Булгаков Сергей Николаевич, русский философ, богослов, православный священник: биография

Сергий Николаевич Булгаков
(1871 — 1944), протоиерей, русский религиозный философ, экономист. Один из наиболее значительных представителей православной мысли за рубежом, участник экуменического движения. Родился 16 июня [1] 1871 года в г. Ливны Орловской губернии в семье священника.

В 1885 году окончил Ливенское духовное училище первым учеником [2], до 1888 года учился в Орловской духовной семинарии, где потерял веру. В 1890 году закончил Елецкую гимназию. Стал марксистом. В 1894 году окончил Московский университет [3].

Опубликовал в 1896 г. труд «О рынках при капиталистическом производстве», а в 1900 — «Капитал и земледелие» (2 тома). Магистр политической экономии (1901).

В 1901-1905 — преподаватель Киевского политехникума. Профессор политической экономии Киевского политехнического института. Приват-доцент Киевского университета.

В 1904 году совместно с Н. А. Бердяевым, редактировал журнал «Новый Путь», в 1905 году редактировал журнал «Вопросы жизни».

В 1906 году избран членом Второй Государственной Думы.

В 1906 — 1910 — профессор Московского Коммерческого института. Участвовал в сборнике «Вехи» (1909).

Доктор политической экономии (1912). Профессор Московского университета (1917).

Член Всероссийского Собора (1917-1918 гг.) от Таврической епархии, член Высшего Церковного Совета.

11 июня 1918 года рукоположен в сан священника епископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). За принятие священного сана исключен из московского университета.

В июле 1918 года переехал в Крым. Профессор политэкономии и богословия Таврического университета в Симферополе. После разгрома войск генерала Врангеля — протоиерей Ялтинского собора.

1 января 1923 г. был выслан из России в Константинополь.

В 1923-1925 — профессор церковного права на Русском юридическом факультете в Праге. Основал в Праге «Братство святой Софии».

В 1925 г. переехал в Париж.

В 1925-1944 — профессор догматики, Ветхого Завета и христианской социологии Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже. С 1931 г. — инспектор института, с 1940 по 1944 гг. — декан. Доктор церковных наук «гонорис кауза» (1943).

Видный участник экуменического движения. Вице-председатель Содружества святого Албания и преподобного Сергия. Руководитель Русского студенческого христианского движения (РСХД).

Скончался 13 июля 1944 г. в Париже. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Детство и семья

Родился Булгаков Сергей Николаевич 16 (28) июля 1871 года в городе Ливны, в большой семье священника, настоятеля небольшой церкви при кладбище. Отец Сергея воспитывал детей (а их у него было семеро) в православных традициях. Семья регулярно посещала церковные службы, дети слушали, а позже сами читали священные книги. Сергей с благодарностью вспоминал детские годы, когда он соприкоснулся с красотой русской природы, подкрепленной торжественным величием литургии. Именно в это время он пережил гармоничное единение с Богом. Его воспитывали как примерного христианина, в ранние годы он искренне верил в Бога.

Годы учебы

В 12 лет Булгаков Сергей начал учиться в духовной школе, в это время он был, по его словам, «верным сыном Церкви». Окончив школу, он поступает в духовное училище в родном городе Ливны. В это время он всерьез задумывается о том, чтобы связать свою жизнь со служением Богу. Через четыре года, завершив обучение в училище, Булгаков поступает в духовную семинарию в г. Орле. Здесь он проучился три года, но в это время происходит значительное изменение его мировоззрения, он переживает глубокий религиозный кризис, который обрекает его на неверие в Бога. Разуверившись в православии, в 1987 году Булгаков покидает семинарию и после этого еще два года учится в классической гимназии в г. Ельце. Позже он поступает в Московский государственный университет, на юридический факультет. В 1894 году он успешно выдерживает выпускные испытания и получает степень магистра с правом преподавания.

Христианство исповедует веру в единого триипостасного премирного Бога, Абсолютного Духа, живущего Своей абсолютной жизнью в единой природе и самооткровении (София). Мир есть творение Божие, которое вызвано из небытия творческим актом Божиим. Между Богом и миром постольку существует непреходимая бездна, как между Творцом и творением, но в то же время мир имеет в себе и божественную основу (София). Человек является его средоточием, как сущий образ Божий, имеющий в себе искру Божественного духа. Человек имеет бессмертный личный дух, сопряженный с животной душою и телом. Дух есть личное начало в человеке, которое остается самотожественным, продолжающим свою единую жизнь как в земной оболочке, так и после смерти, в загробном состоянии временной развоплощенности, так и в жизни воскресения, когда он снова облекается в прославленное тело. Личное я развивается и возрастает в своей жизни, в разные ее эпохи и эоны, в отношении к ее содержанию, но само оно, как личное начало, имеет в себе печать вечности и эволюции не подлежит. Христианство в этом смысле существенно персоналистично, личное я в человеке принадлежит к Образу Божию в нем, подобно Божественной ипостаси. Мир есть живое и живущее — в до-человеке (животных) и в человеке естество, воодушевляемое тварными животными душами. Духовное и духовно-телесное начала в человеке различаются своей природой, как божественное и тварное. Как имеющий образ Божий и частицу Божества, человек есть тварный бог, бог по благодати, призванный возглавлять собою творение, — микрокосм в макрокосме. Человек сотворен Богом во всей полноте, имея дух, душу и тело, и в этом отношении он эволюции не подлежит, хотя полнота сил его раскрывается в развитии. Наряду с человеком существует ангельский мир бесплотных тварных духов, которые творят волю Божию в мире, как служебные духи, ангелы, в силу своей сообразности человеку, своей сочеловечности, хотя она и ограничена в них их бесплотностью. Они не творцы, но слуги Божии, «ангелы». Человек пал на грани своего бытия в силу свойственной ему свободы, погрузившись в космизм и утратив господственное положение в мире, который через то лишился своей гармонии. Для восстановления человека, для искупления его от греха и спасения мира сам Бог, именно Вторая Ипостась Божества, Логос, сошед с неба, принял человеческое естество, стал Богочеловеком и это Богочеловечество сообщил всему человеческому роду и его утвердил чрез сошествие Св. Духа, соединившего земное и небесное, Христа с жизнью по этой вере (делами). Состояние земной церкви, в которой мы в свободе своей совершаем свое спасение, преодолевая в себе ветхого Адама жизнью в Новом Адаме, не есть окончательное, но переходное. По исполнении времен и сроков истории, когда невеста Христова Церковь уготовает себя на брак, совершится Второе Пришествие Христово, наступит конец этого мира, преображение его Духом Св., суд Христов над живыми и мертвыми и жизнь будущего века. Пределом здесь является обожение творения, когда воцарится Христос и предаст царство Отцу, и будет Бог все во всем. Церковь с ея учением и благодатными таинствами есть жизнь Богочеловеческая, в которой совершается спасение, — живой верой в Господа Иисуса
Прот. Сергий Булгаков Христианство и Штейнерианство

Ранние воззрения

Уже на первых курсах семинарии Булгаков Сергей испытывает большие сомнения в религиозных постулатах и переживет глубочайший кризис веры, который подталкивает его не только к уходу из семинарии, но и к сближению с очень популярными в это время марксистами. Он усиленно работает в этом новом для себя философском направлении и довольно быстро становится ведущим теоретиком марксизма в России. Однако вскоре он осознает несостоятельность этой теории и эволюционирует в сторону идеализма. В 1902 году он даже пишет статью «От марксизма к идеализму», в которой объясняет изменение своих взглядов.

Эти его изменения в воззрениях вполне соответствуют духу времени, для русской интеллигенции того периода было характерно увлечение немецким идеализмом и впоследствии религиозностью. Знакомство с Бебелем и Каутским, труды В. Соловьева и Л. Толстого приводят его к поискам в области христианской политики к решению вопроса о добре и зле. На некоторое время Булгаков увлекается космизмом, вслед за Николаем Федоровым. Эти искания, которые сам он обозначил как «социальное христианство», абсолютно укладываются в эволюцию русской философской мысли данного периода.

Постепенно мысль Булгакова зреет и формируется, путь его философских исканий прекрасно отражает его первый значительный труд – книга «Свет невечерний».

Сочинения

Испытал значительное влияние И. Канта, Ф. М. Достоевского и В. С. Соловьева, от которого усвоил идею всеединства. Спасение России искал на пути религиозного возрождения и в этой связи все социальные национальные отношения и культуру видел переоцененными на религиозных началах. Доминирующей в учении Булгакова стала идея Боговоплощения, т.е. внутренней связи Бога и созданного им мира – Софии («премудрости Божьей»), которая проявляется в мире и человеке, делая их причастными Богу. Развитая им софиология была изложена в работах: «Свет невечерний» (1917), «О Богочеловечестве. Трилогия» («Агнец Божий, 1933; «Утешитель», 1936; «Невеста Агнца», 1945). Другие труды: «Два града. Исследования о природе общественных идеалов» (т.1-2, 1911), «Тихие думы» (1918), «Купина неопалимая» (1927), «Лествица Иаковля» (1929).

Публикации

• От марксизма к идеализму. — М., 1903. 347 с.; — Франкфурт, 1968.
• Два града. — М., 1911. 313 с.; Gregg Press Farnham (Engl.), 1971.
• Философия хозяйства. — М., 1912; Gregg Press Farnham (Engl.), 1971. 334 с. (На японском языке — Токио, 1926).
• Свет Невечерний. — М., 1917. 425 с.; Gregg Press Farnham (Engl.), б/д.
• На пиру богов. — София, 1921. 118 с.
• Святые Петр и Иоанн. — Париж, 1926. 91 с.
• Купина неопалимая. — Париж, 1927. 288 с.
• Die Tragoedie der Philosophie. — Darmstadt, 1927.
• Друг Жениха. — Париж, 1927. 276 c.
• Карл Маркс, как религиозный тип. — Варшава, 1929. 39 с.
• Лествица Иаковля. — Париж, 1929. 229 с.
• О чудесах Евангельских. — Париж, 1932. 115 с.
• Икона и иконопочитание. — Париж, 1931. 166 с.
• Агнец Божий. — Париж, 1933. 224 с. (Французский перевод — 1943).
• The Orthodox Church. — London, 1935. 224 p. (Французский перевод — 1932; румынский — 1933).
• Докладная записка о Премудрости Божией. — Париж, 1935. 64 с.
• Утешитель. — Париж, 1936. 447 с. (Французский перевод — 1947, итальянский — 1972).
• The Wisdom of God. — London, 1937. 220 p.
• Радость Церковная. — Париж, 1938. 98 с.
• Невеста Агнца. — Париж, 1945. 621 с.
• Автобиографические заметки. — Париж, 1946. 165 с.
• Апокалипсис Иоанна. — Париж, 1948. 353 с.
• Философия имени. — Париж, 1953. 278 с.
• Жизнь за гробом. — Париж, 1955. 16 с.
• The Vatican Dogma. — South Canaan (Pa), 1959. 91 p.
• Dialog zwischen Gott und Mensch.- Marbourg, 1961.
• Православие. — Париж, 1965. 403 с.

Обзор богословских трудов

• Зандер Л. А. Бог и мир: В 2 томах. — Париж, 1948. 865 с.

Полная библиография

• Памяти о. Сергия Булгакова: Сборник / Сост. Л. Зандер. — Париж, 1945.

Педагогическая деятельность

По окончании университета Сергей Булгаков (биография его связана не только с философией, но и с преподаванием) остается на кафедре с целью написания докторской диссертации, также он начинает преподавать политическую экономию в Императорском техническом училище г. Москвы. В 1898 году университет отправляет его на два года в научную командировку в Германию. В 1901 году он защищает диссертацию и получает должность ординарного профессора на кафедре политической экономии Киевского политехнического института. В 1906 году он становится профессором Московского коммерческого института. Лекции Булгакова отражают путь его исканий, многие из них будут изданы как философские и социально-экономические труды. Позже он работал профессором политэкономии и богословия Таврического университета и профессором церковного права и богословия в Праге.

Российский экономическийУНИВЕРСИТЕТимени Г.В. Плеханова

​(1871 – 1944)

Русский философ, богослов, православный священник, экономист, теолог, профессор.

Сергей Николаевич Булгаков родился 16 (28) июля 1871 года в г. Ливны, в семье священника. Окончив школу, он поступает в духовное училище. Завершив обучение в училище, поступает в духовную семинарию в г. Орле. В 1987 году Булгаков покидает семинарию и после этого учится в классической гимназии в г. Ельце. Позже он поступает в Московский государственный университет на юридический факультет. В 1894 году получает степень магистра с правом преподавания. По окончании университета Сергей Булгаков начинает преподавать политическую экономию в Императорском техническом училище г. Москвы. В 1898 году университет отправляет его на два года в научную командировку в Германию. В 1901 году С.Н. Булгаков получает должность ординарного профессора на кафедре политической экономии Киевского политехнического института. В 1906 году он становится профессором Московского коммерческого института. Позже работал профессором политэкономии и богословия Таврического университета и профессором церковного права и богословия в Праге. В 1903 году С.Н. Булгаков участвует в нелегальном учредительном съезде Союза освобождения. В 1906 году принимает деятельное участие в создании Союза христианской политики, от которой проходит в депутаты Второй Государственной думы в 1907 году.

В 1918 году Булгаков принимает сан священника (о. Сергий). В 1919 году он отправляется в Крым. В это время большевики исключают Булгакова из преподавательского состава Московского коммерческого института. В 1922 году он был выслан в Константинополь, а после приезжает в Прагу, где начинает работать в Русском институте на юридическом факультете. В 1925 году С.Н. Булгаков переезжает в Париж, где при его активном участии открывается первый Православный богословский институт, деканом и профессором которого он и становится. Самыми заметными его работами этого времени являются: трилогия «Агнец Божий», «Невеста Агнца», «Утешитель». Будучи деканом Свято-Сергиевского института, Булгаков создает настоящий духовный центр русской культуры в Париже.

Сергей Николаевич Булгаков скончался 13 июля 1944 года.

Булгаков С. Н. О рынках при капиталистическом производстве. Теоретический этюд / С. Булгаков. — М.: Изд. М.И. Водовозовой, 1897. — 260с.

Анализируя рынки при капиталистическом производстве, автор делает вывод, что

процесс товарно-капиталистического обмена есть процесс обращения товарных капиталов, а побудительным мотивом капиталистического производства является не потребление, а возрастание стоимости капитала.

Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму: сборник статей (1896-1903). — СПб.: Т-во»Общ.польза», 1903. — 347 с.

Предлагаемая книга включает статьи, посвященные различным вопросам социальной философии, печатавшиеся на протяжении 1896-1903 годов в периодических изданиях. Вопрос о социальном идеале, который сначала ставился и разрешался автором в области позитивной марксистской социологии, постепенно яснее формулировался как религиозно-метафизическая проблема, затрагивающая самые глубокие корни метафизического мировоззрения и религиозного мироощущения.

Булгаков С. Н. Аграрный вопрос : лекции, читанные в Московском Коммерческом Институте в 1908/9 акад. году / С. Н. Булгаков. — М. : [Б. и.] , [ 1909?]. — 356с.

Изложены представления о системах земледелия, частной собственности на землю, видах ренты, условиях производства, разных формах земледельческого предприятия, сельскохозяйственной кооперации; рассмотрена история английского, немецкого, американского земледелия; приведена статистика русского землевладения 1905 года и его особенности.

Булгаков С. Н. История экономических учений : лекции, читанные в Московском Коммерческом Институте в 1908/9 акад. году / С. Н. Булгаков. — М. : [Б. и.] , [1909?]. — 553с.

В курсе лекций раскрывается исторический характер политической экономии, связь экономического мировоззрения с общим мировоззрением эпохи.

Булгаков С. Н. История экономических учений : лекции, читанные в Московском Коммерческом Институте в 1910/1911 акад. г. / С. Н. Булгаков. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Тип. Л. М. Прохорова и Н. А. Яшкина, 1911. — 553с.

Булгаков С. Н. Два града: исследования о природе общественных идеалов: в 2 т. – М.: Путь, 1911. — Т. I. — XXI, 303 c.

В книге собраны исследования и этюды, посвященные разным вопросам философского, социологического, религиозно-исторического, экономического характера и объединенные одним замыслом — выявить истинную природу культурно-общественного идеала.

Булгаков С. Н. Два града: исследования о природе общественных идеалов: в 2 т. – М.: Путь, 1911. -Т. 2. — 313 c.

В настоящем томе изложены проблемы первохристианства и новейшего социализма, религии «человекобожия» у русской интеллигенции, размышления о церкви и культуре.

Булгаков С. Н. История экономических учений : Лекции проф. С.Н. Булгакова, читанные в Моск. Коммерч. Ин-те в 1911/12 акад. г./ С. Н. Булгаков. – 3-е изд. (перепеч. без изм. со 2-го). – М. : Тип.-литогр. Н.А. Яшкина, 1912. – 553 с.

История экономических учений раскрывается как история социально-экономических мировоззрений или история философии хозяйства. Предметом изучения является происхождение современного экономического сознания. Булгаков отмечает, что философия хозяйства должна изучать и общую духовную культуру, и общее мировоззрение данной эпохи, из которых вырастает та или иная экономическая доктрина.

Булгаков С. Н. История социальных учений в XIX веке : лекции, читанные в Московском Коммерческом Институте / С. Н. Булгаков. — 2-е изд. – М. : Печатня С. П. Яковлева, 1913. — 402с.

В данном курсе истории социальной философии автором рассматриваются вопросы

средневекового мировоззрения и значение для общественной жизни лютеранства и реформации, протестантизма, английского просвещения; анализируются социальные идеи Канта, философия истории Фихте и Родбертуса, экономические воззрения Маркса.

Булгаков С. Н. История экономических учений : лекции, читанные в Моск. коммерческом ин-те в1912/13 / С. Н. Булгаков. – 4-е изд. — М. : Кн. маг. «Высш. шк.» т-вастуд. М.К.И. : Тип.-литогр. Н. А. Яшкина. — Ч. II. – 1914. – 192 с.

В данном курсе лекций рассмотрен меркантилизм как первое мировоззрение политической экономии, его основные черты в теории и практике, стадии его развития, учение о денежном и торговом балансе, переход к учению о свободной торговле в Англии и Франции, социализм, важнейшие его представители.

Булгаков С. Н. Философия хозяйства. — М. : Наука, 1990 / С. Н. Булгаков. — 412с. — (Социологическое наследие).

В фундаментальном труде синтезирован весь комплекс социальных вопросов: философия, экономика, социология. Кроме этой работы книга содержит ряд статей, очерк об авторе, научный аппарат.

Для социологов, философов, экономистов, обществоведов.

Булгаков С. Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения / С. Н. Булгаков. — М. : Республика, 1994. — 415с.

Самая значительная философская работа, представляющая род духовной автобиографии или исповеди. Автор рассматривает вопросы веры и чувства, религии и морали, природы зла, общественности и церковности, власти и теократии.

Книга рассчитана на читателей, интересующихся проблемами философии, религии и культуры.

Булгаков С. Н. ДВА ГРАДА: Исследования о природе общественных идеалов / С. Н. Булгаков; Русский христианский гуманит. ин-т. — СПб. : РХГИ , 1997. — 589с. — (Серия «Русская социология ХХ века»).

В книге собраны исследования и этюды, написанные в 1904 -1910гг., посвященные различным вопросам философского и экономического характера.

Впервые книга была издана в 1911 году и не переиздавалась до настоящего времени.

Предназначена для широкого круга читателей.

Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии : в 2 т. Т. 1. : От марксизма к идеализму / С. Н. Булгаков; Ин-т социологии. — М. : Наука, 1997. — 336с. — (Социологическое наследие).

В данный том входит первая крупная работа автора, в которой указан духовный путь всего русского народа. Книга вышла в свет в 1903 году и не переиздавалась в полном объеме до настоящего времени.

Книга предназначена философам и всем, кого интересует история отечественной философии.

Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии : в 2 т. Т. 2. : Статьи и работы разных лет. 1902-1942 / С. Н. Булгаков; Ин-т социологии. — М. : Наука, 1997. — 826с. — (Социологическое наследие).

Булгаков С. Н. Философия имени : [сборник] / С. Н. Булгаков. — СПб. : Наука, 1998. – 446с. — (Серия «Слово о сущем»).

Теоретическое исследование о природе мысли и слова; ответ на конкретную богословскую проблему «имяславия».

Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии : в 2 т. Т. 1. От марксизма к идеализму / С. Н. Булгаков. — М. : Наука, 1999. — 336с. — (Социологическое наследие).

В первый том избранных сочинений входит крупная работа автора «От марксизма к идеализму», где пророчески указан духовный путь всего русского народа.

Книга предназначена философам и всем, кого интересует история отечественной философии.

Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии : в 2 т. Т. 2. Статьи и работы разных лет. 1902-1942 / С. Н. Булгаков. – М. : Наука, 1999. – 826с. – (Социологическое наследие).

Во второй том вошли статьи и «диалоги» Булгакова С. Н по философии, богословию и социологии, написанные с 1902-1942гг.

Данный труд предназначен для философов и всех интересующихся отечественной философией.

Булгаков С. Н. Первообраз и образ: сочинения в 2 т. Т.1. Свет невечерний / С. Н. Булгаков; [ подгот. текста, вступ. статья И .Б. Роднянской, коммент. В. В. Сапова, И. Б. Роднянской]. – СПб. : ИНАПРСЕСС ; М. : Искусство, 1999. — 416с

В издании представлены избранные религиозно-философские произведения выдающегося мыслителя и представителя русского духовного ренессанса начала XX века.

Булгаков С. Н. Первообраз и образ : сочинения в 2 т. Т. 2. Философия имени; Икона и иконопочитание. Приложения / С. Н. Булгаков; [ подгот. текста, вступ. статья И. Б. Роднянской, коммент. Н. К. Бонецкой и И. Б. Роднянской]. — СПб. : ИНАПРЕСС ; М. : Искусство, 1999. — 438с.

В данном томе публикуются «самая философская» книга автора «Философия имени», догматический очерк об иконопочитании; в качестве приложений — работы «Ипостась и ипостасность», «Святой Грааль», «Размышления о войне» и «Две встречи».

Издание снабжено аннотированным указателем имен.

Булгаков С. Н. Труды о Троичности / С. Н. Булгаков; [сост., подгот. текста и примеч. А. Резниченко]. – М. : ОГИ, 2001. – 330с. — (Серия «Исследования по истории русской мысли»).

В книгу включены богословские труды «Ипостась и ипостасность», «Главы о троичности» и «Иуда Искариот — апостол-предатель», различные в жанровом отношении, посвященные одной теме — Троичности, Троицы как основания метафизики.

Булгаков С. Н. Православие / С. Н. Булгаков. — М. : Изд-во АСТ ; Харьков: Фолио, 2001. — 471с. — (Р. Х. 2000. Религиозная философия).

В книгу включены очерки учения православной церкви и автобиографические заметки автора.

Для широкого круга читателей.

Булгаков С. Н. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения / С. Н. Булгаков. — М. : Изд-во АСТ, 2001. — 666с. – (Р. Х. 2000. Религиозная философия).

В работе освещены почти все разделы религиозной философии: религиозная гносеология и методология, онтология и космология, религиозная антропология, философия истории и культуры.

Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму. Статьи и рецензии, 1895-1903 / С. Н. Булгаков ; сост. В. В. Сапов. — М. : Астрель, 2006. — 1007 с.

Сочинения раннего периода творчества С. Н. Булгакова, большая часть которых публикуется впервые. Издание снабжено комментариями и аннотированным указателем имен и цитируемой литературы.

Адресовано философам, историкам русской общественной мысли, социологам и экономистам.

Опыты социальной активности

Примкнув к марксистам, в 1903 году Булгаков Сергей участвует в нелегальном учредительном съезде Союза освобождения, членами которого были Н. Бердяев, В. Вернадский, И. Гревс. В рамках деятельности Союза Булгаков распространял патриотические взгляды, являясь редактором журнала «Новый путь». В 1906 году философ принимает деятельное участие в создании Союза христианской политики, от которой проходит в депутаты Второй Государственной думы в 1907 году. Однако скоро взгляды антимонархистов перестают быть ему близкими, и он переходит на противоположную сторону. С этого момента он больше не предпринимает попыток вступать в общественные движения и сосредотачивает свою активность на написании философских и публицистических трудов.

Религиозная философия

В 1910 году Сергей Булгаков, философия которого подходит к главной точке своего развития, знакомится с Павлом Флоренским. Дружба двух мыслителей значительно обогатила русскую мысль. В этот период Булгаков окончательно возвращается в лоно религиозной, христианской философии. Он трактовал ее в церковно-практическом аспекте. В 1917 году выходит в свет его этапная книга «Свет невечерний», также в этом году Сергей Николаевич принимает участие во Всероссийском Поместном Соборе, который восстанавливает патриаршество в стране.

Философ в это время много размышляет о путях развития для страны и интеллигенции. Он переживал революцию как трагическую гибель всего, что было ему дорого в жизни. Булгаков считал, что в этот трудный момент на плечи священников ложится особая миссия сохранения духовности и человечности. Гражданская война усилила ощущение апокалипсиса и подтолкнула Сергея Николаевича к важнейшему решению в жизни.

LiveInternetLiveInternet

Булгаков — плоть от плоти русского религиозно-философского ренессанса начала ХХ века, поставившего во всей остроте вопрос о религиозном оправдании человеческого творчества, мысли и культуры. Судьба его наследия тесно увязана с судьбой русской религиозной философии. Многих пугает в Булгакове его свобода, его дерзновение, позволявшее ему собеседовать на равных не только с Платоном и Спинозой, Кантом и Фихте, но и с отцами Церкви — Афанасием Великим и Григорием Нисским, Леонтием Византийским и Григорием Паламой. Многие пытались оспорить право философа и богослова не только смиренно излагать учения «великих», но и самому вторгаться в их спор, решаясь под конец жизни на опыт впечатляющей «суммы», коей явилась его «большая трилогия» «О Богочеловечестве». Много ли было в истории русской мысли, русской философии и богословия мыслителей, которые так свободно чувствовали себя на этом интеллектуальном «пире» великих собеседников? Доктрины Булгакова могут быть догматически уязвимы и оспариваемы, но надо помнить, что он был наследником не столько формы, сколько духа церковного Предания, без веяния которого невозможны никакое творческое богословие и никакая творческая философия.

Отрывки из главы «ОТЕЦ СЕРГИЙ БУЛГАКОВ» книги философа Н.О. Лосского «История русской философии»

Сергей Николаевич Булгаков родился 28 июня 1871 года в Ливнах Орловской губернии в семье священника. После прочтения ряда курсов на юридическом факультете Московского университета Булгаков стал в 1901 профессором политической экономии в Киевском политехническом институте, а в 1906 доцентом в Московском университете. В 1911 Булгаков с группой других профессоров и доцентов университета вышел в отставку в знак протеста против нарушения правитель­ством университетской автономии.

В молодости Булгаков был марксистом. Впоследствии, как и другие даровитые русские экономисты и журналисты (П. Струве, Туган-Барановский, Бердяев, С. Франк), он воспринял более совершенное мировоззрение. Еще в 1900 в своей книге «Капитализм и земледелие» Булгаков утверждал, что закон концентрации производства не действует в области сельского хозяйства, ибо для него характерны тенденции к децентрализации. Под влиянием философии Канта Булгаков пришел к выводу, что основные принципы общественной и личной жизни должны быть выработаны на основе теории абсолютных ценностей добра, истины и красоты.

В 1904 Булгаков, окончательно порвав с марксизмом, написал книгу «От марксизма к идеализму». И в этом же году он и Бердяев решили издавать свой журнал. Сначала они приобрели «Новый путь», а позднее основали журнал «Вопросы жизни». Булгаков постепенно переходил от идеалистической философии к идеал-реализму православной церкви.

О. Сергий Булгаков и Е.И. Булгакова. 1943

В 1918 Булгаков принял священство. В 1922 советское правительство обвинило во враждебном отношении к советскому режиму более ста ученых, писателей и общественных деятелей и выслало их из России. Среди высланных были Булгаков и ряд других философов — Бердяев, И. А. Ильин, Лапшин, Лосский, Франк. Сначала Булгаков жил в Праге, а затем переехал в Париж. С 1925 Булгаков занимал кафедру догматического богословия в Парижском православном духовном институте, в основании которого он принимал участие.

12 июля 1944 года Сергей Николаевич Булгаков умер от кровоизлияния в мозг.

Булгаков пережил в личном опыте встречу с Божеством. В книге «Свет Невечерний» он рассказывает о наиболее важных моментах «Из истории одного обращения». Я приведу отрывки из его книги.

«Мне шел 24-й год, но уже почти десять лет в душе моей подорвана была вера, и, после бурных кризисов и сомнений, в ней воцарилась религиозная пустота. Душа стала забывать религиозную тревогу, погасла самая возможность сомнений, и от светлого детства оставались лишь поэтические грезы, нежная дымка воспоминаний, всегда готовая растаять. О, как страшен этот сон души, ведь от него можно не пробудиться за целую жизнь! Одновременно с умственным ростом и научным развитием, душа неудержимо и незаметно погружалась в липкую тину самодовольства, самоуважения, пошлости. В ней воцарялись какие-то серые сумерки, по мере того, как все более потухал свет детства. И тогда неожиданно пришло то… Зазвучали в душе таинственные зовы, и ринулась она к ним навстречу…

Вечерело. Ехали южною степью, овеянные благоуханием медовых трав и сена, озолоченные багрянцем благостного заката. Вдали синели уже ближние кавказские горы. Впервые я видел их. И вперяя жадные взоры в открывающиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы. Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью видеть в природе лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без Бога. И вдруг в тот час заволновалась, зарадовалась, задрожала душа: а если есть…если не пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий Отец, Его риза, Его любовь… А если… если мои детские, святые чувства, когда я жил с Ним, ходил перед лицом Его, любил и трепетал от своего бессилия к Нему приблизиться, если мои отроческие горения и слезы, сладость молитвы, чистота моя детская, мною осмеянная, оплеванная, загаженная, если все это правда, а то, мертвящее и пустое — слепота и ложь? Но разве это возможно? Разве не знаю я еще с семинарии, что Бога нет, разве вообще об этом может быть разговор? Могу ли я в этих мыслях признаться даже себе самому, не стыдясь своего малодушия, не испытывая панического страха пред «научностью» и ее синедрионом? О, я был как в тисках в плену у «научности», этого вороньего пугала, поставленного для интеллигентской черни, полуобразованной толпы, для дураков! Как ненавижу я тебя, исчадие полуобраования, духовная чума наших дней, заражающая юношей и детей! И сам я был тогда зараженный, и вокруг себя распространял эту же заразу… »

«И снова вы, о горы Кавказа! Я зрел ваши льды, сверкающие от моря до моря, ваши снега, алеющие под утренней зарей, в небо вонзались эти пики, и душа моя истаивала от восторга. И то, что на миг лишь блеснуло, чтобы тотчас погаснуть в тот степной вечер, теперь звучало и пело, сплетаясь в торжественном, дивном хорале. Передо мной горел первый день мироздания. Все было ясно, все стало примиренным, исполненным звенящей радости. Сердце готово было разорваться от блаженства. Нет жизни и смерти, есть одно вечное, неподвижное днесь. Ныне отпущаеши, звучало в душе и в природе. И нежданное чувство ширилось и крепло в душе: победа над смертью! Хотелось в эту минуту умереть, душа просила смерти в сладостной истоме, чтобы радостно, восторженно изойти в то, что высилось, искрилось и сияло красой первоздания. Но не было слов, не было Имени, не было «Христос воскрес», воспетого миру и горным высям… И не умер в душе этот миг свидания, этот ее апокалипсис, брачный пир, первая встреча с Софией… Но то, о чем говорили мне в торжественном сиянии горы, вскоре снова узнал я в робком и тихом девичьем взоре, у иных берегов, под иными горами. Тот же свет светился в доверчивых, испуганных и кротких, полудетских глазах, полных святыни страдания. Откровение любви говорило мне об ином мире, мною утраченном… »

«Пришла новая волна упоения миром. Вместе с «личным счастьем первая встреча с «Западом» и первые перед ним восторги: «культурность», комфорт, социал-демократия… И вдруг нежданная, чудесная встреча: Сикстинская Бого­матерь в Дрездене, Сама Ты коснулась моего сердца, и затрепетало оно от Твоего зова.

Проездом спешим осенним туманным утром, по долгу туристов, посетить Zwinger с знаменитой его галереей. Моя осведомленность в искусстве была совершенно ничтожна, и вряд ли я хорошо знал, что меня ждет в галерее. И там мне глянули в душу очи Царицы Небесной, грядущей в облаках с Предвечным Младенцем. В них была безмерная сила чистоты и прозорливой женственности, — знание страдания и готовность на вольное страдание, и та же вещая жертвенность виделась в недетски мудрых очах Младенца. Они знают, что ждет Их, на что Они обречены, и вольно грядут Себя отдать, совершить волю Пославшего: Она «принять орудие в сердце», Он Голгофу… Я не помнил себя, голова у меня кружилась, из глаз текли радостные и вместе горькие слезы, а с ними на сердце таял лед, и разрешался какой-то жизненный узел. Это не было эстетическое волнение, это была встреча, новое знание, чудо… я (тогда марксист!) невольно называл это созерцание молитвой… »

«Я возвратился на родину из-за границы потерявшим почву и уже с надломленной верой в свои идеалы. В душе зрела «воля к вере», решимость совершить, наконец, безумный для мудрости мира прыжок на другой берег, «от марксизма» и всяких следовавших за ним измов к… православию. Однако шли годы, а я все еще томился за оградой и не находил в себе сил сделать решительный шаг — приступить к таинству покаяния и причащения, которого все больше жаждала душа. Помню, как однажды, в Чистый Четверг, зайдя в храм, увидел я (тогда «депутат») причащающихся под волнующиеся звуки «Вечери твоея тайныя… ». Я в слезах бросился вон из храма и плача шел по московской улице, изнемогая от своего бессилия и недостоинства. И так продолжалось до тех пор, пока меня не исторгла крепкая рука…

Осень. Уединенная, затерянная в лесу пустынь. Солнеч­ный день и родная северная природа. Смущение бессилия по-прежнему владеет душой. И сюда приехал, воспользовав­шись случаем, в тайной надежде встретиться с Богом. Но здесь решимость моя окончательно меня оставила… Стоял вечерню бесчувственный и холодный, а после нее, когда начались молитвы «для готовящихся к исповеди», я почти выбежал из церкви, «изшед вон, плакася горько». В тоске шел, ничего не видя вокруг себя, по направлению к гостинице, и опомнился… в келье у старца. Меня туда привело: я пошел совсем в другом направлении вследствие своей всегдашней рассеянности, теперь уже усиленной благодаря подавленности, но в действительности — я знал это тогда достоверно — со мной случилось чудо… Отец, увидев приближающегося блудного сына, еще раз сам поспешил ему навстречу. От старца услышал я, что все грехи человеческие, как капля перед океаном милосердия Божия. Я вышел от него прощенный и примиренный, в трепете и слезах, чувствуя себя внесенным словно на крыльях внутрь церковной ограды. В дверях встретился с удивленным и обрадованным спутником, который только что видел меня, в растерянности оставившего храм. Он сделался невольным свидетелем совершившегося со мной. «Господь прошел», — умиленно говорил он потом… И вот вечер, и опять солнечный закат, но уже не южный, а северный. В прозрачном воздухе резко вырисовываются церковные главы и длинными рядами белеют осенние монастырские цветы. В синеющую даль уходят грядами леса. Вдруг среди этой тишины, откуда-то сверху, словно с неба, прокатился удар церковного колокола, затем все смолкло, и лишь несколько спустя он зазвучал ровно и непрерывно. Звонили ко всенощной. Словно впервые, как новорожденный, слушал я благовест, трепетно чувствуя, что и меня зовет он в церковь верующих. И в этот вечер благодатного дня, а еще более на следующий, за литургией, на все глядел я новыми глазами, ибо знал, что и я призван, и я во всем этом реально соучаствую: и для меня, и за меня висел на древе Господь и про-лиял пречистую Кровь Свою, и для меня здесь руками иерея уготовляется святейшая трапеза, и меня касается это чтение Евангелия, в котором рассказывается о вечери в доме Симона прокаженного и о прощении много возлюбившей жены-блудницы, и мне дано было вкусить святейшего Тела и Крови Господа моего».

«Итак, в основе религии лежит пережитая в личном опыте встреча с Божеством, и в этом заключается единственный источник ее автономии. Как бы ни кичилась мудрость века сего, бессильная понять религию за отсутствием нужнаго опыта, за религиозной своей бездарностью и омертвением, т. е. которые однажды узрели Бога в сердце своем, обладают совершенно достоверным знанием о религии, знают ее сущность».

Англо-русский съезд РСХД. Сидят Ф.Т. Пьянов, Елизавета Скобцова, о. Сергий Булгаков, В.В. Зеньковский, 1931

В то время, как Булгаков читал лекции по политической экономии, постепенно совершался его переход от марксизма к идеализму, а затем к православию. К 1911 он написал несколько очерков о сущности исторического процесса, недостатках «научного» атеистического социализма, характере русской интеллигенции, о раннем христианстве и его победе над язычеством. В 1911 — 1916 гг. Булгаков написал свою основную религиозно-философскую работу «Свет Невечерний». Но прежде всего скажем несколько слов о ранних очерках, собранных в двух томах: первый том озаглавлен «От марксизма к идеализму», а второй — «Два града». Во втором томе своих очерков Булгаков говорит следующим образом о тех выводах, к которым он пришел: «Начав чистым общественником, но подвергая исследованию основу идеалов общественности, я познал, что эта основа — в религии. «Есть ли Добро, есть ли Правда? Другими словами, это значит: есть ли Бог?». «Есть два основных пути религиозного самоопреде­ления, — говорит Булгаков, — к которым приводят разно­образные их разветвления: теизм, находящий свое заверше­ние в христианстве, и пантеизм, находящий его в религии человекобожия и антихристианстве». «История в этом смысле есть свободное деяние» человечес­кого духа и борьба между двумя градами — Царством Христа — Царством не от мира сего и царством земным — царством антихриста». «В русской душе, при ее религиозной страстности, соединяющейся в то же время с отсутствием культурного самовоспитания, столкновение двух начал происходит с особенной силой и опустошительностью и порождает на одной стороне темное фанатическое «черносотенство», принимающее себя за христианство, а на другой стороне столь же фанатическое человекобожие… «. В наше время самым ярким проявлением человекобожия является социализм Маркса. Освободившись от марксизма, Булгаков подверг анализу религиозно-философские основы этого учения, унаследованные Марксом от Фейербаха.

Пройдя через революцию 1905 года, народ осознал сатанинский аспект революционного движения, задумался над той ролью, которую сыграла в ней интеллигенция. Булгаков написал ряд статей о характере, ошибках и заслугах русской интеллигенции. Эти статьи вошли во второй том «Двух градов» под общим заглавием «Религия человекобожия у русской интеллигенции». Наиболее важная статья—«Героизм и подвижничество» — впервые опубликована в сборнике «Вехи». В этой статье Булгаков говорит, что «ни в одной стране в Европе интеллигенция не знает такого повального массового индифферентизма к религии, как наша. Русские интеллигенты вместо Бога верят в науку и стремятся, как подметил Достоевский, «устроиться без Бога навсегда и окончательно». Будучи депутатом второй Государственной думы, Булгаков наблюдал за деятельностью политиков и «ясно видел, как, в сущности, далеко от политики в собственном смысле, т. е. повседневной прозаической работы — починки и смазки государственного механизма, — стоят эти люди. Это психология не политиков, не расчетливых реалистов и постепеновцев, нет, это нетерпеливая экзальтированность людей, ждущих осуществления

Говоря об идеях, Булгаков, подобно Флоренскому, под­черкивает различие между идеями и понятиями: «… в идее и общее, и индивидуальное существует как единое, соединяется и родовая личность индивида, и коллективная индиви­дуальность рода. В своей идее род существует и как единое, и как полнота всех своих индивидов, в их неповторяющихся особенностях, причем это единство существует не только in abstracto, но in concretо». Это особенно применимо к человеку. «Человечество есть поистине единый Адам — и ветхий, и новый, и первозданный, и возрожденный во Христе, и слова Господа Иисуса о том, что Он сам присутствует и в алчущих, и в жаждущих, и в заключенных, и во всем страждущем человечестве, надо принимать в их полном значении. Однако в то же время не менее реальной остается индивидуация, противопоставление отдельных людей, как индивидов Христу-человечеству в них же».

Если в «Свете Невечернем» лишь намечается теория существования двух Софий, божественной и сотворенной, то в «Агнце Божием», «Утешителе» и «Невесте Агнца» она развивается уже подробно. Учение Булгакова о божественной Софии основывается на различии между понятием божест­венной Личности и понятием божественной природы (усии). Он говорит о том, что имеет личность и природу; божественный Дух — это триединая личность и одна природа, которую можно назвать усией или Божеством. Божественная природа означает божественную жизнь ens realissimum, т. е. поло­жительное всеединство, включающее в себя «все то, что без каких-либо ограничений соответствует божественному.

Божественная София имеет значение не только для Бога как его жизнь, но также и для человека, а через него для всех творений как их прототип: «Человек сотворен Богом по Божьему подобию, которое есть ens realissimum в человеке, посредством которого человек становится сотворенным Богом». «Божественная София как панорганизм идей является вечным человечеством в Боге, Божественным прототипом и основой человеческого бытия». Между Богом и человеком как прототипом и образом существует некоторое «аналогическое тождество». Логос, в котором олицетворена божественная София, есть вечный человек — небесный Человек, Сын Бога и Сын человека. София как Божество в Боге является «образом Божиим в самом Боге, осуществленной Божественной идеей, идеей всех идей, осуществленной как красота». Отношение Бога к божественной Софии есть любовь: «в Софии Бог любит Себя в Своем самооткровении, а София любит личного Бога, который сам является как Любовью, так и любовью ответной».

«Она есть жизнь и живое существо, хотя и не личное». Божественная София — не личность и даже не внешняя индивидуальность: ее ипостась — Логос, раскрывающий Отца как демиургическую ипостась. Логос, в котором божественная София ипостасируется, есть вечный человек, небесный человек, Сын Бога и Сын человека.

«Каждое творение софийно, поскольку оно имеет поло­жительное содержание или идею, которые являются его основой и нормой. Однако не следует забывать о том, что твари имеют и другой аспект — низший, «субстратум» мира, материю как «ничто», поднятую на уровень fxrj ov (бытия) и преисполненную стремлением воплотить в себе софийное начало»

Основным понятием христианской метафизики является понятие воплощения. Необходимо провести различие между идеями материальности и телесности. Сущность телесности Булгаков видел в «… чувственности как особой самостоятельной стихии жизни, отличной от духа, но вместе с тем ему отнюдь не чуждой и не противоположной»

«Чувственность совершенно ясно отличается как от субстанциально-волевого ядра личности, так и от причастного Логосу мышления, умного видения идей, их идеального созерцания: наряду с волей и мыслию есть еще чувственное переживание идей — их отелеснение». Итак, говорит Булгаков, «мы нащупали одну из основных черт телесности как чувственности: ею устанавливается реальность мира». «Остается понимать, — продолжает он, — идеи как наделенные всею полнотою реальности, т. е. и чувственностью, или телесностью». «Говоря о телесности, мы обсуждаем лишь общефилософскую сторону вопроса, оставляя без внимания разные «планы» телесности. Между тем здесь, несомненно, можно различать тела разного утончения, т. е. не только физическое, но «астральное, моментальное, эфирное» и, может быть, иные тела». Однажды я заметил, что отец Сергий плохо себя чувствовал. На мой вопрос о причине недомогания он ответил: «Мое астральное расстроено».

Особого внимания заслуживает тот факт, что телесность является условием красоты, «… духовная чувственность, ощутимость идеи есть красота. Красота есть столь же абсолютное начало мира, как и Логос. Она есть откровение Третьей Ипостаси, Духа Святого». «… красота есть безгрешная, святая чувственность, ощутимость идеи. Красоту нельзя ограничивать каким-либо одним чувством, например зрением. Все наши чувства имеют свою способность ощущать красоту: не только зрение, но и слух, и обоняние, и вкус, и осязание… ».

Учение Булгакова об идеях, наделенных телесностью, выражает одну из характерных особенностей русской философии — ее конкретность. Эта же особенность присуща, как уже указывалось, и философскому учению Флоренского.

Тот факт, что Флоренский и Булгаков совершенно раз­личным путем пришли к одним и тем же результатам, показывает, что «все дороги ведут в Рим», а это значит, что ис­тина может быть достигнута самыми различными методами. И это не удивительно, ибо богословский метод Булгакова состоит в использовании религиозного опыта (не только личного, но и общецерковного). Говоря о «достигнутой истине», я имел в виду учение Булгакова и Флоренского о высших существах, возглавляющих различные области мира, а не их совершенно несостоятельное истолкование Платона.

Эта же черта русской философии — ее конкретность — связана и с защитой Булгаковым такого существенного для православия культа, как поклонение иконам. В своей книге «Икона и ее культ» он указывает на трудности защиты культа иконы, все еще теологически неоправданного, ибо иконоборцы исходят из очевидно правильного положения о невообразимости Божества.

Опираясь на догмат неделимости субстанции или несмешении двух лиц во Христе, они утверждают, что образ его тела есть не образ его божественности — и, следовательно, не икона Христа. Эту трудность Булгаков преодолевает при помощи трех антиномий —теологической (Бог — божественное ничто, Бог Св. Троица), космологической (Бог в Себе, Бог в творении) и софиологической (несотворенная София — Божество в Боге, сотворенная София— Божество вне Бога, в мире). Ключом к разрешению проблемы культа иконы является учение Булгакова о несотворенной Софии как образе Божием и прототипе твари. Все твари, а особенно человек, сотворены после образа Бога и являются по положительным свойствам живой иконой Божества.

Достоевский сказал: «Красота спасет мир». Эта истинная красота, т. е. преображение мира, софиургия, возможна «лишь в недрах Церкви, под живительным действием непре­рывно струящейся в ней благодати таинств, в атмосфере молитвенного воодушевления». Это завершение творческой деятельности Бога достигнуто в новом зоне, а не в пределах земной истории: «Цель истории ведет за историю, к «жизни будущего века», а цель мира ведет за мир, к «новой земле и новому небу». Исторические неудачи оказывают благотворное действие, потому что они исцеляют людей от тенденции поклонения человечеству, нации или миру и нездоровой веры в гуманитарный прогресс, движущей силой которого является «не любовь, не жалость, но горделивая мечта о земном рае… ».

Индивидуально определяющееся человеческое я получает план своей жизни от Бога. Однако индивидуум приемлет этот план свободно в том смысле, что может в большей или меньшей мере его отвергать. Личный план человека, данный ему Богом, это что-то его гения; талант человека, его что-то состоит в том способе и в той степени, в которой человек приемлет свой гений. Таким образом, существуют различные степени греховности и различные степени зла. Победа над злом означает, что индивидуальность уничтожается посредством любви. «Индивидуальное» бытие должно быть преодолено.

Смерть — это отделение духа и души от тела. Поэтому postmorten существование человека является духовно-психическим, без какой-либо примеси психически-телесной жизни. При этом условии духовный опыт человека становится богаче. Рассматривая свое прошлое как синтез, человек начинает понимать смысл жизни (388), осуждать себя и постепенно, может быть, в процессе вечности времени, преодолевает всякое зло в себе. Только такой человек заслуживает царства Божиего. Таким образом, вечного ада нет. Существует только «чистилище, и в нем человек пребывает временно». Что касается нехристиан, то они, возможно, «по смерти своей получат свет Христа».

Если бы для одних существ был уготован вечный рай, а для других — вечный ад, то это бы говорило о неудаче сотворения мира и невозможности теодицеи. Отец Сергий называет учение о вечных муках ада «исправительно-уголовным кодексом теологии». Недопустимо, чтобы недолгий и ограниченный грех человеческий наказывался вечными мучениями. «Тот факт, что мы сотворены всеведущим Богом, является, так сказать, онтологическим доказательством будущего спасения» .

В заключение я остановлюсь на основных положениях булгаковской философии языка, изложенных им в большой работе «Философия слов». Эти положения представляют ценность не только с лингвистической, но и с религиозно-философской точки зрения. В 1924 отец Сергий прочел введение к этой книге на Русском академическом конгрессе в Праге, Оно было напечатано в «Festschrift Т. G. Masaryk zum 80 Geburtstage» («В честь 80-летия Т. Г. Масарика») под заглавием «Was ist das Wort?» («Что такое слово?»). Согласно Булгакову, звуковая масса есть $ы/м слова, как учили стоики: оно — материя, идеализируемая формой, имеющая смысл или идею. Словесная идея может иметь различные воплощения: звук, жест, письменные знаки. Однако как симфонии Бетховена написаны для оркестра, так и словесная идея преимущественно находит свое воплощение в звуках человеческого голоса. Связь между идеей и ее воплощением не является внешней ассоциацией. Булгаков в категорической форме отвергает психологические теории, которые все сводят к психологическому процессу в человеческом разуме и рассматривают слово как чуждый смыслу знак для сообщения этого психического процесса другим, людям.

При появлении слова в космической реальности, говорит Булгаков, имел место двойной процесс, проходивший в двух противоположных направлениях: идея освобождалась от сложной целостности существования и одновременно творила для себя в микрокосме человеческой индивидуальности в соответствии с голосовыми возможностями человека новое тело — слово. Сам космос говорит через микрокосм человека в словах — живых символах, деятельных иероглифах вещей, ибо реальная душа словесного звука — это сама вещь. Так, например, душа слова «солнце» — это сам небосвод. Мно­жественность языков не исключает единства «внутреннего слова», так же как те же самые китайские иероглифы в раз­личных провинциях Китая произносятся по-разному. Вавилонское смешение языков напоминает разложение белого луча света на многочисленные спектральные цвета. Такое разложение, однако, не затрагивает «внутреннего слова». Об этом свидетельствует возможность перевода с одного языка на другой. Значительную ценность представляет теория Булгакова о том, что множественность языков есть следствие распада человечества в связи с ростом субъективизма и психологизма, т. е. пагубное сосредоточение внимания на субъективных, индивидуальных особенностях речи. Большое значение имеют также рассуждения Булгакова о попытках каббалы рассматривать буквы одновременно как первона­чальные элементы языка и космические силы.

Философия языка Булгакова, естественно, солидаризи­руется с так называемым «имяславием». В «Свете Неве­чернем» он пишет: «Имя Божие есть как бы пресечение двух миров, трансцендентное в имманентном, а потому «имя-славие», помимо общего своего богословского смысла, является в некотором роде трансцендентальным условием мо­литвы, констатирующим возможность религиозного опыта. Ибо Бог опытно познается через молитву, сердце которой есть призывание трансцендентного, именование Его, а Он как бы подтверждает это наименование, признает имя это своим, не просто отзываясь на него, но и реально присутствуя в нем».

Жизнь отца Сергия была наполнена кипучей творческой деятельностью. В своих работах он затронул множество проблем и дал им оригинальное разрешение. В большую заслугу Булгакову следует поставить борьбу, которую он провел в ранний период своей деятельности против человеко-обожествления, демонизма и других разновидностей современного антихристианства. Особенно следует отметить в спекулятивной системе Булгакова философию языка, теорию красоты и космоса как одушевленного целого. В области теологии чрезвычайно ценно его обоснование учения об универсальном спасении, а также его учение о том, что воплощение — не только средство спасения человечества от греха, но и нечто более значительное, а именно необходимое условие обожествления тварных личностей. Отсюда следует, что в связи с сотворением мира Сын Божий — это Богочеловек от века вечного. В такой же степени заслуживают высокой оценки замечания отца Сергия о «мистическом проникновении» язычества, духовной силе, проявившейся в чудесах Христа, и о соотношении между Св. Духом и Матерью Божьей. Вековой спор римско-католической и православной церквей о filioque отец Сергий поставил на новую основу указанием на то, что слова «рожденный» и «исходящий», примененные соответственно к Сыну и Св. Духу, означают не их причинную связь с Богом-Отцом, а различные аспекты самооткровения, абсолютной личности. Если стороны будут рассматривать спорный вопрос с этой точки зрения, то богословский конфликт между ними прекратится.

Рассмотрим учение Булгакова о нетвар-ности человеческого духа. По его мнению, Бог «вдунул» в человека «дыхание жизни». Бог дает этому «дыханию», т. е. излиянию собственной сущности, личное бытие. Таким образом, человеческая духовность берет свое начало в Боге. Однако это не значит, что человек как нетварная личность становится на один и тот же уровень с Богом, Сыном и Св. Духом, ибо Сын рожден от Отца и нетварен. Может быть, человек как Св. Дух, исходит от Отца? К счастью, отец Сергий не доходит до таких крайностей, ибо он значительно видоизменил это учение в своих последних работах. В «Агнце Божием» он утверждает» что при сотворении человек «получает свою личность от Бога, вдувающего в него Божественный Дух. Таким образом, Божье творение становится живою душою, живым человеком, я, для которого, в котором и через которое проявляется его человечность». В «Утешителе» учение Булгакова видоизменяется следующим образом: «Человек — это сверхтварный элемент в мире, являющийся носителем духа, исходящего от Бога, и личность, хотя и сотворенная, тем не. менее пребывающая в образе Божием». Эти слова, очевидно, следует истолковывать в том смысле, что дух, исходивший непосредственно от Бога и создавший человека, есть духовность, а не действительное я человека. Что же касается действительного личного я, которому дается эта божественная духовность, то оно сотворено Богом по своему образу, а отчасти и самотварно. Даже эта концеп­ция сверхтварности человека едва ли удовлетворительна, если мы вспомним, что, согласно Булгакову, тварь сама по себе, и особенно тварь в образе Божием, по своему положительному содержанию есть простое воплощение в конкретной форме божественного софийного содержания. Сам отец Сергий не раз говорил (особенно в «Утешителе»), что его система может показаться пантеистической. Не совсем соглашаясь с этим, он заметил: «Да, в некотором смысле это также пантеизм, однако вполне набожный или, как я предпочитаю его называть, для того чтобы избежать недоразумений, — панентеизм». Панентеизм, говорит он, — это «диалектически неизбежный аспект софийной космологии».

Подобно многим другим богословам, отец Сергий истолковывает слова «Бог сотворил мир из ничто» так, как будто они относились бы к некоторому «ничто», из которого Бог сотворил мир. В действительности, однако, в этих словах, по-моему, выражена та простая мысль, что для сотворения мира творец не нуждается в заимствовании какого-либо материала ни из себя, ни извне. Бог творит мир как нечто новое, еще никогда ранее не существовавшее и совершенно отличное от него. Истинное творчество происходит только тогда, когда появляется нечто новое. Система отца Сергия не признает такого творчества. По его мнению, Бог творит все положительное содержание мира из себя, но небожественный аспект мира так недостаточно доказан, что его теорию следует рассматривать как своеобразную разновидность пантеизма. Поэтому не удивительно, что мы находим у нее основные недостатки пантеизма: во-первых, она логически не обоснована; во-вторых, она не может объяснить природу свободы; в-третьих, она не принимает во внимание источник зла.

В своих работах Булгаков рассматривал наиболее сложные проблемы христианской метафизики, которые, по его мнению, могут быть разрешены различными путями. Так как все проблемы взаимосвязаны, то каждое решение затрагивает ряд других бесчисленных проблем и не может быть окончательным, ибо требует непрестанного объяснения, уточнения и дополнения. Все это может быть сделано только многими людьми, работающими в обстановке спокойствия и согласия. Диспуты по таким вопросам могут быть плодотворными только в атмосфере доброй воли, терпимости и сдерживающей страсти духовной дисциплины.

К сожалению, московский патриарх и синод русской церкви в Карловаце резко и опрометчиво осудили теории отца Сергия Булгакова еще до того, как они начали обсуждаться в богословской литературе. И это сделало почти невозможным спокойное обсуждение софиологической проблемы.

Отвечая на критику митрополита Сергия, отец Сергий Булгаков писал в своем докладе митрополиту Евлогию: «Торжественно заявляю, что, как православный священник, я признаю все истинные догматы Православия. Моя софиоло-гия чужда не действительному содержанию этих догматов, а только их богословскому истолкованию и является личным богословским убеждением, которому я никогда не придавал значения обязательного церковного догмата».

Действительно, отец Сергий никогда не выступал против догматов православной церкви. Критики Булгакова утверждают, что его учение о божественной Софии вносит в божественное бытие четвертую ипостась. Эта критика является логическим выводом из учения Булгакова, которого сам отец Сергий никогда не делал. Поэтому каждый, кто ценит свободу богословской мысли, должен признать, что учение отца Сергия могло бы подвергнуться критике или определенному осуждению со стороны его противников, но никак не со стороны московского патриарха. Дружелюбное отношение митрополита Евлогия к деятельности отца Сергия является поэтому весьма поучительным. На похоронах отца Сергия митрополит Евлогий сказал: «Дорогой Отец Сергий! Вы были истинным христианским мудрецом, вы были учителем Церкви в возвышенном смысле этого слова. Вас озарил Св. Дух, Дух Мудрости, Дух Разума, Утешитель, которому вы посвятили всю свою ученую деятельность». Деятельность всякого оригинального религиозного мыслителя вызывает резкие споры, и только после некоторого периода времени в жизни церкви ясно обрисовываются отрицательные и положительные стороны его теорий» Эта же судьба ожидает и учение отца Сергия Булгакова, который будет, несомненно, признан одним из выдающихся русских богословов.

https://azbyka.ru/library/lossky_istoriya_russkoy_philosofii_01-all.shtml

Путь священника

В 1918 году Булгаков принимает сан священника. Посвящение происходит 11 июня в Даниловском монастыре. Отец Сергий близко сотрудничает с патриархом Тихоном и постепенно начинает играть довольно значительную роль в Русской церкви, но все изменила война. В 1919 году он отправляется в Крым, чтобы забрать свою семью, но вернуться в Москву ему уже будет не суждено. В это время большевики исключают Булгакова из преподавательского состава Московского коммерческого института. В Симферополе он работает в университете и продолжает писать философские труды. Однако пришедшая туда Советская власть вскоре лишает его и этой возможности.

Михаил Булгаков: писатель, который не заслужил покоя

Приблизительное время чтения: меньше минуты.

Михаил Булгаков (1891–1940) не дожил двух месяцев до своего сорокадевятилетнего юбилея. Юбилея — потому что сорок девять — семь отрезков по семь лет. Каждый из них обладает определенной законченностью, и по ним можно судить о том, как распорядился человек тем даром, который Пушкин в минуту уныния назвал напрасным и случайным. В булгаковской судьбе вопрошающий мотив «Кто меня враждебной властью / Из ничтожества воззвал, / Душу мне наполнил страстью, / Ум сомненьем взволновал?..» звучит невероятно остро — иное дело, что до пушкинского приятия Божьей воли, явленной в «Капитанской дочке» и в поздней лирике, он дойти не успел. Но вектор его пути был несомненно таким.

О детстве и отрочестве, то есть, условно говоря, первых двух семилетиях в жизни Михаила Афанасьевича мы знаем не очень много, но судя по тому, в какой семье он родился и вырос, с какой любовью описал свой чудный дом на Андреевском спуске в «Белой гвардии» и как много значили для него шестеро братьев и сестер, а также воспитывавшиеся в семье кузены, то была необыкновенно счастливая пора его жизни. Она была омрачена смертельным заболеванием отца, профессора богословия Киевской духовной академии, и последовавшим после его смерти противостоянием шестнадцатилетнего подростка и матери, такой же сильной и волевой личности, как и ее первенец. Психологически именно этот продолжительный, то затухающий, то обостряющийся конфликт стал едва ли не главной причиной отхода юного Михаила от Церкви, хотя в более широком смысле слова, будучи писателем по факту своего рождения, Булгаков был обречен пройти сквозь искушения и соблазны, которыми было переполнено богатое, но очень мутное время Серебряного века.

Однако, уйдя от обрядовой стороны Православия и став человеком расцерковленным, что и можно считать главным событием его юности, он всегда ощущал в душе образовавшуюся пустоту, своего рода духовную черную дыру, и тема веры и безверия влекла его, как род душевного недуга. Ей он посвятил свой закатный роман, но примечательно, что книги о детстве и его утрате, а эта материя была всегда для русской литературы хрестоматийной (в том числе для литературы того времени: Шмелев, Горький, Бунин, Куприн, Пришвин, Алексей Толстой — всех не перечислишь), Булгаков не написал. Да и вообще в разнообразной, насыщенной самыми разными мотивами его прозе и драматургии очень мало образов детей (правда, «Белая гвардия» именно детскими голосами заканчивается, но это скорее исключение). Возможно потому, что своих детей у него не было, и не иметь их было собственным решением земского доктора, принятым после того как он попал в зависимость от морфия. Невероятным усилием воли он сумел от нее излечиться, но тяжкий недуг, пришедшийся на середину четвертого семилетия его пути, биографически совпавшего с войной, революцией и междоусобной смутой, стал личной психологической реакцией русского интеллигента на катастрофу семнадцатого года.

В отличие от многих своих современников (от Блока и Андрея Белого до Маяковского и Клюева), Булгаков не увидел в революции никакого стремления к свободе или новому миру, а только беспросветный хаос и ужас, который несли с собой новые гунны, и в самой первой своей опубликованной в 1919 году статье «Грядущие перспективы» уже много что переживший и испытавший двадцативосьмилетний автор высказал резкое неприятие большевизма. Тогда же, на рубеже двух семилетий, он сделал еще один очень важный для себя выбор: навсегда ушел из медицины в литературу. Сделать другой выбор — уйти из Советской России в эмиграцию по пути его будущих героев из пьесы «Бег» судьба ему не позволила: тифозная вошь остановила бегство начинающего писателя в Константинополь, и, заболев под властью белых, Булгаков выздоровел, когда во Владикавказ пришли красные.

Убежденный их враг, едва ли он мог представить, что вся оставшаяся ему жизнь будет связана с чуждой властью и под большевистской пятой ему придется выживать и писать. Однако случилось именно так, и новое семилетие жизни (с 1919 по 1926 год) стало для него временем мучительного врастания в советскую действительность, своего рода смирением перед мощной исторической силой, которую он никогда не любил, высмеивал ее уродства, но одновременно испытывал по отношению к ней определенное уважение и требовал такого же уважения от нее к себе. И — как это ни парадоксально — ценой невероятных усилий, труда, человеческого и писательского мужества этого добился. Тот год, когда Булгакову исполнилось тридцать пять лет и по меркам Данте он прошел земную жизнь до половины, а по меркам своей судьбы — пять седьмых пути, стал годом его самого крупного и поразительного прижизненного триумфа: на сцене Московского Художественного театра вопреки цензуре, злой критике, агентурным донесениям, вызовам на Лубянку и аппаратным интригам состоялась премьера пьесы «Дни Турбиных» с ее верой в вечные ценности человеческого рода — дом, семью и любовь, и это было то сущностное, что вынес Булгаков из страшного исторического катаклизма, едва не уничтожившего Россию.

Следующие семь лет, с 1926-го по 1933-й год, оказались в его литературной судьбе самыми насыщенными и яркими: триумф, брань, новые постановки и провалы, запрещение пьесы «Бег», роковой 1929-й год, когда от Булгакова отрекся до той поры тайно покровительствовавший ему Сталин и отдал в руки литературного синедриона, снятие трех пьес — «Дней Турбиных», «Зойкиной квартиры» и «Багрового острова», а потом запрет на постановку «Кабалы святош»; письмо вождям с просьбой отпустить за границу, звонок Сталина в Страстную Пятницу 1930 года, устройство на работу в Художественный театр, запретная любовь и разлука, и — как некое завершение этого отрезка пути — женитьба на Елене Сергеевне Шиловской и обретение, наконец, своего дома. А потом в его прижизненной судьбе настала тишина. Почти что штиль. Или, лучше сказать, мертвая зыбь. Эта зыбь сопровождала его последнее и самое странное, седьмое семилетие жизни. Она нарушалась отчаянными попытками ощущавшего себя пленником, заложником, едва ли не мертвецом писателя добиться разрешения поехать за границу, изматывающими репетициями и обруганной в «Правде» постановкой «Мольера», неудачами с «Александром Пушкиным» и «Иваном Васильевичем», походами в американское посольство, дружескими пирушками, окончательным разрывом с Художественным театром и переходом в Большой, где все написанные им либретто оказывались невостребованными так же, как пьесы. Булгакова не арестовывали, не гнобили, ему платили за службу в театре немало денег, но как творца не замечали и точно шептали: не отвлекайся на суету, пиши свое главное. И он писал, как если бы в его судьбе присутствовал тот высший замысел, что есть о каждом писателе, только не каждому дано его познать иль с ним смириться.

Разгадал или смирился Булгаков со своим — сказать трудно. Судя по истории с «Батумом», последней его попыткой прорваться и крикнуть «я жив!» — нет. Не разгадал. Он уходил из жизни не только с написанными, но неопубликованными сочинениями, что спустя десятилетия после его смерти потрясут весь мир, но с сознанием того, что жизнь прожита неудачно, нелепо. Можно почти наверняка утверждать, что он не хотел такой судьбы, был готов обменять глыбу своей посмертной славы, в которой нимало не сомневался, на кусочки прижизненного признания, но, как знать, — окажись его земная участь иной, более видной, блестящей, громкой, с премиями, наградами и увиденными наяву европейскими столицами — написал бы он ту книгу, о которой по сей день спорят, что она несет в себе — хулу, сомнение, судорогу, отчаяние или, напротив, утверждение любви и милосердия в противовес тому, что творилось в тогдашней жизни?

Этот роман — «Мастера и Маргариту» — очень легко раскритиковать, изничтожить, осудить как еретический с позиций строго ортодоксальных, еще легче заподозрить Булгакова в связях с темными силами и приписать ему мрачный оккультный опыт. Все можно и все это не раз было сделано, но куда важнее и милосерднее понять и почувствовать драму человека, который всю жизнь хотел жить по своей воле, а прожил — по чужой.

«Два ангела сидят на моих плечах. Ангел смеха и Ангел слёз. Их вечное пререкание и есть моя жизнь», — сказал о себе некогда Розанов. Еще в большей степени борьба света и тьмы наполняла содержание жизни того, чье 120-летие мы теперь отмечаем. Он хотел покоя, но в конце жизни понял, что никакого покоя и беззвучия не будет — это лишь красивая выдумка, которую сочинила для ослепшего Мастера его возлюбленная подруга, а в действительности есть только тьма и свет, свет и тьма, проходящие через всё существо человека. Не нам гадать о том, какое начало в потомке двух древних священнических родов восторжествовало, но одно можно сказать наверняка: его не отпустили, как был отпущен по слову милосердной женщины пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат. Булгаков — из тех писателей, кто не заслужил покоя.

На заставке фрагмент фото: Михаил Афанасьевич Булгаков на балконе своей квартиры в Нащокинском переулке. 1935 год. Фото ИТАР-ТАСС

Эмиграция

В 1922 году Сергей Булгаков, книги которого не были угодны новой, Советской, власти, был выслан в Константинополь вместе с семьей. Ему был дан на подпись документ, в котором говорилось, что он высылается из РСФСР навсегда и в случае возвращения будет расстрелян. Из Константинополя Булгаковы переезжают в Прагу.

Сергей Николаевич никогда не стремился покинуть Родину, которая была для него очень дорога. Всю жизнь он с гордостью говорил о своем русском происхождении и активно поддерживал русскую культуру, вынужденную существовать за рубежом. Он мечтал когда-нибудь побывать в России, но этому было не суждено сбыться. На родине остался сын Булгаковых Федор, которого им уже никогда не довелось увидеть.

Пражский период

В 1922 году Булгаков Сергей приезжает в Прагу, где начинает работать в Русском институте на юридическом факультете. В это время Прагу называли «русским Оксфордом», здесь после революции работали такие представители религиозной философии, как Н. Лосский, Г. Вернадский, П. Струве, П. Новгородцев. В течение двух лет Булгаков преподавал здесь богословие. Кроме того, он совершал службы в студенческом храме Праги и в одном из пригородных приходов.

Жили Булгаковы в институтском общежитии под названием «Свободарна», где собрался блестящий коллектив русских ученых и мыслителей. Отец Сергий стал основателем журнала «Духовный мир студенчества», в котором печатались интереснейшие статьи богословского содержания. Также он стал одним из главных организаторов «Русского студенческого христианского движения», членами которого стали ведущие русские эмигранты-мыслители и ученые.

Парижский период

В 1925 году отец Сергий с семьей переезжает в Париж, где при его активном участии открывается первый Православный богословский институт, деканом и профессором которого он и становится. С 1925 года он совершает немало поездок, объехав почти все страны Европы и Северной Америки. Парижский период также отличается интенсивной философской работой Булгакова. Самыми заметными его работами этого времени являются: трилогия «Агнец Божий», «Невеста Агнца», «Утешитель», книга «Неопалимая купина». Будучи деканом Свято-Сергиевского института, Булгаков Сергей создает настоящий духовный центр русской культуры в Париже. Он организует работы по возведению комплекса, называемого «Сергиевское подворье». За 20 лет его руководства здесь появляется целый городок зданий и храмов. Также отец Сергий много работал с молодежью, став известным просветителем и наставником для студентов.

Большие испытания выпали на долю Булгакова во время Второй мировой войны, он был в это время уже тяжело больным, но даже в этих условиях не прекращал свою работу по созданию религиозно-философских трудов. Он очень переживал за судьбу своей Родины и всей Европы.

Протоиерей Сергий Булгаков: «Отдать Богу всё»

13 июля – день памяти протоиерея Сергия Булгакова.

Начало ХХ столетия, так называемый Серебряный век, — период расцвета в истории русской мысли. Интеллектуальная атмосфера в то время была полна исканий в самых разнообразных областях: философии, науке, искусстве, религии…

Особенное место среди деятелей Серебряного века принадлежит Сергею Николаевичу Булгакову (впоследствии отцу Сергию). Пройдя характерный для тогдашней интеллигенции путь «от марксизма к идеализму», от атеизма к вере, он отобразил это в своём творчестве — сначала научном, а потом философском и богословском. И хотя уже современникам отца Сергия было ясно, что некоторые из его работ не чужды догматических заблуждений и изучать их следует с осторожностью, тем не менее, горение небезразличного духа можно было почувствовать даже в экономических статьях Булгакова-маркиста. В значительно большей мере это можно сказать о поздних творениях мыслителя — в частности, о его дневниках, выдержки из которых мы сегодня предлагаем вниманию читателей.

Каждый день начинает новую жизнь, как эту книгу, и открывает новую безмерность милости Божией. Бог даёт любить Его и молиться Ему, радоваться любовью и жить. И как лениво сердце моё, которое хочет оттолкнуться от усилия этого дня и про себя думает: не этот обыденный день, но иной… какое-то завтра. А между тем в каждом мгновении жизни всё: и Бог, и мир, и наша собственная душа. И это только слепота и косность души ждать какого-то нарочитого мгновения, чтобы остановить его, сказав ему: ты прекрасно!

Поистине так прекрасно каждое мгновение жизни, ибо даёт его Бог, и не ленись, душа моя, знать это и осуществлять… И когда отнимутся мгновения, погаснут огни жизни, тогда мы узрим, как прекрасно, воистину прекрасно каждое мгновение, и тогда будет поздно… Господи, расшири моё сердце, чтобы знать, как прекрасно даруемое Тобою мгновение жизни, чтобы, радуясь, Тебя благодарить, и в радости этой растворится вся земная скорбь.

Господь посылает людей, Он даёт встречи, Он указует пути. Нет ничего случайного в людских отношениях, люди созданы друг для друга. Молись за любящих тебя и друзей, молись за ненавидящих, молись за тех, кто сами о себе не молятся, отягчённые и ослеплённые. Ведь для всех нужна твоя молитва…

Пусть не мнит горделиво человек, что он знает путь свой и это путь добра, ибо трудом молитвы даётся от Господа ведение путей своих. Научи же, Господи!

Не думай, о человече, о делах твоих, как они устроятся, как сложатся твои отношения с людьми, как разрешатся трудности. «Не пецыся на утрей». Ты не знаешь ни продолжительности твоей жизни, ни всех условий, которые с тобою изменяются. Это смущение и тревога, которые на тебя нападают, всё это подобно богачу, который хотел себя обеспечить на будущее, когда Бог отъял его душу. Нужно знать и твёрдо знать, как поступить сегодня: Господь даёт нам сегодняшний день, полный всегда новых, неведомых, таинственных возможностей. Каждый день есть новая тайна у Бога, тайна о нашей жизни. Бог не давал бы дней, если бы они не были раскрывающейся тайной. И мы должны искать для себя места среди этих возможностей, должны ходить пред Ним, проверяя свой шаг — ближайший. Будь же беспечен святою евангельскою беспечностью, как дети. Греховна твоя многозаботливость, греховно твоё желание так обдумать и устроить свою жизнь, чтобы её обезопасить от всяких обстояний. Брось. Над тобою бдит Ангел, охранитель душ и телес наших, все святые, Матерь Божия, а ты бди только и храни сердце твоё, его отдай и принеси Богу, его наполни елеем любви и радования.

Будь готов отдать Богу всё — свою волю, свой разум, свои желания, чтобы, вопреки всему, и пред лицом всего говорить: Твоя воля да будет. Только этого, не меньшего, требует любовь к Богу.

Господи, вот начинаю я новый день Твоей благости, новую страницу жизни. Помоги мне, чтобы не осталась она пустою, по лености моей, как и большая часть дней жизни моей, и чтобы не покрылась она мерзкими грехами моими, вольными и невольными, ведения и неведения, но даруй, чтобы хотя самомалейшая крупица служения Тебе ознаменовала день сей, сохрани меня и близких моих друзей святыми ангелы в день сей, покрый их от всякого зла, дай им всем исполнить в день сей волю Твою, да не раскаешься Ты, преблагий Господи, что дал нам, недостойным, сей день жизни нашей. Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Вот эта-то обыденность каждого дня, она и составляет содержание жизни, и надо, чтобы обыденность была ясна, серьёзна, достойна, величественна.

После молитв Господь чрез ангела-хранителя полагает слово Своё на сердце, и чем горячее и смиреннее была молитва, тем властнее и яснее звучит это внутреннее слово. Мы ищем чудес и знамений и не видим того ежечасного чуда, которое непрестанно совершается в сокровенности сердца. И этот голос ангела-хранителя, если ему внимаем достойно, даёт ответ и на наши трудности и вопрошания и предваряет относительно тех искушений и задач, которые ждут нас в течение предстоящего дня.

Cамое важное в нашей жизни — людские встречи, человеческие сердца, которые распаляются любовию не по воле и не по силе своей, это есть божественная судьба человека, которому дано Богом любить и быть любимым на земле и страдать ради любви. Страдание может быть различно: болезнь, утрата, разлука, неровности, но всегда любовь, дающая высшие, единственные радости, окупается страданием, и не ропщи на это страдание, если можно, люби его как любовь свою, только страданием приобретаешь ты право несебялюбивой, несамоуслаждающейся, но подлинной жертвенной любви. Божия Матерь сама соединяет сердца человеческие у избранных Своих. Она их хранит и осеняет Своим Покровом. И зри на Неё. Какова была Её любовь к Сыну Своему? Была ли эта чистейшая и высшая любовь любовью радости и услаждения? Посему малодушие, ропот, уныние есть грех против любви, есть отвержение примера Матери Божией. И «не пецытеся убо на утрей» — в дни мнимой безысходности. Господь чудесно снимает тяжесть с сердца, даёт исходы, милует и спасает. Благодарите Господа за дары Его, наипаче же за превеликий дар любви, который дал Он созданиям Своим, ибо без этого дара, под трудностью и тяжестью которого иногда стонем мы и жалуемся, была бы пуста и мертва вся наша жизнь. И если кто поистине достоин нашего участия и сожаления, это тот, кто скуден любовью, кому некого любить, кто мало любит.

Убеждение в своей единственности очень тонко и неприметно вселяется в сердце и царит в нём, и много нужно пережить на пути смирения и покаяния, чтобы на самом деле всем сердцем принять, что ты — не единственный или же единственный лишь в грехах своих. Каждого человека смиряет милосердный Господь, посылая уроки жизни, обстоятельства, опытно раскрывающие перед ним его немощь. Для людей одарённых и сильных, «богатых», смириться труднее, потому что они дольше остаются в сознании своей силы, однако каждого человека ждёт неизбежно на пути жизни его такое прозрение. Но оно ещё не есть смирение, вернее только отрицательное к нему условие, требующее положительных. При отсутствии же их это разочарование в себе отравляет душу злым унынием, завистью, в человеке развивается подполье. Нужно преодолевать его покорительной силой смирения, которое состоит в ведении своей немощи и в приятии её как заслуженной кары за грехи и как воли Божией о себе. Нужно немощь свою перестать чувствовать как немощь, что-то недолжное для тебя, но как твоё собственное состояние — иным ты и не можешь быть и не должен стремиться, не должен о себе и себя воображать. Всё человеческое ничтожно перед благодатью Божией и всё человеческое не равноценно. Поэтому и немощь несущественна для вечного спасения.

Человек может мешать грехами своими, гордостью своею вселению благодати Божией, но он ничего к ней не может прибавить. Всяк возносяй себя умалён будет, а смиряяй себя вознесётся. Нужно уйти от самой этой постановки вопроса о своих человеческих правах и свойствах, смотреть вверх, а не вниз, и этот уход — в смирение — даст истинную свободу, детскую лёгкость, мир и радость. Нет мира и радости без искреннего и глубокого смирения, нет без него нелицеприятия. Стяжание смирения есть самое важное дело для человека, без которого он и не может вступить на путь духовного делания. Посему надо быть всегда внимательным к тому, чтобы видеть доброе в человеках, и, видя себя неимущим, укорять себя и почитать недостойным того, что по милости Божией живёшь.

М.В. Нестеров. Философы (Павел Флоренский и Сергий Булгаков)

Тот, кто достиг старости, освобождён ею от страстей плоти, он, оставаясь в теле, чужд его страстей; он опытом долгой жизни постиг то, что необходимо было ему в юности, и близость к Богу, которая даётся стоянием у земного порога, даёт особую свежесть его духу. Старость в Боге есть самое драгоценное достояние человечества, духовный его отстой, чистая влага. Но старость является увенчанием всей жизни: какова жизнь, такова и старость, нужно заслужить старость. Люди боятся старости, не хотят её, но нужно любить старость, хотеть её, как свободы в Боге. Обновится, яко орля, юность моя, и старость есть эта обновляющаяся в Боге вечная юность духа.

Миновал ещё год, новая страница книги жизни, обременённая новыми грехами и искушениями, перевернулась в вечности и предстанет пред моим окаянством на Страшном суде Христовом. О, Господи, мой Господи, доколе я гневаю Тебя, испытую долготерпение Твоё? Я вижу свою немощь, свой грех, томлюсь им и остаюсь в нём. Но славлю чудеса Твои, Господи, которые Ты явил мне в мире сем. Вся жизнь есть чудо, чудо есть дары Твои, любимые мои, семья, дружба, все мои радости. Чудо есть труд для Тебя, для дела Твоего на земле, которого Ты удостоил меня, недостойного. Чудо есть милости Твои, которыми Ты меня венчал. Ты спросишь ответа и оправдания о каждом годе жизни, данном нам, и что реку? И, однако, вижу, как велик и благодетелен был истекший год сей, сколь многое дано мне Богом, сколько надежд и возможностей в нём заложено. Я предаю себя в Твою волю: что Тебе угодно, то буди, нет моей воли, нет моего желания, скажи мне путь Твой, в оньже пойду.

Смиряйся в волю Божию. Если ты видишь, что обстоятельства складываются властно и повелительно, но не так, как хочется тебе в самых твоих искренних, горячих и чистых пожеланиях, покоряйся в том воле Божией, смиряйся. Заставь себя любить десницу Божию, тебя ведущую, хотеть не того, что ты хочешь, но чего Бог для тебя хочет, даже если бы болело и изнемогало сердце твоё. В этом высшая мудрость и высшая покорность. Может быть, не скоро, но рано или поздно раскроется и пред тобой правда Божия и любовь Божия, тебя ведущая, ты и сам поймёшь всю ограниченность твоих нынешних желаний и возблагодаришь Господа. Потому пусть не мятётся сердце твоё, если не по-твоему выходит. Если ты сделал от себя всё, что мог и считал полезным и нужным, жди испытания от Господа и Ему покорствуй. Не томи сердце своё чрезмерной заботой о будущем; ты не знаешь, будет ли и как будет для тебя это будущее. Ты омрачаешь сердце печалью, которая всегда греховна, и не радуешься данной тебе ныне радостью. Возложи печаль твою на Господа, и Той тя препитает. Успокой неспокойное сердце.

Поистине страшно себя видеть, и не надо ни испугаться, ни отравиться страхом, впав в уныние и отчаяние о себе. Это будет лишь новая гордость навыворот, надо терпеть и себя, стяжать дух терпения.

Сам ты — увы! — нуждаешься от всех в прощении и снисхождении. И больше всех, безмерней всех вина твоя не перед теми, которые тебя жалят или к тебе враждуют, но перед теми, которые тебя любят. О страшный и неоплатный долг, вина любви, скудость любви, себялюбие, бездарность любви, её неблагодарность! Обрати свой взор на себя, отведи его от искушающего тебя, и плачь, плачь о грехах любви пред любимыми твоими, тебя незаслуженно, неблагодарного, любящими. И разве кто-нибудь может сказать про себя, что он не должник в любви, что он любит так, как говорит ему его совесть? В час смерти, на Страшном суде увидим мы это бессилие и холодность любви своей и чёрствость, восплачем и ужаснёмся, но поздно. Гори же, сердце; Боже, зажги его, зажги Твоею любовию, и в огне, как мусор, сгорят и попалятся все плевелы сердца, все его греховные занозы.

Только любовь даёт мудрость, только любовь даёт прозорливость, только любовь даёт прощение. Любящий получает способность смотреть на другого из него самого. Нас отделяет друг от друга стена себялюбия, своезаботливости, своекорыстия. Наш взор затемняет пристрастность нашего суждения и видения, мы всегда, думая и о другом, имеем в виду себя, чувствуем себя, но не его. Надо почувствовать его самого, и тогда откроются очи наши. И опытом любви даётся этот опыт мудрости, ведения другого, близкого своего, друга своего. Бог даёт нам это чудо любви, дабы наша жизнь непрестанно обогащалась ею, в Бога богатея. Когда ты испытываешь щемящую тяжесть и сухость на сердце, когда твои пристрастия застилают тебе духовные очи, старайся выйти из себя, молись, слёзно молись Господу о любви, о том, о ком болит душа твоя, кем она ранена. И Бог даст тебе в ответ на твою молитву крылья души, растает вся твоя тягость, и ты обретёшь радость и блаженство любви. Любовь не ищет своего, она бескорыстна; единственная корысть, которой она хочет, это чтобы благо было ближнему твоему. Если любовь твоя своекорыстна, то она не любовь, в ней ещё крепко твоё себялюбие. Воспитывайся в любви к любви, неси труд любви, подыми крест любви, и он станет тебе всё легче и радостней. В этом и есть тайна и сила креста, сила кротости и смирения Христова, делающих иго благим и бремя лёгким. Ты увидишь болезнь любви твоей и движение сердца твоего: если оно легко и ясно и радостно, полно радости любви, значит, свободно оно от приражения себялюбия, но если оно омрачено, обижено, значит, оно больно, сердце любящее не знает обид, оно не только прощает их, но оно их просто не чувствует. Учись любить, трудись в любви.

Любовь не ищет своего. А мы всегда ищем своего и себя даже в любви. И только благодать любви освобождает нас от нас самих. Можно приносить жертвы, поступаться своим, но всё-таки в основе искать и хотеть своего, как бы ни было это своё возвышенно и тонко. Но закон любви: да отвержется себя. Нужно хотеть в любимом и для любимого только того, что ему нужно, а не тебе хочется, нужно распинать себя в любви, отсекать свою волю, отречься себя… Это крестный путь любви, без которого она не может созреть и принести своего плода. Почему же Господь от каждого требует крестного пути во след Его? Почему Он возлагает такое, как будто непереносимое, бремя на наши плечи? Потому что без этого огненного испытания любовь не родилась бы в нас, не сознала бы свою силу, свою окрылённость, своё бесстрашие. Совершенная любовь побеждает страх жертвенности. Совершенная любовь на всё готова ради любви, ибо она знает себя и знает свою вечную природу. Но от человеческой любви — которая обычно представляет неразличимую смесь себялюбия, страсти, приражений с чистой любовью — долгий и трудный путь ведёт к победе любви в любви. Долог и мучителен этот путь для человека, но каждый шаг в нём, внутренне оправданный, вознаграждается. Любовь — это талант, который непрестанно умножается, если отдаётся в рост любви и не полагается в землю. О Боже, укрепи слабое сердце, побори изнеможение. Ты видишь сердца наши. Твоя воля да будет!

Протоиерей Сергий Булгаков

Источник
Поделитесь с друзьями:
Find more like this: АНАЛИТИКА

• Share this post:
• Twitter
• Facebook
• Reddit
• StumbleUpon
• Delicious
• Technorati
• Digg

Софиология С. Булгакова

Философская концепция Булгакова неразрывно связана с богословием. Центральная идея – София Премудрость Божия – не была нова для религиозной мысли, ее активно развивал В. Соловьев, но у отца Сергия она стала глубоким внутренним переживанием, откровением. Религиозно-философским трудам Булгакова недоставало цельности и логичности, он, скорее, исповедуется в своих книгах, рассказывает о собственном мистическом опыте. Главный духовный концепт его теории, София Премудрость Божия, понимается им по-разному: от воплощенной женственности как основы мира до главной объединяющей силы сущего, вселенской мудрости и благости. Теория Булгакова была осуждена Православной Церковью, его не обвинили в ереси, но указали на ошибки и просчеты. Теория его не приобрела завершенного вида и осталась в виде довольно разноплановых размышлений.

Личная жизнь

Булгаков Сергей Николаевич прожил насыщенную событиями жизнь. Еще в 1898 году он женился на дочери помещика Елене Ивановне Токмаковой, которая прошла с ним все жизненные испытания, а их было немало. У пары родилось семеро детей, но только двое из них выжили. Смерть трехлетнего Ивашека стала глубоким, трагическим переживанием для Булгакова, она подтолкнула мыслителя к размышлениям о мудрости мира. В 1939 году у священника обнаружили рак горла, он перенес тяжелейшую операцию на голосовых связках, но научился путем неимоверных усилий говорить после этого. Однако в 1944 году с ним случился удар, который и привел к смерти 13 июля 1944 года.