий (Булгаков) обратил внимание, что еще в конце XI в. он носил второе название – Германеч[22]. Оно свидетельствует о том, что основателем обители был Герман – участник третьего перенесения мощей Бориса и Глеба. Время ее возникновения следует относить к 50–60-м годам XI в.

Сказанное позволяет заключить, что, во-первых, в перечне участников торжеств 20 мая 1072 г. упомянуты игумены монастырей, которые своим возникновением не были обязаны почину княжеской власти, но именно они занимали первенствующее положение среди древнерусских обителей того времени. Во-вторых, в нем не названы настоятели княжеских обителей, существование которых надежно засвидетельствовано источниками. Так, в нем не упомянуты игумены следующих монастырей: св. Георгия и св. Ирины, отстроенных князем Ярославом Мудрым (не позднее 1054 г.), св. Дмитрия, основанного князем Изяславом (не позднее 1062 г.), и св. Николая, созданного его супругой Гертрудой (не позднее 1062 г.).

И, наконец, последнее наблюдение, которое представляется мне весьма значимым, состоит в том, что три названных монастыря были ближайшими соседями. А значит, можно говорить о возникновении в третьей четверти XI века на южной окраине Киева, неподалеку от великокняжеского села Берестово, крупного монашеского центра, который получил широкое общественное признание. Причем этот центр продолжал активно развиваться. Около 1078 г. здесь началось строительство Кловского монастыря, посвященного чуду Богородицы во Влахерне. Вероятно, на рубеже XI–XII в. к юго-западу от Киево-Печерской обители возник Зверинецкий монастырь. Как и соседние обители, он начинался с пещерного поселения монахов-отшельников, а затем получил развитие на поверхности[23]. О самостоятельности монастыря свидетельствует пещерное граффито с упоминанием «игуменов зверинецких»: Леонтия, Маркияна, Михаила, Ионы, Мины, Климентия и Мануила[24]. В письменных источниках обитель не упоминается и известна лишь благодаря археологическим исследованиям ее подземных сооружений. Следовательно, можно предполагать, что комплекс монастырей на южной окраине Киева не ограничивался пятью названными обителями. Очевидно, что здесь более или менее продолжительное время существовали и другие монашеские общины, названия которых источники не сохранили.

Монашеский комплекс в районе Берестово оставался средоточием иноческой жизни Руси вплоть до трагических событий середины XIII в. Это был крупнейший центр развития письменности. Здесь осуществлялись переводы и составлялись оригинальные произведения древнерусской литературы. Здесь собирались первые библиотеки, процветали ремесла и искусства. Здесь располагалась «школа» подготовки православных иерархов. Только из Киево-Печерского монастыря в домонгольский период вышло более 50 глав русских епархий.

Близость расположения и общность интересов иноческих общин в районе Берестово способствовали внутренней консолидации и вызреванию среди насельников корпоративного сознания. Эти процессы протекали в разных формах. Житие Феодосия Печерского, например, содержит любопытное свидетельство, согласно которому братия Киево-Печерского монастыря во главе со своим игуменом в день памяти святого Димитрия Солунского (небесного покровителя князя Изяслава) посещала одноименный монастырь в городе. Очевидно, что традиция взаимных посещений с общими богослужениями и совместными трапезами практиковалась и среди расположенных по соседству обителей. Черноризцы разных монастырей могли собираться вместе по случаю поставления игуменов, освящения соборов и церквей, похорон настоятелей и выдающихся пострижеников. Это сближение монашеских общин в районе Берестово, в конечном счете, привело к возникновению здесь в 70-е годы XII в. первой на Руси архимандритии.

Предлагаемые наблюдения позволяют поставить под сомнение утвердившийся в науке тезис о преобладающей роли княжеско-боярских («отчих») монастырей в Древней Руси. О таком преобладании, в действительности, можно говорить только применительно к первой половине XI в., когда христианство в основном было «верой аристократического общества». В 50-е – 60-е годы XI в. на первый план выходят обители, основанные самими монахами, и, прежде всего, комплекс иноческих общин в районе Берестово во главе с Киево-Печерским монастырем. Это и есть наша «русская Фиваида»! Ее возникновение было связано не с деньгами и властью, а с «движением снизу», в основе которого лежали глубокая вера, подлинное благочестие и аскетизм. Это новое явление в жизни древнерусского иночества тонко подметил летописец, который, рассказывая о возникновении Киево-Печерского монастыря, записал: «Мнози бо манастыри от цесарь и от бояръ и от богатьства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлени слезами, пощеньемь, молитвою, бденьемь»[25].

[1] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – СПб., 2004. Т. 1. С. 237.

[2] Франклин С., Шепард Д. Начало Руси. 750–1200. – СПб., 2009. С. 479.

[3] Казанский П.С. История православного русского монашества от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания лавры св. Троицы преподобным Сергием. – М.,1855.

[4] Молдован А.М. «Слово о законе и благодати» Илариона. – Киев, 1984. С. 93.

[5] Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988–1237 гг.). – СПб., 1996. С. 198.

[6] Зимин А.А. Память и похвала Иакова Мниха и Житие князя Владимира по древнейшему списку // Кр. сообщ. Ин-та славяноведения АН СССР. 1963. № 37. С. 70.

[7] ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. Стб. 151.

[8] ПСРЛ. Т. I. Стб. 162.

[9] Соколов И.И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века (842–1204): Опыт церковно-исторического исследования. – СПб., 2003. С. 118–119.

[10] Христианство в Древнепольском и Древнечешском государстве во 2-й половине X – 1-й половине XI в. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго тысячелетия / Отв. ред. Б.Н. Флоря. – М., 2002. С. 190‒266.

[11] Подробнее об этом см.: Артамонов Ю.А. Монастырское строительство на Руси в эпоху Ярослава Владимировича // Ярослав Мудрый и его эпоха. – М., 2008. С. 187–201.

[12] ПСРЛ. Т. I. Стб. 163.

[13] Успенский сборник XII–XIII вв. / Подгот. к печ. О.А. Князевская и др. – М.,1971. С. 80.

[14] Бугославський С.А. Памʼятки XI–XVIII вв. про князiв Бориса та Глiба: Розвiдка та тексти // Текстология Древней Руси. Т. 2: Древнерусские литературные произведения о Борисе и Глебе / Сост. Ю.А. Артамонов. – М., 2007. С. 533.

[15] ПСРЛ. Т. I. Стб. 202.

[16] Там же. Стб. 206, 217, 221.

[17] Там же. Стб. 229–230.

[18] Там же. Стб. 274–275.

[19] Бугославський С.А. Указ. соч. С. 553.

[20] ПСРЛ. Т. I. Стб. 155–160.

[21] Бобровський Т.А. Підземні споруди Києва від найдавніших часів до середини ХІ ст. (спелео-археологічний нарис). – Киев, 2007. С. 59. Кроме того, см.: Он же. Печери Видубицького монастиря у Києві (за матерiалами дослiджень вiддiлу «Київ-пiдземний») // Київ i кияни (матерiали щорiчної науково-практичної конференцїi). – Киев, 2005. С. 6–9.

[22] Макарий (Булгаков). История Русской церкви. – М., 1995. Кн. 2. С. 171. То же см.: Голубинский Е.Е. История Русской церкви. – М.,1904. Т.1. Ч.II. С. 585–586.

[23]Воронцова Е.А. Киевские пещеры. – Киев, 2005. С. 67–127.

[24] Высказывалось мнение, что Зверинецкие пещеры являлись некрополем Киево-Печерского или Выдубицкого монастырей (Эртель А.Д. Древние пещеры в Киеве на Зверинце. – Киев, 1913. С. 34–36).

[25] ПСРЛ. Т. I. Стб. 159.

Распечатать

27.09.2015

Социальные сети

Возникновение церкви на месте пещеры

Вместе со своими учеником Феодосием, монах собрал группу таких же начинающих священников из двенадцати человек, и вместе они организовали одну из первых церквей в Киеве. Церковь была маленькая. Было всего пара икон и молитвы. Но быстро стала известной во всей Киевской Руси. Со временем стали приходить люди молиться. Все больше и больше народа стало приходить, чтобы посмотреть на новую церковь. Стало не хватать места. И Антоний решил под соседним холмом создать новую пещеру для того, чтобы там жить. Монах решил, что нужно построить настоящую церковь. Пошел к князю Киевской Руси Изяславу Ярославичу за разрешением на постройку.

Монашество и монастыри

Монашество возникло в древности, в первые века христианства, но расцвет монашеской жизни относится к IV веку[1]. Монашество — служение особое. Монахи, по слову Христа Спасителя, оставляют все и следуют за Господом. Они жертвуют всем тем, что составляет земное благо для обычного человека: семьей, имуществом, своей волей и мирскими удовольствиями, — чтобы особенно усердно послужить Богу. Христиан иногда называют воинами Христовыми. Продолжая эту аналогию, можно сказать, что монахи — не просто воины, а воины специального назначения. «Монашество — цвет христианства по чистоте и возвышенности духовной жизни избранных, посвятивших себя на служение Богу», — сказал епископ Петр (Екатериновский).

Во время пострига вступающий в монашество дает три обета: нестяжания, целомудрия и послушания. Эти обеты есть выражение всецелой «преданности себя Богу, с таким расположением духа, по которому христианин всего себя, все, что ему принадлежит, все, что может с ним сретиться, предоставляет воле и Провидению Божию, так что сам остается только стражем своей души и тела как стяжания Божия» (святитель Филарет Московский). Принявшему монашество дается новое имя, потому что он духовно родился для новой жизни.


Постриг

Монашествующие отрекаются от мира, чтобы вести строгую духовную жизнь, каждодневную усиленную брань со страстями и врагами нашего спасения — бесами. Своей молитвенной жизнью монахи служат не только Богу, но и людям. Они молятся за людей, оказывают духовную и социальную помощь нуждающимся. Наши русские монастыри всегда были центрами духовной жизни. В них велась большая научно-богословская работа, процветали церковные искусства и промыслы. Но монастыри были не только духовными крепостями, но и укрепленными форпостами, заставами на пути врага, захватчика. Во время нашествия иноплеменников они, иногда много месяцев, держали оборону и укрывали в своих стенах жителей ближайших поселений. Вспомним мужество монахов во время осады Троице-Сергиевой лавры в XVII веке, в пору Смутного времени.

Ныне в монастырях ведется большая духовная, просветительская, издательская, социальная работа. При некоторых монастырях есть дома престарелых, детские приюты, воскресные школы.

Монастыри бывают мужскими и женскими. Большие, особо прославленные мужские монастыри называются лаврами (Троице-Сергиева, Александро-Невская, Свято-Успенская Почаевская, Свято-Успенская Святогорская).

Перед принятием пострига поступившие в монастырь иногда в течение нескольких лет проходят период подготовки, послушания. Эти люди называются послушниками.

Следующая степень — это рясофор, когда над послушником читают определенные молитвы, крестообразно постригают волосы и надевают рясу.

При посвящении в следующую степень, которая называется малая схима, монах приносит обеты и над ним совершается постриг с изменением имени. На него надевают монашеские одежды: подрясник, рясу, мантию и клобук, в руки дают четки.

Существует и более строгая степень монашества — великая схима. Обеты при этом даются более строгие. Монах принимает новое имя. Вместо клобука надевает схимнический куколь, покрывающий голову и плечи.


Схимнический куколь

Монах, рукоположенный в священный сан, называется иеромонахом. Иеромонашество имеет свои степени: игумен, архимандрит.

Монах-диакон называется иеродиаконом, старший иеродиакон носит именование архидиакона.

Первый монастырь в Киевской Руси

И вот, в 1051 году в столице Украины Киеве построена первая церковь. Сейчас, в наши дни, на ее месте находится главный собор Печерской лавры.Сразу же построенная церковь переименовалась в монастырь. Печорский – такое было название первого монастыря в Киевской Руси. Ответ на вопрос, почему церковь называлась именно печорской, прост. Потому что с украинского языка, слово “печера” переводится как “пещера”.В 1074 году Антоний умер. Монахи решили его похоронить в лабиринте между пещерами. С тех пор, это стало традицией. Многие служащие были похоронены в церковной усыпальнице.В 1089 году было полностью закончено строительство. Это была красивая, большая, каменная церковь, украшенная фресковой живописью, иконами, свечками.

Клин православный

Автор: игумен Тихон (Полянский)

Обычно уже на стадии строительства монастырь огораживался стеной. Деревянная, а потом каменная ограда, отделявшая монастырь от мира, делала его похожим на особенный город или духовную крепость. Место, где располагался монастырь, выбиралось не случайно. В учет принимались соображения безопасности, поэтому традиционно монастырь строился на холме при устье ручья, впадающего в речку, либо в месте слияния двух рек, на островах или берегах озера. До самой середины XVII в. русские монастыри играли важную военно-оборонительную роль. Патриарх Московский и всея Руси Никон говорил, что «в нашей стране есть три очень богатых монастыря — великие царские крепости. Первый монастырь — святой Троицы. Он больше и богаче остальных, второй… известен под именем Кирилло-Белозерского… Третий монастырь — Соловецкий…» Монастыри играли большое значение и в обороне Москвы, как бы кольцом опоясывая столицу: Новодевичий, Данилов, Новоспасский, Симонов, Донской. Их стены и башни были построены по всем правилам военного искусства.

Во время вражеского нападения в «осадное сидение» под защиту монастырских стен собирались жители окрестных селений, и вместе с иноками и дружинниками они занимали боевые посты. Стены больших монастырей имели несколько ярусов, или уровней боя. На нижнем устанавливались артиллерийские батареи, со среднего и верхнего врагов поражали стрелами, камнями, лили кипяток, горячую смолу, сыпали золу и раскаленные угли. Каждая башня в случае захвата участка стены нападавшими могла становиться самостоятельной маленькой крепостью. Склады боеприпасов, запасы продовольствия и внутренние колодцы или подземные ручьи позволяли до подхода помощи автономно выдерживать осаду. Монастырские башни и стены выполняли не только оборонительные задачи. Основное время их роль была вполне мирной: внутренние помещения использовались для нужд монастырского хозяйства. Здесь располагались кладовые с припасами и разные мастерские: поварни, пекарни, квасоварни, прядильни. Иногда в башнях заключались преступники, как это было в Соловецком монастыре.

Башни могли быть глухими или проездными, имевшими ворота внутрь монастырской ограды. Главные и самые красивые ворота назывались Святыми вратами и располагались обычно напротив монастырского собора. Над Святыми вратами часто помещался небольшой надвратный храм, а иногда и колокольня (как в Донском и Даниловом монастырях). Надвратную церковь обычно посвящали Входу Господню в Иерусалим или праздникам в честь Пресвятой Богородицы, что обозначало покровительство Господа и Пречистой Божией Матери над монастырским «градом». Нередко в этом храме, при самом входе в монастырь, совершались монашеские постриги, и вновь постриженный монах как бы впервые входил в святую обитель в своем новом состоянии.

Внутри по периметру монастырских стен располагались корпуса братских келий. В начале существования монастыря кельи представляли собой обычные рубленые избы, которые по мере роста благосостояния обители сменялись каменными домами, иногда многоэтажными. В центре жилой застройки находился главный монастырский двор, посередине которого стояли самые главные строения. И духовно, и архитектурно ансамбль монастыря возглавлял монастырский собор, который старались построить высоким, светлым, заметным издали. Как правило, первый храм закладывался и строился из дерева самим святым основателем монастыря, затем его перестраивали в камне, и в этом соборе находили упокоение мощи основателя. Главный монастырский храм давал название всему монастырю: Вознесенский, Златоустовский, Троице-Сергиев, Спасо-Андроников. В соборе проходили главные службы, торжественно принимались высокие гости, зачитывались государевы и архиерейские грамоты, хранились величайшие святыни.

Не меньшее значение имел трапезный храм — особое здание, в котором с востока устраивалась сравнительно небольшая церковь с примыкающей к ней обширной трапезной палатой. Конструкция трапезной церкви была подчинена требованиям монастырского общежительного устава: иноки наряду с совместной молитвой разделяли и общее вкушение пищи. Перед принятием пищи и после братия пела молитвы. Во время самой трапезы «учиненный брат» читал поучительные книги — жития святых, толкования священных книг и обрядов. Празднословить во время еды не позволялось.

Трапезная, в отличие от большого монастырского собора, могла отапливаться, что в условиях долгой русской зимы имело важное значение. Благодаря большим размерам трапезная палата могла вместить всю братию и паломников. Поразительны размеры трапезной палаты Соловецкого монастыря, площадь которой составляет 475 м?. Благодаря большому пространству трапезные храмы становились местом монастырских собраний. Уже в наши дни просторные трапезные храмы Новодевичьего и Троице-Сергиева монастырей становились местом проведения Соборов Русской Православной церкви.

В северных русских монастырях трапезная часто располагалась на достаточно высоком цокольном этаже — так называемом «подклете». Это одновременно позволяло сохранить тепло и разместить различные службы: монастырские погреба с припасами, поварни, просфорни, квасоварни. Длинными зимними вечерами в теплой трапезной шла многочасовая служба, в промежутках между богослужениями монахи и богомольцы подкреплялись положенной по уставу пищей, слушали чтение рукописных книг. Чтение в монастыре вовсе не было способом провождения времени или развлечением, оно как бы продолжало богослужение. Одни книги предназначались для совместного чтения вслух, другие читались келейно, то есть монахом в своей келье. В древнерусских книгах были духовные поучения о Боге, о молитве и милосердии; читатель или слушатель узнавал многое о мире, об устройстве Вселенной, получал сведения по анатомии и медицине, представлял далекие страны и народы, углублялся в древнюю историю. Письменное слово несло людям знание, поэтому к чтению относились как к молитве, а книги берегли и собирали. Пустые или праздные книги в монастыре были просто немыслимы.

В монастыре кроме собора, трапезной и надвратной церквей могло быть еще несколько церквей и часовен, построенных в честь святых или памятных событий. Во многих монастырях с обширной застройкой весь комплекс зданий мог быть соединен крытыми каменными переходами, которые связывали воедино все постройки. Помимо удобства эти переходы символизировали священное единство внутри монастыря.

Еще одним обязательным сооружением главного монастырского двора была колокольня, которую в разных местностях также называли звонарня или звонница. Как правило, высокие монастырские колокольни сооружались достаточно поздно: в XVII — XVIII веках. С высоты колокольни велось наблюдение над десятками верст окрестных дорог, и в случае замеченной опасности немедленно раздавался тревожный звон. Замечательны по объединяющему общему замыслу колокольни сторожевых московских монастырей: с каждой из них была видна колокольня Ивана Великого в Кремле.

Все монастырские колокола различались как по своим размерам, так и по тембру звучания. По звону колоколов богомолец узнавал о приближении к монастырю, когда сам монастырь еще нельзя было увидеть. По характеру звона можно было узнать о событии, по поводу которого звонит колокол, будь то нападение врагов или пожар, смерть государя или архиерея, начало или конец богослужения. Колокольный звон в древности был слышен на несколько десятков километров. На колокольне несли послушание звонари, для которых звонить в колокола было особым искусством и делом всей жизни. В любое время года они поднимались по узким и крутым деревянным лестницам, на леденящем ветру или под палящим солнцем раскачивали многопудовые колокольные языки и ударяли в колокола. А в непогоду именно звонари спасали десятки жизней: в пургу, в ночной ливень или туман они часами звонили на колокольне, чтобы захваченные врасплох стихией путники не сбились с дороги3.

При монастырях существовали братские кладбища, на которых погребали насельников монастыря. Многие мирские люди считали большой честью быть похороненным при монастыре, неподалеку от святынь и храмов, и делали различные вклады на поминовение души.

По мере роста монастыря в нем появлялось множество специальных служб. Они образовывали хозяйственный двор монастыря, расположенный между жилыми постройками и монастырскими стенами. На нем возводились конюшни, кожевенные и дровяные склады, сеновалы. Отдельно неподалеку от монастыря могли быть построены больницы, библиотеки, мельницы, иконописные и прочие мастерские. От монастыря в разные стороны шли дороги к скитам и монастырским угодьям: полям, огородам, пасекам, сенокосам, скотному двору и рыбным ловлям. По особому благословению иноки, на которых было возложено хозяйственное послушание, могли жить отдельно от монастыря и приходить туда на службы. В скитах жили старцы, принявшие подвиг затворничества и молчальничества, они годами могли не выходить за пределы скита. Бремя затвора они слагали после достижения духовного совершенства.

Помимо ближайшей округи, монастырь мог обладать землями и угодьями в отдаленных местах. В крупных городах строились монастырские подворья — как бы монастыри в миниатюре, череду служб в которых несли иеромонахи, присланные из монастыря. У подворья мог быть настоятель, здесь останавливался игумен и другая монастырская братия, когда приезжали в город по каким-либо делам. Подворье играло важную роль в общей жизни монастыря, через него шла торговля: привозились продукты, произведенные в монастырском хозяйстве, а в городе приобретались книги, ценности, вина.

Любым монастырем в древности управлял игумен (или игуменья, если монастырь был женским). Это название начальствующего лица по-гречески означает «правящий, предводительствующий». С 1764 г. по «штатному расписанию» игумен возглавлял обитель третьего класса, а монастыри первого и второго класса стали возглавляться архимандритами. Игумен или архимандрит жил в отдельных настоятельских покоях. Ближайшими советниками игумена были старцы — особо умудренные монахи, не обязательно имевшие священный сан. Большое значение в составе монастырского управления, особенно по хозяйственной части, имел келарь, заведовавший кельями и размещением в них монахов, наблюдавший за чистотой, порядком и благоустройством монастыря. Монастырской казной, приемом и расходом денежных средств ведал казначей. Монастырская ризница, утварь и облачения были под ответственностью ризничего. За порядок отправления службы в церкви в соответствии с богослужебным уставом отвечал уставщик. Для выполнения различных поручений сановных лиц к ним приставлялись келейники, обычно из числа послушников, еще не принявших пострига. Для совершения каждодневных богослужений устанавливалась череда монахов-священников, которых называли по-гречески иеромонахами, или священноиноками по-русски. Им сослужили иеродиаконы; иноки, не имевшие посвящения в сан, выполняли обязанности пономарей — приносили и разжигали уголь для кадила, подавали воду, просфоры, свечи для службы, пели на клиросе.

В монастыре существовало распределение обязанностей для каждого монаха. Каждый из братии имел определенное послушание, то есть работу, за которую он отвечал. Помимо послушаний, связанных с управлением обителью и церковной службой, было немало послушаний чисто хозяйственного характера. Это заготовка дров, обработка полей и огородов, уход за скотиной. Трудившиеся на поварне иноки умели вкусно приготовить монастырскую трапезу, в основном — растительную или рыбную (не случайно сегодня в любой кулинарной книге мы можем найти их древние рецепты блюд «по-монастырски»). В пекарне выпекали душистые хлеба, а выпечку просфор — особых округлых квасных хлебцов с изображением креста для Литургии — доверяли только опытному пекарю, просфорнику. Выпечка просфор — святое дело, ведь именно с этого начинается подготовка Литургии. Поэтому многие преподобные подвижники, достигшие и высот духовного делания, и всеобщего признания, не считали для себя выпечку просфор «черновой» работой. Сергий Радонежский собственноручно молол и сеял муку, квасил и месил тесто, сажал листы с просфорами в печь.

На богослужение ранним утром монахов поднимал «будильщик» — инок, который с колокольчиком в руках обходил все кельи и при этом возглашал: «Пению время, молитве час, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» После того как все собирались в соборе, начинался братский молебен, обычно совершаемый перед мощами святого основателя монастыря. Затем читались утренние молитвы и полунощница, а после отпуста вся братия прикладывалась к чтимым святыням монастыря — чудотворным иконам и мощам. После этого, получив благословение игумена, шли на послушания, за исключением того иеромонаха, чья очередь была совершать Божественную Литургию.

Братия монастыря напряженно трудилась для обеспечения обители всем необходимым. Хозяйство многих древнерусских монастырей было образцовым. Не всегда имея возможность для ведения сельского хозяйства в самой столице, московские монастыри владели подмосковными и более отдаленными селами. Жизнь крестьян в монастырских имениях в годы татарского ига, да и после него, была богаче и легче. Среди монастырских крестьян был высок процент грамотных. Иноки всегда делились с неимущими, помогали больным, обездоленным и путешествующим. При монастырях существовали странноприимные дома, богадельни и больницы, обслуживаемые монахами. Из монастырей часто рассылали милостыню томившимся в заключении узникам, бедствующим от голода людям.

Важной заботой иноков было строительство и украшение храмов, написание икон, переписка богослужебных книг и ведение летописей. Ученых монахов приглашали для обучения детей. Как центры просвещения и культуры особенно славились Троице-Сергиев и Иосифо-Волоцкий монастыри недалеко от Москвы. В них были собраны огромные библиотеки. Преподобный Иосиф, собственноручно переписывавший книги, известен нам как выдающийся древнерусский писатель. В Спасо-Андрониковом монастыре в Москве создавали свои шедевры великие иконописцы Андрей Рублев и Даниил Черный.

Русский народ любил монастыри. Когда возникал новый монастырь, люди начинали селиться вокруг него, и постепенно образовывался целый поселок или слобода, иначе называвшаяся «посадом». Так в Москве образовалась Данилова слобода вокруг Данилова монастыря на речке Даниловке, ныне исчезнувшей. Целые города выросли вокруг Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерского, Ново-Иерусалимского монастырей. Монастыри всегда были идеалом и школой русской духовной культуры. В течение многих столетий они воспитывали неповторимый характер не только русского инока, но и русского человека. Не случайно борьба за свержение ордынского ига была одухотворена благословением из монастыря преподобного Сергия Радонежского, а на Куликовом поле плечом к плечу с русскими дружинниками стояли святые иноки Пересвет и Ослябя.

Сноски 3. Среди всех монастырей России колокольный звон в советские годы, невзирая на официальные запреты, никогда не прекращался в Псково-Печерском монастыре. Стоит назвать некоторые имена тех талантливых звонарей, которые сохраняли и возрождали древнее искусство звона в XX столетии: известный музыкант К. Сараджев, впервые предложивший особую нотную запись звонов, слепой инок Сергий и К. И. Родионов (в Троице-Сергиевой лавре), о. Алексий (в Псково-Печорах), В. И. Машков (в Новодевичьем монастыре)

Фото: священник Александр Ивлев

Начало статьи

О монашестве Автор: Ирина Филиппова О монашестве. Беседа с игуменом Кириллом (Федотовым), бывшим настоятелем Преображенской церкви села Селенское, трагически погибшим в конце декабря 2007 г. Монашество — это не какая-то степень святости, это не какое-то признание заслуг, монашество — это образ покаяния. Поэтому любой человек, в каком бы сане, чине, ранге он не был, какую бы должность не занимал, какую бы жизнь он не вел — нравственную, безнравственную, он никогда не лишен надежды быть монахом.

Происхождение обрядов и чинов пострижения в монашество Автор: Составил иеродиакон Николай (Летуновский) Монашество на Востоке существовало в двух видах: пустынножительство отшельников, или анахоретов, и монашеское киновитство. Примером пустынножительства служит жизнь прп. Антония Египетского (251-356 гг.). Одновременно с процветанием пустынножительства в Египте, преподобный Пахомий (295-345 гг.) ввел другую форму монашеской жизни — киновитство. Монашество, быстро распространявшееся по всему миру, уже с V в. стало реальной силой в Церкви и играло чрезвычайно важную роль в ее жизни, а монахи становились миссионерами и проповедниками слова Божия среди язычников

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт «КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ». Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.

Нападение на монастырь

hram-troicy.prihod.ru

За всю свою историю монастырю пришлось пережить не мало нападений, войн, уничтожения. И каждый раз Лавра возвращалась к жизни.

  • Первое нападение произошло в 1096 году, когда половцы разгромили и уничтожили всю святыню, оставив лишь каменные стены. Так она простояла до 1108 года, пока князь Глеб Всеславич не дал указ восстановить собор. Так церковь дополнилась новыми постройками, красочными фресками, книгами, иконами. Вокруг поставлен надежный, высокий забор. Появился приют для нищих, где их кормили, давали ночлег, работу.
  • В 1151 году на церковь пережила новое восстание. В этом году турки захватили город Киев.
  • Это далеко не последнее, что пережила Печорская церковь. Нападение Рюрика Ростиславича в 1203 году;
  • Орда Батыя в 1240 году;
  • Крымского войска в 1482 году;

И каждый раз она восстанавливалась и проводила молитвы, принимала прихожан, помогала нищим и голодным. И с каждым разом становилась все красивее и больше. В 1556 году великая Печерская церковь стала знаменита на весь мир, красива и стала самой большой достопримечательностью в Киевской Руси. В 1556 году произошло нападение брестской унии. Впервые крепость смогла дать вооруженное сопротивление униатам.

АНДРЕЕВСКИЙ СТАВРОПИГИАЛЬНЫЙ МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ

Опубликовано: 07.10.2015

Доклад Ю.А. Артамонова, кандидата исторических наук, доцента, научного сотрудника Института всеобщей истории РАН на Международной богословской научно-практической конференции «Монашество Святой Руси: от истоков к современности» (Москва, Покровский ставропигиальный женский монастырь, 23−24 сентября 2015 года)

Ранняя история русского иночества является той областью наших знаний, где вопросов пока больше, чем ответов. Когда на Руси появились первые монахи и первые обители? Кто выступал инициатором создания монастырей? Кем они были населены? В чьей юрисдикции находились? Дать однозначные и исчерпывающие ответы на все эти вопросы в настоящий момент не представляется возможным. Многое в организации жизни древних обителей для нас по-прежнему остается загадкой. Не случайно А.В. Карташев, автор «Очерков по истории Русской Церкви», подводя итог работы дореволюционной церковно-исторической школы, писал: «Начало русского монашества представляет как бы некоторую загадку»[1]. То же признание делает сегодня один из наиболее авторитетных медиевистов, профессор славистики Кембриджского университета Саймон Франклин: «Начало монашества на Руси покрыто мраком неизвестности»[2].

В чем же причина этой «загадочности» и «неизвестности»? Ответ очевиден: в остром дефиците источников. Именно поэтому исследователи прошлого Русской Церкви порой вынуждены начинать историю нащего монашества с момента возникновения Киево-Печерского монастыря, как это еще в середине позапрошлого столетия делал профессор Московской духовной академии П.С. Казанский[3]. Между тем, рождение Печерской обители относится к середине XI в. А что предшествовало этому событию? Существовало ли монашество при киевских князьях Владимире Святославиче (980–1015) и Ярославе Владимировиче (1019–1054)? Прямых свидетельств источников на этот счет ничтожно мало, но они все-таки есть…

Хронологически первым является свидетельство киевского митрополита Илариона (1051 г.), который в Похвале князю Владимиру (в составе «Слова о законе и благодати») сообщает, что при нем «манастыреве на горах сташа, черноризьци явишася»[4]. Второе принадлежит Иакову Мниху – автору «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» (вторая половина XI в.[5]). Упоминая об обычае правителя устанавливать три трапезы в Господские праздники, он пишет: «Первую – митрополиту с епископы, и с черноризьце, и с попы, вторую – нищим и убогым, третью собе, и бояром своим, и всем мужем своим»[6]. Скептик, наверное, может возразить, что достоверность этих сведений нельзя признать абсолютной, поскольку и в первом, и во втором случае мы имеем дело с жанром похвалы, который допускает некоторое преувеличение. Но в нашем распоряжении имеется еще один источник – «Повесть временных лет» – летописный свод начала XII в. Под 6545 (1037) годом, в рассказе о масштабной строительной деятельности князя Ярослава в Киеве летописец сообщает: «При семь (Ярославе – Ю.А.) нача вера хрестьяньска плодитися и раширяти(ся), и черноризьци почаша множитися и манастыреве починаху быти»[7].

Таким образом, о том, что монашество существовало на Руси уже в первые десятилетия после официального принятия христианства, свидетельствуют сразу три независимых источника. Но и здравый смысл подсказывает, что без иноков была бы невозможна организация первых епископских кафедр, которые на рубеже X–XI вв. уже существовали в Новгороде, Полоцке, Чернигове.

Но странно то, что при обращении к событиям конца X – первой половины XI в. «следы» монашества «теряются». Его нет там, где оно непременно должно быть! За всю первую половину XI в. нам не известно ни одного случая (документально подтвержденного), когда бы представители древнерусских монастырей приняли участие в каком-либо значимом общественно-политическом мероприятии.

Важнейшими событиями церковной и общественно-политической жизни Руси первой половины XI в. были перенесения мощей святых страстотерпцев Бориса и Глеба в Вышгороде. Первый раз мощи братьев переносились из сгоревшей церкви св. Василия в небольшую деревянную часовню («клетъкоу малоу»), а второй – в специально построенный большой пятиглавый деревянный храм. И первое, и второе перенесение были инициированы князем Ярославом Мудрым. При этом обращает на себя внимание тот факт, что памятники Борисоглебского цикла («Сказание чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида» (XI–XII вв.) и «Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба» (начало XII в.)) не называют монахов в числе участников этих торжеств. Упоминаются только князь, боярство, митрополит, клирики Софийского собора, а также приходское священство Киева и Вышгорода. Это тем более показательно, что последующие перенесения (1072 и 1115 гг.) проходили при участии пострижеников сразу нескольких монастырей.

За всю первую половину XI в. мы не находим ни одного летописного упоминания об участии монашества в погребении кого-либо из представителей правящей княжеской династии. Так, например, согласно Повести временных лет, в последний путь киевского князя Ярослава (1054 г.) провожали «попове», а плакали «по немь Всеволодъ и людье вси»[8].

Эти умолчания нельзя признать случайными. Отсутствие упоминаний об участии монашества в значимых публичных мероприятиях первой половины – середины XI в. говорит о том, что в этот период оно было еще малочисленно, разрозненно и не играло самостоятельной роли в жизни общества и государства. Этот вывод находит свое объяснение в самой природе первых русских монастырей.

Что же представляли собой древнерусские обители периода княжения Владимира и Ярослава? За истекшие двести лет высказывались различные суждения на этот счет. В современной исторической науке утвердилось мнение, согласно которому инициатива создания первых монастырей исходила от светской власти, поэтому в Древней Руси преобладали княжеские ктиторские обители (Я.Н. Щапов, Б.Н. Флоря, Н.В. Синицына, А. Поппэ и др.).

Это мнение не лишено оснований. Действительно, первое достоверное известие о возведении монастырей читается в летописном сообщении о градостроительной деятельности князя Ярослава в Киеве. Летописец пишет, что наряду с Золотыми воротами, храмом св. Софии и церковью Благовещения князь заложил обители св. Георгия и св. Ирины. Эти монастыри были посвящены святым покровителям Ярослава и его второй супруги Ингигерды (в крещении Ирины), дочери шведского короля Олафа. Примеру Ярослава последовали его сыновья, создавшие в Киеве собственные обители: князь Изяслав (1054 – 1078, с перерывами) отстроил монастырь св. Димитрия, Святослав (1073–1076) – св. Симеона в Копыреве конце, Всеволод (1078 – 1093) – св. Андрея. Очевидно, что Рюриковичи ориентировались на византийский опыт. Там практика создания монастырей императорами и вообще людьми состоятельными (чиновниками, военными, купцами и т. п.) была чрезвычайно широко распространена[9].

Этот опыт частного строительства получил распространение и в Древней Руси. Достаточно сказать, что уже к началу XI в. только в Киеве насчитывалось около 400 церквей, а к началу XII в. их число превысило уже 600. Столь значительное число храмов в одном городе трудно объяснить, если не принять во внимание тот факт, что средневековые авторы учитывали не только приходские, но и частные церкви знати, которые располагались на территории городских усадеб. Строительство храмов в усадьбах знати хорошо известно на примере западнославянских государств: Великой Моравии, Чехии, Польши. Здесь, как и в Древней Руси, в период после официального крещения наблюдалось слабое развитие приходской церковной организации, преобладало же частное церковное строительство[10].

Первое время в частных церквях служило греческое или болгарское духовенство, в основном представленное монашествующими. Поэтому древнерусские монастыри первых десятилетий после принятия христианства по преимуществу представляли собой сравнительно небольшие группы иноков, которые проживали на территории городских усадеб знати, отправляя службу в их домовых церквях-обителях. Их функции в основном ограничивались удовлетворением религиозных потребностей семьи ктитора[11]. Таким образом, возникновение первых монастырей было обусловлено, так сказать, «движением сверху». Малочисленность и зависимость от воли ктиторов препятствовали становлению монашества в качестве самостоятельной и социально значимой силы древнерусского общества.

Этот вывод многое объясняет. Так, например, он объясняет то, почему на первых порах древнерусские авторы не различали понятий «церковь» и «монастырь», а воспринимали их как синонимы. Это хорошо видно на примере построенного Ярославом монастыря св. Георгия, который в сообщении летописной статьи 6571 (1063) г. о смерти и погребении князя Судислава назван просто «церковью святого Георгия»[12]. Он также объясняет, почему преподобный Антоний Печерский, вернувшись с Афона, не захотел поселиться ни в одном из киевских монастырей. По всей видимости, ктиторские обители столицы были далеки от того идеала монашеского служения, который Антоний усвоил на Святой Горе. И, наконец, он объясняет, почему ни в одной из столичных обителей не был принят юный Феодосий Печерский. Частные монастыри не были заинтересованы в увеличении числа пострижеников, поскольку это грозило увеличением расходов. Нестор прямо пишет: «Они же (насельники киевских монастырей. – Ю.А.), видевше отрока простость и ризами худыми облечена, не хотеша того прияти»[13].

Ситуация начинает меняться во второй половине XI в.: черное духовенство все чаще попадает в поле зрения древнерусских книжников. Первый случай участия иноков в значимом общественном мероприятии относится к 20 мая 1072 г., когда сыновья Ярослава – Изяслав, Святослав и Всеволод – организовали третье перенесение мощей Бориса и Глеба. Среди присутствующих источники называют по имени трех настоятелей киевских монастырей, отмечая при этом, что были «и прочии вьси игоумени»[14].

К 1078 г. относится первое известие об участии монашества в похоронах Рюриковича. В рассказе о погребении киевского князя Изяслава Ярославича (1054–1078, с перерывами) читаем: «И вземше тело его, привезоша и в лодьи, и поставиша противу Городьцю, изиде противу ему весь городъ Кыевъ, и възложивше тело его на сани, повезоша и, съ песнями попове и черноризци понесоша и в град»[15]. Здесь к уже привычным «попове» автор добавляет «и черноризци». Участием черного духовенства были отмечены похороны князей: Ярополка Изяславича (1086 г.), Всеволода Ярославича (1093 г.) и Ростислава Всеволодовича (1093 г.)[16].

О существенном возрастании роли монашества в общественной жизни страны в конце XI – начале XII в. говорят сообщения Повести временных лет под 6604 (1096) г. и 6609 (1101) г. В первом случае летопись приводит слова киевского князя Святополка Изяславича (1093–1113) и переяславского князя Владимира Мономаха (1094–1113), обращенные к черниговскому князю Олегу Святославичу (1094–1097): «Поиди Кыеву, да порядъ положимъ о Русьстеи земли пред епископы, и пред игумены, и пред мужи отець нашихъ, и пре(д) людми градьскыми, да дыбох оборонили Русьскую землю от поганых»[17]. Как видно из текста, игумены упомянуты в числе тех, кто должен был засвидетельствовать княжеский договор («поряд») о прекращении распрей и организации совместных действий против внешнего врага – половцев. Другое сообщение является первым документально зафиксированным фактом выступления собрания игуменов в качестве миротворцев и поручителей за опального Рюриковича: «В то же лето заратися Ярославъ Ярополчичь Берестьи и иде на нь Святополкъ, и заста и в граде, и емъ и, и окова, и приведе и Кыеву. И молися о нем митрополитъ и игумени, и оумолиша Святополка»[18]. Заступничество митрополита и настоятелей возымело действие: после клятвы у мощей святых Бориса и Глеба с Ярослава сняли оковы, а затем отпустили.

Таким образом, начиная с 70-х годов XI в. древнерусское иночество становится участником значимых публичных мероприятий и политических акций. Этому предшествовал всплеск интереса к монашеству в древнерусском обществе, который пришелся на 50–60-е годы XI в. Данный период стал судьбоносным в истории русского иночества.

Для того чтобы понять смысл произошедших перемен, обратимся к перечню участников перенесения мощей святых Бориса и Глеба 20 мая 1072 г. (в изложении «Сказания чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида»): «И съвъкоупивъшеся вься братия: Изяслав, Святославъ, Всеволодъ; митрополитъ Георгии Кыевьскыи, дроугыи Неофитъ Чьрниговьскыи; и епископии: Петръ Переяславьскыи, Никита Бѣлогородьскыи и Михаилъ Гургевьскыи; и игоумени: Феодосии Печерьскыи и Софронии святааго Михаила, и Германъ святааго Спаса, и прочии вьси игоумени» [19].

Как можно заметить, при перечислении участников церемонии автор Сказания использует иерархический принцип от высших к низшим. Среди князей первым назван старший Изяслав, вторым – средний Святослав, третьим – младший Всеволод. В ряду архиереев сначала выступает митрополит Киевский, затем – титулярный митрополит Черниговский и только потом – епископы Переяславский, Белгородский и Юрьевский. Список игуменов открывает Феодосий Печерский, за ним следуют Софроний «святааго Михаила» и Герман «святааго Спаса», а затем – «прочии вьси».

Первым в перечне игуменов назван настоятель Киево-Печерского монастыря, который был основан афонским пострижеником Антонием. Согласно «Сказанию о начале Печерского монастыря» (в летописи под 6559 (1051) г.), по возвращении со Святой Горы «отец русского иночества» рассчитывал поселиться в одном из уже существовавших киевских монастырей, но вскоре отказался от этого замысла. Местом своих подвигов он избрал покрытый лесом высокий правый берег Днепра. Здесь, неподалеку от великокняжеского села Берестово, Антоний копал пещеру, постился, пребывал в бдении и молитвах. Вскоре у него появились последователи. Монастырь быстро рос: уже к началу 60-х годов XI в. общая численность братии достигла 100 человек, что по меркам того времени было невероятно большой цифрой[20]. Достаточно сказать, что в среднестатистическом византийском монастыре того времени проживало приблизительно 8–10 монахов.

Вторым в перечне упоминается игумен «святааго Михаила». Речь идет о настоятеле Михайловского Выдубицкого монастыря, основание которого иногда приписывают князю Всеволоду Ярославичу. Однако это не так. Археологические исследования территории Выдубицкого монастыря, проводившиеся М.К. Каргером (1945 г.) и Т.А. Бобровским (2003 г.), показали, что строительству каменного Михайловского собора, которое началось при финансовой помощи князя Всеволода в 1070 г., предшествовало пещерное поселение анахоретов, возникшее в середине XI в. Оно представляло собой группу изолированных друг от друга подземных камер-келий, каждая из которых имела отдельный выход на поверхность склона в сторону Днепра. Впоследствии поселение пещерников эволюционировало в наземный общежительный монастырь. Часть пещер была разрушена при строительстве собора, но некоторые продолжали использоваться вплоть до середины XIII в.[21] Таким образом, возведение каменного собора не было собственно началом монастыря. Следовательно, Всеволод был не основателем Выдубицкой обители, а ее покровителем. Следует отметить и тот факт, что в письменных источниках монастырь ни разу не называется «отчим» по отношению к потомкам Всеволода. Более того, ни один из них не был похоронен в его стенах. Фамильный некрополь располагался в монастыре святого Андрея, который Всеволод основал в честь своего небесного покровителя.

Последним среди участников церемонии перенесения мощей Бориса и Глеба назван Герман, игумен «святааго Спаса». «Святым Спасом» агиограф именует Спасо-Преображенский монастырь. Уже Макарий (Булгаков) обратил внимание, что еще в конце XI в. он носил второе название – Германеч[22]. Оно свидетельствует о том, что основателем обители был Герман – участник третьего перенесения мощей Бориса и Глеба. Время ее возникновения следует относить к 50–60-м годам XI в.

Сказанное позволяет заключить, что, во-первых, в перечне участников торжеств 20 мая 1072 г. упомянуты игумены монастырей, которые своим возникновением не были обязаны почину княжеской власти, но именно они занимали первенствующее положение среди древнерусских обителей того времени. Во-вторых, в нем не названы настоятели княжеских обителей, существование которых надежно засвидетельствовано источниками. Так, в нем не упомянуты игумены следующих монастырей: св. Георгия и св. Ирины, отстроенных князем Ярославом Мудрым (не позднее 1054 г.), св. Дмитрия, основанного князем Изяславом (не позднее 1062 г.), и св. Николая, созданного его супругой Гертрудой (не позднее 1062 г.).

И, наконец, последнее наблюдение, которое представляется мне весьма значимым, состоит в том, что три названных монастыря были ближайшими соседями. А значит, можно говорить о возникновении в третьей четверти XI века на южной окраине Киева, неподалеку от великокняжеского села Берестово, крупного монашеского центра, который получил широкое общественное признание. Причем этот центр продолжал активно развиваться. Около 1078 г. здесь началось строительство Кловского монастыря, посвященного чуду Богородицы во Влахерне. Вероятно, на рубеже XI–XII в. к юго-западу от Киево-Печерской обители возник Зверинецкий монастырь. Как и соседние обители, он начинался с пещерного поселения монахов-отшельников, а затем получил развитие на поверхности[23]. О самостоятельности монастыря свидетельствует пещерное граффито с упоминанием «игуменов зверинецких»: Леонтия, Маркияна, Михаила, Ионы, Мины, Климентия и Мануила[24]. В письменных источниках обитель не упоминается и известна лишь благодаря археологическим исследованиям ее подземных сооружений. Следовательно, можно предполагать, что комплекс монастырей на южной окраине Киева не ограничивался пятью названными обителями. Очевидно, что здесь более или менее продолжительное время существовали и другие монашеские общины, названия которых источники не сохранили.

Монашеский комплекс в районе Берестово оставался средоточием иноческой жизни Руси вплоть до трагических событий середины XIII в. Это был крупнейший центр развития письменности. Здесь осуществлялись переводы и составлялись оригинальные произведения древнерусской литературы. Здесь собирались первые библиотеки, процветали ремесла и искусства. Здесь располагалась «школа» подготовки православных иерархов. Только из Киево-Печерского монастыря в домонгольский период вышло более 50 глав русских епархий.

Близость расположения и общность интересов иноческих общин в районе Берестово способствовали внутренней консолидации и вызреванию среди насельников корпоративного сознания. Эти процессы протекали в разных формах. Житие Феодосия Печерского, например, содержит любопытное свидетельство, согласно которому братия Киево-Печерского монастыря во главе со своим игуменом в день памяти святого Димитрия Солунского (небесного покровителя князя Изяслава) посещала одноименный монастырь в городе. Очевидно, что традиция взаимных посещений с общими богослужениями и совместными трапезами практиковалась и среди расположенных по соседству обителей. Черноризцы разных монастырей могли собираться вместе по случаю поставления игуменов, освящения соборов и церквей, похорон настоятелей и выдающихся пострижеников. Это сближение монашеских общин в районе Берестово, в конечном счете, привело к возникновению здесь в 70-е годы XII в. первой на Руси архимандритии.

Предлагаемые наблюдения позволяют поставить под сомнение утвердившийся в науке тезис о преобладающей роли княжеско-боярских («отчих») монастырей в Древней Руси. О таком преобладании, в действительности, можно говорить только применительно к первой половине XI в., когда христианство в основном было «верой аристократического общества». В 50-е – 60-е годы XI в. на первый план выходят обители, основанные самими монахами, и, прежде всего, комплекс иноческих общин в районе Берестово во главе с Киево-Печерским монастырем. Это и есть наша «русская Фиваида»! Ее возникновение было связано не с деньгами и властью, а с «движением снизу», в основе которого лежали глубокая вера, подлинное благочестие и аскетизм. Это новое явление в жизни древнерусского иночества тонко подметил летописец, который, рассказывая о возникновении Киево-Печерского монастыря, записал: «Мнози бо манастыри от цесарь и от бояръ и от богатьства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлени слезами, пощеньемь, молитвою, бденьемь»[25].

[1] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – СПб., 2004. Т. 1. С. 237.

[2] Франклин С., Шепард Д. Начало Руси. 750–1200. – СПб., 2009. С. 479.

[3] Казанский П.С. История православного русского монашества от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания лавры св. Троицы преподобным Сергием. – М.,1855.

[4] Молдован А.М. «Слово о законе и благодати» Илариона. – Киев, 1984. С. 93.

[5] Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988–1237 гг.). – СПб., 1996. С. 198.

[6] Зимин А.А. Память и похвала Иакова Мниха и Житие князя Владимира по древнейшему списку // Кр. сообщ. Ин-та славяноведения АН СССР. 1963. № 37. С. 70.

[7] ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. Стб. 151.

[8] ПСРЛ. Т. I. Стб. 162.

[9] Соколов И.И. Состояние монашества в Византийской Церкви с середины IX до начала XIII века (842–1204): Опыт церковно-исторического исследования. – СПб., 2003. С. 118–119.

[10] Христианство в Древнепольском и Древнечешском государстве во 2-й половине X – 1-й половине XI в. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго тысячелетия / Отв. ред. Б.Н. Флоря. – М., 2002. С. 190‒266.

[11] Подробнее об этом см.: Артамонов Ю.А. Монастырское строительство на Руси в эпоху Ярослава Владимировича // Ярослав Мудрый и его эпоха. – М., 2008. С. 187–201.

[12] ПСРЛ. Т. I. Стб. 163.

[13] Успенский сборник XII–XIII вв. / Подгот. к печ. О.А. Князевская и др. – М.,1971. С. 80.

[14] Бугославський С.А. Памʼятки XI–XVIII вв. про князiв Бориса та Глiба: Розвiдка та тексти // Текстология Древней Руси. Т. 2: Древнерусские литературные произведения о Борисе и Глебе / Сост. Ю.А. Артамонов. – М., 2007. С. 533.

[15] ПСРЛ. Т. I. Стб. 202.

[16] Там же. Стб. 206, 217, 221.

[17] Там же. Стб. 229–230.

[18] Там же. Стб. 274–275.

[19] Бугославський С.А. Указ. соч. С. 553.

[20] ПСРЛ. Т. I. Стб. 155–160.

[21] Бобровський Т.А. Підземні споруди Києва від найдавніших часів до середини ХІ ст. (спелео-археологічний нарис). – Киев, 2007. С. 59. Кроме того, см.: Он же. Печери Видубицького монастиря у Києві (за матерiалами дослiджень вiддiлу «Київ-пiдземний») // Київ i кияни (матерiали щорiчної науково-практичної конференцїi). – Киев, 2005. С. 6–9.

[22] Макарий (Булгаков). История Русской церкви. – М., 1995. Кн. 2. С. 171. То же см.: Голубинский Е.Е. История Русской церкви. – М.,1904. Т.1. Ч.II. С. 585–586.

[23]Воронцова Е.А. Киевские пещеры. – Киев, 2005. С. 67–127.

[24] Высказывалось мнение, что Зверинецкие пещеры являлись некрополем Киево-Печерского или Выдубицкого монастырей (Эртель А.Д. Древние пещеры в Киеве на Зверинце. – Киев, 1913. С. 34–36).

[25] ПСРЛ. Т. I. Стб. 159.

  • Назад
  • Вперед

Развитие лавры

Развивался первый монастырь в Киевской Руси стремительно. Появилась типография, стали выпускать свою собственную литературу.В 1745 году была построена самая большая колокольня высотой 96,5 метров. Проект колокольни создал немецкий архитектор Готфрид Иоганн Шедель.Построена надежная каменная стена. Создателем стал Мазепа. Строительство монастыря шло стремительно. С каждым годом появлялись новые постройки на территории собора. Уже в конце девятнадцатого века, Лавра включала в себя шесть полноценных монастырей:

  • больничный, созданный в двенадцатом веке князем Святошей;
  • главный;
  • ближние и дальние пещеры;
  • голосеевская и китаевская пустынь.

Именно в Печерской Лавре впервые появилась самая большая икона Божией Матери. В 1718 году случился пожар, который уничтожил всю библиотеку, иконы, рукописи, ценности.

«Значение монастырей для нашего региона трудно переоценить»

С епископом Переславским и Угличским Феоктистом мы встретились в Богоявленском женском монастыре Углича, где промыслительно оказались в день перенесения мощей царевича Димитрия из Углича в Москву (1606 г.). На территории вверенной попечению Его Преосвященства епархии с населением 120 000 человек находится 10 монастырей и более 200 храмов. Традиционно привлекательный для паломников и туристов регион – епархия включает в себя пять районов Ярославской области – вновь готовится принять гостей из столицы и других российских городов. Этим летом, когда значительная часть россиян проводит отпуск в своей стране, поток туристов вряд ли уменьшится. Мы попросили владыку Феоктиста рассказать о том, как насельники монастырей относятся к необходимости принимать у себя многочисленных гостей; о просветительской деятельности древних обителей и духовном смысле послушания.

Владыка, монастыри и храмы Переславля и Углича ежегодно посещает большое число паломников и туристов. Желающих помолиться у святынь, увидеть величественные архитектурные ансамбли Древней Руси едва ли станет меньше и этим летом. Скажите, не мешают ли духовной жизни насельников монастырей многочисленные гости?

Когда человек решает стать монахом и начинает задумываться о том, в какой монастырь ему поступить, он, конечно же, должен принимать во внимание особенности той или иной обители, сложившиеся под влиянием исторических, культурных или географических условий ее существования. Может быть, кто-то со мной не согласится, но наше православное монашество видится мне вовсе не однородным. В лоне Русской Православной Церкви много самых разных с точки зрения своего устроения монастырей. Их уставы, история, традиции порой довольно существенно отличаются друг от друга… И эти различия не были придуманы искусственно, их заложили сами основатели этих обителей.


Свято-Троицкий Данилов монастырь

Например, Данилов монастырь в Переславле, основанный Даниилом Переславским, традиционно занимался социальным служением. Преподобный Даниил дал вполне определенный устав и наставления братии, касающиеся этого служения. Он сам заботился о людях, о которых некому было позаботиться, – хоронил усопших, не оставивших средств на погребение, проповедовал трезвый образ жизни (не благословлял даже хранение в обители никакого вина, кроме того, что использовалось на богослужении), и сегодня монастырь продолжает традиции своего основателя – занимается социальной и просветительской деятельностью. Я убежден, что жизнь монастыря только тогда бывает благополучной, когда монастырь исполняет заветы своего основоположника.

Если человек, решивший стать монахом, приходит в один из переславских или угличских монастырей, это означает, что он будет подвизаться в обители, расположенной в туристическом месте, и должен быть готов к миссионерскому служению. Тому человеку, который по своему устроению склонен к уединению, наверное, лучше искать другое место для монашеского подвига. В нашей стране есть удаленные от центральной части России епархии, монастыри которых с радостью примут послушников, есть удаленные от мирской суеты скиты… Словом, возможностей для уединенной молитвенной жизни много, а вот насельники монастырей, которые находятся в исторически значимых местах, не имеют возможности повесить на ворота засов и сказать паломникам: монастырь – для монахов, а вас мы принимать не будем.

Согласитесь, довольно странно будет выглядеть, скажем, ропот постриженика Троице-Сергиевой лавры, который решит возмутиться видом туристов и бесконечных автобусов с иностранцами. Разве изначально не было понятно, что это исторически значимое место ежегодно посещают сотни тысяч людей из разных стран, и они имеют такое же, как и все мы, право доступа к сокровищам архитектуры, искусства и духовной традиции Святой Руси?

Что же касается собственно духовной жизни, и того, чтó ей мешает, а что помогает, то здесь, конечно, не может быть двух мнений: основным делом монаха является молитва. Но кроме основного дела у каждого инока должно быть поделье – занятие, которым он зарабатывает себе на жизнь. Поделья бывают разными. Служение другим людям, в том числе и приезжающим в монастыри паломникам, тоже можно назвать подельем. Поэтому тем, кто стремится в монастыри нашей епархии, надо сразу понять, что его поделье так или иначе будет связано с приемом гостей.

Вы упомянули Свято-Троицкий Данилов монастырь, настоятелем которого стал игумен Пантелеимон (Королев). До недавнего времени отец Пантелеимон был насельником Свято-Преображенского скита московского Данилова ставропигиального монастыря, известного в православном мире своей издательской деятельностью. Насельники скита занимались переводами творений насельников Святой Горы Афон и не только ими. Будет ли переславский Данилов монастырь заниматься просветительской работой?

Да, игумен Пантелеимон человек опытный, талантливый, образованный… Свои таланты он пускает в рост, как этого и требует от нас Господь, так что силами монастыря мы планируем развивать в епархии издательскую деятельность. Конечно, это дело требует финансовых вложений и наличия творческих людей, но в планах есть развитие просветительской работы. Сейчас отец Пантелеимон возглавляет редакцию журнала «Ковчег», есть и другие проекты.

Расскажите, пожалуйста, немного об этом журнале.

До недавнего времени «Ковчег» был обычным епархиальным изданием, публиковал на своих страницах летопись епархиальной жизни и был интересен в лучшем случае тем, кто в этой жизни участвует. Сейчас мы переосмыслили концепцию журнала, ушли от прежней идеи и попытались сделать издание интересным не только местным жителям, но и тем, кто приезжает в нашу епархию. Нынешний «Ковчег» ориентирован, в первую очередь, на москвичей, потому что именно они являются у нас наиболее частыми гостями. По статистике Переславль в настоящее время – самое популярное для Москвы направление туризма выходного дня, жители столицы активно посещают наши храмы, монастыри и другие исторические места, поэтому мы стараемся знакомить читателей с происходящими у нас событиями, увлекательно рассказывать о святынях и достопримечательностях епархии, интересных людях нашего края. Мы активно сотрудничаем с Угличским государственным историко-архитектурным и художественным музеем, Переславским музеем-заповедником, где работают замечательные специалисты, ученые-энтузиасты, которые предоставляют информацию для журнала и пишут интересные статьи о культурных и исторических объектах. Мы хотим, чтобы у человека, выбирающего наше направление для поездки на выходные, была возможность предварительно познакомиться с достопримечательностями, которые он планирует посетить, побольше узнать о них, так сказать, из первоисточника.

Еще «Ковчег» в своем новом формате никогда не публиковал и не будет публиковать какие-либо изображения правящего архиерея. Но в каждом номере есть мои статьи, посвященные Евангелию. Подобные тексты я пишу для радио «Вера», в журнале же они выходят в несколько расширенной и более свободной форме.

Владыка, из новостей, поступающих из Вашей епархии, читателям «Монастырского вестника» запомнились те, что были посвящены круглому столу «Роль монастырей в формировании социокультурного пространства малых городов». Кто был инициатором и автором идеи этого форума?

Конечно, мне хочется сказать, что автором был я, но это было бы неправдой. Епархия довольно активно, как мне кажется, участвовала в организации форума, но все же инициатором был Феодоровский монастырь и его игумения Даниила (Севериненко), поэтому я не стану приписывать себе чужие заслуги.

Этот круглый стол стал первым мероприятием постоянно действующего Свято-Феодоровского историко-культурного форума. Первоначальная его задача была локальной и касалась непосредственно Феодоровского монастыря. Вокруг святынь обители бытует довольно много мифов, и экскурсоводы включают в свои тексты информацию, которая подчас не соответствует действительности. Для того чтобы развенчать эти мифы, мы собрали экспертов, историков, других специалистов, вместе обсудили существующую проблему, вместе подумали о том, как именно следует готовить людей, которые работают с туристами и паломниками, как доносить до широкого круга людей достоверную информацию. И, конечно же, мы хотели привлечь внимание общественности к своим святыням.

В Переславле-Залесском, где численность населения менее сорока тысяч человек, действуют четыре монастыря. Самому молодому из них – Свято-Троицкому Данилову мужскому монастырю – в 2021 году исполнилось 510 лет. Значение монастырей для региона трудно переоценить. Руководитель Отдела охраны объектов культурного наследия Переславской епархии Ю.Ю. Епишкина в своем выступлении говорила о том, что Феодоровский монастырь с самого своего основания является «не только духовным центром, но и градообразующим элементом городской среды, центром, формирующим вокруг себя ландшафтную архитектуру и оказывающим значительное влияние на культурную и хозяйственную жизнь города». Участники форума были единодушны в вопросе о необходимости возрождения монастырских и храмовых ансамблей, а главное, духовной жизни наших обителей.

Сама постановка вопроса о значении монастырей в формировании социокультурного пространства русских городов, кажется, должна заинтересовать не только историков и культурологов, но и педагогов, журналистов, да и вообще самые широкие слои российской общественности. Будем надеяться, что примеру Переславской епархии последуют и другие епархии и митрополии, чьи монастыри оказали и продолжают оказывать заметное влияние на духовную и культурную жизнь регионов, в которых они находятся.

В прошлогоднем интервью «Монастырскому вестнику» Вы немного рассказали об особенностях монастырей своей епархии. Скажите, как в настоящее время складываются Ваши отношения с насельниками монастырей? Какие они, наследники древнейшей на Руси монашеской традиции?

Надо сказать, что у нас здесь вообще живет много очень хороших людей – и монахи, и священники – тоже совершенно замечательные. Буквально сегодня утром я открыл фейсбук, и там кто-то поместил довольно известные, пророческие, как мне кажется, слова покойного ныне петербургского протоиерея Василия Ермакова о том, что в храмы будут приходить люди, но из-за того, что это будет популярно, модно и, может быть, денежно, придет много случайных людей, которые придут не ради служения Христу, а ради комфорта, денег и чего-то другого.

Не будем скрывать, действительно в Церкви, все это, к сожалению, есть. Но если мы вернемся сюда, в нашу епархию, то увидим, что на сто тысяч населения здесь действует около ста зарегистрированных приходов и десять монастырей. Численность духовенства составляет порядка 150 человек. Для сравнения, в Волгоградской епархии, откуда я был направлен в Переславль, проживает полтора миллиона человек, но при этом – те же самые 150 человек духовенства. Другими словами, плотность приходящихся на единицу населения духовенства, монашествующих, монастырей и храмов в нашей епархии такая, какой, пожалуй, нет больше нигде в Российской Федерации. Поэтому тот, кто решает нести церковное послушание здесь, отчетливо понимает, что это не Москва, не Петербург, не какой-то крупный город, где есть плотный поток людей и, как следствие, довольно комфортная в финансовом смысле жизнь. Здесь же я зачастую служу в селах, где проживают два-три человека, а села с населением сто человек – по здешним меркам считаются почти мегаполисами. Само собой, что в этих населенных пунктах подвизаются такие священники, которых иначе как подвижниками назвать нельзя.

Соответственно человек, который принимает монашество или священство в нашей епархии, знает, что у него здесь никогда не будет избытка финансов, у него никогда не будет комфорта, его ждет лишь абсолютно бескорыстное служение Христу через служение людям. В нашей епархии чрезвычайно много памятников архитектуры, как федеральных, так и региональных. К сожалению, государству не удается взять на себя заботу по их восстановлению, такая забота ложится на плечи нашего духовенства. Когда я вижу то, что удается сделать в каких-то совершенно глухих деревнях, то мне хочется замереть в благоговейном восторге перед нашими отцами-подвижниками. Порой я не знаю, как выживают эти отцы. На мой взгляд, это настоящие святые современности. Кроме того, здесь ведь невозможно спрятаться, на любого человека ложится довольно ощутимая нагрузка, и труд каждого легко увидеть. Конечно, епархия старается помогать, изыскивать какие-то ресурсы, но всякий раз я воспринимаю служение этих людей как чудо, которое Господь являет в наши дни.

Какой совет Вы дали бы человеку, который хочет прийти в монастырь Вашей епархии?

Совет прост: пусть приходит! Пусть приходит, но прежде надо себя испытать. Надо понять, что такое монашество. Ведь самой главной проблемой современного человека, как мне кажется, является инфантилизм. В нашей стране и большое количество разводов, оттого что люди считают – они могут сказать своей жене и детям: «это не мое, я ухожу». Так же люди порой относятся и к монашеству. Но мне думается, что, если хочешь быть монахом, надо начинать бороться с собственным инфантилизмом, серьезно относиться к себе, своей жизни, своим словам и поступкам. И если в душе еще есть какой-то восторг, иллюзии, нездоровое бурление чувств, то надо дождаться, когда все это закончится. Ну, а ждать, конечно, лучше в монастыре.


Богоявленский монастырь

Фотограф: Владимир Ходаков

Киево-Печерская Лавра во времена СССР

savok.name

С 1924 года Лавру стал возглавлять патриарх Тихон. В этом же году она перешла в Всеукраинский Священный Синод. Именно так возникла обитель. Первый монастырь в Киевской Руси расширялась территориально. Строились новые здания. Привозились дорогие иконы.

В 1926 году признана историческим, культурным, государственным заповедником. Функционировала как музейный городок. Каждый желающий, приезжий турист мог посетить историко-культурный заповедник.В 1930 году произошла полная ликвидация монахов. Половину расстреляли, другую половину отправили в пожизненную ссылку.В период второй мировой войны, Печерская лавра была местом для расстрела. Убито много невинных людей, пролито много крови.

В 1941 году немцы взорвали исторический заповедник, чтобы снести с лица земли национальные и священные места.Факт взрыва до сих пор считается спорным вопросом. Организация взрыва немцами, это лишь одна из версий истории.В исторических документах имеется видеопленка, на которой есть видеозапись того, как происходит взрыв. Данный факт может свидетельствовать, что все было заранее спланировано. Ведь сохранились все ценные документы, книги, иконы, картины, которые после взрыва просто не смогли бы сохраниться. Историки предполагают, что все ценности были вывезены заранее.

Позже, в этом же году, территория Печерской Лавры признана всемирным музейным комплексом. Выставлялись на всеобщий обзор иконы, книги, документы, одежда монахов, посуда. Любой мог побродить по пещерам, посмотреть места захоронения первых монахов.Во времена Хрущева и до 2000 года, Лавра была закрыта от общественного доступа.Возникшие много веков назад первые церкви и монастыри на Руси, по настоящее время являются великой ценность, которую люди берегут поколениями. Митрополит Киевский (Филлорет Денисенко) стал первым, кто решился вернуть Лавру к жизни. В 1988 году Митрополит стал настоятелем монастыря. В 1994 году его пост сменил Митрополит Вышегородский (Павел Лебедь). Открылась Духовная семинария и академия.Возобновила свою работу типография. Выпускалось много интересных книг, брошюр. Президент Украины Леонид Даниилович Кучма, в 1995 года дал указание о восстановлении, реконструкции и возвращении к работе Киево-Печорской Лавры.Лавра была занесена в список наследия ЮНЕСКО.

Глава I. Истоки

В древнейших русских источниках первые упоминания о монахах и монастырях на Руси относятся лишь к эпохе после крещения князя Владимира; их появление датируется временем правления князя Ярослава (1019–1054). Современник его, Иларион, с 1051 г. Киевский митрополит, в своем знаме-нитом похвальном слове, посвященном памяти князя Владимира, – «Слове о законе и благодати», которое он произнес между 1037 и 1043 гг., будучи священником при дворе20, говорил, что уже во времена Владимира в Киеве «монастыреве на горах сташа, черноризцы явишася»21. Противоречие это можно объяснить двояко: вполне вероятно, что монастыри, которые упоминает Иларион, не были монастырями в собственном смысле, а просто христиане жили в отдельных хижинах вблизи церкви в строгой аскезе, собирались вместе на богослужение, но не имели еще монашеского устава, не давали иноческих обетов и не получали правильного пострижения22, или, другая возможность, – составители летописи, которая включает в себя «Свод 1039 г.», имеющий весьма сильную грекофильскую окраску, склонны были недооценивать успехи в распространении христианства в Киевской Руси до прибытия туда митрополита Феопемпта (1037), вероятно первого в Киеве иерарха греческого поставления и греческого происхождения23.

Под тем же 1037 г. древнерусский летописец торжественным слогом повествует: «И при сем нача вера хрестьянска плодитися и раширяти, и черноризьци почаша множитися, и монастыреве починаху быти. И бе Ярослав любя церковныя уставы, попы любяше повелику, излиха же черноризьце»24. И дальше летописец сообщает, что Ярослав основал два монастыря: св. Георгия (Георгиевский) и св. Ирины (Ирининский женский монастырь) – первые правильные монастыри в Киеве. Но это были так называемые ктиторские, или, лучше сказать, княжеские обители, ибо их ктитором был князь. Для Византии такие монастыри были обычным явлением, хотя и не преобладающим25. Из позднейшей истории этих обителей видно, что древнерусские князья использовали свои ктиторские права на монастыри; особенно это сказывалось при поставлении новых настоятелей, то есть можно говорить о точном повторении характерных для Византии отношений между ктитором и основанным им монастырем. Такие монастыри обыкновенно получали наименование по имени святого покровителя ктитора (христианское имя Ярослава – Георгий, а Ирина – имя святой покровительницы его супруги); эти обители становились потом родовыми монастырями, они получали от ктиторов деньги и другие дары и служили им семейными усыпальницами. Почти все обители, основанные в домонгольскую эпоху, то есть до середины XIII в., были именно княжескими, или ктиторскими, монастырями.

Совершенно иное начало было у знаменитой киевской пещерной обители – Печерского монастыря. Он возник из чисто аскетических устремлений отдельных лиц из простого народа и прославился не знатностью ктиторов и не богатствами своими, а той любовью, которую снискал у современников благодаря аскетическим подвигам своих насельников, вся жизнь которых, как пишет летописец, проходила «в воздержании, и в великом пощеньи, и в молитвах со слезами».

Хотя Печерский монастырь очень скоро приобрел общенациональное значение и сохранил это значение и свое влияние на духовно-религиозную жизнь народа и в позднейшие времена, в истории его основания осталось много неясного. Опираясь на различные научные разыскания, можно представить эту историю следующим образом26.

Об основании пещерного монастыря летописец повествует под 1051 г., в связи с рассказом о возведении на митрополичью кафедру священника церкви в Берестове (село к юго-западу от Киева, находившееся во владении Ярослава). Звали его Иларионом, и был он, как свидетельствует летопись, «муж благ, книжен и постник». Жизнь в Берестове, где князь обычно проводил бульшую часть времени, была неспокойной и шумной, ибо там пребывала и княжеская дружина, поэтому священник, стремясь к духовным подвигам, вынужден был искать уединенного места, где бы он мог молиться в удалении от суеты. На лесистом холме на правом берегу Днепра, к югу от Киева, он вырыл себе маленькую пещерку, которая и стала местом его аскетических бдений. Этого благочестивого пресвитера Ярослав выбрал на вдовствовавшую тогда митрополичью кафедру и велел епископам хиротонисать его. Он был первым митрополитом русского происхождения27. Новое послушание Илариона поглощало все его время, и теперь он лишь изредка мог приходить в свою пещерку. Но очень скоро у Илариона появился последователь.

Это был отшельник, который под именем Антония известен как основатель Печерского монастыря. В его жизни многое остается для нас неясным, сведения о нем отрывочны. Его житие, написанное в 70-е или 80-е гг. XI в. (но до 1088 г.), которое, как установил А. А. Шахматов, было широко известно еще в XIII в., через три столетия оказалось утраченным28. Этот Антоний, уроженец города Любеча, близ Чернигова, имел сильное стремление к подвижничеству; он пришел в Киев, короткое время пожил там в пещерке Илариона, а потом отправился на юг. Был ли он на Афоне, как сказано в его житии, или в Болгарии, как утверждает М. Приселков (последнее представляется нам более вероятным), – не совсем ясно. Но этот вопрос для истории Печерского монастыря имеет лишь второстепенное значение, ибо как духовно-религиозный первоначальник обители и аскетический наставник братии на первом плане стоит не Антоний, а настоятель монастыря cв. Феодосий. Антоний принадлежит к тем подвижникам, которые подают яркий пример своей собственной жизнью, но не имеют призвания к наставничеству и учительству. Из жития cв. Феодосия и из Печерского патерика видно, что Антоний предпочитал оставаться в тени и управление новой обителью передал в руки других братий. Лишь житие Антония, которое было составлено в связи с очень запутанными церковно-политическими событиями в Киеве, говорит нам о благословении Святой горы на основание монастыря – возможно, с умыслом придать Печерскому монастырю, выросшему из аскетических устремлений русской среды, печать «византийского» христианства, связав его со Святой Афонской горой и представив его основание как почин Византии. После своего возвращения Антоний, как рассказывает житие, не удовлетворенный строем жизни в Киевском монастыре (это мог быть лишь монастырь св. Георгия), снова удалился в уединение – в пещеру Илариона29. Благочестие Антония снискало у верующих такое великое почитание, что сам князь Изяслав, сын и преемник Ярослава, приходил к нему за благословением.

Антоний недолго оставался в одиночестве. Уже между 1054 и 1058 гг. к нему пришел священник, который в Печерском патерике известен под именем Великого Никона (или Никона Великого). Интересен и важен вопрос о том, кем был этот Никон. Я лично согласен с мнением М. Приселкова, что Великий Никон был не кто иной, как митрополит Иларион, который в 1054 или 1055 г. по требованию из Константинополя был сведен с кафедры и заменен греком Ефремом. При этом Иларион, разумеется, сохранил свой священнический сан; он появляется уже как иерей, принявший великую схиму; при пострижении в схиму он, как и положено, переменил имя Иларион на Никон. Теперь в растущем монастыре деятельность его приобретает особый размах. Будучи священником, он, по желанию Антония, постригает послушников; он, как мы увидим позже, воплощал идею общенационального служения своего монастыря; потом он оставляет Печерскую обитель и после недолгой отлучки снова возвращается, становится настоятелем и умирает, прожив долгую, насыщенную событиями жизнь. Никон стоит в самом средоточии национально-культурных событий XI в., поскольку все они так или иначе были связаны с Печерским монастырем. Он представлял то древнерусское национально настроенное монашество, которое противилось как греческой иерархии, так и вмешательству киевских князей в жизнь Церкви30.

Если с именем Великого Никона связан национально-культурный расцвет Печерского монастыря, то в личности св. Феодосия мы видим уже действительно духовного наставника и первоначальника русского монашества. Роль Феодосия несравнима с исторической ролью Антония. Его житие, написанное монахом Печерского монастыря Нестором в 80-е гг. XI в., в пору, когда там подвизался Никон Великий, рисует нам Феодосия как аскета, воплотившего в жизнь идеал христианского благочестия. Нестор был знаком со многими агиографическими сочинениями Восточной Церкви, и это могло оказать определенное влияние на его повествование о Феодосии, но облик Феодосия встает со страниц жития таким целостным и живым, таким простым и естественным, что в повествовании Нестора нельзя уже видеть только подражание агиографическим образцам. Феодосий пришел к Антонию в 1058 г. или несколько раньше. Благодаря суровости своих духовных подвигов Феодосий занял видное место среди братии обители. Не удивительно, что уже через четыре года он был избран настоятелем (1062). За это время число братии умножилось настолько, что Антоний и Варлаам (первый игумен монастыря) решили расширить пещеры. Число братии продолжало расти, и Антоний обратился к киевскому князю Изяславу с просьбой пожаловать обители землю над пещерами для строительства церкви. Монахи получили просимое, выстроили деревянную церковь, кельи и обнесли строения деревянным забором. В житии Феодосия эти события отнесены к 1062 г., и Нестор, составитель жития, связывает возведение наземных монастырских строений с началом настоятельства Феодосия. Правильнее было бы считать, что ко времени настоятельства Феодосия относится лишь завершение этого строительства31. Важнейшим деянием Феодосия в первый период его игуменства было введение общежительного устава Студийского монастыря. Из жития Феодосия можно узнать, что он стремился к самому строгому исполнению братией иноческих обетов. Труды Феодосия заложили духовное основание Киево-Печерского монастыря и сделали из него на два столетия образцовую древнерусскую обитель32.

Одновременно с расцветом Печерского монастыря появляются новые обители в Киеве и в других городах. Из помещенного в Патерике рассказа о ссоре наставников печерской братии, Антония и Никона, и князя Изяслава (из-за пострижения Варлаама и Ефрема, княжеских дружинников) мы узнаем, что в Киеве уже тогда был монастырь св. Мины. О том, как и когда возник этот монастырь, нет точных сведений. Возможно, что такого монастыря и вовсе не было в Киеве, а просто там жил черноризец-болгарин из византийского или болгарского монастыря св. Мины, ушедший вместе с Никоном из Киева33. Никон оставил город, чтобы избежать княжеского гнева, и направился на юго-восток. Он пришел на берег Азовского моря и остановился в городе Тмутаракани, где правил князь Глеб Ростиславич, внук князя Ярослава (до 1064 г.). В Тмутаракани, которая у византийцев известна была под именем Таматарха, Никон между 1061 и 1067 гг. основал монастырь в честь Божией Матери и оставался в нем до 1068 г., до своего возвращения в Киев, в Печерский монастырь, где с 107778 по 1088 г. он подвизался уже как настоятель34.

Димитриевский монастырь основан был в Киеве в 106162 г. князем Изяславом. Для управления им Изяслав пригласил настоятеля Печерского монастыря. Соперник Изяслава в борьбе за Киев, князь Всеволод, в свою очередь тоже основал монастырь – Михайловский Выдубицкий и в 1070 г. велел построить в нем каменную церковь. Через два года в Киеве возникли еще две обители. Спасский Берестовский монастырь, вероятно, был основан Германом, ставшим впоследствии Новгородским владыкой (1078–1096), – в источниках этот монастырь часто называют «Германичем». Другой, Кловский Влахернский монастырь, называвшийся также «Стефаничем», был основан Стефаном, настоятелем Печерского монастыря (1074–1077

78) и епископом Владимира-Волынского (1090–1094), просуществовал он до разрушения Киева татарами35.

Таким образом, эти десятилетия были временем бурного монастырского строительства. С XI до середины XIII в. возникло и много других обителей. Голубинский насчитывает в одном Киеве до 17 монастырей36.

В XI в. строятся монастыри и вне Киева. Мы уже упоминали монастырь в Тмутаракани. Монастыри появляются также в Переяславле (1072–1074), в Чернигове (1074), в Суздале (1096)37. Особенно много обителей строилось в Новгороде, где в XII-XIII вв. тоже насчитывалось до 17 монастырей. Самыми значительными среди них были Антониев (1117) и Хутынский (1192), основанный св. Варлаамом Хутынским. Как правило, это были княжеские, или ктиторские, монастыри. Каждый князь стремился иметь в своем стольном граде монастырь, поэтому в столицах всех княжеств строятся монастыри – мужские и женские. Ктиторами некоторых из них были епископы. Всего до середины XIII в. на Руси можно насчитать до 70 обителей, расположенных в городах или их окрестностях38.

Топографически монастыри располагались на важнейших торговых и водных путях Древней Руси, в городах по Днепру, в Киеве и вокруг него, в Новгороде и Смоленске. С середины XII в. появляются монастыри в Ростово-Суздальской земле – во Владимире-на-Клязьме и Суздале. Ко 2-й половине этого века мы можем отнести первые шаги в монастырской колонизации Заволжья, где в основном строились маленькие скиты и п€устыньки. Колонизация осуществлялась выходцами из Ростово-Суздальской земли, постепенно продвигавшимися в сторону Вологды. Сам город Вологда ввозник как поселение около основанной св. Герасимом († 1178) обители в честь Святой Троицы. Далее монастырская колонизация устремлялась на северо-восток, в направлении к месту впадения реки Юг в Сухону39.

Первые шаги монастырской колонизации к северу от Волги, в так называемом Заволжье, впоследствии, во 2-й половине XIII и в XIV в., переросли в великое движение, которое усеяло скитами и пустынями огромную область от Волги до Белого моря (Поморья) и до Уральских гор.

Формирование церковной организации в Древней Руси

Крещение Руси

Первоначально Владимир Святославич, подобно своему отцу, достаточно негативно относился к христианству, и, как полагают многие историки, именно это помогло ему заручиться поддержкой ветеранов походов Святослава и отстранить от власти брата Ярополка, благоволившего к христианам. Осознавая необходимость религиозной консолидации общества, он считал более приемлемым вариант унификации и приспособления к политическим нуждам нарождающегося государства традиционных языческих верований. Именно этой цели отвечала так называемая «языческая реформа» Владимира, осуществленная им в 980 г. Однако через несколько лет политические обстоятельства заставили его круто изменить свои взгляды.

Примерно в 987 г. Владимир со своей дружиной появляется на Балканах и в качестве союзника императора Василия II участвует в подавлении мятежа Варды Фоки. Эти события способствуют расширению его политического кругозора и резкому изменению отношения к христианству. Постепенно Владимир склоняется к решению принять крещение. Но будучи расчетливым политиком, он видит, что в создавшейся ситуации, когда от русской дружины зависит судьба правящей династии, от византийцев можно потребовать очень многого. Даже того, чего не удалось добиться его предшественникам. В обмен на военную помощь против мятежников и обязательство креститься император Василий II обещает выдать за русского князя свою сестру Анну.

Однако когда войска Варды Фоки были разгромлены и русская дружина возвратилась в Киев, византийцы стали затягивать приезд порфирородной принцессы. Чтобы принудить греков к соблюдению договора, Владимир захватывает византийский город в Крыму Херсонес (Корсунь), и выдвигает ультиматум: принцесса в обмен на город. Вынужденный принять эти условия, Василий II присылает свою сестру в Корсунь, где и состоялось крещение князя Владимира, а затем — его женитьба на принцессе Анне. После этого Владимир, вернувшись в Киев, ниспровергает языческих идолов и заставляет горожан принять крещение, а его воеводы Добрыня и Путята принуждают креститься новгородцев.

Все эти события «Повесть временных лет» датирует 988 годом (6496 г. от Сотворения мира). Однако это не вполне согласуется с данными других источников. Так, в «Житии Бориса и Глеба» указан 987 (6495) г., в «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова Мниха сообщается, что взятие Корсуня произошло на третий год по крещении Владимира, а прожил он после крещения 28 лет. Поскольку смерть Владимира датируется в этом памятнике 1015 г., время его крещения приходится на 987 г., а поход на Корсунь — на 989 г. Но в той же «Памяти и похвале» говорится, что Владимир крестился «в десятое лето по убиении Ярополка», т.е. в 990 г. В то же время в восточных и византийских источниках имеются прямые или косвенные указания на более раннюю дату крещения Владимира. Так, согласно сведениям багдадского астронома Ибн ал-Атира это произошло в 985/86 г., а византийские историки Иоанн Скилица и Иоанн Зонара, повествуя об участии Владимира в битве при Хрисополе летом 988 г., называют его мужем сестры императора Василия II (следовательно, к этому времени он уже был крещен).

Этот разнобой в датах породил бурную дискуссию о времени и политической подоплеке Крещения Руси. Так, А.Г. Кузьмин является сторонником ранней датировки, а А.П. Новосельцев считает, что Крещение Руси представляло собой целую цепь событий, растянувшихся с 986 по 990 годы, и в различных источниках отразились воспоминания о разных фактах, имеющих отношение к Крещению Руси. Польский ученый А. Поппэ считает возможным принять датировку «Повести временных лет», но данная версия не согласуется сведениям византийских авторов. Из сочинений Михаила Пселла известно, что 13 апреля 989г. Владимир был еще в Византии и участвовал в решающей битве при Авидосе, в которой были окончательно разгромлены войска Варды Фоки. Одно из двух: либо летописная версия недостоверна, и поход на Корсунь был актом военной поддержки императора, а не политическим шантажом, либо все события, описанные в «Повести временных лет» произошли позже 13 апреля 989 г. А. Поппэ склоняется к первой версии, однако оценка Корсунского похода как акции враждебной по отношению к императору подтверждается Львом Диаконом, в информированности которого нет оснований сомневаться. В то же время поздняя датировка согласуется с указанием «Памяти и похвалы» Иакова Мниха на то, что Крещение произошло «на десятое лето по убиении Ярополка». Действительно, если отложить от даты 13 апреля 989 г. (битва при Авидосе) время, необходимое для

— возвращения Владимира и дружины на Русь (к этому времени он мог быть уже крещен и помолвлен с Анной);

— зарождения подозрений в нежелании греков выполнять договор;

— подготовки и осуществления похода на Корсунь;

— осады города (длившейся, согласно древнерусским источникам 9 месяцев);

— повторного обмена посольствами между русским князем и императором;

— прибытия Анны в Херсонес;

— свадьбы и последующей дороги в Киев,

то в общем зачете мы получим срок в 15-16 месяцев. О.М. Рапов, отстаивающий данную версию, считает наиболее вероятной датой крещения киевлян 1 августа 990 г. Эта дата, фигурирующая в одной из рукописей XVI в. (без указания года), позволяет дать убедительное истолкование ряда принципиально важных фактов.

Во-первых, становится понятным особое отношение в Древней Руси к празднику Успения Богородицы, поскольку 1 августа — это начало Успенского поста, являющегося «преуготовлением» к данному празднику. Этим же объясняется, почему Десятинная церковь в Киеве, заложенная, как известно, в память о Крещении Руси, посвящена Успению Богородицы, и почему ее алтарный придел ориентирован на восход солнца, соответствующий примерно 1-2 августа (т.е. храм был заложен сразу же после крещения киевлян).

Во-вторых, удается объяснить, почему киевляне, в отличие от новгородцев, не оказали сопротивления в момент крещения. Дело в том, что 1 августа в 990 году приходилось на пятницу, являвшуюся на Руси торговым днем. Следовательно, в тот день основная масса взрослого населения Киева собралась на торжище, расположенном рядом с пристанью, на стрелке Днепра и его притока Почайны. Благодаря этому дружине не составило труда отсечь находившихся там киевлян от остальной части города и постепенно оттеснить их в реку, где священники-корсуняне и совершили крещение. Таким образом, горожане были застигнуты врасплох, а когда обращение в новую веру стало свершившимся фактом, им ничего не оставалось, как смириться: ведь коль языческие боги не вступились за них и не отомстили за собственное поругание, то они — слабее Бога христианского.

Вскоре после крещения киевлян аналогичная акция была предпринята в Новгороде, для чего сюда были направлены дядя и советник князя Добрыня и воевода Путята. Однако им не удалось в полной мере использовать фактор внезапности, подобно тому, как это произошло в Киеве. Поэтому лишь малая часть новгородцев была крещена добровольно. Остальных же пришлось обращать в новую веру силой.

Значительно позже, когда христианство уже стало неотъемлемой частью русского этнического самосознания, это различие в обращении киевлян и новгородцев нашло свое отражение во взаимных пикировках между жителями двух столиц. Теперь киевляне в своем добровольном (а точнее — невольно мирном) приобщении к новой вере были склонны видеть особое преимущество перед новгородцами, которых «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».

Разумеется, сопротивление христианизации продолжалось на Руси и после крещения новгородцев. Очаги язычества сохранялись еще вплоть до XIV века. И все-таки, именно после 990 г. процесс христианизации, начавшийся как минимум веком раньше, приобрел необратимый характер. На сей раз приобщение князя к новой вере было лишь прелюдией к массовому крещению его подданных, инициированному и осуществленному самим государством.

Сравнение с аналогичными явлениями в истории Балкан, Центральной Европы и Скандинавии указывает на ряд общих черт, позволяющих вычленить основные закономерности данного этапа христианизации:

1. Массовые крещения подданных, проводимые при непосредственной поддержке государственной власти совпадают по времени с завершением процесса политогенеза.

2. Введение христианства вызывает когда пассивное, а когда и активное сопротивление основной массы свободного населения, видевшего в смене религии не только мировоззренческую, но и хозяйственную катастрофу, т.к. дискредитация старых верований воспринималась, как дискредитация всего коллективного опыта хозяйствования, выраженного в образах и понятиях язычества. Поэтому, как правило, власть для осуществления массового крещения вынуждена прибегать к насильственным мерам.

3. Сопротивление новой религии возглавляется племенной знатью, под контролем которой находились языческие культовые центры. Поэтому большая часть родовой аристократии в этот период подвергается истреблению.

Все это указывает на особую роль христианизации в процессе политогенеза. Благодаря именно этому фактору нарождающееся государство в лице князя и поддерживающей его дружины, стремясь окончательно избавиться от контроля со стороны органов родового строя и оттеснить от управления племенную знать, получает в ходе насаждения новой веры оправдание для ее физического уничтожения.

Кроме этого христианство способствовало этнической консолидации восточных славян, что является одним из важнейших условий необратимости процесса политогенеза. В конечном счете, устойчивость нарождающегося государства зависит от того, как скоро конгломерат образующих его племен превратится в единый этнос. Сохранение племенных культов препятствует этому процессу, а введение новой, единой для всех религии, наоборот, способствует преодолению племенной замкнутости и разобщенности. В условиях Древней Руси это имело особое значение ввиду этнической пестроты ее населения.

Разумеется, история знает примеры менее болезненной, хотя и более длительной этнической консолидации, в основе которой лежит объединение племенных культов, унификация и ранжирование пантеона богов. Так складывалась история Двенадцати колен Израилевых или индоариев. Аналогичную попытку представляла собой так называемая «языческая реформа» князя Владимира, предпринятая им в 980 г. Но этот вариант так и не был до конца реализован именно потому, что христианство обладало целым рядом преимуществ.

1. Процесс складывания единой общеславянской религии занял бы длительный срок, а христианство уже

представляло собой законченную и целостную религиозную систему.

2. Для самосознания этноса в равной степени важны как признаки, объединяющие всех входящих в него индивидов, так и отличающие их от соседей. Общеславянская религия могла сыграть роль консолидирующего фактора, но не годилась, как дифференцирующий по отношению к соседям на Западе — таким же славянам.

3. Христианство было несравненно лучше приспособлено к сглаживанию противоречий, неизбежно возникающих вследствие социальной дифференциации: от нижестоящих оно требовало послушания и обещало за это воздаяние в загробной жизни, от вышестоящих — гуманности и справедливости к «малым», а за нарушение этих заповедей — грозило адскими муками.

4. Немаловажно и то обстоятельство, что древнейший пласт христианского священного Писания формировался в социальных условиях, сходных с теми, в которых происходило становление Древнерусского государства. Поэтому в ветхозаветных текстах, современных зарождению и развитию Древнеизраильской державы отразились многие характерные черты этики военной знати. Не случайно библейский образ щедрого Соломона столь созвучен былинному образу хлебосольного Владимира Красно Солнышко.

Формирование церковной организации в Древней Руси

Древнейшее упоминание об учреждении церковной иерархии на Руси содержится в упоминавшемся ранее «Окружном послании» патриарха Фотия, где говорится о посылке к «росам» митрополита Михаила. Однако, как уже говорилось, даже если речь в послании идет о Киеве, просуществовала эта епархия недолго. Несколько более вероятно существование церковной организации в середине Х в. Упоминаемая в договоре 945 г. церковь св. Ильи, в которой присягали дружинники названа «соборной». Это означает, что она была не единственной, а главной

в городе, и служил в ней не один священник, а несколько («собор»). Вполне возможно, что священник, возглавлявший клир этой церкви и, соответственно, имевший право старшинства по отношению к другим церквам, мог иметь архиерейский сан. Но если учесть, что до Владимирова крещения периоды сравнительно успешного распространения христианства сменялись полосами языческой реакции, то следует признать, что
постоянно действующей и самовоспроизводящейся
церковной организации в это время скорее всего быть не могло.

Но значит ли это, что сразу же после Крещения церковная организация обрела законченные и стройные формы? Официальная церковная историография именно так и трактует данный вопрос: непосредственно после обращения киевлян в новую веру была учреждена митрополия во главе с Михаилом, поставленным константинопольским патриархом, а следом стали создаваться подведомственные митрополичьей кафедре епископии. Однако данные источников этого не подтверждают. Первое упоминание о киевском митрополите в «Повести временных лет» относится лишь к 1039 г. В данной погодной статья говорится, что митрополит-грек Феопемпт участвовал в освящении Софийского собора. На этом основании А.Е. Пресняков делал вывод, что официальный список митрополитов, начинающийся с Михаила — явно позднего происхождения, а имя первого архиерея «заимствовано» из «Окружного послания» Фотия. В действительности же, по его мнению, первым предстоятелем Русской церкви был тот «поп Анастас», который, согласно «Повести временных лет», был приведен Владимиром из Корсуня, руководил крещением киевлян, а после этого возглавил клир Десятинной церкви. В пользу этой версии говорят следующие факты:

1. Об особом положении Анастаса свидетельствует то, что именно ему Владимир передал на хранение свою казну и доверил сбор в пользу церкви десятины от всех даней и доходов.

2. Известно, что новгородцев крестил корсунянин Иоаким, ставший после этого епископом. В соотнесении с этим фактом представляется весьма маловероятным, чтобы Анастас, осуществлявший аналогичную миссию в стольном граде, получил бы во вновь созданной епархии меньший сан.

3. В хронике Титмара Мерзебургского сообщается, что в 1018 г. польского короля Болеслава, поддержавшего Святополка, встречал в Киеве местный архиепископ. Это согласуется с летописным известием о бегстве Анастаса вместе с Болеславом, когда тот вынужден был оставить Киев. Из этих двух фактов нетрудно сделать вывод, что упоминаемый Титмаром архиепископ и есть Анастас. А умолчание летописи о его архиерейском сане может быть объяснено отношением летописца к предательству Анастаса.

Кто был преемником первого предстоятеля Русской церкви, сказать трудно. В официальном списке митрополитов после мифического Михаила значится Леон. В «Житии Бориса и Глеба» также упоминается данное имя. При этом автор называет Леона то митрополитом, то архиепископом, что также свидетельствует в пользу гипотезы А.Е. Преснякова. В связи с этим заслуживает внимания его предположение о первоначальном подчинении Киевской архиепископии не напрямую Константинопольскому патриархату, а болгарской (Охридской) епархии. По крайней мере, весьма многозначительно совпадение дат: в 1037 г. упраздняется автокефалия Болгарской церкви, а вскоре в Киеве появляется митрополит Феопемпт. Очевидно, повышая статус Киевской кафедры и напрямую подчиняя ее Константинополю, византийцы стремились укрепить свое влияние на Руси.

Однако, как показало будущее, результат оказался обратным. Именно на начало 40-х гг. XI в. приходится резкое обострение русско-византийских отношений, апогеем которого был поход княжеской дружины на Константинополь в 1043 г. Видимо, деятельность митрополита сыграла в этом не последнюю роль, поэтому он оказался persona non grata. Об этом говорит тот факт, что в следующем, 1044 г. по распоряжению Ярослава состоялось крещение останков Олега и Ярополка — акция, которая никоим образом не могла быть одобрена архиереем-греком. Следовательно, к этому моменту Феопемпта в Киеве уже не было. А в 1051 г. собор русских епископов избирает на митрополию Илариона, ставленника великого князя. Правда, вскоре после смерти Ярослав он был, очевидно, смещен с кафедры и отношения с Константинополем восстановлены, поскольку под 1055 г. уже упоминается новый митрополит — грек Ефрем. Только еще один раз после Илариона киевскую кафедру занимал «русин», поставленный без ведома Константинополя. Это был знаменитый книжник Климент Смолятич (1147-1154), возведенный на митрополию по инициативе Изяслава Мстиславича и занимавший кафедру до его смерти .

К концу XI в. складывается епископальная организация древнерусской церкви. В начале этого века на Руси было 9 епархий, причем Тмутаракань имела статус архиепископии. С 1165 г. архиепископией становится и новгородская кафедра. Причем согласно неписаной конституции вечевой республики владыка лишь утверждался киевским митрополитом, а выбирало его вече.

С увеличением числа городов и ростом их экономического значения росло и число епархий. К середине XIII в. их было уже 16. В сравнении с Византией, где насчитывалось более 90 митрополий и около 6 тыс. епископий, это было ничтожно малое число. Причины столь высокой степени централизации древнерусской церкви по-разному объясняются в исторической литературе. Н.М. Никольский считал, что такая структура была выгодна великокняжеской власти, тогда как Константинопольский патриархат был заинтересован в увеличении числа епархий, чтобы экспортировать на Русь «излишки» духовенства. По мнению Д. Оболенского Византии была выгодна раздробленность Руси (как политическая, так и церковная), поскольку это превращало отдельные княжества в «пешки на шахматной доске византийской дипломатии». В то же время Г.Г. Литаврин убедительно показал, что Византия вовсе не была заинтересована в политической раздробленности Руси, т.к. внутренняя нестабильность дезориентировала имперских политиков. Поэтому вряд ли Византия стала бы устранять столь важный фактор этнополитической консолидации, как единая церковная организация. За всю историю Киевской Руси лишь один раз была предпринята попытка дробления митрополии: в начале 70-х гг. XI в. (до 1076 г.) помимо киевской существовали черниговская и переяславская митрополичьи кафедры.

Еще одной загадкой ранней истории русской церкви является молчание источников о существовании в X — нач. XI вв. на Руси монастырей. Упоминания о них, если и встречаются в текстах, то на поверку оказываются поздними и недостоверными. Только с эпохи Ярослава Мудрого получает развитие монастырская организация, что самими летописцами осознавалось как новое явление

: «чернорисцы поча множитися и монастыреве почаху быти», — сообщает «Повесть временных лет». Большинство монастырей, возникших в это время, были княжескими, т.е. основанными на средства князей и в честь их небесных патронов. Так, Ярослав основал в Киеве Георгиевский и Ирининский монастыри в честь святых-покровителей — своего и своей жены, а по повелению и на средства его сына Изяслава был учрежден Дмитриевский монастырь.

Первым некняжеским

монастырем в Киеве был Печерский. Его основателем был Антоний, «русин», родом из городка Любеч под Черниговом. Постриг он принял на Афоне, в самом крупном и влиятельном центре православного монашества. Примерно в 1028 г. он возвратился в Киев и поселился на берегу Днепра в пещере, вырытой им рядом с кельей Илариона — будущего митрополита. Вскоре Антоний приобрел славу великого подвижника, и когда вокруг его кельи появилось еще 12 пещер отшельников, Антоний принял решение об основании монастыря и поставил игуменом Варлаама. Впрочем, правильнее было бы назвать эту обитель скитом («особножительством»). Монастырем («киновией») в точном смысле этого слова она стала лишь в 1057 г., когда новый игумен Феодосий ввел «общежительский» устав Феодора Студита.

Авторитет Печерского монастыря, основанного не князем, а подвижниками веры, был чрезвычайно велик. Он стал главным очагом распространения монашества на Руси. Так, сам Антоний основал под Черниговом в Болдиных горах Елецкий Успенский монастырь, Варлаам стал игуменом Дмитриевского монастыря в Киеве, а другой печерский игумен — Стефан, рассорившись с братией, основал по соседству Влахернский монастырь.

В 1170 г. игумен Печерского монастыря получает сан архимандрита. Это означало, что данный монастырь является наиболее влиятельным в городе и его настоятель имеет право старшинства по отношению к другим игуменам и может представлять интересы всех монастырей перед светской властью. Наиболее ярко проявлялась эта функция архимандрита в Новгороде, где он выступал от имени всего монашества города на вече. Появление архимандритии в Новгороде датируется рубежом XII-XIII. В XIII в. архимандритии появляются также в Ростове и Владимире-на-Клязьме.

Весьма своеобразны были формы материального обеспечения древнерусской церкви. Киевская держава может быть отнесена к тому типу государственных образований, которые историки называют «варварскими» или «дофеодальными», поскольку возникают они задолго до полного оформления феодального способа производства. Присвоение прибавочного продукта феодализирующейся военной элитой осуществлялось в таких государствах в форме централизованной ренты, т.е. сбора дани (в Киевской Руси — полюдья

). В этих условиях единственно возможной формой материального обеспечения церкви было отчисление на ее нужды «десятины» — десятой доли доходов князя. Другой источник доходов получила церковь с передачей в ее юрисдикцию семейного и гражданского права. Взимаемые судом «виры» по этим делам также пополняли церковную казну. С развитием внутренней торговли добавилась и такая статья доходов, как «торговая десятина» — доля с торговых пошлин, передаваемая в распоряжение церкви.

Начиная с XI в. все возрастающую роль стало играть церковное землевладение. В основном, земли и села жертвовались князьями при основании монастыря или передавались уже существующим обителям «на помин души». О том, что уже в XI в. некоторые монастыри превратились в крупные хозяйственные комплексы, говорит факт существования при Печерском монастыре богадельни, на содержание которой расходовалась десятая часть доходов монастыря.

Не только монастыри, но и храмы владели недвижимостью в пределах города и его округи. В связи с этим даже возникает особая корпорация городского белого духовенства, известная по письменным источникам как «клирошане» или «крылошане». Название это произошло от греческого слова «клирос» (klhroV), обозначающего штат «соборной» церкви, в которой, в отличие от обычного приходского храма, богослужение велось ежедневно, что требовало привлечения значительно большего числа духовных лиц («собора»). Как правило, соборные церкви были кафедральными, т.е. в них служили архиереи. Поэтому все пожертвования недвижимости в пользу епархии поступали в распоряжение соборной церкви. Таким образом, клирошане выступают в качестве особой корпорации, группирующейся вокруг кафедрального собора, члены которой являлись наследственными владельцами недвижимости, принадлежавшей данному храму. Но поскольку к службе в соборе по будним дням привлекался и персонал остальных приходских церквей, клирошане фактически являлись корпоративной организацией всего городского белого духовенства. И в этом качестве клирос мог даже брать на себя некоторые функции архиерея.

Монастыри и монахи

Если белое духовенство вместе с остальными церковными людьми в какой-то мере примыкало к ремесленно-купеческой группе городского населения, то чёрное духовенство, или монашество, в основном составляло тот слой, который ярко окрашивал церковь в феодальные тона. Конечно, и здесь были свои градации и резкие различия — пропасть между простым монахом и епископом была неизмерима, но нельзя забывать того, что каждый монах являлся составной частью своего монастырского объединения, а монастыри ревниво охраняли свои права не только от посягательств светских властей, но и от самих епископов.

Монашество на Руси появилось по крайней мере со времени крещения. Количество монастырей в XI-XIII вв., по очень неточным летописным сведениям, достигало 70. По исчислению Е. Голубинского, монастыри распределялись по городам следующим образом: в Новгороде было 17 монастырей, в Киеве-17, во Владимире -6, в Смоленске — 5, в Галиче — 5, в Чернигове — 3, в Полоцке — 3, в Ростове — 3, в Переяславле Южном — 2, во Владимире Волынском, Переяславле Залесском, Суздале, Муроме, Пскове, Старой Русе, Нижнем Новгороде, Ярославле и Тмутаракани — по одному (Е. Голубинский, История русской церкви, т. I, M. 1904, стр. 746-763

). Насколько эти цифры неточны, видно из того, что в богатейшем Владимире Волынском и Галиче показано только по одному монастырю, тогда как по летописи татары в 1237 г. сожгли в маленькой Москве не один монастырь, а «монастыри». В самом Киеве кроме 17 названных монастырей существовали ещё неизвестные монастыри за городом, на всполье. Фундаменты ряда каменных церквей найдены в окрестностях Галича. Можно предполагать, что эти фундаменты по преимуществу принадлежали монастырским церквам, поскольку каменные приходские храмы вне городских укреплений в Киевской Руси насчитывались единицами.

Монашество в этот первоначальный период истории русской церкви было тесно связано с городами.

Так, Голубинский в своей «Истории русской церкви» отмечает, что монастыри домонгольской Руси являлись в основном монастырями городскими. Только с «конца« XIV в. в Северо-Восточной Руси начинается усиленная постройка монастырей в районах, более или менее отдалённых от городов. В XI-XIII столетиях монастыри ещё жмутся к городу и к городским стенам. Одной из причин такой особенности того времени является, повидимому, слабое распространение христианства. Двоеверие и язычество неохотно уступали место христианству, а постоянные феодальные войны угрожали безопасности монастырей, заброшенных вглубь малозаселённых территорий. Нe только половцы, но и сами русские охотно грабили монастыри и церкви, 6 чём не один раз сообщается в летописях. Монастыри только тогда прочно оседают вне города, когда они становятся земельными собственниками, феодальными владетелями, и с этого времени неудержимо гонятся за недвижимым имуществом, порождая идеологию монастырского «стяжательства», несмотря на резкое противоречие этой доктрины монастырским обетам и уставам.

Количество монастырей стояло в прямой пропорции к размерам и экономическому благосостоянию города. В Киеве можно насчитать, как мы видели, 17 монастырей, из которых самым крупным была Киево-Печерская лавра, основанная около середины XI в. Большинство киевских монастырей было основано князьями и боярами. Таким сделался и Киево-Печерский монастырь, возникший в непосредственной близости к любимому княжескому селу Берестову. Основателя этого монастыря посетил князь Изяслав, после чего «уведан бысть всими великий Антоний и честим». Впрочем, тот же Изяслав, недовольный самостоятельной политикой печерских монахов, построил новый монастырь, св. Дмитрия (Ипат. лет., стр. 110, 112

).

Отдельные княжеские ветви уже в это время стремились обзавестись собственными монастырями. В 1070 г. впервые упоминается о «монастыре Всеволожи на Выдобычи» (Там же, сир. 122

). Новая обитель возникла недалеко от Печерского монастыря — возможно, в непосредственной близости к загородной резиденции Всеволода. Мономаховичи в XII в. имели свой монастырь св. Феодора. Они называли его отцовским — «отним», тогда как для Ольговичей «отним» был Кирилловский монастырь (
Лаврент. лет., стр. 324, 391
).

Женские монастыри в Киеве строились также представителями княжеского рода. В 1086 г. Всеволод построил церковь св. Андрея, а при ней монастырь, в котором постриглась дочь Всеволода княжна Янка (Лаврент. лет., стр. 199, примечание. «Совокупивши черноризи-ци многи, пребываше с ними по манастырьскому чину» (Ипат. лет., стр. 144)

). Впоследствии этот монастырь, по имени основательницы, назывался Янциным. Успенский монастырь во Владимире Залесском был создан великой княгиней Марией, женой Всеволода Большое Гнездо.

В XII в. среди основателей монастырей появляются знатные и богатые люди некняжеского рода. Кажется, подобные монастыри раньше всего возникли в Новгороде с его богатым боярством и купечеством, хотя первый большой новгородский монастырь (Юрьев) был всё-таки княжеским. Его построил князь Мстислав Владимирович, воздвигнув в нём громадный собор. Почти одновременно с Юрьевым возник Антониев монастырь, основателем которого являлся, повидимому, какой-то купец. В конце XII в. был основан Хутынский монастырь сыном новгородского боярина — Алексеем Михайловичем.

Общее количество монахов в городах было очень неопределённо и не может быть установлено даже приблизительно, но всё-таки можно сказать, не удаляясь от истины, что в таких городах, как Киев и Новгород, оно измерялось не десятками, а сотнями. В Печерском монастыре насчитывалось 180 черноризцев («Печерский патерик», стр. 201

), не считая зависимых монастырских людей, работавших в хозяйстве. В смоленском Авраамиевом монастыре в XIII в. было 17 монахов.

Печерский патерик старается нарисовать нам картину полного равенства в монашеской общине, но действительность была чрезвычайно далека от этого идеала. Второй игумен Печерского монастыря, Стефан, вынужден был оставить монастырь, потому что иноки подняли против него «крамолу» и выгнали его из монастыря даже без имущества («тоща»). Образ недовольного и честолюбивого монаха мы встречаем в Патерике: сегодня он кроток, а завтра «яр и зол», недолго сохраняет молчание, а потом снова ропщет на игумена.

Состав монастырской братии легче всего проследить по данным Печерского патерика. Об основателе монастыря, Антонии, сообщается только, что он был благочестивым мужем из города Любеча («Печерский патерик», стр. 57, 73, 11

). Однако Антоний был не из числа простых людей, так как он совершил большое путешествие на Афон, а подобное путешествие требовало затраты крупных средств. Об игумене Феодосии мы знаем гораздо больше подробностей. Родители его принадлежали к знати города Курска. Феодосии ходил «с рабы своими на село делати с всякимь прилежаниемь». Знаменитейшим иноком Печерского монастыря был Никола Святоша, сын черниговского князя Давыда Святославича. Ещё при жизни игумена Феодосия в монастыре постригся боярин Варлаам, сын боярина Иоанна, «иже бе первый у князя в болярех». Тогда же постригся в монахи Ефрем, раньше он был «любим княземь и предержа у него вся». Черноризец Еразм обладал большим богатством, которое истратил на церковные украшения. Другой монах, Арефа, имел большое богатство в келье и отличался неимоверной скупостью. Моисей Угрин, трогательная и печальная история которого рассказана в Патерике, был любимцем князя Бориса, убитого по приказанию Святополка. Исаакий Затворник происходил из Торопца. Он был до монашества богатым купцом. Наконец, Никон-черноризец был «от великих града» (
Там же, стр. 11, 17, 83, 23, 24, 86-87, 88, 102, 106, 128, 79
).

Даже эти немногочисленные сведения позволяют сделать вывод, что среди братии Печерского монастыря имелось значительное количество выходцев из богатых и знатных кругов. По крайней мере именно они стояли во главе монастыря и направляли его деятельность.

К такому же выводу приводят наблюдения над составом монашества новгородских монастырей. Основателем знаменитого Антониева монастыря был Антоний Римлянин. Название «Римлянин» едва ли обозначало действительное происхождение Антония и возможно появилось позже, но могло восходить и к древнему преданию. «Римской страной» в новгородских памятниках XII-XIII вв. называли иногда вообще страны, где господствовало католичество. Так, в житии Александра Невского даже Биргер именуется королём «от части Римской». Одно можно сказать с достоверностью: Антоний был очень богатым человеком, так как в короткое время построил в основанном им монастыре громадный каменный собор и вслед за этим каменную трапезу. В духовной Антония имеется указание на самостоятельное происхождение монастыря, построенного без поддержки со стороны князя или епископа: «не приях и имения ото князя, ни от епискупа» («Грамоты Великого Новгорода», стр. 160

). Основатель другого известного новгородского монастыря, Варлаам, был сыном новгородского боярина Михаила (Михаля). В миру Варлаам носил имя Алексы Михайловича.

При общей тенденции русских монастырей к привлечению в свои стены богатых иноков, которые могли бы обеспечить монастырь крупными вкладами, становится совершенно понятным ведущее значение аристократической верхушки среди остальной монастырской братии.

В Новгороде аристократическое монашество группировалось вокруг Хутынского монастыря, основатель которого Варлаам был товарищем детства другого знатного боярина — Добрыни Ядрейковича («сверстник его»). Добрыня был не только богатым и знатным, но и очень образованным человеком, описавшим хождение в Царь-град. Незадолго до разорения Константинополя крестоносцами, в 1204 г., он посетил этот город. Позже Добрыня постригся в монахи на Хутыне под именем Антония и впоследствии сделался новгородским архиепископом. В том же монастыре постригся Прокша Малышевич, в иночестве Порфирий, со своим братом Фёдором. Сын Прокши, новгородский тысяцкий Вячеслав, также постригся в Хутынском монастыре (В. О. Ключевский, Древнерусские жития святых как исторический источник, М. 1871, стр. 59-61

). В начале XIII в. этот монастырь играл роль проводника интересов крупного боярства. Из хутынских иноков вышел Арсений, дважды наречённый в архиепископы Новгорода и вызывавший против себя яростную ненависть «простой чади».

Тесные связи чернецов с аристократическими кругами обнаруживаются во многих монастырях. Игумен Стефан, изгнанный из Печерского монастыря, нашёл тотчас поддержку у многих бояр, которые «подавали ему от имений своих, что нужно ему на потребу и на иные дела» («Печерский патерик», стр. 57

).

Патерик рассказывает о помощи Печерскому монастырю со стороны некоторых «христолюбцев». Корчаги с вином и маслом, возы с хлебом, сыром, рыбой, горохом, пшеном и бочками мёда, посланные знатными и богатыми людьми, нередко въезжали в монастырские ворота. Русское монашество носило столь же аристократический характер, как и монашество средневековой католической Европы, а вовсе не являлось приютом аскетов, искавших уединения вдали от мира.

Состав чернеческой верхушки, в которой столь большую роль играли аристократические круги, создавал из монастырей постоянный источник, пополнявший ряды высшей церковной иерархии. Один из постриженников Печерского монастыря в начале XIII в. с гордостью уверял, что «от того Печерьского монастыря пречистые бо-гоматере многие епископы поставлени быша». По его, несомненно неполному, списку из числа печерских чернецов вышло 15 епископов, и это за относительно короткое время в полтора-два столетия. В их число входят такие знаменитые деятели, как митрополит Иларион, переяславский епископ Ефрем, ростовские епископы Леонтий и Исайя, новгородский Нифонт и черниговский Феоктист (Там же, стр. 75-76

). Между тем занятие епископской кафедры в Древней Руси было связано с большими расходами, доходившими иной раз до 100 гривен серебра. Поэтому так много упрёков против «самолюбцев», ищущих славы «от, человека, а не от бога», слышится в древнерусской церковной литературе. Тема же о поставлении в духовный сан «на мзде», о так называемой симонии, не сходит со страниц древних рукописей.

Монастыри рано начали стремиться к накапливанию недвижимых богатств. Киево-Печерский монастырь обладал населёнными сёлами и деревнями уже при жизни его основателя Феодосия. В монастырских имениях имелась администрация в лице тиунов и слуг, как это с ясностью вытекает из слов Печерского патерика о распоряжениях Феодосия перед смертью: «тогда же повелел собрать братию всю, и тех, кто был в селах или на иную какую потребу отошли и всех созвав, начал наставлять служителей и приставников и слуг, как пребывать каждому в порученной ему службе» («Печерский патерик», стр. 52-53

).

Монахи занимались некоторыми ремёслами и довольно успешно конкурировали на рынке с местными ремесленниками. В Киево-Печерском монастыре среди монашества находим некоторое Количество монахов-ремесленников. Постоянным занятием монахов являлась переписка книг. Патерик отмечает черноризца Илариона, который был «книгам хитр писати». Славились иконописец Алимпий, научившийся своему художеству от греческих мастеров, врач Агапит и пр.

Однако основное богатство монастырей уже в это время складывалось из земельных и денежных вкладов. Требование денежных вкладов при пострижении в монастырь утвердилось в монастырской практике, кажется, со времени самого появления монашества на Руси. Нестор с большой наивностью повествует о скитаниях юного Феодосия по киевским монастырям. Желая постричься Феодосий ходил по монастырям и просил принять его в число братии. Монахи же, видя перед собой плохо одетого юношу и считая его простолюдином, не хотели принять неофита (Там же, стр. 20

).

В XII в. крупные монастыри, как правило, владели земельными имуществами. Типичное монастырское село изображено во вкладной Варлаама Хутынского, бесспорном подлинном памятнике конца XII — начала XIII в. Варлаам передаёт своему монастырю «землю и огород, и ловища рыбная и гоголиная, и пожни». На хутынокой земле находилось два селения. В одном из них жил отрок с женою, Волос, девка Феврония с двумя племянниками и Недачь. В этом же селе было 6 коней и 1 корова. Другое село с церковью Георгия находилось на Слуднице («Грамоты Великого Новгорода», стр. 161-162

). Князья дарили монастырям сёла и целые волости «с данию, и вирами, и с продажами» (
Там же, стр. 140
).

Некоторые монастыри начали распространять свои владения уже за пределами своих городов и даже княжеств, создавали свои дворы и церкви-филиалы. Киево-Печерскому Монастырю, например, принадлежал двор в Суздале. Составители указателя к Ипатьевской летописи напрасно считают этот двор принадлежащим какому-то Печерскому монастырю в Суздале, тогда как речь идёт именно о Киево-Печерском монастыре, которому был дан двор «и с селы» суздальским епископом Ефремом, киево-печерским постриженником.

Громадный земельный и денежный вклад, поступивший в Киево-Печерский монастырь в XII в., отмечается в летописи по случаю смерти вдовы Глеба Всеславича. Уже отец княгини Ярополк Изяславич, умерший в 1087 г., подарил в Печерский монастырь волости Небльскую, Деревскую и Лучьскую «и около Киева». Сам Глеб вместе с княгиней ещё при своей жизни пожертвовал в монастырь 600 гривен серебра и 50 гривен золота. После его смерти княгиня дала ещё 100 гривен серебра, завещав после своей смерти монастырю 5 сёл «и с челядью, и все даже до повоя» (головного женского убора) (Ипат. лет., стр. 166, 338

).

Порой между монастырями разгоралось соперничество за обладание какой-либо церковью или святыней. Летописец с осуждением говорит о печерских монахах, оттягавших в свою пользу церковь Дмитрия «с грехом великим и неправо» (Лаврент. лет., стр. 284

).

Крупное влияние, какое оказывало монашество на различные общественные круги, в немалой степени держалось на значении монастырей как центров письменности и образования. Более или менее богатый древнерусский монастырь обычно имел хорошую библиотеку. Здесь вырабатывались определённые навыки писцов, трудившихся над перепиской книг, здесь создавались литературные памятники, подобные житиям святых, сказаниям и летописям. Письменность в Древней Руси, конечно, не являлась исключительным уделом духовенства, но самый процесс писания книг был трудоёмким, требовал особого внимания и большой затраты времени. К тому же материалы для письма (пергамен, чернила, краски) стоили слишком дорого, чтобы письменность могла распространяться среди широких масс. Поэтому переписка книг и составление литературных памятников в значительной мере лежали на плечах духовенства, и в первую очередь чернецов. В этом отношении особенно было велико значение Киево-Печерского монастыря, выдвинувшего из своей среды несколько литературных талантов. Уже основателю этого монастыря Феодосию приписывается составление некоторых поучений и слов, сохранившихся в рукописях. Учеником Феодосия называет себя Нестор, которого древняя традиция прозвала «летописцем» и с именем которого связан величайший исторический труд Киевской Руси — Повесть временных лет. В начале XIII в. из стен Печерского монастыря выходят епископ Симон Владимирский и чернец Поликарп, сочинения которых вошли в состав Печерского патерика. Можно говорить о целой литературной школе, возникшей в Печерском монастыре и мощно повлиявшей на литературу Киевской Руси.

В Киеве существовал и другой литературный центр — Выдубицкий монастырь, пытавшийся проявить самостоятельную деятельность в XII в. Игумен Сильвестр не без успеха переработал Повесть временных лет, составленную в Печерском монастыре, и тем обессмертил своё имя в глазах потомства, уже в XVI в. называвшего его Сильвестром Великим. Литературная традиция держалась в Выдубицком монастыре по крайней мере до начала XIII в., как показывает наивное, но любопытное Слово о создании каменной стены, подведённой под церковь св. Михаила в Выдубицком монастыре (Ипат. лет., стр. 474 и далее

).

Такие же литературные силы сосредоточивались в других монастырях. Крупнейшим культурным центром в Новгороде являлся Юрьев монастырь. Представителем новгородской учёности был монах Кирик, прославившийся своим вопрошанием и пасхальными вычислениями. Хутынский монастырь выдвинул Антония, составившего описание своего путешествия в Царьград. Под Смоленском находился Зарубский монастырь, получивший в XII в. также некоторое литературное значение. Отсюда вышел известный Климент Смолятич.

Многие летописные записи, дошедшие до нас, были составлены монахами. Участие монахов в летописании было явлением столь распространённым, что большое количество известий и рассказов, помещённых в летописях, сохранило церковную, я бы сказал, монашескую окраску, особенно сильную в известиях второй половины XII в., внесённых в Лаврентьевскую летопись.

При монастырях создавались библиотеки и специальные штаты писцов. В соборе Киево-Печерского монастыря хранились греческие книги, привезённые туда, по преданию, архитекторами, строившими этот замечательный памятник XI в. Греческие книги помещались «на полатях», на хорах, служивших местом для монастырского книгохранилища. Относительно богатую монастырскую библиотеку заставляет предполагать житие Авраамия Смоленского.

Конечно, древнерусский монастырь не жил изолированной жизнью от городского населения. С поразительной силой рисуется нам образ монаха, всецело поглощённого мирской суетой, в Слове Даниила Заточника. «Многие, — пишет он, — отойдя от мира в иночество, вновь возвращаются на мирское житие, точно пес на свою блевотину, и на мирское хождение; обходят села и домы славных мира сего, как псы ласкосердые. Где свадьбы и пиры, тут чернцы, и черници, и беззаконие»: имеет на себе ангельский образ, а развратный нрав; святительский на себе имеет сан, а обычаем похабен» («Слово Даниила Заточника», стр. 70

). Обвинения монахов в жадности и стремлении к почестям и богатству столь общеизвестны, что на них нет нужды долго останавливаться. Однако эти слова и поучения проповедников имеют для нас ту несомненную ценность, что позволяют судить о тесной связи монашества с городским населением. Этим объясняется такая обстоятельная осведомлённость летописцев о городских событиях. Мирские интересы нередко странно сочетаются с типично иноческими рассуждениями и цитатами из церковных книг. В свою очередь монастырские споры находили живой отклик у горожан, как об этом мы узнаём из жития Авраамия Смоленского. Фигура монаха в чёрной рясе нередко мелькала на площадях и улицах, а сами монастыри со своими каменными церквами резко выделялись среди деревянных построек горожан.

При монастырях уже в это время находились слободки, населённые зависимыми людьми. Тут были самые различные категории зависимых людей, положение которых мало чем отличалось от крепостных. Среди них найдём «прощенников» и «задушных людей». Не входя в обсуждение, что собой представляли эти люди, вернее, каким образом они попали в феодальную зависимость от церковников (См. Б. Д. Греков, Киевская Русь, 1953, стр. 255-257

), отметим здесь только следующее: по словам Даля, «задушьем» называлось подаяние за усопшего, «прощенниками» звали излечившихся людей, которые оставались при монастырях и церквах, как бы отрабатывая своё излечение. В монастырских слободках жили и просто холопы и крепостные люди, как это видим из вкладной Варлаама Хутынского конца XII или начала XIII столетия. Феодальный облик древнерусских церквей и монастырей создавал из них настоящие твердыни. Средневековый «дом» киевской или новгородской Софии был своего рода феодальным государством.

Роль монастырей в жизни Российского государства

Иеромонах Иоанн (Корчуков), кандидат богословия

Доклад, прочитанный на конференции, посвященной 680-летию преставления преподобных Кирилла и Марии, родителей преподобного Сергия Радонежского, 25-летию общецерковного прославления их в лике святых и 25-летию возрождения монашеской жизни в Хотьковской обители. 16 июля 2021 года.

Первые монастыри появились на Руси тогда, когда монашество прошло уже длительный, в несколько веков, исторический путь от египетских пустынь до Палестины, Константинополя и Святой Горы. Разработало правила подвижничества, оформленные в различных уставах, создало великую аскетическую литературу, испытало практикой различные формы устроения монашеской жизни. Новопросвещенным русским христианам предстояло вобрать, усвоить всю полноту и цельность аскетической традиции и вместе с тем выбрать из нее то, что наиболее соответствовало новым естественно-географическим и социокультурным условиям, создать собственный аскетический идеал.

Государственная деятельность

Монастыри появляются на Руси сразу после принятия Христианства как официальной религии. Игумены монастырей во второй половине XI века уже имели авторитет в обществе. Вместе с архиереями они представляли собой высшее духовенство, которое могло простирать свое влияние не только на народ, но и на дела государственные. Архиереи были миротворцами среди князей, игумены в этом отношении были их деятельными и усердными помощниками. Князья в своих взаимных спорах обращались к архиереям, а в их отсутствии к игуменам, ища в них посредников. Игумены монастырей принимали участие в княжеских съездах, хлопотали об освобождении пленников, являлись заступниками вдов, сирот, неправедно осужденных.

Время прп. Сергия, игумена Радонежского (1314–1392 гг.), и его учеников – самая яркая пора в истории нашего монашества. Значение прп. Сергия для жизни тогдашней Руси было исключительным и неповторимым. Прп. Сергий стал для Русской земли нравственным воспитателем народа и идеальным образом соединил в себе редкую степень подвижничества и уникальное по высоте и влиянию служение миру. До XIV века на Руси преимущественно были особножительные монастыри, в которых монахи жили на некотором удалении друг от друга, каждый вел свое хозяйство самостоятельно, а на богослужение и общие молитвы братия собирались в определенное время. В обители прп. Сергия поначалу тоже был такой устав, но Преподобный лучшим посчитал для спасения души иметь устав общежительного монастыря, когда братия не имеют ничего личного, ведут совместное хозяйство на пользу всего монастыря под руководством игумена.

Распространение общежительных монастырей в северо-восточной Руси, начатое прп. Сергием и продолженное его учениками, оказалось в прямой связи с духовно-культурными и политико-идеологическими запросами вступившего на путь национально-государственной консолидации великорусского общества. Своим примером иноки общежительных монастырей, строем и укладом своей жизни показывали преимущество объединенных усилий по сравнению с раздробленностью феодального общества. Принцип соборности и одинаковости иноков в киновии, подчиненных одному игумену, направлял и народную мысль к общественному идеалу – объединению и централизации Руси. Если в XII–XIV вв. существовала договорная модель отношений между князьями, и при невыполнении договора одной из сторон он мог быть расторгнут, то в XV в. мы видим уже принципиально другой строй общественных отношений в Московской Руси. Все социально-политические связи оказываются так или иначе замкнуты на фигуре Великого князя.

Этические нормы общежительных монастырей также оказали влияние на формирование нравственного идеала в великорусском обществе. Тип общежительного монастыря являл собой особую целостно организованную модель общественных отношений, утвержденную на двух опорах, – братства и послушания. Монашеская этика исходила из представления о себялюбии, как основы греховных страстей в человеке, а поэтому весь строй отношений в общежительном монастыре был направлен на то, чтобы не допустить даже попыток личностного самоутверждения кого-либо из братства, поддержание братской одинаковости среди иноков. Все иноки в киновии равно находились под властью игумена. Являясь посредником между Богом и послушником, настоятель принимает на себя миссию о спасении своих насельников, в силу чего братия должны проявлять полное послушание игумену и отсечение своей воли. Однако от наставника требовалось пользоваться своей огромной властью с рассуждением, учить «с тихостью и кротостью», наставлять личным примером.

Социально-политический идеал, предполагавший единство Русской земли в виде братского союза князей под водительством Великого князя, явился отражением устройства общежительного монастыря. Период с середины XV в. до середины XVI в. был временем окончательного оформления политической доктрины московского самодержавия. Сочинения Иоанна III и Иоанна IV показывают, что представления этих царей о сущности своей власти воспроизводят основные черты, которыми характеризуется власть игумена в общежительном монастыре: богоустановленность царя как и игумена, предстояние царя пред Богом за своих подданных как и игумена за своих насельников, ответственность пред Богом за своих подопечных, единовластие, полное единодушие братии с игуменом для устройства жизни в монастыре во спасение души, так и недопустимость инакомыслия с царем, соработничество народа с царем для устройства России как дома Пресвятой Богородицы, как Хранительницы истинного Богопочитания, православной веры. Эти принципы обеспечивали создание прочных общественных связей, а на их базе сплочение различных социальных групп.

Православная монархия в России – это уникальное, единственное во всемирной истории государств явление. Общежительные монастыри не только приняли широкое участие в общественной жизни русского народа, но и послужили образцом в самом устроении Русского государства.

Просветительская деятельность

С самого начала своего появления монастыри занимались просветительской и пастырской деятельностью. Монахи были духовниками и учителями народа. При некоторых монастырях существовали школы, в которых обучались грамоте и богословию. Монастырь был местом, откуда распространялось образование; где насельникам прививались навыки к труду, вера и нравственность. Так как монахам предписывалось, кроме рукоделия и молитвы, прилежать чтению книг духовно-назидательных, то составление библиотек было заботой монастырского начальства. В стенах монастырей создавались и переписывались рукописи. В домонгольский период на Руси не было ни ученой, ни литературной письменности. Первыми произведениями этого времени мы обязаны исключительно монахам (сказания о святых, летописи монастырей, душеспасительные поучения). Монастыри были культурными центрами страны. Архитектурные ансамбли Троице-Сергиева, Соловецкого, Иосифо-Волоколамского, Ново-Иерусалимского и многих других монастырей имеют высокое художественное значение. В обителях хранилось и создавалось множество произведений искусства. Монастырские иконописные школы оставили после себя великолепные росписи и иконостасы. Блестящие по технике исполнения и художественному вкусу создавались в монастырях плащаницы, пелены, хоругви, в основном это изготавливалось в женских обителях. А наши знания о прошлом страны были бы значительно беднее без документов, дошедших из монастырских архивов.

Экономическая деятельность

Большинство монастырей Киевской Руси домонгольского периода были городскими или расположенными вблизи городов, устраивались князьями и боярами. Попечитель монастыря наделял обитель участками земли для дальнейшего ее материального обеспечения.

Со второй половины XIII в., времени начала монгольского ига, было создано значительное число новых обителей, изменились их местоположение, естественно-географическая среда. Стали преобладать пустыни, расположенные вдали от городов, часто в лесистой или заболоченной, труднодоступной местности. Одновременно с колонизационным крестьянским потоком шел поток и монастырский. Под влиянием внутренних и внешних факторов началось движение пустынножителей, мощный импульс которому дала деятельность прп. Сергия Радонежского, его учеников и последователей. Их жажда «отвержения мира» оказалась в сопряжении с процессами освоения земель северо-восточной Руси, окультуривания дикой природы, расчистки лесов под пашни, освоения природных угодий и промыслов, прокладки дорог, открытия водных источников, изменения ландшафта страны с природного на антропогенный.

Некоторые из пустынных обителей превращались в крупные монастыри, местность вокруг которых постепенно заселялась. Пустынь могла иметь значительные земельные владения и крестьян. Создавалась разветвленная система хозяйственных, торговых, судебных и других связей с окружающим миром, усиливалась экономическая функция монастырей в общественной жизни – не только в освоении земель, но и в организации производства, кредитовании крестьян. Уже в XV в. некоторые монастыри добились экономического процветания. К началу XVII в. монастырское хозяйство отличалось большей устойчивостью, чем светское, оно было более вовлечено в товарно-денежные отношения, в монастырях скапливались значительные суммы денег. Крупнейшие монастыри того времени: Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Иосифо-Волоцкий, Соловецкий – играли ощутимую роль в общественном производстве, были сильными хозяйственными единицами и оказывали организующее влияние на хозяйственно-экономическую жизнь своей округи.

Уложение Монастырского приказа 1649 г., указы Петра I 1701 г., Указ о секуляризации церковных владений 1764 г. Екатерины II лишили Синод, архиерейские кафедры и монастыри имений. Все земельные угодья теперь поступали в казну и передавались в управление светским властям. Монастырям были оставлены только небольшие сады, огороды и пастбища. Монастыри приходили в упадок, а многие из них закрывались. Постепенное смягчение отношения императоров к Церкви, начиная с Павла I, послужило возрождению старых монастырей и открытию новых. К 1917 г. их было 1257. Увеличены были денежные пособия от казны, монастыри вновь стали превращаться в крупных землевладельцев благодаря чему смогли значительно расширить хозяйственную деятельность. В своих владениях монастыри вели высокоэффективные хлебопашество, огородничество, садоводство, скотоводство, птицеводство, пчеловодство, имели свои мастерские и заводы.

В действительности богатых обителей было немного, подавляющее большинство составляли бедные монастыри. Обычно они располагались в отдаленных глухих местах и, имея недостаточные земельные угодья, жили скудно, пробавляясь мелким рукоделием и подаянием.

В 1917 г. стихийный захват церковных земель начался еще при Временном правительстве, когда на местах практически не было твердой власти и по существу царила анархия. Крестьяне самовольно захватывали земли монастырей и приходского духовенства. В 1929 г., с началом коллективизации, вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». Прокатилась новая волна разрушения храмов и монастырей. Для последних это стало полным прекращением любой деятельности.

В 1988 г. было торжественно отмечено 1000-летие Крещения Руси. С этого момента началось возрождение православных монастырей. Некоторые из них столкнулись с большими трудностями: храмы, как правило, находились в разрушенном состоянии, жилые корпуса заняты жителями и учреждениями, отселение которых растянулось на много лет. Более благополучно шло обеспечение монастырей необходимыми землями.

В настоящее время монастыри существуют в основном на собственные средства: от своего хозяйства на выделенной им государством земле, добровольные пожертвования прихожан и благотворителей. Монастыри в Москве и других крупных городах, помимо подсобных хозяйств, имеют свои издательства, иконные и книжные лавки.

Социальное служение

В деятельности первых монастырей на Руси уже проявлялись следующие формы социального служения: страннолюбие, которое выражалось в предоставлении ночлега и питания для паломников и путешествующих, призрение, т.е. уход за больными и немощными, благотворительность, т.е. оказание материальной помощи нуждающимся.

К началу XIII в. междоусобные войны князей привели к распаду Киевской Руси. Если до нашествия монголов существовала не только церковная благотворительность, но и частная милостыня, и княжеское попечение о нищих и убогих, то в период ига служение милосердия сосредоточилось в основном в лоне Церкви. Этому способствовало то обстоятельство, что монгольские ханы уважительно относились к представителям любой религии. Давали архиереям охранные грамоты, освобождали храмы и монастыри от поборов.

В этот период число монастырей увеличилось. Возникло мощное монашеское движение там, где монастырей прежде было мало, – в Ростово-Суздальской земле и Заволжском крае. За 100 лет с 1340 по 1440 гг. появилось 150 новых обителей. Окрепнув, они оказывали помощь всем нуждающимся. Вплоть до начала XVIII в. больные и престарелые, нуждающиеся в лечении и уходе, содержались главным образом в богадельнях при монастырях и церквах. Указы Петра I в 1701 г. и Екатерины II в 1764 г. о лишении монастырей своих имений значительно ограничили их благотворительную деятельность. Постепенное возвращение монастырей к экономической деятельности с конца XVIII в. позволило им активнее совершать социальное служение. И уже в 1864 г. императором Александром II было принято законодательство, регламентировавшее церковную благотворительность.

Падение крепостного права способствовало изменению положения женщины в обществе, она получила относительную свободу, могла чаще принимать самостоятельные решения. В XIX в. появляются женские общины, как переходная форма от мирской жизни к монашеской. В течение столетия было основано около ста таких общин, которые преимущественно трудились в богадельнях. Некоторые из них впоследствии были возведены в ранг монастырей с сохранением благотворительной деятельности. Социальные и военные потрясения начала XX в., Первая мировая война, способствовали росту числа насельниц в женских обителях. Особенностью многих женских монастырей стала строгая подвижническая жизнь, сочетавшаяся с широкой социальной и благотворительной деятельностью, организацией школ, библиотек, приютов, всевозможных рукодельных и иконописных мастерских, больниц и богаделен.

После октябрьских событий 1917 г. монастыри были закрыты, поэтому всякие проявления служения обществу были сведены на нет.

С развалом Советского Союза, а соответственно и целостной системы социального обеспечения, миллионы наших соотечественников оказались за чертой бедности. Восстанавливающиеся монастыри стали возрождать и древние традиции благотворительности. В некоторых обителях стали организовываться детские дома, приюты, пансионы, школы, богадельни, центры реабилитации.

Покровский Хотьков ставропигиальный женский монастырь также участвует в социальной, благотворительной и просветительской деятельности. В монастыре проводятся бесплатные экскурсии и трапезы для паломников, благотворительные трапезы и угощения в дни престольных праздников и памятных дат. В 1991 г. еще на приходе была открыта Воскресная школа. С 2000 г. при монастыре действует Православный детский пансион для детей, попавших в трудную жизненную ситуацию. С 2005 г. существует богадельня.

Монастырь оказывает посильную помощь нуждающимся (малоимущим, тяжелобольным, многодетным). Осуществляет благотворительную помощь инвалидам, одиноким старикам. Ежегодно к праздникам Рождества Христова и Пасхи сестры обители посещают этих людей с праздничными наборами продуктов и духовной литературой. Регулярно отправляется духовная литература, пояса «Живый в помощи…», нательные кресты в Софринскую бригаду.

Традиционно в обители для детей города 7 и 8 января устраиваются Рождественские праздники, всем детям раздаются сладкие подарки, взрослым – духовная литература. В праздник жен-мироносиц проходит концерт для прихожан и гостей обители, организованный силами детей пансиона и Воскресной школы.

Религиозная деятельность

Но самое главное дело, которым должны заниматься монастыри, – это дело религиозное. Что такое религия? Слово «религия» происходит от латинского «религарэ». С латинского языка переводится, как «восстановление связи». То есть восстановление той связи с Богом, которую утратили Адам и Ева. А поскольку Бог есть Дух, т.е. Сущность умозрительная, умопостигаемая, то и связь с Богом устанавливается в невидимой, духовной области. Устанавливается эта связь преимущественно посредством молитвы, и молитвы умной. Этим и должны заниматься монахи в первую очередь. В Евангелии Христос говорит: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь». Эти слова обращены ко всякому последователю Христа. Но поскольку люди, живущие в миру, обременены заботами по благоустройству земной жизни, решают вопросы экономики, сельского хозяйства, транспорта, медицины, образования и т.п., а мы, монахи, пользуемся плодами этой деятельности, то мы должны молиться за весь мир. Это дело можно рассматривать с двух сторон. Молиться за

весь мир, т.е. предстоять пред Богом за весь мир. А второе – молиться за весь мир как бы
вместо
мира. И внешнему по отношению к монастырям миру не следует ожидать, а тем более требовать от монашества ни хозяйственной, ни социальной, ни государственной или др. деятельности. Эта деятельность может быть, но отношение монахов к ней должно быть, как к рукоделию, чтобы ум ни в коем случае полностью в нее не погружался. По каким же критериям тогда можно оценить религиозную деятельность монашества? Ответ нам дает прп. Нил Мироточивый: «Если монахи живут с чистым расположением, то мир благообразится, т.е. делается нравственнее. Чистое расположение монаха состоит в том, дабы совершенно отречься от жизни мирской, кружительной; кружения же жизни мирской суть: многопопечение, многозаботливость и сокровищствование. Действие сих трех последних на мир таково, что из-за них помрачает себя мир и не видит благодати Божией. Так точно помрачается этими тремя и монашеская жизнь».

После отпадения западного христианства от Православия, от истинного Богопочитания, католическое монашество, наряду с тремя обетами о нестяжании, безбрачии и отсечении своей воли, ввело еще один обязательный обет – служение миру. А теперь мы видим результат этой обязательной деятельности. Самые низменные, безнравственные явления исходят именно из западноевропейской среды и активно наступают на сознание наших соотечественников. Поэтому главное дело для жизни нашего Отечества, которое могут и должны совершить монастыри, – это дело религиозное, духовное, молитвенное.

Распечатать

26.07.2017

Социальные сети

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]
Для любых предложений по сайту: [email protected]