Борьба с древом греха
www.donskoi.org/12178
В публикуемой статье автор приводит разбор учения оптинских и глинских старцев о помыслах: каким должно быть отношение христианина к помыслам? Какие средства старцы считали наиболее действенными в борьбе со страстями? Насколько их учение согласуется со святоотеческим? Автор ставит и многие другие вопросы, параллельно давая ответы на них. «Берегись, чтобы не вошла в сердце твоё беззаконная мысль»
(Втор. 15.9)
Господь наш Иисус Христос учит, что внутренние грехи – злые помышления и похотения – столь же греховны, как и внешние беззакония: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём» (Мф. 5, 28). То есть сами первые помышления являются тем корнем, из которого образуются последние, внешние беззакония. «Исходящее из человека оскверняет человека, – говорит Спаситель, – ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство» (Мк. 7, 21-22). Обращая особое внимание на слова Господа, святые отцы древнего Востока придавали первостепенное значение в борьбе со страстями искусству борьбы с помыслами. Ещё преподобный̆ Антоний Великий, начальник Египетского монашества, отмечал, что в духовной брани прежде всего необходимо внимательно относится к своим мыслям[1]. А преподобный Ефрем Сирин о значении мыслей писал: «Как отрекающийся от веры отрицается от неё одним словом, так, кто исповедует веру, облекается в неё словом же. Посредствующее при деле слово заменяет собой дело, поэтому и порочное помышление может иметь ту же силу, как и порочное дело»[2]. «Иногда и помысливший только – хуже сделавшего, потому что он не даёт места покаянию… Отвержен Саул, соизволивший помыслами на идолослужение, а Манассия, покаявшись в идолослужении, принят»[3].
Обращая внимание на древнюю святоотеческую традицию, мы замечаем, что для победы над греховными помыслами нужно побеждать их причины, и наоборот, побеждать помыслы, чтобы победить причины. Эту мысль в своих творениях развивал ещё преподобный Марк Подвижник: «Ни злых помыслов отдельно от причин их, ни причин отдельно от помыслов нельзя победить ведущему с ними брань, ибо если что-нибудь одно отдельно отвергнем, то спустя немного, посредством другого будем обладаемы и тем, и другим»[4]. Точно так же и в учении преподобных оптинских и глинских старцев духовная брань с греховными помыслами неразрывно связана с борьбой против причин, благодаря которым они возникают. Чтобы полностью понять духовное делание этих старцев против греховных помыслов, необходимо исследовать святоотеческую традицию, в частности традицию духовной борьбы с помыслами отцов Добротолюбия.
Как известно, оптинские и глинские старцы вели своё преемство от преподобного Паисия (Величковского). Поэтому они уделяли первостепенное значение изучению древней святоотеческой традиции. Старцы очень глубоко знали святоотеческую литературу. Можно сделать вывод, что Добротолюбие и такие произведения святых отцов, как творения преподобного Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея были их настольными книгами. Это подтверждает, что оптинские старцы даже осуществили некоторые переводы их на русский язык. Некоторые наставления этих старцев практически точно цитируют этих святых отцов и, несомненно, очень близки по духу.
Искусство отсекать греховные помыслы считалось очень важным и необходимым в духовном делании преподобных оптинских и глинских старцев. «Каждая страсть начинается с греховных помыслов»[5], – писал глинский старец схиархимандрит Иоанн (Маслов). Поэтому, чтобы бороться со страстями, необходимо научиться бороться с помыслами. По мысли духовника Глинской пустыни иеромонаха Варсонофия (первая половина XIX века), «человек, допустивший злые помыслы в своё сердце, нарушает тесное единение с Источником жизни – Богом, потому что Бог пребывает только в непорочных сердцах»[6]. Чтобы хорошо понять, как действует греховный помысел на человека, приведём рассказ одного глинского монаха. «Однажды я как-то увлёкся нечистыми помыслами; по неопытности в борьбе я не смог отразить их. Нечистые, но соблазнительные картины, рисовавшиеся в моём воображении, совсем отуманили мой ум. По вражескому устроению мне пришлось встретиться с лицами, сочувствующими моему нечистому греховному похотению, и я вознамерился осуществить свой греховный помысл»[7]. Когда этот монах уже захотел совершить грехопадение, его остановил преподобный Илиодор (Голованитский). Старец, будучи прозорливым, почувствовал, что ученик его находится в опастности. «Старец (Илиодор), взял меня крепко за руку – рассказывает монах, стал спрашивать меня: “Куда ты чадо идешь, а?..” На мой ответ, что иду по делу, он сказал: “Чадо, скажи мне правду, я не начальник твой, меня нечего бояться. Ты говоришь по делу, а дело-то ведь недоброе. Посмотри, вон, кто понуждает тебя идти по этому делу, чтобы затем взять душу твою!”. При этом он указал вниз к трапезному корпусу. Я взглянул туда, и моим глазам представилось странное зрелище: около каменного быка поддерживающего корпус, я увидел диавола в безобразнейшем виде: чёрный, очи огненные, зубы выдающиеся изо рта, внутренности снаружи и несколько прикрыты длинной бородой; весь он был в пламени. При виде такого гнусного страшилища, я затрепетал от ужаса; кровь как бы застыла во всех моих жилах, я не мог двинуться с места, не мог проговорить ни одного слова и стоял, как окаменелый. Помню только, что старец держа меня за руку, повёл с собой: “Пойдём, чадо! Пойдём ко мне!”»[8].
Святоотеческая традиция выделяет следующие причины греховных помыслов. К первой причине древние аскеты относили воображение. Ко второй причине относили страсти. Ещё преподобный Григорий Синаит[9] и святитель Феодор Едесский утверждали, что «если бы не было в душе страстей, то страстные помыслы не стужали бы ей»[10]. К третьей причине древние святые отцы относили праздные помыслы. О праздных помыслах писал преподобный Исихий, пресвитер Иерусалимский, который говорил, что они, как первые, бывают входом для вторых (греховных)[11]. К чётвёртой причине отцы относили демонов. Преподобный Григорий Синаит говорил, что «помыслы – это слова бесов»[12].
Такое же духовное понимание причин греховных помыслов мы видим и в учении оптинских и глинских старцев. Как и отцы Добротолюбия, старцы всячески старались обезопасить себя от нечистого, страстного воображения, от пустых праздных помыслов и от бесов, которые постоянно пытаются погубить христианина, они пытались мыслить чисто. В их духовном делании мы видим особую внимательность и углублённость. Старцы поистине предавали огромное значение чистоте мыслей.
Для того, чтобы во всей полноте понять, какое значение для оптинских монахов и для их духовного делания имели мысли, мы должны обратить своё внимание к сербскому старцу Фаддею Витовицкому, которого можно назвать одним из последних преемников оптинского старчества. Будучи духовным сыном ученика преподобного Амвросия Оптинского старца схиархимандрита Амвросия (Курганова)[13], настоятеля Мильковского Введенского монастыря в Сербии, старец Фаддей, сумел впитать в своё сердце не только их особый оптинский дух, но и духовную традицию. Он, можно сказать, воспринял их духовное делание. В своих поучениях отец Фаддей постоянно делает акцент на учении о мыслях. Это учение у него основополагающее. Он говорит: «Мысли, настроение, желания управляют нашей жизнью. Какие мысли нас занимают – такова и жизнь наша»[14]. По учению старца Фаддея, наши мысли материализуются. От мысли начинается всё. И добро и зло. Старец говорит: «По сей день мы видим, что всё, что создано, и всё, что существует на земном шаре и во вселенной, есть материализованная во времени и пространстве Божественная мысль, а мы созданы по образу Божиему. Великая награда досталась роду человеческому, но мы не понимаем этого и не понимаем, как наши мысли влияют на других… разрушительные мысли разрушают наш мир и нет нам покоя»[15]. «Люди обращают на свои мысли мало внимания, и из-за этого – много страданий»[16]. Учение старца Фаддея о мыслях очень глубоко и одновременно очень просто. В его наставлениях мы видим оптинский дух, ведь учился умно-сердечной молитве он у оптинских монахов. Постоянная сердечная собранность, непрестанная Иисусова молитва и хранение себя от греховных мыслей давали старцу Фаддею то Божественное знание, которое даёт только Господь, и только чистым сердцем. В своих наставлениях отец Фаддей советовал учиться «освобождаться мысленно»[17]. «Когда мы обременены чем-то, надо обратиться к Господу и Ему передать все наши заботы и тревоги о наших ближних»[18]. Его духовное делание и учение о важности хранения ума и мыслей полностью выражали ту духовную традицию, которая жила в Оптиной пустыни и в последующем передавалась всем оптинским монахам.
Святые отцы Добротолюбия во главе всех средств борьбы с греховными помыслами ставили трезвение. «Это делание, – говорит преподобный Симеон Новый Богослов, – некоторые из отцов наших именовали безмолвием сердечным, иные – вниманием, иные – трезвением и противоречием, иные – борьбой с помыслами и хранением ума»[19]. Трезвением преподобный Исихий называл «твёрдое водружение ума и стояние его у дверей сердца: так что он видит, как подходят, словно воры, чуждые помыслы, слышит, что говорят и делают эти убийцы, и каков начертанный и представляемый бесами образ, посредством которого они покушаются мечтательно прельстить ум»[20]. Если обратиться к Священному Писанию, видно, что трезвение заповедано святыми апостолами вообще всем христианам. «Трезвитесь, бодрствуйте, – говорит апостол Павел, – потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1Петр. 5, 8). Подобно и святой апостол Павел писал к Солунским христианам: «Не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться» (1 Сол. 5, 6-8). «Дарование трезвения не позволяет помыслам входить, а если они и войдут, то не допускает им сделать вреда»[21], – отвечает преподобный Варсануфий Великий на вопрос одного брата.
По мысли преподобного старца Паисия (Величковского), духовного отца оптинских и глинских подвижников, христианин должен быть постоянно готовым к искушением, помнить, что ведёт войну с злобными бесплотными духами. «Смотри же, человек, внимай, не плошай, – говорит преподобный, – они и до гроба твоего не отойдут, но приготовляют большую засаду, высматривают внимательно, каким образом снова начать и восстать, ибо не отдыхают. Когда теплота усердия остынет у подвижника, то они тайно, приготовив какую-нибудь сеть, опять приходят и расстилают, и ловят»[22]. Он утверждает, что «лукавые бесы внимательно и неотступно наблюдают за нами, к чему мы склонны, – к тому и побуждают нас; замечая наше греховное желание, помрачают наш ум, и день за днем крадут наше время, и, как воры, тайно проникают в нашу мысль и понуждают нас заботиться о тленных вещах, а Бога и душу свою оставлять»[23]. По словам преподобного, «такова хитрость у лукавых бесов: они постоянно заняты нами; как сторожа подмечают наши наклонности и пожелания: о чём мы думаем и что любим, чем заняты помимо их; и какую страсть замечают в нас, к тому нас и побуждают, такие и расставляют нам сети; таким образом, мы сами прежде возбуждаем против себя всякую страсть и бываем причиною ея»[24].
Рассматривая учение оптинских и глинских старцев, можно увидеть, что и они на первое место в духовной брани с помыслами ставили трезвение. Постоянная внутренняя внимательность и собранность ума всегда была их характерной чертой. Именно к этому духовному расположению они постоянно стремились. Например, оптинский старец, преподобный Никон, называл трезвение путём всякой добродетели[25], говорил о том, что каждый благоговейный христианин просто обязан проводить жизнь свою во внимании к себе и трезвении[26]. Преподобный Макарий Оптинский говорит, что нужно «стараться иметь строгое наблюдение за своим устроением»[27]. Глубоко назидательно наставление глинского старца Георгия (†1961). Когда молодые иноки вопрошали его о духовной жизни, старец говорил, что «главное хранить в душе мир. Этот мир есть место, недосягаемое для лукавого. Злой дух стремится прежде всего вывести человека из равновесия, возмутить его, расстроить. Когда это ему удаётся через какое-либо искушение или наваждение (чаще всего через другого человека), тогда во всей «мутной воде» души враг начинает делать свой улов, толкать человека, ослабленного страстью, на преступление, то есть преслушание закона Христова»[28]. На вопрос, что самое главное для духовной жизни, старец Фаддей Витовницкий отвечал: «Самое важное, я думаю, – хранение мира в сердце. Любой ценой не допускайте в сердце тревогу. В нём должны царить мир, безмолвие, тишина. Мысленный хаос – это состояние падших духов. Наш ум должен быть собран, внимателен, сосредоточен. Только в такой ум может вселиться Бог»[29].
Приобрести трезвение нелегко. О глинском схиархимандрите Иоанникии (†1912) сказано, что он ещё в юности много потрудился, чтобы стяжать его. В течение длительного времени он ежедневно вечером спрашивал себя: «Как провёл день? С чем приду на суд? Что сегодня приобрёл я для жизни вечной?», а утром – «Как прошла ночь?»[30]. Глинский иеромонах Иулиан (†1911) считал, что единственно правильный путь, это «постоянное внимание ко всем своим действиям, и особенно словам. Старец учил беречь свой ум от рассеянности, ибо она вносит нестроения в духовную жизнь… призывая своих учеников стяжать внимание к своим душам, отец Иулиан указывал им святоотеческое изречение о хранении чувств: “Дар бодрствования (трезвения) не попускает помыслам входить, а если они войдут, то не допускает им вредить”»[31]. Глинский старец схиархимандрит Иоанн (Маслов) в своих трудах даёт чёткое объяснение, что такое трезвение, как оно действует, почему оно так необходимо: «Правило духовной борьбы: всякую страсть побеждать силою Христовой, немедленно, как только зародилась она. Исцелить, изгнать совершенно мы её не можем сразу, но можем всё время загонять её «на дно», чтобы там страсть умирала под действием вод благодати, а душа наша всегда была бы мирная, кристальная, … бодрственная, духовно трезвая. Если на какой-либо стороне души намечается или происходит «прорыв», сейчас же всё внимание сердца надо обратить туда, то есть молитвенной борьбой надо восстановить мир сердца, души. Это есть трезвение духовное. Для духовно трезвого человека враг не страшен. Враг страшен и опасен лишь для сонливого и ленивого, расслабленного душой. Можно сделать множество подвигов на войне, но если все они закончатся изменой – ничего они не будут значить»[32].
Преподобный глинский старец Илиодор (Голованитский) даёт очень действенный совет, как можно очищать душу от вредных помыслов. В одном из писем к своему духовному чаду он пишет: «Вы спрашиваете: чем очищать душу от вредных помыслов? Чем же больше, если не памятью о смерти, ибо сказано: “Помни последняя твоя и во веки не согрешишь”»[33].
По мнению отца Илиодора, постоянная память смертная помогает сохранять сердце своё от страстных помыслов и предохраняет от многих страстей. Эта мысль преподобного является продолжением духовного завета старца Паисия (Величковского): «Жить, как бы ежедневно умирая»[34]. «О, человек! Внимателен будь к своей душе, потому что она одна у тебя, и одно время жизни твоей, и неизвестен конец – смерть, и непроходима и наполнена твоими врагами воздушная пучина»[35]. «Когда придет вечер, подумай: не в эту ли ночь скончаюсь, – или внезапно придет смерть, или дерево поразит меня, или жилище обрушится и убиет меня, или дыхание вдруг остановится и, как цвет отпадает, увяну я и, как трава высыхает, умру и потом без вести останусь; Бог один знает, где я тогда буду находиться; ибо Он судит каждого по делам»[36].
Непосредственно за трезвением древние святые отцы ставили составляющее и соединённое с ним, как бы одно действие, немедленное отвержение приражающихся помыслов. Поставив ум в трезвенное состояние, по мысли святых отцов Добротолюбия, должно бдительно внимать и смотреть на прилагающиеся помыслы и тотчас отвергать их при самом появлении, не принимая их и не давая им проникать в сердце[37]. Преподобный Исихий говорит о том, что нужно «тотчас отсекать помыслы, как только распознаешь, в самый момент их нахождения и приражения»[38]. Можно привести хорошее сравнение. Жители тех стран, в которых водятся ядовитые животные, стараются в домах и на дворах своих отыскивать яйца ехидн, скорпионов и жаб и, как только находят, тотчас растаптывать и давить их, чтобы, расплодившись, эти животные не причинили людям вреда. Подобным образом и злые греховные помыслы должны быть подавляемы в самых зародышах, в самом начале, чтобы, получив силу, они не обратились в ядовитых змей. Ибо дьявол есть змей, и если откроем ему в нашем сердце малую скважину, в которую он может проникнуть только головою, то он тотчас вторгнется всем телом. Сам апостол Павел предостерегает нас «не давать места диаволу» (Еф. 4, 27). «Не может человек очиститься от страстей, пока не отсечет повода к страстям»[39], – говорит преподобный Паисий (Величковский). Его фраза «начало чистоты – несогласие на грех помысла, а конец – умерщвление – мертвость ко греху тела»[40] показывает нам, что отсечение греховных помыслов есть необходимая, обязательная задача подвижника. Отсекая греховные помыслы, подвижник ограждает себя от страстей, потому что «начало всех страстей: пристрастие, слабость и небрежность, – что не отвергаем душою и мыслью и не отсекаем первоначальный прилог каждой находящей страсти, а бесы прилагают еще большее»[41]. «Прилог пожеланий и скверные помыслы, чрез которые мы связываемся всякою страстью и впадаем во всякий грех; лучше сказать, это – дверь бесам и страстям, которыми они входят к нам и расхищают наше духовное сокровище»[42].
Точно так же и в духовном делании оптинских и глинских старцев важную роль в борьбе с помыслами, непосредственно после постоянного трезвения, занимает мгновенное отсечение помыслов. «Приходит прилог какого помысла скверного; в твоей воле состоит принять оный или отвергнуть; когда сочетаешься с ним и сложишься, то уже пленилась и стала побеждена, а когда отвергла прилог, то победила»[43], – пишет преподобный оптинский старец Макарий. «Сопротивляйтесь первому прилогу мысленному, – говорит преподобный, – сокрушайте младенцы вавилонские. Пока они ещё младенцы, молитвою и смирением, а когда возрастут, то уже будут исполинами и трудно им сопротивляться»[44]. В своих наставлениях старец говорит о том, как важно сразу не дать места греховному помыслу в сердце. Потому что, если мы оставляем его в нашем сердце, то есть начинаем беседовать с ним, услаждаться, он укореняется в нас всё больше и ведёт нас прямо к делу.
«Охранять свою душу от помыслов, – говорит преподобный Варсонофий Оптинский, – есть трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским. Нередко говорят: зачем охранять душу от помыслов? Ну пришла мысль и ушла, чего же бороться с нею? Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысл заставляет человека вовсе повернуть на жизненном пути и пойти совсем в другом направлении, чем он раньше шёл»[45]. Преподобный настоятельно советует не входить в разговор с помыслами, а просто порой говорить: «Да будет воля Божия!»[46] – это очень успокаивает.
Преподобный Варсонофий полностью повторяет учение старца Макария. Он придаёт помыслам очень серьёзное значение, такое, от которого может полностью зависеть наша жизнь. Ведь, по мысли старца Никона, «согласие с помыслами греха есть общение с врагом, отсюда отступление от нас силы Божией и помощи»[47]. Это может быть очень серьёзным последствием. Преподобный Никон говорит, что «Господь ждёт: куда склонится наше сердце – сохранит верность Ему или предаст Его из-за временной сласти греха. Сказали святые отцы: «отсеки помысел – отсечёшь всё». Очень важно помнить, что всяким согласием с грехом, а через грех и с бесами, мы предаём Господа, предаём Его за мерзостную цену греха. Кого и на что мы промениваем?! Личное несогласие на грех и борьба против него молитвою и исповедью – необходимы»[48].
Борьба с помыслами по учению оптинских и глинских старцев должна быть настолько искусной, что христианин должен приложить массу усилий и терпения. Глинский старец схиархимандрит Иоанн (Маслов) писал: «Все помыслы, какими бы они ни казались добрыми и безгрешными, следует отсекать в начале их появления, иначе они будут опустошать нашу душу подобно жгущему ветру. И если мы не навыкнем их удалять, то они настолько расплодятся, что сделают нашу душу неспособной не только к молитве Иисусовой, но и ко всякому доброму делу»[49]. По учению отца Иоанна, помыслы имеют свойство опустошать душу, приносить ей большой вред. Но христианин имеет силу впускать их в душу или нет, беседовать с ними или отвергать: «От нас в полной мере зависит не соглашаться с ними и не вступать в беседу, и тогда они постепенно начнут удаляться от человека»[50], – пишет отец Иоанн.
О том, что с помыслами вообще не нужно беседовать писал глинский старец Архип (Шестаков). Он приводил интересный пример: «Когда по реке плывёт доска. Мы вытаскиваем её на берег и производим следствие: откуда она, почему плывёт, кто её пустил? А ты не тронь её, пусть плывёт и всё будет мирно»[51]. Постоянно увещевал своих духовных чад отсекать греховные мысли, великий глинский старец Филарет: «Сколько можно не давайте даже входа в сердце скверным мыслям, – от сих бо исходища живота (Притч. 4, 23). Соблюдая чистоту сердечную, можем сохранить и телесную»[52]. Так же и глинский подвижник иеромонах Варсонофий, который был духовником пустыни в начале двадцатых годов XIX века, говорил: «Последователю Христову необходимо противиться порочным помыслам и не допускать их в своё сердце»[53]. «Наука наук и искусство искусств состоит в умении управляться со зловредными помыслами»[54], – говорил ещё один глинский старец отец Макарий (XIX век). Интересно, что оптинские и глинские старцы учили, что часто, сам помысел может оказаться на первый взгляд даже невинным и как будто даже нужным нам, но всё равно нужно зачастую отсекать его.
Греховные помыслы не только действуют на сердце, но и отягощают совесть. Например, глинский иеросхимонах Паисий (умер после 1961 г.) писал: «Кто желает и стремится получить вечное спасение, должен бороться не только с грехом, но обязан не соглашаться с порочными мыслями и пожеланиями, которые нарушают спокойствие его совести»[55]. Чтобы отсекать помыслы, нужно отсекать свою волю. «Кто-нибудь, проходя небольшое расстояние, – говорил старец Филарет Глинский, – увидел что-либо, и помысел говорит ему: «Посмотри туда», а он отвечает помыслу в уме своём: «Не стану смотреть», не смотрит и отсекает своё хотение. Встречает празднословящих, и помысел говорит: «Скажи и ты такое-то слово», а он не говорит. Помысел внушает идти и спросить у повара: «Что варит?» – он не идёт и отсекает хотение. Увидел какой-либо предмет, и помысел говорит: «Спроси, кто принёс это?» – а он не спрашивает. Таким образом, начиная с малого, человек привыкает в великом спокойно и без труда отсекать свою волю: наконец достигает того, что вовсе не имеет воли. Что ни случится, он бывает спокоен, как будто не имеющий пристрастия, и от этого он приходит в совершенное бесстрастие»[56].
Другим важным святоотеческим способом противостояния греховным помыслам, без которого и первый не может иметь успеха, по святым, является хранение своих чувств. Однажды преподобному Палладию, составителю Лавсаика, о себе рассказал один святой подвижник Пахон. В молодости он увидел одну эфиопскую девушку, когда она летом собирала солому, от видения этого много лет претерпевал он блудную брань с крайним смущением души, даже доходя до отчаяния[57]. Вместе с чувством зрения древние аскеты советовали обуздывать и прочие чувства. Например, преподобный Варсонофий Великий говорит: «Усильно обуздывай органы твоих чувств – зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания»[58]. «Воском загради уши от непристойных слов и расслабляющих звуков весёлых песен, ибо от слышания их душа смущается и начинает запечатлевать в воображении постыдные образы и заниматься блудными помыслами в сердце»[59]. Сам преподобный Паисий Величковский пишет, что каждый христианин должен обуздывать язык, так как «обуздавший и сдерживающий свой язык и все тело воздержит»[60]. Ибо «молчаливый страшен бесам, потому что они не видят сердечные тайны у совершенных, когда не говорят устами. Любящий же многословие не избежит греха»[61].
В духовном делании преподобных оптинских и глинских старцев хранение чувств в борьбе с помыслами считается просто необходимым. «Если каждое дело, слово и помышление кладёт на нас печать, то надо принять все меры к сохранению себя от всего вредного»[62], – говорил оптинский старец преподобный Никон. «Христианин должен постоянно хранить все свои чувства от всего того, что наносит вред его бессмертной душе»[63], – пишет Глинский старец схиархимандрит Иоанн (Маслов). По мнению отца Иоанна, христианину необходимо обуздывать чувства, потому что «помыслы входят в душу человека через чувства»[64]. Старец советует «внимательно всё продумать и удалить все греховное и скверное, мешающее в деле нашего спасения. Очень было бы хорошо обуздать страхом Божиим наши телесные, греховные чувства, особенно глаза, уши и язык, которые есть двери греха, уводящие свои жертвы, подобно блудному Евангельскому сыну, “на страну далече”»[65]. «Согретая тёплой молитвой, одухотворённая чтением Слова Божия, оживотворённая Святыми Христовыми Тайнами вера возвышает разум христианина, управляет его волей, освящает его чувства»[66].
Глинский старец Серафим (Романцев) считал, что для того, чтобы бороться с помыслами, нужно беречь себя от всех праздных разговоров: «Не от искры ли одной, иногда весьма малой и едва заметной, бывают великие пожары, и от малого зерна вырастает с течением времени великое дерево. Поэтому всемерно нужно остерегаться греховных мыслей и мечтаний, свободных слов и разговоров»[67]. «Не давай воли уму твоему и языку, – писал старец, – заключи их, и будешь спокойна. Дай занятие уму твоему и языку и также глазам соответствующие твоей христианской жизни, то есть займись и используй свободное время чтением и молитвой, которой можно заниматься на всяком месте и во всякое время и при всех обстоятельствах»[68]. Оптинске и глинские старцы особенно призывали беречь своё зрение. «Глаза береги, – говорит преподобный Анатолий Оптинский. – Аще око твоё соблажняет, изми е (Мф. 5, 29). Господь повелел. Борьбу себе навлечёшь, если не будешь беречь глаз и языка»[69]. «Чего око не будет видеть и чего ухо ваше не будет слышать, то и на сердце ваше не взыдет»[70],– говорит преподобный оптинский старец Антоний.
При обуздании и сдерживании внешних чувств по святоотеческому учению также тщательно необходимо блюсти ивоздерживать внутреннее чувство, то есть ум, который часто в своих греховных представлениях предшествует внешним чувствам и передаёт им свои греховные поползновения. Сам Господь говорил, что «светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно» (Мф. 6:22–23). По толкованию святителя Иоанна Златоуста, слова Спасителя касались «порабощения и пленения ума»[71], что для многих было непонятно, и поэтому Господь употребил такое сравнение. «Что значит глаз для тела, то самое и ум для души, – объясняет святитель. – Как касательно тела мы наиболее заботимся о том, чтобы иметь здоровое зрение, так и касательно души преимущественно должны заботиться о здравии ума»[72]. «Когда видишь, что находящееся внутри тебя пришло в сильное движение и влечёт безмолвствующий ум к страсти, то знай, что ум некогда предупредил сие: Он привёл это в действие и вложил в сердце»[73], – говорил преподобный Марк Подвижник.
Помыслы
Они легче пуха и незаметнее слабого ветерка. За день их бывает так много, и они так разнообразны, что отследить их все и дать себе отчет в их качестве едва ли возможно. Мы говорим о помыслах.
Они есть у всех, и они не только разнообразны. По временам они еще и безобразны. А еще пусты, или неожиданны, или фантасмагоричны. Кто поймает их сачком, как бабочку? Кто пересчитает их, как песчинки в горсти?
Да стоит ли вообще обращать на них внимание или можно махнуть рукой на эту мысленную моль, на эту пыль, соскучившуюся по мокрой тряпке?
Что ж, мокрая тряпка действительно нужна, а вот просто отмахнуться от этой опасной мелюзги не получится.
В своем Первом Соборном послании апостол Петр напоминает христианам об их прежней жизни, о той нравственной грязи, которую они отвергли с отвращением:
«Довольно, – говорит он, – что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложству, скотоложству, помыслам), пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению; поэтому они (прежние товарищи по греху – прим. А.Т.) и дивятся, что вы не участвуете с ними в том же распутстве, и злословят вас» (1 Пет 4: 3–4)
У апостола помыслы стоят в ближайшем соседстве с такими очевидными гадостями, как мужеложство и скотоложство
Очень важно и не менее удивительно здесь то, что в перечне похотей у апостола помыслы стоят в ближайшем соседстве с такими очевидными гадостями, как мужеложство и скотоложство. Если бы мы с вами составляли перечни грехов и их классификацию, то никогда бы не поместили эфемерные (казалось бы) мысли рядом с вопиющими плотскими грехами. Очевидно, мы не до конца понимаем некоторые принципиальные по важности вещи.
Вот Каин. Прежде чем восстать на младшего брата и убить его, первенец Адама и Евы мучился от неотступной мысли. Явные признаки этой внутренней борьбы, которую Каин проиграл, описаны подробно.
«Каин сильно огорчился, и поникло лицо его. И сказал Господь Бог Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4: 5–7).
«У дверей грех лежит, он влечет тебя к себе», – вот она, настырная, неотступная мысль, лишающая человека покоя днем и ночью. Это пока еще только мысль, но она уже грех, лежащий у порога. У человека есть власть бороться с ней (сказано: «господствуй»). Если же она победит, а не ты, то грех очевидный, в пространстве и времени, произойдет с пугающей неумолимостью.
Закоренелый грешник, собственно, это и есть человек, которого победила неотступная мысль. Привлекла к себе внимание, переползла через порог, забралась в сердце и уходить не хочет. Так, патологический ревнивец, сексуальный маньяк, ненасытный вор, человек вечно не довольный жизнью, ропщущий и завидующий и так далее суть люди, потерпевшие поражение в невидимой борьбе. А в этой борьбе и немудрено проиграть, поскольку львиная доля людей даже не подозревает, что такая борьба существует.
Библейское откровение до царя Давида мало говорит о внутреннем мире человека, в том числе о помышлениях сердца. Видно, человек был не способен к такому повороту зрения внутрь себя и вниманию к помыслам. Начиная же с Давида и его Псалтири, разговор о тайне сердца зазвучал, и уже его вряд ли остановишь.
Греху предшествует мысль
Греху предшествует мысль, а постоянному греховному поведению предшествует создание внутри человека целой мысленной системы греха, сложно разветвленной, как кровообращение. Этим откровением мы обязаны сыну Иессея и отцу Соломона. До него Святому Духу не с кем было заговорить о предметах столь тонких. Вот примеры из псалмов.
В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: «не взыщет»; во всех помыслах его: «нет Бога!» Это из псалма 9-го. Там же: говорит в сердце своем: «не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла» И еще: хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает, – и бедные падают в сильные когти его; говорит в сердце своем: «забыл Бог, закрыл лице Свое, не увидит никогда». То есть, чтобы ободрать ближнего, как липку, чтобы сожрать его заживо, подставить, свести со света, нужно прежде всего сказать внутри себя: Бога нет! А если и есть, то Он не видит, забыл, закрыл лицо и прочее. Злодею необходим мысленный фундамент деятельности. А раз он необходим, то он и неизбежен.
Все эти слова-помыслы произносятся внутри сердца. Вот помыслы окаянной дочери Вавилона: она говорит в сердце своем: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!» А вот то, что будет ей за этот укоренившийся образ мыслей: «За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее» (Откр. 18: 7–8).
«Сказал безумец в сердце своем: “нет Бога”. Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро» (Пс. 13: 1). Это уже слова безумного с неумолимым практическим выводом из них в виде гнусных дел и развращения. Писание, как видим, не оставляет маневра для светского гуманизма или безбожной доброты. Это довольно строго. Многие верующие не на шутку напуганы этой строгостью Всеблагого Бога. Испугаться есть от чего. И если бы мы сами выдумывали Бога, а не Он открывал Себя, то мы выдумали бы Его образцом толерантности. Реальная строгость Писания путает нам лукавые карты.
Впрочем, это не строже, чем огонь, льющийся на Содом. И это не строже, чем воды, заливающие всех, кроме сидящих в ковчеге. А ведь и у Содома, и у человечества при Ное были, надо пролагать, свои прочные мысленные конструкции. Вернее, они казались прочными, пока к одним не пришла вода, а других не накрыл огонь.
ТЩЕСЛАВНЫЙ ПОМЫСЛ
Трудно избегать помысла тщеславия, ибо, что ни сделаешь к прогнанию его, то становится началом нового движения тщеславия.
Авва Евагрий Понтийский
Святитель Григорий Палама
Беспокоит ли тщеславный помысл?
А ты наедине и перед судом своей совести приведи себе на память Господень совет о сем в Евангелии, говорящий: не ищи показывать себя превосходящим других; добродетели, насколько имеешь, совершай втайне, имея в виду только Бога и будучи видим только Им одним, и Отец Твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6:1-6,18). Если же и после того, как ты нанес решительный удар возбудителям каждой из страстей, тебя снова обеспокоит внутренний помысл — не бойся, пусть он будет для тебя поводом для получения венцов, ибо он уже не склоняет и не оказывает действия, но является лишь бессильным движением, как побежденный в твоей борьбе о Бозе.
Авва Евагрий Понтийский
Помысл тщеславия есть самый тонкий
Трудно избегать помысла тщеславия, ибо, что ни сделаешь к прогнанию его, то становится началом нового движения тщеславия.
Демон тщеславия противоположен демону блуда, и чтобы они оба вместе и напали на душу, есть дело несбыточное, ибо один из них обещает почести, а другой повергает в бесчестие. Почему, когда кто-нибудь из них приближаясь начнет беспокоить тебя, ты производи сам в себе помыслы демона ему противоположного, и если возможешь, как говорится, клин клином выбить, то знай, что ты близок к пределам бесстрастия, ибо ум твой оказался сильным человеческими помышлениями прогнать внушения бесовские. Но, конечно, смиренномудрием отогнать помысл тщеславия, или целомудрием помысл блуда было бы признаком глубочайшего бесстрастия. Пробуй так поступать в отношении ко всем противоположным друг другу демонам. Вместе с тем узнаешь, какою более исполнен ты страстию. Впрочем, всеми силами проси у Бога, чтобы научил тебя и помог тебе вторым способом прогонять врагов.
Он предстает перед теми, кои исправно живут, и начинает провозглашать их подвиги и собирать им дань похвалы у людей, представляя, как кричат изгоняемые бесы, как исцеляются жены, как толпы народа теснятся коснуться одежды его; предсказывает, наконец, ему и священство, приводит к дверям его и ищущих его, которые по причине отказа уводят его связанного против воли, — и, таким образом, возбудив в нем пустые надежды, отходит, оставляя далее искушать его или бесу гордости, или бесу печали, который тотчас наводит ему помыслы противоположные тем надеждам. Бывает, что он и демону блуда передает сего, незадолго перед сим досточтимого и святого иерея.
Из всех помыслов только помысл тщеславия многопредметен, обнимая почти всю вселенную, и всем бесам отворяя двери, как какой злой предатель какого-нибудь города. Он окрадывает ум отшельника и, наполняя его множеством словес и вещей, губит молитвы его, которыми напрягается он врачевать раны души своей… От этого помысла рождается и помысл гордости, низринувший с небес на землю печать уподобления и венец доброты (Иез. 28:12). Но отскочи от него, не закосневая в нем, чтобы не предать иным живота нашего и жития нашего немилостивым (Притч. 5:9). Обращает в бегство этого демона усердная молитва и то, чтобы ничего произвольно не делать и не говорить такого, что ведет к проклятому тщеславию.
Когда ум отшельника приобретет немного бесстрастия, тогда, взяв коня тщеславия, начинает он носиться по городам, неудержимо упояваясь похвалами и славою своею. Но, по смотрению Божию, сретив его дух блуда и заключив в какой-нибудь хлев, научает его там не оставлять одра прежде выздоровления и не подражать тем нетерпеливым больным, которые, имея еще в себе остатки недуга, пускаются в дорогу, или начинают ходить в бани и оттого впадают в прежние болезни. Посему, сидя в келье, будем лучше внимать себе самим, чтобы, преуспевая в добродетели, соделаться нам неподвижными на зло, обновляясь в ведении, сподобиться множества различных созерцаний, а возвышаясь в молитве, яснее узреть свет Спасителя нашего.
Преподобный Иоанн Карпафский
Бывает иногда, что прорывается тщеславный помысл
Бывает иногда, что во время собрания братии прорывается тщеславный помысл сказать что-либо не вовремя. Ангельские же помыслы внушают себе прогнать этот болтливый безвременный помысл. Итак, если ты не прогонишь его добрым молчанием, а позволишь ему пройти наружу, напыщен быв кичением, то должен будешь понести худые от того последствия, праведно предан будучи или большему еще греху, или внешним каким прискорбностям, или тяжелым неприятностям со стороны братии, или мучению в будущем веке, ибо и о праздном и тщеславном слове, произнесенном по необузданности языка, отдадим мы отчет. Посему тщательно должны мы блюсти язык свой.
Преподобный Иосиф Оптинский
Невозможно чтобы не приходили помыслы тщеславные
Чтобы помыслы тщеславные, как и другие худые, не приходили, это невозможно, а только следует с ними бороться и при помощи Божией отгонять их. Так ты и делаешь, и вперед так поступай.
Пишешь, что была в Зосимовой пустыни, искренно исповедалась и причастилась Святых Тайн, почувствовала себя хорошо и подумала, что уж теперь не будешь разлениваться. Но вскоре после этого почувствовала сухость, холодность и прочее. Спрашиваешь, неужели это произошло оттого, что подумала то и то? Да, сухость и холодность произошли оттого, что допустила самонадеянные помыслы: «теперь уже так не рассеюсь» и прочее.
Преподобный Иларион Оптинский
Во время заутрени бороли тебя тщеславные помыслы
Пишешь, что во время заутрени бороли тебя тщеславные помыслы, говорившие тебе, что казначейство твое принесло счастье монастырю, что с тех пор, как ты казначей, и Владыка стал милостив к м. Игуменье, и окончилось дело о разрешении строить в Москве часовню, что как бы в противовесие тому, что Е. М. билеты свои пожертвовала не монастырю, а причту, в укор за то, что тебя именно назначили казначеей, вслед же за тем одна сборщица привезла денег вдвое более обыкновенного. Что ты стыдишься этих помыслов. И надо стыдиться…
Желать, чтобы другие жили хорошо, надо, а без вопросов их самой наставлять не следует это может быть поводом к тщеславию. Отсекать помыслы тщеславия и похваления тем, что Богу приятнее всего смирение, а у тебя его нет, следовательно, ничего нет и доброго, так правильно и должно делать.
