I. Святые отцы и церковные писатели доникейского периода (I-III вв.)

Святые отцы — кто это?

Святыми отцами, — или учителями Церкви, — называют тех святых, которые своими трудами сформулировали, основали или помогли устояться какой-либо из сторон Церковной жизни.

Эти святые жили в разное время, но всякий — в чем-то определяющее для Церкви. Либо в период церковного становления, либо в эпоху расколов и духовных распрей, либо же в условиях «меняющегося мира» (в целом или в какой-то отдельной стране). Святые отцы или задавали основы вероучения (как в первые века христианства), или переоткрывали их заново — для своей эпохи.

В свое время учителя Церкви заложили основы того, что сейчас нам кажется привычным: ход богослужений, тексты молитв, как таковое монашество, состав книг Нового Завета — сам язык…

Иными словами, это святые, без которых Церкви в ее нынешнем виде не было бы.

(Иногда термин «святые отцы» рассматривают еще шире — подразумевая под учителем Церкви любого святителя (то есть, святого-священника или епископа) и любого преподобного (то есть, святого-монаха), поскольку каждый в той или иной степени тоже был отцом-учителем — пускай, даже, в пределах своего монастыря).

I. Святые отцы и церковные писатели доникейского периода (I-III вв.)

«Учитель многих святых» (выражение блаженного Иеронима), Ориген является величайшим из богословов доникейского периода. Он составил первую догматическую систему, поставил ряд вопросов и пытался найти на них удовлетворительные ответы – «пытался охватить, понять и объяснить всё». «Даже своими ошибками, – говорит один исследователь, – Ориген наметил пути будущих решений» и способствовал общему оживлению богословской мысли.38

Неоплатонический философ Порфирий, ученик Плотина, так отзывался об Оригене: «Он жил, как христианин, а мыслил, как эллин». В устах Порфирия это могло быть похвалой, но это одновременно и указание на слабые стороны мысли Оригена как христианского богослова.

В отношении к философии Ориген был эклектиком. Наибольшее влияние на Оригена оказал платонизм и неоплатонизм. Платоновским духом запечатлён весь идеалистический склад его системы: таково у него предпочтение бытия идеального пред чувственным; учение об идеях, предсуществовании и падении душ и т.п. Можно утверждать, что платоновская философия оказала на него влияние в форме неоплатонизма, который в то время начал формулироваться в преподавании Аммония Саккаса, учителя Оригена, и был развит в сочинениях Плотина, его младшего современника.

Учение о Боге

Свою систему Ориген начинает с изложения учения о Боге (см.: О началах. Кн.1, гл. I- «О Боге»).

Ориген восходит в своём созерцании от бытия относительного и изменяющегося во времени, где всё возникает и изменяется, к бытию абсолютному и неизменяющемуся.

Основным определением Бога для Оригена является понятие о Нём как о начале всего – Самоначале, дающем начало всему, или Первопричине. Как начало, Бог один, ибо начало может быть только одно. Он абсолютное единство, монада. Отсюда вытекают и другие определения Бога: а)как монада, Бог является бытием абсолютно простым и несложным; в Нём нет никаких частей;

б) как в простом бытии, в Боге немыслима телесность, даже самая тончайшая, ибо всё телесное подлежит делению.

Бог есть Личный Дух, Ум, аналогию Которому составляет ум человека.

Оригинально лишь воззрение Оригена на безграничность Божию. Ориген отрицает беспредельность Божию по существу и силе. Всё беспредельное, неопределённое – непознаваемо. Если бы Бог был беспределен, то Он не познавал бы Самого Себя, не был бы всеведущим Умом. Всемогущество Божие ограничивается Его благостью, справедливостью, мудростью.

Однако Бог, как абсолютное начало, возвышен над пространством и временем. Он не ограничивается пространством, а всё Сам объемлет; для Него даже нет пространства: Он вездесущ. Бог не подлежит времени, не имеет начала или конца. Он даже выше времени: Он вечен; у Него всегда «сегодня» и нет смены времени.

Бог неизменяем; в Нём нет перехода из одного состояния в другое; все Его свойства действенны от вечности. Понятие неизменяемости Бога имеет важное значение в системе Оригена. Бог Отец есть Отец изначала, а не во времени; иначе в Нём нужно было бы допустить изменение; отсюда вечность рождения Сына. Божие всемогущество изначала деятельно; отсюда вечность творения мира.

Таким образом, учение Оригена о Боге возвышенно. Но возвышение Отца – первого начала – не особенно благоприятно отразилось на представлении у Оригена второго начала – Логоса; вся «Логология» Оригена базируется на его учении о Боге.

Учение о Логосе и Его рождении

Рождение Логоса нужно представить вне временных (против мнений отдельных апологетов) и пространственных (против эманатизма гностиков) отношений. Вечность рождения Сына сама собой вытекает из понятия о неизменяемости Отца. «Отец самым бытием Своим, как сила, предполагает бытие Сына – Слова» (В.В.Болотов).

Сын – Премудрость и сияние славы Божией; нельзя поэтому допустить, чтобы было время, когда Бог был без Премудрости или без Света. Рождение Сына не только не имело начала во времени, но и не может быть рассматриваемо как акт свершившийся. «Не родил Отец Сына и перестал рождать, но всегда рождает Его». Вечное Сияние исходит от вечного Света. Здесь Ориген впервые так ясно раскрыл учение не только о вечном, но и постоянно вечном рождении Сына.

Пространственные представления в рождении Логоса недопустимы уже в силу бестелесности Божией. Бог прост и неделим, а потому в Нём немыслимы никакие эманации, или истечения, разделения или уменьшения сущности. На этом основании Ориген отвергал даже выражение «из сущности Отца», видя в нём намёк на эманацию из Божественной сущности.

Чтобы лучше уяснить рождение Сына, Ориген пользуется аналогией. Аналогию произнесения человеческого слова, столь распространённую у предшествующих церковных писателей, Ориген считает недостаточной и не чуждой пространственных отношений, поскольку слово является внешним звуком. Сам он часто предлагает рассматривать рождение Сына подобным тому, как хотение рождается от мысли.

Неточным началом бытия Логоса Ориген считает волю Отца. Возражая против эманатизма («из сущности Отца»), он часто называл Сына рождением «от воли Отца». Формула эта давала повод обвинять Оригена в том, что он считал рождение таким же актом воли Божией, как творение, тем более что и творение он считал тоже вечным; выходило, таким образом, что Ориген признавал Логоса тварью. Однако это несправедливо, и подобных взглядов Ориген нигде в своих сочинениях не высказывает. Если он и называет Христа «созданием» и «происшедшим», то всегда имеет в виду: «Господь созда мя» (Притч. 8, 22); причём считал Премудрость созданной потому, что Она содержала в Себе совокупность идей тварного мира.

По существу рождение и творение у Оригена ясно различаются: от первого происходит неизменяемый Сын, от второго изменяемый мир; Сын происходит не из ничего и не вне сущности Отца, мир же происходит из небытия и является внешним бытием.

Происхождение Сына из воли Отца не является у Оригена, как у апологетов, актом случайным, связанным с решением Бога создать мир и обусловленным целями творения (значением Логоса как посредника). Рождение Сына вытекает у него из внутренней необходимости самой жизни Божества.

Ориген своим учением о вечности рождения Сына и внутренним обоснованием его необходимости даёт более возвышенную «Логологию», чем его предшественники, и во многом приближается к Никейскому исповеданию. Но от него он отличается тем, что признаёт рождение Сына не из сущности, а из силы Отца, хотя и считает Сына «единственным по природе и посему единородным» (кн. I, гл. 2, § 5 и др.)

Учение об отношении Сына к Отцу

Логос, будучи Божественной Премудростью и Словом, тем и отличается от ограниченной человеческой премудрости и слова, что имеет самостоятельное реальное бытие в качестве особой Ипостаси, существующей субстанционально, как и Отец. Ввиду монархианских заблуждений своего времени Ориген особенно оттеняет ипостасные отличия Слова от Отца (в этом его заслуга).

Тщательно указывая на отличие Сына от Отца, Ориген не устанавливал Их единство, в частности, Их единосущие и равенство по Божеству.

В последнем вопросе Ориген высказывался в духе субординационизма более решительно, чем его предшественники.

По его мнению, один Отец является в собственном смысле Монадой, самобытным (Началом всего). Сын зависит от Него по бытию. Он вечно получает от Него Своё бытие.

Один только Отец в собственном смысле есть Бог, Самобог (Αύτόθεος). Логос же есть δεύτερος Θεός. Он причастием Божества Отца становится Богом, ибо изначала пребывает у Отца. Словом, Он есть Бог по причастию. Один только Бог абсолютно благ, благ в собственном смысле. Сын есть только образ благости Отца. Ему в собственном смысле принадлежит не благость, а правосудие, ибо Он Педагог людей и грядущий Судия. Одному Богу доступно полное ведение Себя. Он объемлет и Себя, и Сына. Но Сын, хотя и знает Отца, но не всецело, ибо не может объять Отца. Мало того, не всё знает Сын и в тварном бытии: Он не знает дня кончины мира, не знает во всей полноте даже божественного плана искупления: Он молился, чтобы миновала Его сия чаша, ибо хотел испить более тяжкую чашу и совершить более всеобщее благодеяние, распространяющееся на большее число существ (так, чтобы иудеи и Иуда не погибли).

С молитвой в собственном смысле (προσευχή) должно обращаться только к Богу Отцу. Не следует молиться никому из рождённых, ни даже Самому Христу, а только одному Богу всех и Отцу, Которому молился и Сам Спаситель и нас учил молиться (О молитве, 15). Молитвы могут быть, однако, воссылаемы через Христа как Первосвященника.

Как видим, Ориген в своей «Логологии» соединил идеи двух порядков: возвышенное представление о вечном Слове переплетается у него с резко выраженным субординационизмом. Отсюда и святой Афанасий мог ссылаться на него как на защитника Православия, и позднейшие противники Оригена могли говорить о его «богохульствовании». (Во всяком случае несправедливо видеть в учении Оригена арианство: он признавал Богом Сына и не считал Его тварью).

Учение о Святом Духе

Доказывая вечность Сына, Ориген заявил: «То же надо сказать и о Духе Святом», и вообще говорит о Нём постольку, поскольку представ лялось необходимым для установления точки зрения на Лицо Иисуса Христа. Впрочем, Ориген ясно исповедует Лицо Святого Духа как особую Ипостась. Бытие Своё Он получает вечно от Отца через Сына. Происходя через Сына, Святой Дух от Него получает все совершенства, в особенности, ведение Отца, и потому стоит в подчинённом отношении не только к Отцу, но и к Сыну. (См.: О началах. Кн. I, т. 3).

Взаимное отношение Лиц Святой Троицы

Ориген объясняет по Их действиям в мире.

Деятельность Святой Троицы он рассматривал как бы виде сужающихся концентрических кругов. Наибольший круг, как бы обнимающий другие, принадлежит Отцу; это сфера, распространяемая на все существа, есть деятельность Отца. Сын, деятельность которого распространяется на разумных тварей, – второй круг. Третий, меньший круг – Дух Святой, воздействующий на святых. Ориген разрешил проблему различия Лиц Святой Троицы и первый ввёл формулу «три Ипостаси». В этом его догматико-историческая заслуга.

Космология

Бог по Своей бесконечной благости открыл Себя в создании тварей. Так как всемогущество Божие никогда нельзя представить недеятельным и праздным, то нужно признать, что оно вечно имело объект своей деятельности. Поэтому творение мира у Оригена признаётся вечным. Но поскольку такой вывод стоял в противоречии с церковным учением о конце мира, то Ориген выходил из затруднения, предполагая бесконечный ряд сменяющих друг друга миров; каждый из них имеет конец, но в целом они вечны. Так пришёл он к теории множественности миров.

Вечная творческая сила Бога, прежде всего, открылась в создании духов – по природе равных, – которых, впрочем, Ориген мыслил не совсем чистыми от тонкой материальности, ибо в собственном смысле духовным бытием, чуждым телесности, он считал только Святую Троицу. Отличительным признаком тварных существ, в противоположность абсолютному бытию, является их изменяемость. Дальнейшее творчество проявилось в создании материи. Причиной создания её послужило падение (καταβολή – низвержение) духов. Для исправления их Господь и заключил их в материю.

Материя представляет собой основу тел и отличается способностью превращаться в разные формы (дерево, огонь, дым). Отсюда она всегда принимает форму, соответствующую совершенству того разумного существа, которым воспринимается: в низших существах она принимает вид грубых тел, в высших она может просветляться и одухотворяться. Во всяком случае она сама по себе не представляет зла и не препятствует развитию духовных существ.

Падение духов было различное; одни отпали от Бога больше, другие – меньше. С этого различия произошли все те различия, которые наблюдаются в этом мире, и, прежде всего, градация классов бытия. Те из духов, которые больше других сохранили пламенное стремление к Богу, образовали собою чины Ангелов, различающихся друг от друга по своим заслугам. Они облечены в тонкие эфирные тела с различной степенью лучезарности. Духи, отпадшие от Бога, облеклись в более плотную светоносную материю и образовали собою светила небесные – солнце, луну и звёзды. Ещё более удалившиеся от Бога и охладевшие духи обратились в души (ψυχή от ψύχω– дуть, охлаждать) людей. Смотря по заслугам своим в период предсуществования, души людей получают на земле разную участь. Наиболее грешные души рождаются в телах уродливых, безобразных; более чистые – в красивых и совершенных. В этом же смысле объясняются и другие неравенства среди людей. Именно ввиду своих прежних заслуг одни люди рождаются с блестящими умственными способностями, другие – крайне тупыми, одни – кроткими, другие – жестокими, одни – варварами, другие – греками, одни – знатными и богатыми, другие – рабами и бедняками. Так думал Ориген объяснить при предположении предсуществования душ те неравенства, которые так поражали его в земной жизни и которые он считал никак непримиримыми с совершенствами Творца. Но души людей не представляют собой ещё последней ступени падения. Ниже пали духи, превратившиеся в демонов; они получили мерзкие и тёмные, хотя и невидимые, тела и свергнуты были в преисподнюю; из них больше всех охладел диавол – это наиболее согрешивший дух.

Все эти различия обоснованы в свободной воле разумных существ. Отсюда между ними не существует непроходимых границ. Души могут развиваться или в сторону добра, или в сторону зла и, таким образом, или подниматься, или опускаться по лестнице бытия. В первом случае они одухотворяются и причисляются к ангелам, во втором – они падают до скотоподобной жизни. Однако во всём этом процессе мирового развития действует благая воля Божия, которая всё направляет к первоначальному восстановлению падших духов. Страдания и бедствия мира сего и самое создание материи имеет последней целью своей не наказание их, а исправление и воспитание. Вся мировая история, таким образом, есть история божественного домостроительства (икономия – οικονομία), устроения спасения (см. о космологии Оригена: «О началах», кн. II, гл. 3, 9 и кн. III, гл. 5 и др.)

История человека есть только часть мирового процесса; человек также подлежит божественной икономии. В составе человека имеются три части (трихотомия): в нём богоподобная душа (охладевший дух), соединена через посредство животной души с плотью. Разумная душа обладает свободной волей и способностью снова возноситься до чистой жизни. Неразумная же душа роднит человека с животными. В силу такого разнородного состава, человек всегда испытывает внутренний разлад в своей жизни. По природе своей он изначала получил образ Божий, а вместе с ним и возможность через упражнение в добродетелях достигнуть и богоподобия. Но, стремясь к этой цели, он должен бороться со слабостью своего естества. Это потому, что все люди подвержены греху. Учение о первородном грехе

и его всеобщности не чуждо Оригену. Правда, оно у него приняло оригинальный оттенок, поскольку Ориген относил грех к домирному всеобщему падению душ, но он допускал также, что самое рождение, соединение души с телом, оскверняет человека скверной греха, и потому считал необходимым Крещение для младенцев.

Из состояния падения богоподобная душа стремится возноситься к первоначальному блаженству. Это вполне зависит от её свободной воли. Но ввиду слабости человека ему для спасения необходима Божественная помощь. Эту помощь ему постоянно оказывают Ангелы, в частности Ангел-хранитель. Ещё в большей степени её оказывает Логос Своими таинственными воздействиями в мире через святых и пророков. Откровение Логоса получило своё завершение лишь в Его воплощении (см.: О началах. Кн. I, гл. 7; кн. II, гл. 8 и др.)

Воплощение Сына Божия необходимо было потому, что иначе бы люди не могли созерцать Высочайшее Слово. Самое соединение вместе Божества и человечества является непостижимой тайной.

В освещении догмата воплощения Ориген выдвинул против гностиков вопрос о человеческой душе Христа.

Эта душа послужила посредствующим началом при воплощении Логоса, ибо непосредственное соединение божественной природы с материей было невозможно. Душа Христа принадлежала к числу духов, созданных Богом, но в домирном бытии своём она тем выделилась из числа других, что только одна не отпала от Бога и пребывала в пламенеющей любви к Нему. В силу долгого упражнения в добре она настолько применилась к Нему, что для неё стало уже невозможным отпадение ко греху; с этой душой и соединился Логос для нашего спасения, а чрез её посредство с телом.

Тело Его вполне соответствовало превосходству и совершенству Его души, ибо всякая душа образует сообразное себе тело. Поэтому тело Христа было необычайной красоты и совершенства, и если у пророка Исайи (53, 1–3) говорится о безобразном виде Христа: «Видехом Его и не имяше вида, ни доброты», то это свидетельствует лишь о том, что плоть Христа принимала тот или другой вид в зависимости от духовного настроения тех, с которыми Он обращался.

При восприятии истинного человечества Логос не претерпел никакой перемены: Он остался по существу (ούσία)) Логосом. Отсюда в Нём две природы, и Он есть Deus-Homo. «Во Христе иное дело – природа Его Божества, потому что Он есть Единородный Сын Божий; и иное дело – человеческая природа, которую Он воспринял в последнее время по домостроительству» (О началах. Кн. I, гл. 2, § 1).

Две природы во Христе образуют одно существо, так что «Христос есть нечто сложное» (Против Цельса. Кн. II, § 9).

Трудную проблему – как представить единство Лица Христова при соединении Логоса с человеческой душой – Ориген пытался уяснить при помощи аналогии:

а) нравственное единение как бы сливает между собою личности, – так прилепляющийся к Господу составляет с Ним один дух; б) раскалённое железо соединяет в себе свойства огня и железа, принимает в себя вид и жжение огня, так и душа растворилась в Логосе.

Следствием соединения с Логосом было преобразование, обожение человеческой природы Христа. В

особенности это нужно сказать о плоти Его по воскресении. Он воскрес из мёртвых и обожествил воспринятую Им человеческую природу. Плоть Его одухотворилась и почти разрешилась в дух, слилась с Божеством и стала вездеприсущей: Он находится везде и всё проникает – о Нём не должно думать, что Он заключён в каком-либо одном месте. Словом, плоть Христа стала телом чудесным (см.: Против Цельса. Кн. II, § 62; кн. III, § 41).

Учение об искуплении и спасении

Последствия греха были троякого рода: 1) неведение Бога; 2) подчинение власти диавола; 3) разрыв нравственного союза с Богом.

От всех этих последствий греха Господь избавил человека. 1. Господь прогнал неведение, сообщив людям истину, Он учил словом и примером, и притом так, что был понятен всем и удовлетворял нужды всякого человека. Слова Его для учёных заключали в себе глубокие мысли, но они были доступны и для детей. На Своём примере Господь показал путь к совершенству и богоуподоблению. 2. Господь освободил людей из-под власти диавола. Уяснял это Ориген при помощи целой теории выкупа у диавола. Люди, будучи побеждены диаволом, сделались его рабами, стали его собственностью на законном основании. Избавить их от его власти тоже нужно было на законном основании. И вот Господь предложил в качестве выкупа «за многих Свою душу». Диавол согласился, понимая всю цену безгрешной души Христа. Но он не знал плана Божественного домостроительства, не знал, что смерть Христа разрушит власть смерти. Он думал удержать душу Христа во аде и в своей власти. Но, оказав несправедливость по отношению к безгрешному Христу, он не мог удержать Его в своей власти и по договору должен был уступить выкупленных Христом людей. Христос вывел их из ада и Сам воскрес. Таким образом, Христос как бы обольстил диавола, что, впрочем, вполне было справедливо по отношению к обольстителю людей. 3. Христос не только искупил людей от диавола, но и принёс за них умилостивительную жертву Богу. Грех мог быть искуплён страданием людей или жертвой за них. Сами люди не могли принести жертву, ибо она должна быть безгрешной. И вот Господь, будучи безгрешен, «возложил на главу Свою грехи рода человеческого, ибо Он Сам есть Глава тела Церкви», и понёс на Себе всю тяжесть наказаний. Он добровольно претерпел на земле ряд огорчений, страданий и, наконец, самую смерть. Так Он примирил людей с Богом.

Искупление, совершённое Христом, имеет универсальное значение. Христос умер не только за людей, но и за все другие разумные существа. Плоды Его смерти распространяются на весь космос, даже на ангелов. Впрочем, иногда Ориген высказывался в том смысле, что Господь для искупления ангелов Сам становился ангелом и пострадал за них подобно тому, как и за людей (см.: О началах. Кн. I, гл. 2, «О Христе»; кн. II, гл. 6, «О воплощении Христа»).

Эсхатология

10. Эсхатология Оригена носит спиритуалистический характер, что вполне согласно с философским направлением его богословствования. Почти все изречения Священного Писания о конечной судьбе мира и человека он понимал в духовном смысле. Хилиазм он отвергает со всей решительностью, упрекая сторонников его в неразумии и ссылаясь на свидетельства Священного Писания о духовности будущего тела.

Характерным пунктом в учении Оригена о загробной жизни человека является мысль о возможности продолжения нравственного развития, очищения и совершенствования человека даже после его смерти – процесс спасения отдельного человека не заканчивается в земной жизни, но продолжается за гробом. Это учение вытекало у Оригена из основных понятий о благости Божией и о свободе воли человека. Бог вложил в человека стремление к истине, добру и богоуподоблению; это стремление должно получить удовлетворение, ибо дано оно не напрасно; почему осуществление его необходимо предположить в загробном бытии человека, ибо для Бога нет ничего невозможного и для Творца нет ничего неисцельного. С другой стороны, как бы ни пал человек, он всегда сохраняет свободу воли, а вместе с ней и возможность исправления и совершенствования. Вся посмертная жизнь представляет собой процесс очищения и совершенствования человека.

После воскресения тело будет отлично от земной плоти по своим качествам: оно будет духовным, прославленным; оно не будет нуждаться в питании, пищеварении, размножении, и потому соответствующие органы будут отсутствовать. Но всё-таки воскресшие тела будут тождественны с земными (было бы несправедливо, если бы награждена была иная плоть, чем та, которая подвизалась). Тождество это, впрочем, заключается не в самих материальных частицах, не в составе человека, а во внешней форме тела. Дело в том, что состав человека уже при жизни его постоянно меняется, одни элементы заменяются другими в силу обмена веществ. Неизменным остаётся самый вид человека и именно потому, что в теле каждого человека существует семя Логоса или внутренняя сила, которая образует его тело по своему типу, подобно тому, как семя пшеницы даёт соответствующие своему виду пшеничные ростки. Эта сила всегда сохраняется и по разрушении тела и может по слову Божию образовать из материальных частиц духовное тело, по форме своей тождественное с земной плотью. Воскресшие тела будут соответствовать качествам душ; грешники будут облечены в тёмные тела, святые – в светлые. Дальнейшее развитие душ будет сопровождаться всё большим и большим одухотворением телесной субстанции, пока она не разрешится в тонкую духовную «нерукотворённую» телесность (О началах. Кн. И, гл. 6, § 4).

Что касается грешников, то они подвергнутся мучениям в огне. Огонь, впрочем, этот не вещественный и наперёд приготовленный, а духовный – муки совести, которые собирает в себе всякая грешная душа, наподобие дурных соков, вызывающих лихорадочный жар. Мучения эти не будут вечными. Бог наказывает для того, чтобы исправить; подобно врачу для исцеления от тяжких болезней Он употребляет огонь и, таким образом, очищает грешников от грехов. Если Священное Писание и говорит о вечности мучений, то для того, чтобы страхом наказаний отвлечь грешников от грехов; выражение «во веки веков» означает в нём определённый период. На протяжении веков все души без исключения обратятся к Богу. Все они будут наслаждаться блаженством, хотя не для всех одинаковым, ибо в доме Отца обители многи суть. В конце концов, всё восстановится в первоначальном состоянии. Материальный мир уничтожится. Будет Бог всё во всём, ибо душа ничего не будет созерцать или помнить, кроме Бога. Это и есть конечное восстановление всего – апокатастасис (άποκατάστασις). Идея апокатастасиса ведёт к предположению, что и диавол спасётся. Ориген, действительно, допускал возможность обращения злых ангелов, и говорит, что последний враг – смерть, истребится, но «не в том смысле, что уже не будет существовать, но в том смысле, что не будет врагом и смертью, ибо нет ничего невозможного для Всемогущего и нет ничего неисцелимого для Творца» (О началах. Кн. III, гл. 6, § 5).

По-видимому, апокатастасис не означает собой полного завершения мирового процесса. Свободная воля разумных существ всегда предполагает возможность падения, а с падением вытекает опять необходимость создания материи для исправления духов до нового апокатастасиса и так далее, до бесконечности. В этом пункте упрекал блаженный Иероним систему Оригена. Впрочем, Ориген утверждает, что свободная воля тварных существ будет укреплена в добре волей Божией и так непрерывно будет пребывать неизменной (см.: О началах. Кн. I, гл. 6; кн. И, гл. 10; кн. III, гл. 6; Против Цельса. Кн. VII, § 27–32).

Эсхатологическое учение Оригена больше всего вызвало нареканий на него. Сам Ориген сознавал смелость некоторых своих мнений и потому высказывал их с оговорками.

* * *

Систему Оригена, которую В.В.Болотов называет «самым полным образцом христианского гносиса», постигла печальная судьба. Никто из последователей Оригена не усвоил её в целом, а останавливался на той или другой стороне её, часто утрируя её до крайности. Нашлись со временем неумеренные почитатели Оригена, которые настаивали на его неправильных личных мнениях. Это послужило источником оригенистических споров. Они начались с осуждения Оригена Фео филом Александрийским в 399 году и закончились в эпоху Юстиниана. Последний издал в 543 году указ, в котором обвинял Оригена в еретичестве, утверждая, что в его учении больше языческого, манихейского, арианского, чем христианского. Он изложил и главные заблуждения Оригена: 1) предсуществование душ; 2) предсуществование души Христа; 3) искупление Христом ангелов; 4) отрицание неограниченности Божией; 5) отрицание вечности адских мучений; 6) признание светил существами одушевлёнными и др. Вследствие этого обвинения совершилось на местном Константинопольском соборе (543 г.) осуждение Оригена как еретика, память его была предана анафеме и сочинения объявлены подлежащими истреблению. Осудил Оригена и последовавший через 10 лет Пятый Вселенский Собор. Предали анафеме Оригена также Шестой и Седьмой Вселенские Соборы. (См.: Деяние 18 Шестого и Деяние 7 Седьмого Вселенских Соборов).

Ориген оказал немалые услуги Церкви в области богословской науки. Этим объясняется его продолжительное влияние на Востоке. Великие отцы – святые Григорий Чудотворец, Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский относились к сочинениям Оригена с уважением. Даже противники его (например, Мефодий Патарский) пользовались заимствованными у него аргументами и положениями и большей частью зависели от него. И в последующее время Оригена не забывали.

Христианские общины первых веков

Чтобы оценить подвиг святых отцов в полной мере, нужно перенестись на 1700 лет назад, в первые века христианства — именно в тот период жили большинство святых, которых Церковь относит к учителям Церкви.

Церковь тогда держалась на предании и благоговейной памяти Апостолов, которые после вознесения Христа странствовали по земле, собирали общины и передавали им основы христианского вероучения. Иногда это были общины в буквальном смысле: когда люди объединялись в коммуны, у них все было общее и все были в полном смысле братьями и сестрами во Христе…

Двенадцать апостолов. Их слова и наставления христианские общины первых веков хранили особенно бережно.

Богослужебного устава (то есть, утвержденного и единого для всех хода служб), по-видимому, не было. Да и сами службы были не каким-то отвлеченным от бытовой жизни событием, а собранием духовных единомышленников. Каждое воскресенье или в иные знаменательные дни люди общины встречались, молились Христу, молились за всех и за вся, читали Священное Писание, пели молитвы, и в конце причащались. Все в общине были едины в желании быть со Христом. Все жили от воскресенья до воскресенья, от Причастия до Причастия.

В той Церковной жизни, возможно, не было той выстроенности, к которой мы привыкли сейчас, но было нечто другое, что святые и священники часто ставят в пример — Церковная жизнь живая и лишенная всякой формальности. Все внешнее было полным отображением внутреннего, а все внутреннее было желанием быть со Христом и обрести жизнь в Вечности.

Почему священников называют отцами

Роман Махань­ков

В Еван­ге­лии, обра­ща­ясь к апо­сто­лам, Хри­стос дей­стви­тельно про­из­но­сит слова: «…Не назы­вай­тесь учи­те­лями, ибо один у вас Учи­тель – Хри­стос, все же вы братья; и отцом себе не назы­вайте никого на земле, ибо один у вас Отец, Кото­рый на небе­сах; и не назы­вай­тесь настав­ни­ками, ибо один у вас Настав­ник – Хри­стос» (Мф.23:8–10). Заме­ча­тельна эта запо­ведь тем, что она… нико­гда не испол­ня­лась хри­сти­а­нами! С момента воз­ник­но­ве­ния Церкви свя­щен­ни­ков при­нято име­но­вать «отцами» и «настав­ни­ками». За пре­де­лами храма, напри­мер, в школах, те же хри­сти­ане, не заду­мы­ва­ясь, назы­вали и назы­вают своих пре­по­да­ва­те­лей учи­те­лями. И тем более это каса­ется обра­ще­ния к род­ному отцу.

Уже апо­столы, к кото­рым, соб­ственно, и были обра­щены слова Христа, не только не запре­щали, но первые начали име­но­вать себя отцами, настав­ни­ками и учи­те­лями. Апо­стол Павел в посла­нии к коринф­ским хри­сти­а­нам пишет: «…Хотя у вас тысячи настав­ни­ков во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе бла­го­вест­во­ва­нием» (1Кор.4:15). То есть он назы­вает себя духов­ным отцом Коринф­ской Церкви. Апо­стол Иаков сове­тует: «Не многие делай­тесь учи­те­лями» (Иак.3:1). И вообще в своих посла­ниях апо­столы очень часто исполь­зо­вали обра­ще­ние: «дети мои». Так могли обра­щаться к своим слу­ша­те­лям только те, кого, в свою оче­редь, назы­вали «отцами».

Как объ­яс­нить это про­ти­во­ре­чие между еван­гель­ской цита­той и пове­де­нием апо­сто­лов? Либо они пошли против запо­веди своего Учи­теля, непра­вильно поняли и иска­зили Его учение – либо Иисус, не раз­ре­шив хри­сти­а­нам име­но­ваться «учи­те­лями» и «отцами», все же имел в виду нечто иное, нежели фор­маль­ный запрет исполь­зо­вать эти слова в обра­ще­нии к людям.

Если при­нять первый вари­ант, мы попа­даем в тупик: все Еван­ге­лия напи­саны апо­сто­лами. Полу­ча­ется логи­че­ское про­ти­во­ре­чие: если они сами назы­ва­лись «учи­те­лями» и «отцами», то зачем вообще надо было остав­лять эту запо­ведь Христа в Еван­ге­лии? Ради обли­че­ния самих себя?

Если же мы дове­ряем уче­ни­кам Христа и, в конце концов, просто здра­вому смыслу, то эту запо­ведь надо пони­мать как-то иначе. В таком случае, что же все-таки имел в виду Иисус?

Необ­хо­димо про­честь эту фразу в кон­тек­сте, не выры­вая ее из еван­гель­ского повест­во­ва­ния. Ведь Библия – это не набор цитат, а цель­ный и связ­ный текст. Слова об отцах и учи­те­лях Хри­стос про­из­нес в Иеру­са­лиме за несколько дней до рас­пя­тия. Тогда в городе было осо­бенно мно­го­людно, ведь при­бли­жался празд­ник Пасхи. Хри­стос, зная, что с Ним вскоре про­изой­дет, исполь­зует это время, чтобы про­из­не­сти Свои послед­ние про­по­веди.

Однако и тогдаш­ние рели­ги­оз­ные учи­теля народа – фари­сеи и книж­ники – исполь­зуют в своих целях людей, при­шед­ших к Иисусу. Считая Христа лже­про­ро­ком и лже­мес­сией, они при боль­шом коли­че­стве сви­де­те­лей пыта­лись ском­про­ме­ти­ро­вать Его, уло­вить на какой-нибудь фразе, что в даль­ней­шем могло бы послу­жить пово­дом к обви­не­нию.

После оче­ред­ной неудав­шейся попытки учи­те­лей и отцов изра­иль­ского народа «уло­вить Иисуса в слове» Хри­стос обра­ща­ется к людям с жест­кой обли­чи­тель­ной речью против их рели­ги­оз­ных настав­ни­ков:

«На Мои­се­е­вом седа­лище сели книж­ники и фари­сеи. Итак, все, что они велят вам соблю­дать, соблю­дайте и делайте; по делам же их не посту­пайте: ибо они гово­рят и не делают. Свя­зы­вают бре­мена тяжкие и неудо­бо­но­си­мые и воз­ла­гают их на плечи людям, а сами не хотят и пер­стом дви­нуть их. Все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди; рас­ши­ряют хра­ни­лища свои и уве­ли­чи­вают вос­кри­лия*** одежд своих; также любят пред­воз­ле­жа­ния на пир­ше­ствах и пред­се­да­ния в сина­го­гах и при­вет­ствия в народ­ных собра­ниях, и чтобы люди звали их: «учи­тель! учи­тель!» А вы не назы­вай­тесь учи­те­лями: ибо один у вас Учи­тель – Хри­стос; все же вы братья. И отцом себе не назы­вайте никого на земле: ибо один у вас Отец, Кото­рый на небе­сах. И не назы­вай­тесь настав­ни­ками: ибо один у вас Настав­ник – Хри­стос». (Еван­ге­лие от Матфея, глава 23, стихи 2–10).

Из кон­тек­ста видно, что речь идет о вещах более важных, нежели сло­во­оупо­треб­ле­ние. Хри­стос обли­чает здесь опре­де­лен­ное состо­я­ние чело­века, взяв­шего на себя учи­тель­ство. Во-первых, изра­иль­ские учи­теля сами не сле­дуют тому, чему учат, во-вторых, болеют тще­сла­вием.

Эти еван­гель­ские слова отно­сятся, конечно, не только к тем, кого непо­сред­ственно обли­чал Иисус, но и к совре­мен­ным хри­сти­а­нам и их настав­ни­кам. Во что же может вылиться учи­тель­ское тще­сла­вие, почему Хри­стос так обли­чал его? Пред­ставьте, напри­мер, учи­теля исто­рии, кото­рый на лек­циях заяв­ляет: «Я созда­тель, пове­ли­тель и дви­га­тель миро­вой исто­рии. Все, что я вам рас­ска­зы­ваю – я сотво­рил сам». Навер­ное, ничего, кроме сожа­ле­ния, такая лич­ность не вызо­вет. Ведь все пони­мают, что пре­по­да­ва­тель любой дис­ци­плины всего лишь посред­ник в пере­даче знаний, а его учи­тель­ство – это слу­же­ние. Будь то исто­рия, мате­ма­тика или химия.

Тем более это отно­сится к рели­ги­оз­ным настав­ни­кам. Их при­зва­ние – слу­же­ние Богу. И чело­век, кото­рый забы­вает это, по мнению хри­сти­ан­ства, не может назы­ваться учи­те­лем. Именно такое учи­тель­ство и обли­чил Хри­стос. И в таком зна­че­нии после­до­ва­тели Христа дей­стви­тельно не могут и не должны назы­ваться учи­те­лями.

Если же свя­щен­ники учат и про­по­ве­дуют, не пре­тен­дуя на исклю­чи­тель­ность своей миссии, пони­мая, что учение, кото­рое они про­по­ве­дуют, не их соб­ствен­ное, и они только ведут ко Христу, то им, как и апо­сто­лам, ничто не мешает назы­ваться учи­те­лями и отцами.

Но если вы вдруг услы­шите, что некто, пусть даже и свя­щен­ник, назы­вает себя «новым хри­стом», «источ­ни­ком откро­ве­ния», «осно­ва­те­лем тре­тьего завета» – или даже просто заяв­ляет об исклю­чи­тель­но­сти своего духов­ного опыта как един­ственно вер­ного – к под­лин­ному хри­сти­ан­ству он не имеет ника­кого отно­ше­ния. Очень часто именно такие люди, выры­вая запо­ведь Христа из кон­тек­ста, тол­куют ее как запрет сло­во­упо­треб­ле­ния и строго-настрого запре­щают име­но­вать себя отцами, настав­ни­ками и учи­те­лями. Обычно в сектах все назы­вают друг друга «бра­тьями». Что же меня­ется от этого? Да ничего! Можно выпу­стить тысячи инструк­ций, запре­ща­ю­щих слово «отец», но при это стать самым насто­я­щим идолом для своих после­до­ва­те­лей. При этом скромно име­но­ваться «братом». Но какая раз­ница, кому обма­ну­тые люди отдают свои квар­тиры и рабски, фана­тично под­чи­ня­ются – отцу Х или брату Y?

Тех, кто внес наи­боль­ший вклад в раз­ви­тие хри­сти­ан­ского веро­уче­ния, при­нято назы­вать отцами и учи­те­лями Церкви. Но они нико­гда не при­сва­и­вали себе звания спа­си­те­лей чело­ве­че­ства. Апо­столы срав­ни­вали себя с зем­ле­дель­цами, рабо­та­ю­щими на поле, кото­рое при­над­ле­жит Богу. Поэтому свя­щен­ники – духов­ные отцы и учи­теля, всегда очень боятся стать Отцами и Учи­те­лями для своих духов­ных чад, т. е. вместо Хри­стова учения учить чему-то своему, и вместо того, чтобы вести чело­века ко Христу, при­ве­сти к себе.

При­ме­ча­ния:

Мои­се­ево седа­лище – мета­фо­ри­че­ский образ учи­тель­ства. Именно пророк Моисей на горе Синай принял от Бога и пере­едал Его Закон изра­иль­скому народу. То есть он был первым учи­те­лем Изра­иля. Хра­ни­лища – повязки или коро­бочки со сло­вами запо­ве­дей Божьих, кото­рые учи­теля еврей­ского народа делали на лбу и на руках в соот­вет­ствии с пове­ле­нием Самого Бога. Такие повязки назы­ва­лись «хра­ни­ли­щами», потому что хра­нили народ от забве­ния Бога. *** Вос­кри­лия – для того, чтобы изра­иль­ский народ не забы­вал Бога, Он пове­лел при­ши­вать к краям одежды гиа­цин­то­вые кисти. Таким обра­зом, «вос­кри­лия одежд» состо­яли из пур­пурно-голу­бых кистей, при­ши­тых к краям верх­ней одежды евреев. И «хра­ни­лища», и «вос­кри­лия» должны были только лишь напо­ми­нать народу о Боге. Но рели­ги­оз­ные учи­теля Изра­иля пре­вра­тили их в сим­волы своей власти.

журнал «Фома»

Подвиг святых отцов

Предание, духовная ревность общины и благоговейная память не уберегали Церковь от угрозы ересей. «Ересь» в данном случае не совсем верное слово, поскольку большинство ошибочных учений о Христе возникали на тот момент не по умыслу и не из желания расколоть единство, а именно по причине, что Церковью еще ничего не было сформулировано и все истины передавались из уст в уста.

Могло быть так: в общине или населенном пункте был свой старец — епископ или просто священник. Он мог предельно трепетно относиться к христианскому преданию и, возможно, быть настоящим подвижником. Но в своих личных рассуждениях о той или иной стороне духовной жизни мог ошибаться. Его ошибки слушали другие, а затем также — с трепетом, как истину — передавали из уст в уста. И некому было поправить — потому что не было телефона, газет и интернета. Трактовки укреплялись и распространялись на всё большие территории.

И чем больше проходило времени со смерти Апостолов, и чем больше культур и территорий христианство охватывало, тем сильнее могло отличаться учение общин и тем более «системообразующих» вопросов оно могло касаться. Самыми трудными были расхождения в трактовке сущности Троицы или Христа — поскольку, от понимания этого вопроса меняется само устроение духовной жизни и причины многих устремлений. Например, некоторые священники трактовали сущность Троицы так, что Христов это в «буквальном» смысле сын Божий — то есть не был со Отцем изначально. Иные трактовали природу Христа, как в первую очередь Бога, а человеческую природу называя вторичной. И так далее.

С IV века — отчасти благодаря тому, что Церковь перестала быть гонимой и стала в Римской Империи государственной (а отчасти из-за возрастающих угроз со стороны ересей), — начали собираться общецерковные Вселенские Соборы. На них приводились к единому знаменателю все спорные вопросы, которые определялись раз и навсегда для всех общин и всех поместных Церквей. А творения святых отцов либо напрямую помогли сформулировать вероучительные истины, либо помогли максимально прояснить и тем самым закрепить их на будущее.

Предисловие к первому изданию

«Любезный читатель, к тебе обращаюсь я в надежде, что ты веришь в Бога, чувствуешь Его веяние и слышишь Его голос, говорящий в душе твоей. И если не обманывается моя надежда, подумаем вместе над записанными мною мыслями…»[1] – так начинается первая работа Льва Платоновича Карсавина на богословскую тему. Этот трепетный призыв к «своему» читателю скрытым камертоном звучит и в позднейших его сочинениях. Для того, кто не хочет его расслышать, многое в творчестве мыслителя остается закрытым и невнятным.

Будущий философ родился в 1882 г. в Санкт-Петербурге в семье танцовщика Мариинского театра Платона Константиновича Карсавина. Звезда русского балета, всемирно известная Тамара Карсавина приходилась философу сестрой. Но Лев, с детства тяготившийся театральным окружением, был ближе к матери: та была склонна к серьезному чтению, вела французские тетради своих «Мыслей и изречений» и благоговела перед памятью своего двоюродного дяди – основателя славянофильства А.С. Хомякова. Это славное родство, несомненно, оказало свое влияние на становление взглядов впоследствии выдающегося представителя русского Серебряного века.

С золотой медалью окончив гимназию, затем историко-филологический факультет Петербургского университета, Карсавин в качестве сферы научных интересов избирает историю религиозности Италии и Франции средних веков. Тогда же, в 1904 г., еще в студенческие годы, он женится. Его печатные работы этого периода посвящены истории конца Римской империи. По окончании университета, получив двухгодичную заграничную командировку, он углубленно занимается в библиотеках и архивах Европы. Результаты этих изысканий отложились в его фундаментальных трудах «Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII веков» (1912) и «Основы средневековой религиозности в XII–XIII веках, преимущественно в Италии» (1915). Склонный к мощному системообразующему синтезу ум мыслителя не смог ограничиться рамками описательной исторической науки. Выход за их пределы отчетливо заметен уже в последней его монографии, более культурологической, нежели исторической. По возвращении на родину Л.П. Карсавин, отчасти побуждаемый к тому материальной стесненностью, продолжает очень много работать. Так, в 1913 г. он одновременно занимает должности приват-доцента Императорского СПб университета, преподавателя на Высших (Бестужевских) женских курсах, на Высших курсах Лесгафта, в Психоневрологическом институте, в гимназии ИЧО, кроме того, выполняет обязанности казначея Исторического общества при С.-Петербургском университете. Тогда же он печатает статьи в многочисленных журналах («Вестник Европы», «Голос минувшего», «Научно-исторический журнал», «Церковный вестник», «Историческое обозрение» и проч.), пишет серию статей в Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона и, наконец, работает над докторской диссертацией «Основы средневековой религиозности».

События 1917 г. внесли существенные осложнения в устоявшийся ритм жизни мыслителя, однако научные занятия не прекратились. В это время он активно участвует в воссоздании философского общества при С.-Петербургском университете, служившего в первые годы после революции некоей «экологической нишей» для религиозных философов, становится одним из организаторов при этом обществе известного впоследствии своей научной добросовестностью издательства «Academia»; входит в редакционный совет издательства «Наука и школа». На этот период приходится и личностное обновление Л.П. Карсавина. В мутном пореволюционном потоке самым тягостным, по мнению философа, было начатое новыми властями гонение на христианскую Церковь. Однако сила Божия в немощах совершается, и Церковь вышла из этих испытаний очистившейся от наносного и омертвелого, кровью новомучеников приобретя еще более крепкое дерзновение перед Богом в молитве за чад своих. Карсавин быстро откликнулся на эти перемены в положении Церкви. Если раньше он, в целом соглашаясь с основами христианского мировидения, считал себя ими не связанным, то теперь в нем происходит духовный катарсис, и отныне все дальнейшее его творчество оказывается неразрывно слитым с темой религиозной. С этого времени начинается публикация серьезных философских работ Карсавина. Сначала они носят по преимуществу историософский характер. Сюда относятся «Католичество» (1918), «Введение в историю» (1920), «Восток, Запад и Русская идея» (1922). Параллельно в его творчестве все большее место занимают собственно философские размышления («Глубины сатанинские» (1922), «О добре и зле» (1922), «О свободе» (1922), «София земная и горняя» (1922), «Nodes Petropolitanae» (1922).

Однако вклад Л.П. Карсавина в сокровищницу отечественной мысли до сих пор остается по достоинству не оцененным. В 1922 г. он вместе с группой известных ученых и деятелей культуры был выслан из Советской России, что сделало невозможным для русского читателя знакомство с его последующими работами. В трудные во многих отношениях годы эмиграции публикуются статьи философа на русском, немецком, итальянском и чешском языках. Иноязычные исследования, по замыслу автора, были призваны знакомить зарубежного читателя с проблемами и содержанием русской религиозной жизни. Из работ на русском языке в этот период наиболее значительными являются «Диалоги» (1923), «Святые отцы и учители Церкви» (1926) и блестящая «Философия истории» (1923). Тогда же происходит сближение Карсавина с русскими церковными кругами. Он встречается с митрополитом Евлогием. Сам, участвуя в церковных службах, неоднократно выступает с проповедями в православных храмах.

О том, как тяжело переживал философ свое разлучение с Родиной, можно судить по следующему факту: в 1927 г. он получает престижное приглашение на работу в Оксфорд, но, к огорчению своей семьи, его не принимает. Зато сразу же отвечает согласием на полученное в том же году подобное приглашение от Литовского университета. Ему казалось – там он будет ближе к России. И, несмотря на отказ семьи покинуть Париж, он один выезжает в Каунас.

Литовское научное сообщество приняло его радушно. С этого времени и до начала второй мировой войны в жизни Карсавина наступает период относительной устроенности и спокойствия. Пользуясь этим, философ берется за написание на литовском языке (он выучил его за полтора года) фундаментальной «Истории европейской культуры» в 6 томах, над которой работает около десяти лет. Параллельно им издаются книга «Περι αρχον. Опыт христианской метафизики» (1928), не имеющий аналогов в русской традиции систематический философский труд «О личности» (1930) и, наконец, «Поэма о смерти» (1932), которую сам автор считал своим лучшим произведением. Теперь его мысль достигает своего окончательного оформления, она напряженна и многопланова, без особых пояснений и подробностей. В этом известная трудность работ литовского периода для читателя.

О времени немецкой оккупации Л.П. Карсавин позднее в письме к Е.Ч. Скржинской пишет: «…при немцах не преуспел, так как был против них. С самых первых дней был уверен в торжестве России и хотел с ней воссоединиться»[2]. После освобождения Литвы в 1944 г. он назначается директором Вильнюсского художественного музея. Оставив занятия в университете, он продолжает читать лекции по истории западноевропейского искусства в Художественном институте.

Самые последние записи Л.П. Карсавина сделаны в лагере в местечке Абезь, куда он был заключен в 1951 г. и где в нем вызрел самый весомый плод его философских раздумий, отчасти отраженных в десятке блистательных этюдов, среди которых – как возвышенно его последнее вдохновение! – венок сонетов и цикл терцин, представляющие собой завершение его религиозной философии. Здесь, будучи скован узами телесными и в то же время наслаждаясь дотоле недосягаемыми им высотами свободы духовной, в 1952 г. умер крупнейший русский мыслитель Лев Платонович Карсавин.

* * *

От медиевистики к философии истории, в основе своей христоцентричной, и от нее – к религиозной онтологии как учению об Абсолюте и мире – таков путь творческой эволюции Л.П. Карсавина. Итогом ее является оригинальная религиозно-философская система, соперничать с которой по глубине и законченности в русской философии начала века может, пожалуй, лишь система С.Л. Франка. Оригинальность концепции тем не менее не стирает того факта, что карсавинская мысль движется в русле определенной традиции, а именно – в русле метафизики всеединства, имеющей глубокие корни в истории.

Первоначальные представления о том, что позднее воплощалось в целостные концепции всеединства, восходят к философии досократиков, многие из которых выдвигали идеи о связанности и родстве всего сущего. Они легли в основу систематической разработки принципа всеединства, осуществленной в платонизме и неоплатонизме. Стоит отметить, что, по мнению Карсавина, именно Платон и Плотин дали основание вообще всякой исторической философии, так что и доныне понятие платоника синонимично понятию философа, а «ценность философской системы измеряется степенью ее платонизма»[3].

Далее рассматриваемая концепция получила существенное развитие в христианской патристике, особенно в трудах св. Григория Нисского, св. Максима Исповедника и в так называемом «Ареопагитическом корпусе». Идеи христианского платонизма оказали значительное влияние на развитие средневековой мысли вплоть до эпохи Возрождения. В XV в. к разработке принципа всеединства обращается римский кардинал и мыслитель Николай Кузанский, оказавший огромное влияние на формирование взглядов многих русских философов.

В русской философской мысли проблема всеединства, можно сказать, стала ее главной отличительной особенностью, проявившись еще у славянофилов (учение о «соборности» А.С. Хомякова) и в русской литературе у Ф.И. Тютчева, А.К. Толстого и Ф.М. Достоевского, а в явной форме – у В.С. Соловьева, который под истинным всеединством понимает такой способ устроения бытия, «в каком единое существует не за счет всех, или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, и само оказывается, таким образом, пустотой; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия»[4]. Эта интуиция пронизывает умозрения всей последующей русской традиции всеединства, к которой вслед за Соловьевым примкнули князь Е. Трубецкой, о. С. Булгаков, о. Павел Флоренский, С.Л. Франк, отчасти Н.О. Лосский и другие.

Творчество Л.П. Карсавина завершает известную нам традицию всеединства. С ним она вступила в зрелую форму своего существования. В его метафизике отчетливо просматриваются все ее основные начала, те же из них, которые использовались его предшественниками имплицитно, приобретают форму выверенных определений. Однако, как всякая яркая индивидуальность, Карсавин выходит за рамки традиции, в которой работает, порой вступает с ней в спор. Мировоззрение его отличает ряд только ему присущих особенностей.

Обращаясь к наследию мыслителя, следует прежде всего осознать, что среди всех представителей русской традиции всеединства Карсавин был первым и, пожалуй, единственным, кто сознательно строил свою философию на незыблемом основании христианской догматики, стремясь ничего не перекраивать, все благоговейно принимать и лишь бережно выявлять бездонные глубины, в ней сокрытые. В его понимании догмы нет ни холодной абстрактности, ни высокомерия разума, характеризующих отношение к ней В. Соловьева, ни отрицающего последнюю реальность догмы символизма Н. Бердяева, ни фидеистической склонности С. Франка видеть в ней «внеразумную» истину религии, совершенно недоступную мысли.

Чуткость Карсавина к догматической основе христианства коренится в его убеждении, что в современном, теряющемся в безбожии мире заданием подлинной философии является осмысление и возрождение тех начал, которые несут в себе всю силу христианской идеи. Христианство не только не должно поступаться своей разумностью, но, напротив, оно одно и есть единственно разумное, так как именно через него «возсия мирови свет разума», который лишь отчасти был унаследован секуляризованной гуманистической мыслью.

Так понятая задача философии побудила Карсавина написать работу о путях становления христианского догматического сознания, озаглавленную «Святые отцы и учители Церкви». Предлагаемая здесь публикация настоящей работы осуществляется на родине мыслителя впервые. Единственное – парижское – издание ее в 1926 г. вышло малым тиражом и, быстро разойдясь по частным эмигрантским библиотекам, стало библиографической редкостью.

Несмотря на общую религиозную направленность философии Л.П. Карсавина, данный труд по патристике выпадает из всего контекста его творчества. Задуман он был как учебник для семинарии. Отсюда и сжатость изложения сложного по содержанию материала, и немыслимое в научном историческом исследовании отсутствие указания на источники (которые Карсавин превосходно знал) используемых в книге многочисленных цитат, и подчеркнутая структурированность текста. Кроме того, в «Святых отцах…» не найти собственных философских построений автора, являющихся основой его прочих работ.

Однако неявно некоторые из своих излюбленных тем философ проводит и здесь. Так, идейным стержнем, вокруг которого разворачивается изложение учений отцов первых веков христианства, является карсавинская мысль о том, что познание не должно быть противопоставляемо вере, как истина не противопоставляется Богу. Разум может быть противопоставлен чувству, но не вере, по отношению к которой он является ее собственным моментом. Вера охватывает всего человека, равным образом актуализируясь и в чувстве, и в разуме. Отсюда становится понятной проводимая помимо «Св. отцов…» и в других его работах мысль о том, что в религии «деятельность неотделима от познания, и что в ней все до последней йоты жизненно и каждой догматической ошибке, какою бы ничтожною она ни казалась, неизбежно соответствует моральный грех»[5].

Нельзя сказать, чтобы точка зрения Л.П. Карсавина на отношения веры и знания была в теологии общепринятой. Так, крупнейший православный богослов XX в. В.Н. Лосский, бывший, кстати, одно время слушателем парижских лекций Л.П. Карсавина, в своем труде «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» утверждает, что Бог философов не есть Живой Бог Авраама, Исаака и Иакова и что подлинное богословие в союзе с философией не нуждается. В противоположность последней, где целью является познание само по себе, христианское богословие как некая совокупность знаний в конечном счете всегда только средство, долженствующее служить цели, превосходящей всякое знание. Эта конечная цель, о которой говорят восточные отцы, есть соединение с Богом или обожение (Theosis)[6].

Тем не менее позиция Карсавина также имеет под собой почтенную традицию (в основном томистскую) и сильную аргументацию. Дело в том, что богословие имеет своим содержанием нечто уже известное, предмет его наперед дан, открыт. Однако это Откровение представляет собой процесс, длящийся во времени. Полнота истины, которой Церковь обладает от века, выливается в законченные формы догматов, когда в этом возникает насущная потребность. Исторически она, как правило, вызвана появлением какой-либо новой ереси и поднятыми ею проблемами. Именно на этом этапе объективирования догм вероучения немалую роль играет человеческий разум. Здесь, как это показывает история догматических споров первых веков, существенным может оказаться то, на каком философском языке говорили представители того или иного богословского направления, как было, например, в уяснении антиохийской и александрийской школами вопроса о Богочеловечестве Иисуса Христа. Карсавин в своей работе верно показывает, каким образом происходил этот процесс догматического отграничения истины от заблуждений и как при этом совершалась трансформация античного стиля мышления и терминологии в приемлемые для богословия формы.

Говоря о специфике публикуемого здесь труда, необходимо сказать о важном значении конфессиональной позиции автора, пишущего об истории Церкви. Многие считают конфессионализм ученого препятствием к объективности исследования. Между тем без этого элемента исследование по церковной истории превращается в нечто аморфное и лишенное внутренней логики. Кроме того, в том, что автор стоит на позиции определенной конфессии, еще нет ничего ненаучного. Это может вовсе не препятствовать ему стремиться к истине, ибо он держится своего вероисповедания именно потому, что видит в нем самое полное выражение истины.

Что касается Л.П. Карсавина, то он считал, что абсолютная истина дана нам в учении единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви. «Она дана нам в выражении, которое не может быть ни дополнено, ни улучшено, ни изменено. Мы обладаем знанием последним и законченным, но несовершенны в самом обладании»[7]. Неудивительно поэтому, что положения работы «Святые отцы и учители Церкви» философ ставит в прямую связь с основами православного Предания. Последнее обстоятельство не исключает права и даже религиозного долга верующего ученого искать и сомневаться в процессе теоретического Богопознания[8]. Такое сомнение законно до тех пор, пока испытующий, по слову Евангелия, Писания, разум не заменится разумом, бесплодным в делах веры, разумом безразличным, а потому не проникающим в сокровенное учения Церкви.

Трудно, однако, философу соблюсти свой вольнолюбивый ум в каких-либо заданных, пусть даже и им самим, границах. Поэтому и в тексте, предполагающем раскрытие основ Православия в творениях святых отцов, Карсавин местами несколько отходит от святоотеческого предания и склоняется к точке зрения новейшего протестантствующего богословия. Следы влияния последнего заметны в таких деталях, как отрицание Карсавиным принадлежности известного трактата о Святом Духе перу св. Василия Великого, между тем в церковной историографии, опирающейся на православное Предание, утверждается его авторство[10]; проведение спорного мнения о том, что со св. Иоанном Дамаскиным завершается «и доныне единственный творческий период в развитии христианского богословия»[11], исходящего из неявного отождествления целого и его части – богословия и процесса оформления догматов, и проч.

Можно предположить, что работа «Святые отцы и учители Церкви» широкому читателю, вероятно, покажется во многом необычной и по содержанию, и по характеру освещения материала, далекой от привычных стереотипов нынешнего общественного сознания. Действительно, она рекомендует своего автора как профессионального историка и самостоятельного мыслителя, однако ориентированного на ценности, казалось бы старомодные и нами давно утраченные за ненадобностью. В таком случае стоит напомнить, что судьба настоящего мыслителя – это всегда и судьба его идей, которая начинается задолго до его рождения и не заканчивается с физической смертью их творца. Если есть в них что истинного и непреходящего, оно не погружается в забвение навсегда. И начатая ныне, после долгих лет глухого молчания, публикация работ Л.П. Карсавина – лучшее свидетельство подлинности его философских прозрений и важности их для нашего тоскующего по правде мира.

С. В. Мосолова

Почему мы называем жизнь святых отцов подвигом?

Они были первооткрыватели. Герои-мореплаватели и ученые, которые совершали большие открытия — имели дело с миром видимым. Святые отцы писали о вещах невидимых. И Благодатию Духа Святого им открывались глубины и такие духовные законы и истины, которые могут открыться человеку только исключительно святой жизни.

Мореплаватели несли ответственность перед собой и своими моряками. А святые отцы определяли жизни миллионов душ — и это ответственность несоизмеримо большая. Именно поэтому их творения Церковь считаем подвигом.

Икона святых отцов Церкви.

Святые Отцы Первого Вселенского Собора. Иконы и картины

Самыми ранними дошедшими до настоящего времени изображениями Вселенских Соборов являются мозаики центрального нефа базилики Рождества Христова в Вифлееме (680-724 гг.). Сцены носят символический характер — лишены каких бы то ни было фигурных изображений. На сложных архитектурных фонах в виде аркад, завершающихся башенками и куполами, под центральными арками изображены Престолы с Евангелиями, выше помещены тексты соборных постановлений и кресты. Каждое изображение Вселенского Собора отделяется от другого растительным орнаментом. Семь Вселенских Соборов изображены в нартексе собора монастыря Гелати (Грузия), 1125-1130 гг. Все сцены единообразны: в центре на престоле император, по сторонам сидят епископы, ниже стоят остальные участники Собора, еретики изображены справа.

На Руси первым изображением Вселенских Соборов стали фрески Рождественского собора Ферапонтова монастыря (1502 год), написанные Дионисием. Иконография сцен полностью сложилась к началу XII в. В центре на престоле изображается император, председательствующий на Соборе. По сторонам сидят епископы. Ниже группами стоят участники Собора, еретики изображаются справа. Над сценами обычно помещаются тексты, содержащие сведения о Соборе. Фрески Дионисия композиционно похожи, в центре каждой находится император, как инициатор Собора, вокруг него святители — поборники Православия. Из других известных изображений Вселенских Соборов можно назвать композиции Успенского собора Московского Кремля (1643), на паперти Преображенского собора московского Новоспасского монастыря (конец XVII века).

Первый Вселенский Собор. Дионисий. Собор Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря

Поздние иконы содержат много мелких деталей, подробно иллюстрирующих сказания о Вселенских Соборах. На московской иконе середины XVII века (ГТГ), например, царь изображен не только в верхней части композиции, но и в нижней, среди спорящих; у его ног лежит книга. В левой части композиции изображен Богомладенец Христос, стоящий на престоле, под киворием. С противоположной стороны, справа, внутри небольшого здания, на корточках сидит Арий; у него вываливаются внутренности.

Первый Вселенский Собор. Минея июль. Икона. Русь. Начало XVII в. Церковно-Археологический Кабинет Московской Духовной Академии

На иконе Первого Вселенского Собора конца XVI века (музей-заповедник «Ростовский кремль») в центре композиции на фоне одноглавого храма изображен император Константин Великий. Он на троне, в пурпурном одеянии, в короне; в левой руке он держит свиток. Справа и слева от императора находятся по три епископа с Евангелиями в руках. В нижней части иконы император стоит, встречая участников Собора; первым к нему подходит святитель Никола, затем, вероятно, святитель Афанасий Александрийский; все святые отцы — защитники Православия на иконе с нимбами. За спиной у императора стоят ариане; они в белых колпаках без нимбов. Сам Арий изображен в правом нижнем углу иконы: «утроба его разлияся» — как объясняет иконописный подлинник конца XVI века.

Первый Вселенский Собор. Вторая половина XVI в. Государственный музей-заповедник «Ростовский Кремль», Ростов

Характерной особенностью иконы является изображенное внизу слева Видение Петра Александрийского. Святитель коленопреклоненно молится на фоне престола, и ему предстает Спаситель в разорванных ризах. Из жития святителя известно следующее: когда он находился в темнице в ожидании казни, к нему приходили александрийские епископы с просьбой снять наложенное на Ария прещение, но святитель рассказал им, как после совершения Литургии ему явился Христос в виде 12-летнего юноши в разорванных одеждах и поведал о будущих злодействах Ария. По святоотеческим толкованиям, разорванные надвое одежды Спасителя в этом видении означали отрицание Арием нераздельности Божественной и человеческой природы Христа. Святителя Петра казнили задолго до Собора (311 год), но его изображение на иконах Первого Собора укоренилось в иконографии. Интересно решение верхней части иконы, где святитель Петр изображен еще раз: остальные епископы расположены в один ряд; святитель Петр — чуть ниже, словно его присутствие ощущается на Соборе, хотя самого-то его там нет.

Икона Первый Вселенский Собор. Новгород, XVI в.

Первый Вселенский Собор. Строгановский иконописный лицевой подлинник. 16 июля (фрагмент). Русь. Конец XVI — начало XVII в. (издан в Москве в 1869 году). В 1868 году принадлежал графу Сергею Григорьевичу Строганову

Первый Вселенский Никейский Собор. В.И. Суриков. 1876 год

Творения святых отцов

Святых отцов можно условно «разделить» на две группы:

• Святые отцы-аскеты — своими творениями они описывали — каждый по своему — искусство аскетической жизни. По сути, объясняли и наставляли — как прийти к святости и как уберечься в духовной борьбе. Например, Исаак Сирин.
• Святые отцы-богословы, — которые своими творения окончательно сформулировали вероучительные истины и догматы. Можно сказать — окончательно определили язык Церкви. В первую очередь — это Василий Великий и Григорий Богослов.

А вот некоторые из книг, которые чаще всего упоминаются, как творения святых отцов:

• «Слова» Исаака Сирина — многие святые называли эту книгу настольной для монаха — настолько глубоко, точно и правильно описаны в ней все стороны духовной жизни, духовных законов и духовной борьбы;
• «Лествица» Иоанна Лествичника: описывает путь к святости в виде лестницы, где, каждая новая «ступень» — уход от мира;
• «Душеполезные поучения» аввы Дорофея;
• Творения Иоанна Кассиана Римлянина — его труды по устройству монастырской жизни. Они легли в основу многих принятых сейчас монастырских уставов;
• Творения Иоанна Златоуста — записи его проповедей. Считается, что они — вершина умения говорить о сложных вещах относительно простым и понятным языком;
• Книга «Невидимая брать», написанная по-видимому Никодимом Святогорцем — еще одна настольная аскетическая книга;
• Творения Ефрема Сирина;
• Творения Петра Дамаскина;
• Творения Григория Богослова;
• Творения Василия Великого;
• Творения Григория Паламы, посвященные учению о Божественных энергиях и Нетварном свете. Это один из святых отцов, который жил в средние века;
• Творения Симеона Нового Богослова — еще одного святого, жившего в средние века.

Большей частью — это очень сложные для понимания книги. Исключением, может быть, являются творения Иоанна Златоуста, которые как раз рекомендуется читать всем, и «душеполезные поучения» Аввы Дорофея. А остальные, — например «слова» Исаака Сирина или «Лествица» Иоанна Лествичника, — лучше читать по благословению священника. Во-первых, они написаны сложным языком. Но главное — они затрагивают настолько глубокие и серьезные аспекты духовной жизни, что начинающему они могут быть попросту опасны. Это как подниматься на Эверест, не имея никакой физической подготовки и адаптации к высокогорному воздуху.

Некоторые же книги и вовсе касаются только монашества и к мирской жизни неприменимы.

Отцы Церкви и их творения

Святые отцы: соборный разум Церкви, живое понимание Слова Божия, соединяющее звено между древними текстами Откровения и сегодняшней действительностью. Человеку любой эпохи они дают возможность воспринять и сделать своей ту веру, которую 2 тыс. лет назад принес на землю Воплотившийся Бог.

Учение св. отцов Восточной Церкви – верно: оно – учение Святого Духа. Умоляю вас, держитесь этого учения! Оно будет руководить вас к блаженной вечности…

Свт. Игнатий Брянчанинов

Творения св. отцов – сокровищница двухтысячелетнего опыта Церкви. В их жизнеописаниях и сочинениях имеются ответы на любые вопросы церковной жизни. Нет такой области вероучения, которой не коснулись бы отцы. Они богословствовали и наставляли, проповедовали и утешали, сочиняли богослужебные тексты и учили молитве, катехизировали оглашенных и обличали еретиков. «Не существует такой проблемы нашего запутанного времени, из которой нельзя найти выход, внимательно и смиренно читая св. отцов», – пишет иеромонах Серафим Роуз.

Сегодня мы имеем свободный доступ к отеческим книгам. Этот великий дар Божий нашему времени не должен остаться невостребованным.

Наука об отцах

В определенной степени помочь знакомству с отцами (но не заменить чтения первоисточников) может наука, называемая патрологией, что в переводе с греческого означает «слово об отцах». Это наука об отцах и их творениях. Она историческая, как раскрывающая историю святоотеческой письменности, и богословская – как дающая обзор святоотеческого учения.

Главным предметом ее внимания являются святые отцы, и именно те, которые оставили по себе какие-либо памятники церковной письменности. Вместе с тем патрология изучает жизнь и сочинения христианских авторов, не причисленных к лику святых, если их творчество повлияло на развитие церковной письменности. Их принято называть церковными писателями и учителями, но не отцами. Тогда как отцы Церкви могут именоваться также церковными писателями и учителями, поскольку, бесспорно, ими являются.

Кого и почему называет Церковь «отцами»

В Христианской Церкви со времен апостолов именование «отец» усвоялось выдающимся духовным руководителям верующих (1 Кор. 4, 15). По замечанию архиепископа Черниговского Филарета, одного из первых российских патрологов, «сим выражали то, что как обыкновенный сын должен обыкновенному отцу жизнью физической, так и достойный ученик достойному учителю должен бывает рождением для жизни, достойной человека, образованием высших сил души…»

Отцы Церкви – это наставники и учители Христовой Церкви. Они – избранные орудия Святого Духа, которые наставляют духовных чад в Богооткровенном учении и возводят их ко Христу, а значит, ко спасению. Первыми отцами в таком смысле были св. апостолы, непосредственно наученные Самим Господом и находившиеся под особым водительством Святого Духа. Их учение и наставления – непреложный закон для Христовой Церкви, а сами они именуются, в отличие от всех других церковных деятелей, посланниками Христовыми – апостолами. За апостолами следуют собственно отцы – преемники апостольского духа.

Отцы выделяются самой Церковью из ряда других писателей как лица, которые сами усвоили и воплотили в своей жизни Христово учение и обладали необходимыми свойствами для выражения его в своих письменных произведениях; они деятельно участвовали и продолжают участвовать в устроении Церкви, в утверждении и распространении ее учения. В известной степени они – виновники той организации, какую получила Церковь, и той формулировки ее учения, в которой оно дошло до наших дней, и потому справедливо называются отцами Церкви. Обязательным признаком отцов является святость жизни. Они – святые отцы.

Святоотеческое предание

Св. отцы суть не что иное, как только хранители Апостольского Предания. Все они, как и св. апостолы, являются только свидетелями Истины – Богочеловека Христа. Ее они неустанно исповедуют и проповедуют, они – «всезлатые уста Бога Слова».

Прп. Иустин Попович

С течением времени после Апостольского Предания появилось Предание «собственно отеческое». Под ним понимают писания отцов, которые, не относясь по времени появления к апостольской древности, признаются однако за истину Церкви. Свт. Афанасий Великий сформулировал три главных условия истинности отеческого Предания: соответствие Свщ. Писанию; согласие с другими отцами; хорошая жизнь и кончина во Христе автора. При выполнении этих условий Церковь принимает это Предание и признает за ним такое же достоинство, какое принадлежит апостольскому учению.

Авторитет св. отцов в Православной Церкви очень высок. «Слушать св. отцов как преемников св. апостолов – это значит слушать Самого Бога», – говорит свт. Серафим Соболев. По словам блж. Августина, отступающий «от единодушного согласия отцов, отступает от всей Церкви». Согласие отцов обусловлено тем, что все они – общники Единого Духа.

Св. отцы – духоприимцы и духоносцы

В Церкви лучше всех мыслят св. отцы, ибо они мыслят Духом Святым.

Прп. Иустин Попович

В день Св. Пятидесятницы на апостолов Дух Святой сошел в виде огненных языков (Деян. 2,1–47). Ныне он изливается на верующих невидимым образом через молитву, священнодействия Церкви, особенно через ее Таинства. Каждый получает Духа в той мере, в какой способен принять и удержать Его. Эта мера определяется верой и святостью жизни. Поэтому лишь святые являются подлинными духоприимцами и духоносцами. Им Святой Дух – Дух премудрости и разума – открывает тайны Божии. Именно они являются истинными и достоверными истолкователями Божественного Откровения.

Отцы и Божественное Откровение

Аще будет исследуемо Слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях…

Из Правил VI Вселенского Собора

О том, как важно последование этому правилу для сохранения единства веры и Церкви, свидетельствует прп. Амвросий Оптинский. На вопрос: «Отчего вероучение Православной Церкви, насажденное разными апостолами в различных местах и народах, пребывает одинаковым и неизменным в продолжении осьмнадцати столетий с половиною; лютеранское же учение, преподанное одним человеком, разделилось в продолжении трех столетий более нежели на семьдесять разномыслящих партий, – он ответил: оттого, что Соборная Православная и Апостольская Церковь заповедует чадам своим понимать Свщ. Писание так, как… объясняют оное избранные Божии мужи, очищенные от страстей, Богоносные и Духоносные… Лютер же позволил каждому… толковать Писание по своему усмотрению».

Отцы и Вселенские Соборы

Св. отцы признаны надежнейшими представителями Церкви в вероучении. Вселенские Соборы, собиравшиеся для утверждения истинной веры и ниспровержения ереси, всегда начинались с чтения тех отеческих писаний, в которых с особой подробностью излагались вопросы, подлежащие рассмотрению. Опираясь на отеческие писания, Собор обличал ересь и произносил торжественное исповедание православного учения. Знаменательны слова, которыми предварялось определение Собора: «Изволися Духу Святому и нам…» – отражающие «Богочеловеческое правило» соработничества Бога и человека.

Эпоха святоотечества продолжается

Утверждать, будто св. отцов более быть не может, – значит утверждать, что Святой Дух покинул Церковь.

Митр. Диоклийский Каллист (Уэр)

Православная патрология утверждает, что временных границ для святоотечества нет. Архиепископ Филарет Черниговский пишет об этом так: «если какой-либо (предел) может быть назначен, то только тот, которым оканчивается существование воинствующей Церкви Христовой; другого же предела нет и быть не может. Святой Дух всегда обитает в Церкви… до окончания мира будут являться в ней для нужд Церкви избранные орудия Духа Божия». Множество примеров подтверждает справедливость этих слов. Приведем лишь два: свт. Игнатий Брянчанинов (19 в., Россия) и прп. Иустин Попович (20 в., Сербия) – замечательные подвижники: аскеты, писатели, богословы; достойные представители св. отцов последнего времени. Их труды, написанные в полном соответствии с учением св. отцов, – неотъемлемая часть Свщ. Предания Вселенской Церкви. К ним в полной мере относятся слова свт. Афанасия Великого: «Время не делает никакого различия между нашими учителями – древнейшие нисколько не важнее позднейших: все они равно отцы».

Эпоха святоотечества продолжается и будет длиться до тех пор, пока стоит на земле Церковь Христова и действует в ней Святой Дух. В этой Церкви – Церкви Православной – сохраняется Святым Духом через св. отцов единственный путь спасения – путь Христа, апостолов и св. отцов. Этот путь открыт для всех. Идти по нему или не идти – дело личного выбора и труда каждого.

Подготовила Людмила Кузнецова

Патерики — что это такое?

Отдельно нужно сказать про Патерики — которые тоже можно отнести к святоотеческой литературе. Эти книги — например Великий патерик, Палестинский патерик, или «Луг Духовный» — являются собранием коротких сказаний о святых ранней христианской Церкви.

Иногда— это просто один абзац о каком-то старце, иногда — несколько историй о нем. Некоторые святые в этих патериках и вовсе безымянные, но все эти истории — замечательные примеры святости и христианской мудрости.

Свои Патерики есть и у некоторых монастырей — в том числе русских. Например, патерик Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, в котором описаны жития всех святых в этом монастыре просиявших. И конечно же — Киево-Печерский Патерик, в котором собраны жития сотни Киево-Печерских святых. Их жизнь пришлась практически на одно столетие (!) и все их мощи сейчас хранятся и открыты для поклонения в пещерах Киево-Печерского монастыря.

Отцы шести Соборов

Первый Вселенский Собор

(MP3 файл. Продолжительность 11:49 мин. Размер 8.6 Mb)

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Первым, кто стал обращаться со словом поучения и наставления к пастве Христовой с амвона – этого возвышения в храме для чтецов, был святитель Иоанн Златоуст. До него, то есть до конца IV века, архипастыри и пастыри проповедовали с Горнего места в алтаре, которое устраивалось наподобие ступеней амфитеатра и было весьма высоким, так что человека, сидящего на нем, было видно молящимся в храме, к тому же и алтарная преграда была низкой. Престарелому и больному священнослужителю стоило большого труда взобраться на Горнее место после пения Трисвятой песни, и даже сейчас в последовании Божественной Литургии сохраняется благословение Горнего места – Горнего Престола, – испрашивание у Господа сил и помощи взойти на него.

Сегодня же с этого амвона – редкого элемента убранства современных православных храмов в нашем Отечестве, но освященного древней традицией – с благодарностью и теплотой вспомним тех, кто многократно восходил на амвоны и Горняя места для проповеди, для отстаивания и сохранения истины веры Христовой, – вспомним отцов шести Вселенских Соборов.

Плеяда примерно из 1500 мужей – архипастырей и пастырей, непорочных, трезвых, целомудренных, благочинных, честных, страннолюбивых, учительных, – на протяжении трех веков формулировала и облекала в словесное выражение то, о чем должен знать каждый человек, называющий себя христианином, создавала церковное вероучение, определяла догматы веры – «превосходящие разум Богооткровенные истины, обладающие неисследимой глубиной».

Спросим мы: для чего же трудились столь многие люди, для чего они занимались этими сложными и отвлеченными от необходимых потребностей делами? Ведь есть же Священное Писание, в котором находим слова Христа Спасителя, которыми и руководствуемся в своей жизни, ожидая спасения и наследия вечных благ. Для того, чтобы показать свой ум и красноречие? Для тщеславия и гордости?

Нет! Не ради славы и не по причине праздности трудились вспоминаемые нами отцы Вселенских Соборов. «Только злоба еретиков вынуждает нас говорить о том, о чем лучше бы молчать», – сказал один из них – святитель Иларий Пиктавийский.

«Остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим. 16: 17–18), – такими словами предупреждает апостол Павел римских христиан I века. Но как часто забываем мы это и поддаемся соблазну, в том числе и соблазну льстивого ложного учения и лжи.

Ересь чаще всего является плодом горделивого сердца и высокомерного ума

«Не собирают с репейника смокв» (ср.: Мф. 7: 16), и не может из нечистого сердца вырасти ничего доброго и хорошего. И если посмотрим на сложный противоречивый период жизни Церкви, который называется эпохой Вселенских Соборов, то мы убедимся, что ересь чаще всего является плодом горделивого сердца и высокомерного ума.

Строгий аскет и известный духовник, у которого было только дочерей духовных более 200, пресвитер александрийский Арий поставил своей задачей соединить христианство и язычество. Безумствуя, что вторая Ипостась Пресвятой Троицы – Христос Спаситель – сотворен Богом Отцом, он вряд ли пытался соблазнить еще неокрепшие умы христиан, совсем недавно еще бывших язычниками, наоборот, его желание было по сути благим – облегчить именно язычникам понимание веры Христовой. Как Геб и Нут рождают доброго Осириса, как от Зевса и Лето появляется Аполлон, так и, по Арию, Бог Отец творит Бога Сына. Страшное искажение учения о Пресвятой Троице и о предвечном существовании каждого из Ее Трех Лиц должно было, по мнению пресвитера-ересиарха, стать самым эффективным миссионерским приемом, но стало своевольным попранием Превечной Истины и богохульством. Многие, очень многие жители Александрии и Египта обольстились проповедью Ария, этого прекрасного даровитого поэта, изложившего свою ересь в виде поэмы «Талия» и песен-рапсодий. Простой народ был в восторге: приятного напева и мелодичные, песни эти были написаны специально для моряков, для мельников, для путешественников и стали очень популярны и любимы. Но помним, что выражение «Vox populi vox Dei» («Глас народа – глас Божий») ошибочно, «ибо непостоянство толпы всегда граничит с безумием».

Несторий, архиепископ стольного града великой империи Константинополя, родом из отдаленного сирийского города Цезарии Германикейской на Евфрате, человек незнатного происхождения, небольшого роста, с большими выразительными глазами и светло-рыжеватой шевелюрой, был одержим огромным честолюбием и гордостью. Может ли кто из нас, учеников Христовых, сказать, обращаясь к правителю, как обратился Несторий к императору: «Дай мне землю, очищенную от ересей, и я за то дам тебе небо; помоги мне одолеть еретиков, и я помогу тебе в борьбе с твоими земными врагами»? Мы надеемся на милосердие Божие о себе и не дерзаем даже подумать, что в нашей власти кому-то давать небо. Если Арий видел себя великим проповедником и миссионером, то Несторий взял на себя обязанности самого ревностного борца с злоучениями и ересями. В итоге же сам стал основателем ереси, отвергающей Божественную Сущность Господа Иисуса Христа.

Желание абсолютной власти и преобладания над своими ближними, а именно быть первым среди всех восточных епископов, побудило архиепископа Александрийского Диоскора поддержать ересь архимандрита Евтиха, отвергающего человеческую природу в Господе Иисусе Христе. Нося титул Тринадцатого Апостола и Судьи вселенной, он приехал в город Ефес для разбирательства злоучения монофизитов, но вместо этого осудил на лжесоборе праведного святителя Флавиана Константинопольского. Увидев же, что в борьбе за власть проигрывает, – разорвал общение не только с Вселенской Церковью как институтом, но и с Истинной Верой и увлек за собой в ересь почти весь Египет и Сирию.

Малодушные и боящиеся противоречить императору патриархи Сергий Константинопольский, Кир Александрийский, папа Гонорий, оправдывая свою трусость и подобострастие высокой целью служения отечеству и народу, раздираемому монофизитством и несторианством, стали ложно учить о единой воле Спасителя. Но не принесло никакой пользы их еретическое соглашательство, и погибла память их с шумом.

Мы верим, дорогие братия и сестры, что есть только одна Святая Соборная и Апостольская Церковь, и тело ее не может быть рассечено, не переставая жить. Еретики и раскольники подобны зараженным членам, отпавшим от этого Тела и находящимся в состоянии духовной смерти, не нарушая этом единство и целостность Святой Церкви.

Посмотрим вокруг и увидим, что же сейчас происходит с этими древними ересями. Когда-то треть Александрии и Египта распевала «Талии» Ария, варварские племена готов, вандалов, бургундов были арианами. От Месопотамии до Китая простирались епархии Несторианской церкви Востока. Монофизитские церкви Сирии, Египта, Армении и Эфиопии давно утратили и интерес, и способность к богословской полемике в отстаивании доктрин Евтиха и Диоскора, а стали лишь замкнутыми национальными церквами для христианских народов, окруженных враждебным мусульманским миром.

Знаем мы, что всегда «злые люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3: 13), и, покуда живет в людях грех, будут появляться и новые ереси. Но они «не много успеют; ибо их безумие обнаружится перед всеми» (2 Тим. 3: 9), – утешает нас апостол Павел. Ему вторит святитель Григорий Богослов: «Нет беды, если еретики отогрелись и с весною осмеливаются выползать из нор… Очень знаю, что недолго пошипят, потом спрячутся, низложенные и истиною, и временем; и тем скорее, чем с большим упованием предоставим всё Богу».

Вместо ненужных споров с еретиками потрудимся над изучением своей веры и истории Святой Церкви

Так и мы с вами, дорогие братия и сестры, предоставим всё Богу, и Он Сам истиной и временем истребит все безумия сомневающихся в вере Христовой. Сами же мы воздержимся от подливания даже под благовидным предлогом греховного масла в огонь нашего гнева, раздражения, осуждения и злословия, который сначала и горит против заблуждающихся еретиков, а затем попалит и наших ближних и в конце концов превратится для нас самих в бесконечный огонь адского пламени. Вместо же ненужных споров с еретиками (а мы помним, что «еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся». – Тит. 3: 10) потрудимся над изучением своей веры и истории Святой Церкви, чтобы имена святителей Афанасия Великого, Кирилла Александрийского, Григория Богослова, Максима Исповедника, Мины Константинопольского и прочих отцов шести Вселенских Соборов стали для нас близкими и дорогими.

Сегодня, в день памяти этих истинных архипастырей и пастырей, для удержания себя от крайностей и для духовного назидания не забудем простое и мудрое слово преподобного Силуана Афонского: «Дух Святой, сказано, поставил в Церкви епископов пасти стадо Господне; и если бы люди понимали это, то любили бы пастырей до великой любви и радовались бы душою при виде пастыря. Кто носит в себе благодать Святого Духа, тот знает, о чем я говорю. За их смирение и любовь к народу любит их Господь. Они пребывают в великом труде и подвиге и за то обогащены разумом святых, которым подражают житием своим. Братья, пребудем в послушании нашим пастырям, и тогда будет общий мир, и Господь Духом Святым пребудет со всеми нами».

Аминь.

Святой Антоний — основатель монашества

Святой Антоний жил в III–IV веках в Египте. Его называет основателем отшельничества. Хотя, считать его именно «основателем» не совсем верно. Во-первых, потому что многие христианские общины того времени и так были монастырями по сути — со строгой аскезой и почитанием девственной жизни. Во-вторых, потому что святой Антоний был далеко не первым, кто ушел «из мира» в пустыню. Например, духовным наставником Антония Великого был преподобный Павел Фивейский — который 90 из своих 113 лет провел в уединении.

Однако Антоний Великий стал первым, кто расположил других к подражанию своего подвига. Он собрал вокруг себя большое количество единомышленников и благодаря ему отшельничество из явления исключительного стало в какой-то степени массовым и внешне сформированным. После него монашество было уже не просто образ жизни, но и четко обозначенный внешне выбор — уход от мира.

Кстати, родоначальник русского монашества также носил имя Антоний — это преподобный Антоний Печерский, живший в X–XI веках.

Отцы Ранней Церкви делятся на три основные категории: апостольские, до-никейские и пост-никейские. Апостольские отцы, такие как Климент Римский, были современниками апостолов и, вероятно, их учениками, продолжающими традиции и учения самих апостолов. Лин, упомянутый во 2 Тимофею 4:21, стал епископом римским после смерти Петра, а Климент принял управление церковью от Лина. И Лин, и Климент Римский, следовательно, считаются апостольскими отцами. Однако, по всей видимости, труды Лина не сохранились, в то время как многие труды Климента Римского до нас дошли. Апостольские отцы в значительной степени сходят со сцены к началу второго века, за исключением тех немногих, которые, возможно, были учениками Иоанна, такие как Поликарп. Предания гласят, что апостол Иоанн скончался в Ефесе около 98 г. н.э.

До-никейскими отцами были те, кто пришел после апостольских отцов и руководил Церковью до Никейского собора в 325 г. Такие личности, как Ириней, Игнатий и Иустин Философ являются до-никейскими отцами.

Пост-никейскими отцами Церкви являются те, кто пришел после Никейского собора. Это такие известные личности, как Августин, епископ Иппо, которого часто называют отцом [Римско-католической] Церкви из-за его большой работы над доктринами Церкви; Златоуст, которого назвали так за его выдающиеся ораторские навыки, и Евсевий, написавший историю Церкви от рождения Иисуса до 324 г. н.э., за один год до Никейского собора. Он входит в пост-никейскую эпоху, так как написал свою историю только после Никейского собора. Среди других пост-никейских отцов были Иероним, который перевел греческий Новый Завет на латинский язык (Вульгата), и Амвросий, который был в значительной степени ответственен за обращение императора Константина в христианство.

Итак, во что же верили ранние отцы церкви? Апостольские отцы были очень обеспокоены тем, чтобы провозглашение Евангелия соответствовало апостольской вести. Они не были заинтересованы в формулировке богословских доктрин, потому что Евангелия, услышанного ими от апостолов, было достаточно для них. Апостольские отцы были столь же ревностными, как и сами апостолы, в искоренении и разоблачении ложных доктрин, возникавших в Ранней Церкви. Чистота вести была сохранена благодаря стремлению апостольских отцов оставаться верными Евангелию, которому их научили апостолы.

До-никейские отцы также пытались остаться верными Евангелию, но у них были дополнительные беспокойства. Появилось несколько ложных писаний, претендовавших на тот же вес, что и признанные писания Павла, Петра и Луки. Причина этих ложных документов была очевидна. Если Тело Христа убедить принять поддельный документ, то ложь проникнет в него. Поэтому до-никейские отцы проводили много времени, защищая христианскую веру от ложных доктрин – это привело к началу формирования утвержденных церковных доктрин.

Пост-никейские отцы исполняли миссию защиты Евангелия от всевозможных ересей, поэтому они становились все больше и больше заинтересованными в методах защиты Евангелия и меньше – в донесении Евангелия в истинной и чистой форме. Таким образом, они начали отходить от чистоты, которая была отличительной чертой апостольских отцов. Это был век богословов и бесконечных дискуссий по всевозможным темам.

Отцы Ранней Церкви являются для нас примером того, что значит следовать за Христом и защищать правду. Никто из них не был совершенен, как и никто из нас не является таковым. Некоторые из ранних них следовали убеждениям, которые большинство христиан сегодня считает неправильными. То, что, в конечном итоге, вылилось в римско-католическое богословие, берет свои корни с трудов пост-никейских отцов. Хотя мы можем получить знания и понимание, изучая труды отцов Ранней Церкви, в конечном итоге, наша вера должна быть основана на Слове Божьем, а не на трудах ранних христианских руководителей. Лишь Слово Божье является непогрешимым руководством для веры и деятельности.