Церковная реформа Ивана IV Грозного

В первые годы царствования Иван Грозный провел ряд реформ, которые охватили все стороны жизни государства: военную, правовую, налоговую и другие. Церковная реформа Ивана Грозного не такая известная, как все остальные. Однако, она стала первой реформой церкви царства Русского в царский период. Следующая была проведена только более 100 лет спустя, при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне.

Предыстория и порядок проведения

Причины церковной реформы были такие же, как и у остальных реформ. По мере централизации, в царстве Русском требовалась унификация различных сфер жизни. Одной из них стала и церковная, поэтому ничего удивительного в том, что реформа последовала сразу за созывом первого Земского собора.

Рис. 1. Царь Иван IV.

Реформу проводил Стоглавый собор, который действовал в Москве с февраля по май 1551 года. Местом ее проведения стал Успенский собор. Стоглавый собор представлял собой сочетание церковного и земского соборов. В нем принимали участие:

• Иван IV.
• Представители Боярской Думы.
• Высшее духовенство. Митрополит Макарий (председатель), протопоп Сильвестр (составлял текст повестки), архиепископы всех епархий (Тверская, Смоленская, Рязанская, Пермская, Ростовская, Крутицкая, Суздальская, Новгородская, Коломенская).

Решения собора были оформлены в 100 главах, поэтому и название он получил “Стоглав”.

Собор отверг планы Ивана IV по секуляризации церковных земель, но, с другой стороны, было ограничено приращение церковных владений в городах. С проведением собора связана полемика двух движений в православной церкви – иосифлян и нестяжателей. Вторые выступали против церковного землевладения и отчасти напоминали протестантов в Европе XVI века.

Рис. 2. Митрополит Макарий 1551.

Период первый (до 1589 г.).

Каким бы уважением ни пользовались у наших новопросвещенных предков постановления византийских императоров по церковным делам, они не могли заменить местно-русского церковного законодательства, в виду малой применимости к местным условиям русской жизни. А между тем введение в России христианства необходимо должно было вызвать русское правительство на законодательную деятельность по делам церковным, так как оно порождало ряд совершенно новых правовых отношений, которых не знало русское языческое государство. Точно также и духовенство русское являлось в русском обществе совершенно новым классом, для которого требовалось создать особое свойственное ему положение среди других классов общества. Требовалось наконец необходимо дать материальные средства новоустрояющемуся церковному союзу. Все эти насущные потребности новопросвещенного русского общества, необходимо связанные с введением христианства, обратили на себя внимание, первых русских князей, просвещенных христианским учением, и получили удовлетворение законодательным путем. Свидетельством этого служат дошедшие до нас с именем первых русских князей церковные уставы Владимира (996–1014) и Ярослава (1051–1054).

Устав князя Владимира

дошел до нас во множестве списков разнообразных редакций. Обыкновенно различаюсь две редакции – краткую и пространную, а митрополит Макарий признает еще среднюю. Кроме того встречаются еще списки устава, в которых постановления изложены не от лица князя, а в форме исторического рассказа под заглавием: о церковных людех, и о судех, и о десятинах, и о мерах городских. Главное различие между разными редакциями устава заключается в предисловиях и послесловиях, в порядке изложения материала и в некоторых частностях. В существенном же содержании все они сходны между собою. Старший список устава Владимира сохранился в Новгородской Кормчей конца XIII в.; он заключает полную редакции устава.

По предметам содержания устав Владимира разделяется на четыре части.

В первой части определяется княжеское жалование соборной церкви, называемое десятиной. Десятина эта должна была отделяться от всех судных пошлин князя, от пошлин торговых, и от всех даней поступавших в княжескую казну. В некоторых списках, содержащих в себе редакции устава под заглавием „Правило о церковных людех и о десятинах и о судех епископских» (Прав. Соб. 1861. т. II. стр. 435. Срав. Макар. Цер. Ист. т. 1. стр. 269) Владимиру усвояется дарование соборным церквам права приобретать недвижимые имущества.

Во второй части определяется ведомство церковного суда по отношении ко всем христианам. Церковному суду предоставлены след. нарушения церковной дисциплины: 1) приверженность к языческим верованиям и обычаям (моление под овином, в роще или у воды; волхвование, знахарство разного рода, ворожба, приготовление и употребление разного рода кудеснических средств, 2) святотатство, ограбление могил, оскорбление святости и неприкосновенности храма и всех мест и вещей ему принадлежащих, 3) преступления против чистоты нравов, 4) дела брачные, именно дела о разводе, о незаконных браках в близком родстве и свойстве, по насилию, 5) семейные распри, ссоры, драки, тяжбы между мужем и женой об имуществе, тяжбы братьев или детей о наследстве.

В третьей части перечисляются люди церковные и богаделенные; к ним относятся: лица монашествующего и белого духовенства – послание с женами и детьми, просфорница, слепец, хромец, странник, пущеник (раб отпущенный на волю в церкви при жизни господина), задушный человек (вольноотпущенный по духовному завещанию), бесприютные вдовицы и сироты, вообще все сирые, нищие, увечные и бесприютные, жившие при церкви и питавшиеся на средства церкви. Замечательно, что к числу церковных людей причисляется еще лечец – лекарь. Это конечно потому, что при церквах жили лица могущие подавать врачебную помощь, чтобы отучить новопосвященных язычников от их обычая обращаться к знахарям и ворожеям. Этих людей предоставлено судить церковной власти по всем делам не только церковным, но и светским, именно по гражданским тяжбам, по делам о драке, убийстве, по спорам о наследстве. Если же у церковных людей будет тяжба с людьми светского ведомства, то суд должен быть общий.

В четвертой части устава Владимира предоставлено церковной власти наблюдение за верностью мер и весов и право взимания пошлин за это. В древности торги устраивались при церквах, на церковных площадях. При церквах же хранились меры и весы. Отсюда возникло естественно и право духовенства заведовать мерами и весами.

Нельзя думать, чтобы памятник известный под именем церковного устава князя Владимира в том виде, как он дошел до нас, был произведением пера князя Владимира. Этого нельзя ожидать прежде всего в виду того состояния законодательства, в каком оно находилось в первобытную пору нашей русской истории. Главным источником права того времени был обычай. Вся жизнь русского народа в княжеский период определялась обычаем. Распоряжения князей были только дополнением исконного обычая. И они давались первоначально словесно, без изложения в письмени. С распространением грамотности, они стали записываться, но только для памяти; почему и получили название грамот. (Сергеевич Лекции и исследования по древней истории рус. права. Спб. 1894. стр. 520). Затем против подлинности изложения устава князя Владимира говорит отсутствие определенного точно установленного текста памятника в большое разнообразие его редакций и изложений, а также явные анахронизмы в некоторых из них. Нечего и говорить о подлинности пространной редакции устава, так как в ней в предисловии допускается явный анахронизм, когда говорится, что князь Владимир принял крещение от патриарха Константинопольского Фотия, умершего 80 лет ранее того. И краткая редакция изложения устава Владимира также страдает некоторыми неясностями в изложении напр. относительно церковной десятины, или допускает подробности мало приложимые ко времени Владимира напр. когда говорить о больницах, гостиницах, странноприимницах. Поэтому уложение устава князя Владимира нужно считать позднейшею записью распоряжений князя Владимира, сделанною отчасти на основании летописных сказаний о князе Владимире и его времени, а частью на основании существовавшей практики. На этот порядок происхождения изложения устава князя Владимира наводит м. пр. особая редакция устава князя Владимира, озаглавливаемая, „о церковных людях и о судах и о десятинах и о мерах городских», где в форме анонимной исторической записи сообщается о том, что сделано в пользу церкви первыми русскими христианскими князьями вообще. И такая форма записи была употребительна в конце XIII века; по такой записи делает ссылку на устав русских князей один из Владимирских епископов к сыну Александра Невского (Пр. Соб. 1861. т. III. стр. 467–472).

Если ни одного списка устава князя Владимира, даже ни одной редакции его изложения нельзя считать копией подлинного распоряжения князя Владимира по церковным делам, то каким образом можно доискаться, в чем должен был состоять устав князя Владимира, судя по сохранившимся записям о нем. Исследователи отвечают так: „То, в чем все они (редакции устава) согласны между собою, что составляет их общую основу, то несомненно можно считать принадлежавшим подлинному уставу св. Владимира» (Макарий. История рус цер. т. 1. стр. 129. Голубинский. История рус. церкви. т. 1. Первая полов. тома. Изд. 2. стр. 400. Неволин. О простр. цер. суда. Собрание сочин. т. 6. стр. 295). Эта мерка конечно правильная. Но ее не нужно применять механически. Механическое применение ее не дает надлежащего понятия о существе и исторических основаниях узаконения князя Владимира по делам церковным, не уяснит также историко-бытового значения особенностей разных редакций и списков устава князя Владимира. Практическое изменение норм, содержащихся в уставе князя Владимира, не стояло неподвижно на одной точке, а подлежало постепенному развитию и изменению. По мнению проф. Голубинского, в начале „дело было установлено только в принципе – что может и что не может принадлежать к области церковного суда, но подробности, более или менее определенные граница сего суда установили только время и обычай» (стр. 410). Это историческое движение практики применения норм устава князя Владимира, естественно, должно было выразиться и в опытах письменного изложения этого устава. Отсюда, некоторые особенности разных редакций и списков устава Владимира можно понимать, как следы указанного исторического процесса. С этой точки зрения определится истинное значение различных особенностей разных редакций и списков устава Владимира, а также выяснится и подлинная основа постановлений князя Владимира по делам церковным.

В пространной редакции устава князя Владимира все четыре указанные части объединены предисловием, в котором сообщается о принятии Владимиром христианства от патриарха Фотия и послесловием, где содержится угроза гневом Божьим и проклятием за нарушение всех распоряжений князя изложенных в уставе. Эта риторическая обделка распоряжений князя Владимира есть позднейшая прибавка к содержанию устава; в крайней и средней редакции нет ее. Предисловие составлено на основании новгородской летописи, в которой в начале именно сказано, что князь Владимир принял первого митрополита Леона от патриарха Фотия. И замечательно, что старший список устава Владимира с таким предисловием встречается в новгородской же Кормчей 1280, писанной при новгородском архиепископе Клименте. Но и в пространной редакции устава Владимира, не смотря на искусственную риторическую обделку его, остались следы того, что устав князя Владимира, по изложении его в пространной и краткой редакциях, не был законом цельным, одновременно изданным, а составляет запись о постановлениях изданных в разное время, с известными промежутками времени. Во всех изложениях устава Владимира говорится, что закон о пространстве церковного суда издан спустя известное время после постановления о десятине. Тоже можно сказать и о постановлениях насчет церковных людей и наблюдения за веками и мерами.

Дарование соборным церквам десятины из княжеских доходов, составляющее первую часть устава Владимира, несомненно принадлежит самому князю Владимиру. В пользу этого говорит факт построения Владимиром в Киеве Богородицкой десятинной церкви и одарение ее десятиной из княжеских доходов. За этим фактом последовало общее постановление о даровании десятины из княжеских доходов всякой вновь устрояемой соборной церкви. О таковом постановлении прямо говорит грамота новгородского князя Святослава Олеговича 1137 года; „устав бывший преже нас в Руси от прадед и от дед наших имати пискупам десятину от даней и от вир и от продаж, что входит в княжь двор всего». Об этом свидетельствуют и исторические примеры фактического применения князьями указанного прадедовского устава, напр. грамота 1150 г. князя Ростислава Мстиславича данная Смоленской епископии при ее учреждении. В изложениях устава князя Владимира об этом узаконении Владимира повествуется спутанно. Дело представляется так, будто князь Владимир дал десятину только Киевской церкви Пресв. Богородицы и притом „во всей земли русской во всех градех». Это текст краткой редакции устава князя Владимира. Он почти буквально повторяет слова летописи под 1169 годом: „дал бе десятину к церкви той по всей Русской земли». Несколько лучше изложение в пространной редакции устава по старшему списку, но все-таки очень темно и неудовлетворительно. В редакции устава озаглавливаемой „Правило о церковных людех и о десятинах» (в Соловецкой Кормчей 1493. № 858 л. 540–543) повествование о десятине излагается уже отвлеченно, без ссылки на построение Киевской десятинной церкви, и установление десятины приводится в связь с законом Божьим данным израильтянам и усвояется благочестивым христианским царям (Прав. Соб. 1861. т. 3. стр. 434–435); здесь закон Владимира о десятине также оставлен в тени. Таким образом ни одна из редакций изложения устава князя Владимира не сообщает ясных и точных сведений об издании князем Владимиром закона о десятине соборным церквам. Конечно, это не говорит в пользу подлинности дошедших до нас записей о содержании упомянутого закона. Но это же явление наглядно доказывает, что от недостатков в изложении устава князя Владимира еще нельзя делать отрицательного вывода относительно существования этого закона.

По выражению записей устава князя Владимира, князь назначил соборным церквам десятину „от имения своего и от град своих» т. е. от частного своего хозяйства и от государственных доходов. Источниками государственных княжеских доходов служили дани, виры (штрафы за уголовные преступления) продажи (пошлины с гражданских судебных дел). Очень вероятно также, что князь Владимир жертвовал на содержание соборных церквей и недвижимые имения (Голубинский. Ист. рус. цер. т. 1. ч. I. стр. 510–511).

Десятина с частных княжеских имений выдавалась епископам натурой – хлебом, скотом и другими продуктами сельского хозяйства. Десятина судебных штрафов препровождалась епископам по окончании года. Так как по поводу количества этой десятины нередко возникали сомнения и недоразумения, то иногда князья заранее договаривались с епископами о размере годичной десятины и по этому условию платили, как это сделал новгородский князь Святослав Олегович в 1137 году. Десятина же от даней, назначенная епископам, была отделена в особую подать, которую было предоставлено собирать с населения самим епископам. В XII в. в епархиях, которые вновь были открываемы, десятина соборной церкви выдавалась только с даней, как это видно из грамоты Смоленского князя Святослава Олеговича 1137 года. После нашествия монголов выдача десятины была совсем прекращена (Голубинский. Стр. 514–515).

Вопрос о предметах церковного суда, составляющих содержание второй части устава князя Владимира, имел тесную связь с десятиной княжеских доходов от производства суда. Вопрос этот должен был решиться на первых же порах после того, как церковная иерархия вступила в свои права организатора церковных порядков среди новопросвещенного народа. По естественному порядку вещей, в ведение церковного суда должны были поступить такие преступления, которые составляли нарушения новых норм жизни, введенных с принятием христианства. И так как правила христианской дисциплины касаются разнообразных сторон жизни, особенно глубоко затрагивают брачные порядки и семейные отношения, то, естественно, в числе правонарушений, поступивших в ведете церковного суда, должно было оказаться не мало таких, которые касаются гражданских и уголовных отношений. Светская власть должна была предоставить эти дела ведению церковного суда потому, что и сами нормы, нарушения которых ведались церковным судом, основывались на законах, содержавшихся в Кормчей и мало известных светской власти. При таком понимании происхождения ведомства церковного суда по отношению ко всем членам церкви, естественно думать, что ведомство церковного суда в общих началах должно было определиться с самого же начала устроения в России церковных порядков. Только некоторые подробности и частности могли выясняться по обстоятельствам времени и по мере того, как суд церковный входил в силу и подчинял себе поведение членов церкви. Этим обстоятельством постепенного проникновения в жизнь новопросвещенного народа начал христианской дисциплины можно объяснить сравнительную краткость или полноту в перечислении предметов ведомства церковного суда в различных редакциях изложения устава князя Владимира

Когда требования церковной дисциплины привились постепенно в жизни русского общества, им должен был покровительствовать и светский закон своими предписаниями и светский суд своими прещениями, особенно когда нарушенные нормы имели общественное значение. Конечно, церковная власть, всегда желавшая идти в своей деятельности об руку со светскою властью, не могла смотреть не выгодно на репрессивные меры светской власти против нарушений правил церковной дисциплины. Из канонических ответов митрополита Иоанна II видно, что церковная власть нераскаянных чародеев передавала в руки светского правосудия. (отв. 7). Один из ранних примеров светских наказаний за религиозные преступления представляют тяжкие уголовные наказания за волшебство. Светский суд и наказания за преступления, имеющие религиозный характер, не устраняли суда церковного и действий церковной власти. По свидетельству летописи, и в мероприятиях против волшебников принимала участие не только светская, но и церковная власть (Неволин. Сочин. т. VI. стр. 290. 350). Об этом же должен свидетельствовать и тот факт, что дела о гаданиях и волшебствах во всех их видах стоят в числе предметов церковного суда во всех редакциях и списках устава князя Владимира до позднейших времен. Другой пример совместного действия светской и церковной власти против нарушений правил церковной дисциплины, принятых за нормы и в гражданском общежитии, представляет суд по делам о похищении девиц для брака или простого сожития. В уставной грамоте Смоленского князя Ростислава Мстиславича случай похищения девицы поименован в числе предметов церковного суда, но в тоже время относительно судебного штрафа за этот проступок предписывается делить его по полам между князем и епископом, причем князь ставится на первом плане (што возмет князь, с епископом на-полы), значит, инициатором наказания.

Есть еще случай столкновения суда церковного со светским, именно в делах о наследстве. По тесной связи этих дел с делами семейными, которые все вообще ведались церковною властью, и эти дела, естественно, должны были подлежать ведению церковной власти. И они действительно стоят в числе предметов церковного суда по всем редакциям изложения устава князя Владимира. Но вот в Русской Правде (Карамз. сп. ст. 117) дела о разделе наследства значатся в ведении князя. Это место Русской Правды приводят в доказательство не подлинности устава князя Владимира. Между тем, на самом-то деле само свидетельство Русской Правды требует объяснения и проверки, в виду согласия всех редакций и всех списков устава князя Владимира до позднейшего времени относительно принадлежности дел о наследстве ведению церковного суда, а также в виду того факта, что и позднейшей практикой (до конца XVII в.) этот вопрос решен в пользу церковного суда. (Срав. Нев. Сочин. т. VI. стр. 275. прим. 70. Сергеевич. Лекции. стр. 32).

Постановление устава князя Владимира о ведомстве церковного суда по отношении к духовенству не требует объяснений. Духовные лица изъяты из ведения светского суда и подчинены ведению церковного суда по всем делам не только церковным, но и светским по причине примитивного устройства судебных порядков в светском ведомстве. Этому же порядку суда подчинены и т. н. церковные люди по примеру духовенства, на основании сословного начала. Напрасно ставят в упрек изложению устава Владимира то, что в нем упоминаются уже благотворительный учреждения – монастыреве, больницы, гостиницы, странноприимницы, которых не могло быть при князе Владимире. В зачатке эти заведения уже были при Владимире (Неволин. Сочин. т. VI. стр. 326). Но если мы и опустим эти выражения, суть дела от этого не изменится; они и не нужны, строго говоря, так как выше перечисляются игумены, чернецы и богаделенные люди состоящими в ведении церкви.

Сомневаются, принадлежало ли церковной власти право наблюдения за городскими весами и мерами. Но в предоставлении такого права духовенству нет ничего удивительного; оно сделано по примеру практики византийской, где епископы участвовали в выборе весовщиков и меры и весы хранились в церквах под смотрением епископов. Быть может, устав князя Владимира, возводя право епископов наблюдать за мерами и весами к установлениям самого Бога, имел в виду еще законодательство Моисеево (Лев.19:35–37. Втор.25:14–16. Неволин. Сочин. т. VI. стр. 284). О жизненном значении рассматриваемого постановления устава кн. Владимира можно находить свидетельства и в других памятниках, напр. в уставной грамоте новгородского князя Всеволода Мстиславича 1134–1135 г., в которой церкви Иоанна Предтечи на Опоках дано право держать весы и взвешивать на них известные товары, также в договорах Смоленского князя Мстислава Давидовича с немецкими городами, где выговорено, что поверку весов, на которых взвешивались товары, должно было производить по образцовым весам, хранившимся в церкви св. Богородицы что на горе и в немецкой церкви. Впоследствии наблюдение за весами и мерами перешло в ведение светской власти (Неволин. Сочин. т. VI. стр. 324).

Таким образом несмотря на разнообразие редакций изложения устава князя Владимира, не смотря на множество вариантов текста разных списков его, основное содержание его может быть отнесено ко времени князя Владимира и поэтому справедливо можно сказать с профессором Владимирским-Будановым, что этот устав „изображает для нас подлинное отношение церкви к государству, какое церковь считала тогда (в земский период) нормальным» (Хрестоматия по Истор. рус. права. Изд. 5. стр. 232. Срав. Павлова, Курс цер. права. 1903. стр. 136).

Итоги и значение церковной реформы

Лучше всего сгруппировать их по различным темам в виде таблицы:

К 100 главам церковного приговора впоследствии была добавлена 101-ая глава о церковном землевладении.

Рис. 3. Стоглав 1551.