Гефсиманская плащаница Божией Матери и связанные с ней паломнические реликвии. С.В. Гнутова
Во многих храмах и монастырях России можно увидеть небольшие деревянные, вырезанные по контуру плоские фигуры, на которых изображена лежащая Божия Матерь с закрытыми глазами и сложенными на груди руками. Как правило, подобные фигуры расписаны цветными красками только с лицевой стороны, часто украшены бисерными шитыми ризами, на обороте встречаются дарственные надписи и штампы (чернильные печати). Большинство из сохранившихся изображений Божией Матери можно датировать, согласно стилю и подписям па оборотной стороне, второй половиной XIX — началом XX века. Где же подобные контурные фигуры изготавливались, и почему именно в XIX веке они получили столь широкое распространение в России?
Перечислим некоторые надписи, помещенные на обороте этих небольших деревянных плащаниц. На одной из них мы находим чернильную надпись следующего содержания: «Благословение от Гроба Божьей Матери Гефсиманской настоятель обители архимандри (т) Макарий ‘1889’». На нимбе Божией Матери с оборотной стороны наклеена бумажная печать с изображением Успения Богоматери и греческой надписью «Гробница Божией Матери. Гефсимания», выполненной по кругу. На другой, более крупной фигуре, с оборота — три чернильных клейма овальной формы с надписью «Благословение св. града Иерусалима)). Еще на одной фигуре Богоматери, вставленной в икону «Успение», на обороте — печать в овале:
«Благословение святыя горы Елеонския Женской Общины въ Иерусалиме»[1]. Приведенные выше надписи свидетельствуют о происхождении этих плащаниц из святого града Иерусалима.
Все известные изображения Божией Матери на деревянных плащаницах чрезвычайно схожи и явно восходят к одному прототипу. Этот иконографический образец сохранился до наших дней и находится в Иерусалиме в подворье Гефсиманской обители, так называемой Малой Гефсимании, расположенной напротив входа в Храм Гроба Господня. В этом небольшом храме справа у алтаря хранится плащаница Пресвятой Богородицы. Она покоится перед почитаемой иконой Божией Матери Милостивая, убранной несколькими рядами монист и украшений по случаю многочисленных исцелений от нее. Подробное описание самой плащаницы и ее местоположения мы находим у архимандрита Леонида (Кавелина): «Гефсиманское подворье <�…> занимает южную сторону площади, бывшей некогда под портиками св. Гроба. Здесь живет игумен Гефсиманского подземного храма и несколько его помощников из послушников. На открытой террасе второго яруса разведен небольшой цветник; рядом с игуменской кельей небольшой параклис (церквица), в коем имеет постоянное помещение икона Успения Божией Матери, ежегодно с торжественностью переносимая отсюда накануне праздника Успения Богоматери в Гефсиманию в честь сего великого праздника. Икона эта представляет вырезанную по контуру фигуру Божией Матери, возлежащей во гробе, и с обеих сторон обложена сребропозлащенным окладом; венец украшен драгоценными камнями; есть довольно привесок. Риза на ней — дар русской Меланни, графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменскои»[2].
А вот как описывает плащаницу А. А. Дмитриевский, побывавший летом 1898 года на празднестве в честь Успения Божией Матери в Иерусалиме: «Дни успенского поста, ближайшие к празднику Преображения и непосредственно следующие за ним до 12 числа августа, приковывают внимание богомольцев к убогой и маловместительной часовенке Гефсиманского подворья (метоха), находящегося внутри стен Иерусалима, против входных дверей, ведущих в храм Воскресения. Здесь обычно хранится плащаница с изображением Успения Пр. Богородицы, употребляемая сионскою церковью, при отправлении торжественного богослужения к праздник Успения. Плащаница эта представляет изображение Богоматери, на доске в аршин с четвертью или аршина полтора длины, перепоясанное серебряным свивальником, или погребальными пеленами от шеи до ног, обутых в серебряные сандалии. Открытое лицо Богоматери, написанное художественно, окружено нимбом, шитым золотом. Плащаница эта покоится здесь пред иконою Божией Матери Милостивой на особом одре, окруженном подсвечниками, на которых негасимо горят свечи, возжигаемые усердием богомольцев. Близ этой плащаницы служатся в описываемые дни параклисы-молебны и акафисты с утра до глубокой ночи, а в три часа по полудни совершается вечерня»[3]. А. А. Дмитриевский отмечает, что богато украшенная плащаница Богоматери, употребляемая во время успенских торжеств в Иерусалиме — «плод усердия графини А. А. Орловой-Чесменской»[4].
Камер-фрейлина двора Его Императорского Величества графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, дочь графа Алексея Орлова, одного из богатейших людей России, прославилась благотворительными делами и многочисленными вкладами в храмы и монастыри России, а также за ее пределами. Она занималась благоукрашением таких обителей, как Юрьев монастырь в Новгороде, Киево-Печерская Лавра[5] и Михайловский златоверхий монастырь[6]. На средства графини был исполнен иконостас Никольского храма в Каире[7] и др.
Одним из вкладов графини А. А. Орловой-Чесменской, по видимому, явилась и деревянная плащаница Божией Матери, украшенная роскошной чеканной серебряной ризой и драгоценными камнями. Можно предположить, что плащаница была вложена в Иерусалимское подворье Гефсиманской обители не позднее 1840-х годов, так как графиня скоропостижно скончалась 5 октября 1848 года. Более точную дату вклада установить пока не удалось. Но именно с середины XIX столетия стали появляться копии Гефсиманской плащаницы в России.
Одной из наиболее ранних сохранившихся копий, воспроизводящей именно эту резную деревянную плащаницу, а также красивое ложе с резным золоченым орнаментом в стиле барокко, на котором она покоится, можно увидеть на иконе 1868 года, хранящейся в настоящее время в коллекции Государственного музея истории религии в Санкт-Петербурге. В нижней части иконы помещена надпись: «Написана Во святомъ Граде Иерусалиме 1868 г.»[8].
Сохранилось более раннее письменное свидетельство о появлении чтимой копии Гефсиманской плащаницы в России, которое может быть отнесено к концу 1850-х годов. Так, архимандрит Леонид (Кавелин), описывая свое пребывание в Иерусалиме в 1858–1859 годах, и, в частности, праздник Успения Божией Матери в Гефсимании, обращает внимание на хорошую копию плащаницы, которую «желающие могут видеть в девичьем Аносином монастыре, находящемся в Звенигородском уезде; она принесена в дар этой обители одною из русских паломниц, принята с верою и благоговейно чествуется обителью и се посетителями; икона сия богато украшена усердием одного из благотворителей обители»[9].
Обратимся к дореволюционной описи Борисе-Глебского женского Аносина монастыря[10]. В трапезной части соборного храма Живоначальной Троицы в приделе в честь Успения Божией Матери в предалтарном иконостасе: «Рядом с северной дверью икона Успения Богоматери, которая по приказанию Высокопреосвященнейшего митрополита Филарета врезана в доску, на одре, писания греческого, вышина доски два аршина, ширина один аршин десять вершков. Самая икона Богоматери пожертвована монахиней Саратовского Кресто-Воздвиженского монастыря Мариею Любарскою, ею же выменена из Св. Града Иерусалима.
Риза на иконе сребропозлащенная, чеканной работы, 84-й пробы, весу в серебре тридцать четыре фунта сорок восемь золотников, ценою по двадцати копеек за золотник; изображение души Богоматери низано жемчугом мелким и средним, коего весом семь золотников, ценность его примерно двадцать рублей; корона на Божией Матери из страз, вверху на ней крест из пяти бриллиантов, осыпанных розами, в короне три больших аметиста и один средний, внизу короны ряд из шести белых аквамаринов, на голове и оплечьях три звезды из простых каменьев, осыпанных стразами, около шеи украшение из страз, в середине оных аметист. Цена пяти бриллиантов примерно двадцать рублей, цена аметистам примерно девять рублей. Риза устроена иждивением г-на Цурикова»[11].
Приведенное выше описание врезанной в иконную доску плащаницы иерусалимской работы, было взято из Описи, составленной игуменией Евгенией (Озеровой), настоятельницей Аносина женского монастыря с 1854 по 1875 года. Именно при этой игумений был сделан столь драгоценный вклад, о чем она и поведала в своих «Памятных записках». Ниже приведем этот рассказ полностью, поскольку он является важным историческим свидетельством русско-иерусалимских связей в середине XIX века, позволяющим показать особое отношение к паломническим реликвиям, привозимым из Святой Земли в Россию.
«Двадцать первого июля 1863 года прибыла к нам в монастырскую гостиницу монахиня Саратовского девичья монастыря Мария Любарская и, желая лично видеться со мною, прислала просить дозволения придти лично и принести в дар обители святую икону. Это предложение навело на меня заботливое смущение. «Икон множество, — думала я, — и находящиеся у нас не знаю куда девать: устраивать киоты не на что, а валяться им на полке в ризнице, право, грешно». Вот как человек слеп! Владычица грядет с милостью, честною Своею иконой, а бренный, слепой человек не хочет принять Ее и смущается о посещении. Смотри, маловерие, пользуйся чужим опытом и возгревай в сердце чувство веры, чадо мое любимое!
Монахиня пришла. После первых слов знакомства приказывает келейной своей принести икону. Когда открыли ящик, и я увидела изображение, не умею передать, что совершилось в душе моей: благоговейная радость и страх овладели мною. Видела глазами телесными икону, а сердце чувствовало присутствие благодатного посещения.
Монахиня Мария так о себе и рассказывала: «Я из дворян, пожелала быть в числе сестер милосердия при раненых во время Крымской войны, пробыла там во все продолжение оной. Окруженная постоянно смертью, я почувствовала всю ничтожность суеты мира, отправилась в Иерусалим на поклонение Святому Гробу Господню; там еще более развилась мысль о уединении, я просила митрополита Мелетия, старца истинно богодухновенного, наставить меня и постричь в монашество, что и совершилось с разрешения Государыни Императрицы и Св. Синода епископом Кириллом. Тогда я писала к замужней дочери моей в Саратов и высказала мое желание поместиться в девичьем Кресто-Воздвиженском Саратовском монастыре, где игумения мне давно знакома. Получив ее согласие, я озаботилась устроить в сем монастыре для себя келлию, чтобы без затруднений прямо из Святого Града перейти в святую обитель. Желая иметь памятник о моем пребывании при Гробе Господнем, заказала икону. Наступило время отъезда, а икона не готова; отлагать нельзя, ибо только два раза в год отправляются паломники из Иерусалима. С горем пошла я принять благословение Святителя и наставника моего митрополита Мелетия; объявляю, что не могу получить желаемого и должна без иконы отправляться в путь. Он, видя скорбь моего сердца, приказал принести Гефсиманскую икону Божней Матери Пречестнаго Ее Успения, которая лежала несколько времени на Гробе Господнем. Принимая ее от митрополита как дар благодатный, я изъявила желание устроить ее в Саратовской обители. На это Святитель сказал мне: «Будет в обители, но не в вашей; где пребудет сия икона — пребудет и благословение Владычицы и стечение народа»»».
Далее следует рассказ монахини Марии Любарской о возвращении ее в Россию и поселении на жительство в Саратовском Кресто-Воздвиженском монастыре, в котором «она желала устроить икону». Но Господь судил иначе: Мария дважды слышала глас, повелевающий отвезти и поставить икону в Аносину пустынь, в чем она и увидела Божие произволение и не преминула его осуществить, правда, только спустя четыре года по приезде из Иерусалима.
Игумения Аносина девичьего монастыря Евгения (Озерова) с удивлением выслушала рассказ старицы и предложила ей отправиться к митрополиту Филарету (Дроздову), чтобы ему лично все объяснить подробно о Гефсиманской иконе, но игумений пришлось идти одной к святителю.
Приведем интереснейшее историческое свидетельство об их встрече: «Я должна была уже одна о всем донести Святителю нашему, и он с внимательным благоговением выслушивал рассказ мой. Икона была принесена мною и положена пред ним на столе. Владыка, сняв свою шапочку, стал, склоняясь над иконой, и прочел тропарь: «В Рождестве Девство сохранила еси…» и пр. до конца; долго и пристально смотрел и сказал: «Живопись точно греческая; может быть найдутся художники подражать платью, но лику — едва ли». Я спросила, как и где устроить? «Отнесись к священнику в приходе Косъмы и Дамиана, что за Москвой-рекой; он человек внимательный, и вели, сделав доску, приписать Спасителя, приемлющего душу Богоматери и одр, на коем возлежало бы тело. Ее. Изображение же врезатъ в доску, но не совершенно углублять его, чтобы отделялось от общей иконы. Приищи удобное место и мне тогда скажи»»[12].
Игумения Евгения (Озерова) в точности исполнила указания митрополита Филарета, и к празднику Успения Божией Матери икона с врезанной в нее но контуру фигурой Богоматери, а именно она и являлась тем образом, привезенным монахиней Марией Любарской из Иерусалима и упомянутым в воспоминаниях архимандрита Леонида (Кавелина), была готова и помещена в приделе в честь Успения Божией Матери в Троицком соборе Аносиной пустыни. От иконы стали происходить многочисленные исцеления, о чем было записано в монастырской летописи.
Благотворитель Аносина монастыря П. Г. Цуриков пожелал устроить два киота для чтимой иконы: один — великолепный, в холодный храм; а другой, попроще — в теплый. Однако святитель Филарет посоветовал сделать киоты одинаковые, чтобы народ свободно узнавал икону. «Нарядную после сделаете, — сказал он, — а теперь держите себя смиреннее, тише, немного разглагольствуйте» и выбрал рисунок попроще. Подобный киот был сразу же заказан Цуриковым, поскольку он никогда и ни в чем не пререкал воле святителя. Со временем для чудотворной иконы был изготовлен богатейший оклад с жемчужной ризой и короной, украшенной аметистами и бриллиантами, на деньги того же благодетеля обители, о чем упоминает и архимандрит Леонид (Кавелин). Так, иерусалимская святыня, водворившаяся в стенах подмосковной обители, стала особо чтимым в России образом, и именно с этого времени получили распространение многочисленные списки с Гефсиманской плащаницы, привозимые богомольцами со Святой Земли в качестве паломнических реликвий.
К сожалению, местонахождение образа Успения Божией Матери Гефсиманской из Аносина Борисо-Глебского женского монастыря в настоящее время неизвестно. Образ этот был упомянут в описаниях чудотворных икон Богоматери в России у С. Снессоревой и Е. Поселянина, но, к сожалению, не воспроизведен. Пока не удалось найти ни одной репродукции столь почитаемой в России иконы. Далее обратимся к описанию Гефсимании и к чину Погребения Божией Матери, в котором плащанице отводится одно из главных мест. Приведем самое древнее из сохранившихся описаний Гефсимании и гробницы Божией Матери в «Хождении Даниила, игумена земли Русской»:
«О селе Гефсимания. Гефсимания — село, где находится гроб Богородицы, вблизи Иерусалима, на потоке Кедронском, в долине плача, к востоку от Иерусалима. О воротах городских. От городских ворот саженей восемь до места, где еврей Охония пытался свергнуть с одра тело Богородицы, когда ее апостолы несли погребать в Гефсиманию, и ангел отсек мечом ему обе руки и положил их на Афонию. На этом месте был монастырь, а ныне все разорено иноверцами.
О месте погребения Богородицы. Оттуда до гроба Богородицы саженей сто. Гроб находится на ровном месте, в небольшой, высеченной в камне пещерке, с двумя, небольшими дверцами, как можно человеку, наклонившись, войти. На дне пещерки, напротив дверец, высечена из того же пещерного камня лавка, на которой было положено тело Богородицы и оттуда было взято нетленным в рай. Пещерка чуть выше человеческого роста, в ширину четыре локтя, квадратная. Снаружи она сделана теремцом, облицованным красиво мраморными плитами. Вверху над гробом создана была большая церковь со стрельчатыми сводами во имя Успения. Ныне же все разорено иноверцами. Гроб Богородицы — внутри, под великим алтарем той церкви»[13].
А вот описание Гефсимании, которое оставили старообрядческие епископы, совершившие паломничество в Святую Землю в 1915 году: «Здесь, в «Гефсиманской веси», реально воплотились пред нашим взором все те песнопения и молитвы, какие Церковь воспевает в честь Успения Божией Матери: вот тот более или менее вероятный путь, которым шли «свещеносицы Девы», провожая пречистое тело Богоматери от Сиона в Гефсиманию, где Она завещала похоронить Себя; здесь же шествовали и апостолы, неся святое тело Пречистой; вот и само святое ложе, где «Честнейшая Херувим» соизволила возлечь и откуда невидимо переселилась в небесные обители к Сыну своему и Богу. Все эти воспоминания, навеянные святым местом, бесконечно дороги каждому истинно верующему христианину и останутся неизгладимыми в его памяти.
Об одном лишь приходится пожалеть, что паломники, кто бы они ни были, лишены возможности видеть подлинный Гроб Богоматери: он <�…> прикрыт мраморными плитами и решительно недоступен обозревателю. Причиной ставят то же, что у Голгофы и Гроба Господня; не в меру усердные паломники отламывают себе на память от каменного ложа частицы, отчего святой памятник может совершенно утратиться»[14].
Вот личные впечатления А. А. Дмитриевского 1898 года: «Крестный ход, в воспоминание перенесения свв. апостолами пречистого Тела Богоматери с Сиона в Гефсиманию, совершается в таком порядке: впереди идут клирики с крестами и свечами, далее следуют певчие, за ними дьяконы и иеромонахи в священных облачениях попарно, с возженными свечами в руках, и в конце процессии Гефсиманский игумен, имея через плечо широкую шелковую перевязь, на которой покоится плащаница Богоматери, поддерживаемая игуменом, на бархатной подушечке. Два дьякона с кадилами и свечами идут по бокам игумена. Толпы богомольцев, имея в руках зажженные свечи, следуют за процессией до самой Гефсимании, куда она приходит, едва солнце появится на небосклоне. <�…> По приходе, плащаница Успения полагается в каменной пещере на ложе Богоматери, одетое ныне белым мрамором. Здесь эта плащаница и остается до 14 числа на поклонение молящихся. Храм Гефсиманский в эти дни стоит открытым для посетителей с раннего утра до поздней ночи»[15].
Для полноты картины праздника Успения Пресвятой Богородицы в Иерусалиме обратимся к книге очевидца этого события лампадария Святого Гроба Господня иеродиакона Дамаскина (Смирнопула): «Накануне праздника Славного Успения Богородицы Блаженнейший Патриарх с преосвященными архиереями и прочим духовенством около семи часов утра отправляется в Гефсиманию и останавливается в палатах, приготовленных заранее для них: шествие сопровождается громким колокольным звоном. Когда все уже готово для встречи, настоятель Гефсимании доносит об этом Блаженнейшему Патриарху [Дамиану — — С.Г.], который вместе с свитою своею спускается в храм, где с архиереями и духовенством в облачениях гармонически поют тропари погребения Божией Матери. Тропари эти сходны с тропарями, поющимися в храме Воскресения в Великую Субботу. Между тем, бесчисленная толпа народа всех исповеданий наполняет храм Божией Матери и всю местность, окружающую храм. Кругом плащаницы Богоматери стоит духовенство в облачениях во главе с Блаженнейшим Патриархом, который молится при Гробе Божией Матери о всех присутствующих, о благочестивых поклонниках, попечителях и благотворителях Всесвятого и Живоносного Гроба Господня и о всех православных христианах. По окончании службы, которая продолжается полтора часа, Блаженнейший Патриарх с архиереями и духовенством выходит из храма и отправляется опять в палатку, где после кратковременного отдыха подается им прохладительное угощение. Весь этот день турецкая правительственная музыка играет в честь нашего великого праздника, а жители Иерусалима и прилегающих городов, не исключая даже иноверных магометан, торжественно и весело проводят весь день под шатрами, расположенными заранее под масличными деревьями, в знак благочестия и любви к Богородице[16].
Начиная с XVII столетия, как в Греции, так и в России получают широкое распространение вырезанные по контуру кресты-Распятия, фигуры Богоматери, Иоанна Богослова и другие образы, помещаемые в верхней части иконостасов. Они соседствуют с круглой деревянной скульптурой. К XIX веку эта традиция распространяется повсеместно.
После пожара 1808 года в Храме Гроба Господня начинаются работы по его восстановлению, и в интерьере греческого храма, так же как и в Голгофском приделе появляются вырезанные по контуру живописные изображения апостолов, святых и самого Распятия на Голгофе. Большей частью они выполнены греческими мастерами-иконописцами. Описание этих фигур находим у архимандрита Леонида (Кавелина): «За престолом [на Голгофе — С.Г.] поставлен большой крест, с живописным изображением на нем распятия Христова, по сторонам живописные (вырезанные но контуру) изображения предстоящих: Матери Божией и Иоанна Богослова…»[17].
В главном 4-ярусном иконостасе греческого храма Воскресения Христова внутри Храма Гроба Господня в верхних двух рядах помещены в арках «Св. Апостолы резные с иконописным на лицевой плоской стороне изображением» и «Пророки также вырезанные по контуру иконописные», «Пред каждым изображением лампада. На самом верху большой крест с предстоящими: еще по сторонам стоят по три резных иконописных Ангела и держат в руках по свещнику»[18].
Таким образом, из приведенных выше описаний ясно, что уже в середине XIX века убранство Храма Гроба Господня, его интерьеров было полностью завершено, и контурных живописных изображений в греческой половине храма было довольно много. Именно к этому же времени, к 1830-1840-м годам, можно отнести создание Гефсиманской плащаницы Божией Матери, которая по стилю изображения вполне соотносится с вырезанными по контуру фигурами святых в Храме Гроба Господня.
В описании убранства плащаницы, составленном архимандритом Леонидом (Кавелиным), отмечается необыкновенная сень или балдахин над фигурой Богородицы и резной одр, который, по-видимому, и воспроизведен на иерусалимской иконе 1868 года из собрания Музея истории религии[19]. Вероятно, резной балдахин является русской работой. К сожалению, документальных подтверждений этому предположению пока не нашлось, но по композиции и стилю изображений есть прямые аналогии в России. Так, например, в Пермской художественной галерее хранится подобная резная сень XVIII века. Она поставлена над скульптурой сидящего в темнице Спасителя. В музей сень поступила в 1924 году из Канабековской Ильинской часовни. Высота темницы и сени — 390 см, ширина — 187 см. Это довольно внушительное сооружение с ажурной резьбой на проем, увенчанное восемью скульптурами ангелов, у шести из которых в руках находятся Орудия Страстей Христовых: два молотка, две губки на тростях, копье и пучок розг[20].
Особенно часто балдахины сооружали над раками с мощами святых, а также над плащаницами Христа. Резные сени русской работы получили особое распространение начиная с XVII столетия. В XVIII веке, в эпоху барокко, они становятся необыкновенно пышно украшенными и сплошь вызолоченными. Над особо чтимыми святынями балдахины со временем заменялись на новые, соответственно со вкусами времени. Так, например, в 1770-е годы над мощами великомученицы Варвары сооружается роскошный балдахин, весь вызолоченный «самым хорошим весовым червонным золотом искусной работы». Однако уже в 1840-х годах на средства графини А. А. Орловой-Чесменской изготавливается новый резной балдахин (в настоящее время он находится над мощами святой Варвары во Владимирском соборе в Киеве)[21]. Можно предположить, что и к устройству балдахина или сени Гефсиманской плащаницы Божией Матери графиня А. А. Орлова-Чесменская также имела прямое отношение, поскольку она отличалась особым благочестием и стремлением как можно богаче и роскошнее украшать святыню и интерьеры храмов.
Балдахин Гефсиманской плащаницы сохранился до наших дней и его краткое описание можно найти в письме русской инокини Наталии: «[В Гефсимании] Матерь Божию полагают в необыкновенный ковчег. Ложе Матери Божией с четырех сторон подпирают столбы и у каждого стоит ангел (резьба по дереву). И на крыше по ангелу, а купол венчает ковчег.
Матерь Божию укрыли розовым покровом и положили на подушечки. В руки ангелам вложили цветы и на крышу бросали цветы. Оттого, что Матерь Божия изображена с двух сторон, создается впечатление живого человека, лежащего, сильное, только Она меньше обычного человека. Все подходят, обнимают Матерь Божию и целуют. Как у нас «подлезают» под икону, так и здесь все стараются подлезть под этот ковчег»[22]
В древней традиции плащаницы изготавливались в основном в технике лицевого шитья. Начиная же с XVIII века плащаница, как обязательная принадлежность храма, чаще всего заказывается живописцу-иконнику. Так, в собрании Костромского музея-заповедника сохранились живописные плащаницы на дереве и на холсте работы XVIII — XIX веков.[23]
Живописные плащаницы исполнялись, как правило, одновременно с иконами для иконостаса храма на средства прихожан или заказчиков храма. В Костромском музее сохранилась одна редкая плащаница, состоящая из трех частей: кипарисовой доски с иконописным изображением «Положения во гроб», скульптуры Христа и малинового бархатного покрова с золотым шитьем[24].
Традиция вставлять в иконную доску вырезанную по контуру или рельефную фигуру Спасителя во гробе, или же Божией Матери получает в России особенное распространение именно в XIX веке. Богородичные плащаницы появляются позже плащаниц с изображением Христа. Однако уже в Чиновнике Московского Успенского собора (1630-е годы) сказано, что па празднование Успения на вечернюю службу выносилась икона Праздника и возлагалась на аналой, а также ада на престол кладут покров да плащаницу болшую з жемчуги, а прежде сего [две] были и о том государя-патриарха докладывати… велит ли он две класти»[25]. Сохранилась шитая пелена XV века с изображением Успения Богоматери из Кирилло-Белозерского монастыря. Она была подвешена к чтимой иконе Успения Божией Матери в местном ряду иконостаса[26].
Но лишь в XIX веке зафиксировано массовое появление в храмах Богородичных плащаниц. Так, например, симптоматично появление в конце XIX века в Троице-Сергиевой лавре богородичной плащаницы. Совершение надгробного пения на праздник Успения Пресвятой Богородицы в Троице-Сергиевом монастыре зафиксировано Уставом 1645 года. Вполне оправданно предположение для успенских богослужений, а следовательно, и для Успенского храма (освящен к 1585 году) голицынского вклада — сюжет «Успение Богоматери» представлен на кайме плащаницы внизу. С именем митрополита Московского Филарета (Дроздова) связано распространение в 1840-е годы в российской богослужебной практике чина погребения Богоматери. Иерарх не только отредактировал присланное ему митрополитом Фаворским Иерофеем Иерусалимское исследование на Успение пресвятой Богородицы, но и указал совершать его ежегодно в Лавре 15 августа, а в Гефсиманском скиту — 17 августа[27].
«Ежегодно 17 августа, на третий день после праздника Успения Богоматери, Гефсиманский скит отмечал свой главный праздник в честь «Честнаго Ея с плотиго Вознесения». Сначала известие о возможности переноса на Корбуху древней Успенской церкви и близость Вифании подали мысль назвать скит Гефсиманским, так как именно в Гефсиманском саду совершилось погребение Богоматери. И только через год, в разгар строительных работ па Корбухе родилась мысль объявить главным праздником Гефсиманского скита третий день по дне Успения Богоматери, так как именно в этот день гроб Ее, открытый для прощания опоздавшего к погребению апостола Фомы, оказался пустым, и именно в этот день видели апостолы Восхождение Богоматери от земли на небо.
Мысль о дне главного праздника Гефсиманского скита подал митрополит Филарет, что видно из его письма к о. Антонию от 17 августа 1844 года: «Праздновать в скитской церкви ближайший после праздника Успения Пресвятыя Богородицы воскресный день хороню тем, что новое частное празднование присоединилось бы к готовому общему празднику [в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры — прим. автора]… С историей Гефсимании согласно было бы праздновать третий день по дне Успения. Но еще будет время рассудить о сем».
Установление праздника создало глубокую символическую связь между Гефсиманским скитом и Троице-Сергиевой лаврой: Лаврой, как Иерусалимом, где совершилось Успение Богоматери, и Гефсиманским скитом, где была погребена Она, и где совершилось Ее Вознесение. Наглядность символической связи усиливало сходство в расположении Гефсиманского скита, Лавры и Спасо-Вифанского монастыря с расположением подлинных Гефсимании, Иерусалима и Вифании.
Установление праздника породило благочестивый обычай, согласно которому тысячи богомольцев, отпраздновав 15 августа Успение Богоматери в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры, уже на другой день спешили в Гефсиманский скит»[28].
Ветвь райского дерева
По преданию, Богородица в Иерусалиме часто ходила к Голгофе. Здесь Она когда-то своими глазами видела смерть своего Сына. И к гробнице ходила, где одной из первых удостоверилась в Его воскресении.
И вот однажды ей явился архангел Гавриил и возвестил:
Сын Твой и Бог наш с архангелами и ангелами, херувимами и серафимами, со всеми небесными духами и душами праведных примет Тебя, Матерь Свою, в Небесное Царство, чтобы Ты жила и царствовала с Ним бесконечное время.
А в подтверждение своих слов ангел дал ей ветвь райского дерева. На погребение Богородицы в Иерусалим собрались все апостолы, кроме Фомы. И именно они несли ее тело до родовой гробницы в Гефсиманском саду.
Так вроде бы скорбное, на первый взгляд, событие стало у христиан одним из величайших праздников.
