Характерные признаки жития как жанра
Отсюда следует первый отличительный признак того, что такое житие. Определение включало в себя некоторое уточнение: во-первых, оно составлялось о реальном человеке
Автор произведения должен был придерживаться рамок настоящей биографии, но обращать внимание именно на те факты, которые бы указывали на особую святость, избранность и подвижничество святого. Во-вторых, что такое житие (определение): это рассказ, составленный для прославления святого в назидание всем верующим и неверующим, дабы они вдохновлялись положительным примером
Обязательной частью повествования были сообщения о чудесной силе, которой Бог наделял самых верных своих служителей. Благодаря Божьей милости, они могли исцелять, поддерживать страждущих, совершать подвиг смирения и подвижничества. Так авторами рисовался образ идеального человека, но, вследствие этого, многие биографические сведения, подробности частной жизни опускались. И, наконец, ещё одна отличительная черта жанра: стиль и язык. Здесь много риторических восклицаний, обращений, слов и выражений с библейской символикой.
Исходя из вышесказанного, что такое житие? Определение можно сформулировать так: это древний жанр письменной литературы (в отличие от устного народного творчества) на религиозную тему, прославляющий деяния христианских святых и мучеников.
Найди информацию о Сергие Радонежском в библиотеке. Запиши названия книг.
Информация из библиотеки о Сергии Радонежском для 4 класса
В библиотеке есть такие книги, в которых рассказывается о жизни святого: «Сергий Радонежский», «Житие Сергии Радонежского в изложении для детей», « Избранник Святой Троицы».
С этих книг я узнал, что родился знаменитый святой Сергий Радонежский примерно 3 мая 1319 года.
Но это не точная информация, так как никто из современников Сергия не мог предоставить такой информации, а, возможно, и не хотел.
Место рождения тоже достоверно никто не знает.
В миру его называли отроком Варфоломеем.
Известно, что среди своих троих братьев, он родился вторым.
В отличие от братьев, Сергию Радонежскому плохо давалась учёба, даже чтение было ему не по силам.
Только искренняя вера в Бога помогла Варфоломею одолеть эти страшные препятствия.
О жизни святого рассказывает его ученик.
Он поведал, что Сергий до 12 лет держал посты и очень часто не спал, чтоб ночами читать молитвы.
Такие подвиги смущали его маму и из-за этого в семье появлялись споры.
Вскоре их семья обеднела, и они переехали в Радонеж.
Родители, зная увлечения сына, просили его стать монахом лишь после их смерти.
Вскоре так и произошло.
В 1335 году Сергием Радонежским была возведена церковь, которую монах назвал Святой Троицей.
А также Варфоломей сделал очень много существенного для Родины.
Он даже предвидел судьбу князя Дмитрия, который победит в бою с татарами.
Сергий Радонежский своими молитвами спасал жизни людей.
В 1392 году Варфоломея не стало.
Западноевропейские жития
Христианская церковь с первых дней своего существования собирает сведения о жизни и деятельности её подвижников и сообщает их в общее назидание. «Жития святых» составляют едва ли не самый обширный отдел христианской литературы. Если не считать апокрифических Евангелий и сказаний об апостолах, в которых содержится немало детальных сведений о первых деятелях христианства, то первыми по времени жития святых были сказания о мучениках. Ещё Климент, епископ Римский, во время первых гонений на христианство, поставил в различных округах Рима семь нотариев для ежедневной записи происходившего с христианами в местах казней, а также в темницах и судилищах. Другой епископ Рима, Фабиан (—), поручил это дело семи иподиаконам. Биограф св. Киприана упоминает о том, что имена мучеников, даже самого простого звания, с древнейших времен записывались церквами для чествования и памятования. Несмотря на то, что языческое правительство угрожало записывателям смертной казнью, записи продолжались во все время гонений на христианство.
При Домициане и Диоклетиане значительная часть записей погибла в огне, так что когда Евсевий (ум. ) предпринял составление полного собрания сказаний о древних мучениках, то не нашёл достаточного для того материала в литературе мученических актов, а должен был делать разыскания в архивах учреждений, производивших суд над мучениками. Сочинение Евсевия о мучениках вообще не сохранилось до нашего времени, но известно другое его сочинение: «Книга о палестинских мучениках
». От первых трёх веков дошло до нас ещё несколько «посланий» о мученичествах от одной церкви к другой. После Евсевия сказания о мученичествах собирал св. Маруфа, епископ Тагритский (ок. 410 года), автор «
Истории персидских мучеников
». Монах бенедиктинского монастыря св. Германа близ Парижа, Узуард (фр. Usuard) (ок. 876 года), составил один из древнейших на Западе мартирологов («
Usuardi martyrologium
», издано в Лувене, , и Антверпене, ). Позднейшее, более полное собрание и критическое издание актов мучеников принадлежит бенедиктинцу Рюинарту: «
Acta Martyrum sincera et selecta
» (Париж, ).
Кроме мартиролога Узуарда, известны следующие древние западные мартирологи: Беды ( 735 год), Флора (фр. Florus de Lyon) ( ок. 850 года), Рабана Мавра ( 856 год), Вандельберта ( 870 год), Адона ( 875 год), Ноткера ( 912 год)
Более обширна литература житий святых второго рода — преподобных и других. Древнейший сборник таких сказаний — Дорофея Тирского — сказание о 70-ти апостолах. Из других особенно замечательны: «Жития честных монахов
» патриарха александрийского Тимофея; затем следуют сборники Палладия, Лавсаик («
Historia Lausaica, s. paradisus de vitis patrum
», «
Historia christiana veterum Patrum
» , а также в «
Opera Maursii
», Флоренция, , т. VIII).
На Западе главными писателями этого рода в патриотический период были Руфин Аквилейский («Vitae patrum s. historiae eremiticae
»); Иоанн Кассиан («
Collationes patrum in Scythia
»); Григорий Турский, написавший ряд агиографических сочинений («
Gloria martyrum
», «
Gloria confessorum
», «
Vitae patrum
»), Григорий Двоеслов («») и др.
С IX века в житийской литературе появилась новая черта — тенденциозное (нравоучительное, отчасти политически-общественное) направление, украшавшее рассказ о святом вымыслами фантазии. В ряду таких агиографов первое место занимает Симеон Метафраст, сановник византийского двора, живший, по одним данным, в IX, по другим в X веке или XII веке. Его «Жития святых
» стали самым распространенным первоисточником для последующих писателей этого рода не только на Востоке, но и на Западе.
Много житий святых находится в сборниках смешанного содержания, каковы прологи, синаксари, минеи, патерики. Прологом называется книга, содержащая в себе жития святых, вместе с указаниями относительно празднований в честь их. У греков эти сборники называются синаксарями. Самый древний из них — анонимный синаксарь в рукописи епископа Порфирия Успенского (1249 год), затем следует синаксарь императора Василия — относящийся к X веку. Другие древнейшие прологи: Петров — в рукописи епископа Порфирия — содержит в себе памяти святых на все дни года, кроме 2-7 и 24-27 дней марта; Клеромонтанский (иначе Сигмунтов), почти сходный с Петровым, содержит в себе памяти святых за целый год. Наши русские прологи — переделки синаксаря императора Василия с некоторыми дополнениями. Минеи суть сборники пространных сказаний о святых и праздниках, расположенных, по месяцам. Они бывают служебные и Минеи-Четьи: в первых имеют значение для жизнеописаний святых обозначения имён авторов над песнопениями. Минеи рукописные содержат больше сведений о святых, чем печатные.
Кто и как пишет жития святых
О ЖИТИЙНОМ ЖАНРЕ
Проблема, которой посвящена эта статья, родилась сравнительно недавно. За последнее десятилетие, когда были канонизированы сотни святых, по большей части тех, чей подвиг украсил ХХ столетие, — появилась насущная потребность в написании их житий. Тут и встала проблема: в каком жанре, в какой манере следует рассказывать о тех людях, жизнь которых еще хранится в памяти очевидцев и окружена иногда даже и противоречивыми воспоминаниями?
Итак, опасность или же проблемность при написании житий состоит в «приукрашивании жизни святых», «в преумножении или в преуменьшении». Что имеется в виду? Думается, что прежде всего это относится к привнесению автором того или иного жития своих субъективных оценок поступков подвижника. Приведу пример из книги «Новомученики Санкт-Петербургской епархии»: об участниках «Александро-Невского братства», которое действовало в городе на Неве более десятилетия, говорится, что они были «романтиками»
Это ничто иное, как авторская интерпретация. Материалы следствия по названному братству свидетельствуют, что люди в него входившие, несмотря на то, что жили они под постоянной угрозой ареста и физической расправы, продолжали служить общему делу. Не романтизм это, а мужество. Хотя наша последняя фраза является тоже оценочной. Но, если бы она входила в состав жития, ее и надо было бы обозначить как ответ на вопрос: «в чем состоит назидательный смысл подвига этого святого». Так традиционно составлялись жития, входившие в корпус «Четьи- Минеи». Автор-составитель (прежде всего мы имеем в виду свт. Дмитрия Ростовского) помнил о том, что жития являются частью церковного Предания. Потому должны быть богословски выверены, так как имеют вероучительный смысл. Потому убирались из житий иногда и увлекательные интересные подробности. Включение какого-либо эпизода из имевшихся жизнеописаний святого в его житие рассматривалось в свете вопроса: а чему учит этот поступок или это слово. Из житий убирались полутона, нюансы, то, что могло смутить простой верующий народ, то, что можно назвать «мелочами жизни», которые не важны для вечности.
Вообще в древности к чтению житий святых относились почти с таким же благоговением, как к чтению Священного Писания. Существовала даже особая молитва, которая произносилась пред чтением жития: «Скажи мне тайная и безвестная премудрости Твоея, на Тя бо уповаю, Боже, да Ты ми просветиши ум и мысль светом разума Твоего не токмо чести написанная, но и творити я, да не в грех себе учения и жития святых прочитаю, но в обновление и просвещение и спасение души моей и в провождении в жизнь вечную».
Об этой молитве должен помнить каждый составитель житий святых нашего времени, — нельзя гнаться за количеством материала, нужно взвешивать каждое свидетельство, прежде, чем пускать его в народ. Печальный пример — четырехтомник, посвященный старцу Сампсону (Сиверсу), изданный его духовными чадами более десятилетия назад. Тогда, когда книжки, в которых с возможной полнотой собраны материалы о старце, вышли из печати мы очень радовались: наконец-то то, что много лет «гуляло в Самиздате» стало «достоянием гласности». Но вскоре стало ясно, что издание это нанесло серьезный вред памяти старца. Элементарная редакторская работа проведена не была. И потому книга полна противоречий. Старец Самсон, что свойственно каждому старцу — произносил или писал свои поучения, адресуясь к конкретному человеку, учитывал уровень его сознания и житейские обстоятельства. Поэтому по одному и тому же вопросу (самый яркий пример в наследии старца — высказывания о воспитании детей) он мог давать совершенно разные советы. Могли в устной речи старца встречаться и ошибки в цитировании и пробелы в памяти относительно каких-то давних событий. Прежде чем публиковать все сохранившиеся тексты, их нужно было выверить, систематизировать. А теперь «благодаря» непродуманному изданию к личности старца Сампсона у некоторых церковных людей установилось настороженное отношение, подтверждение которому они нашли и в архивных документах.
На памяти у автора этих строк знаменательный спор вокруг жизнеописания новомучеников оптинских — иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта. Н.А.Павлова — московская журналистка, обосновавшаяся почти с самого начала возрождения монастыря в поселке рядом с Оптиной пустынью, собрала множество материалов местных жителей, паломников, трудников, иноков обители об убиенных в 1993 году братиях. Причем в этих воспоминаниях собирательница стремилась сохранить языковые особенности рассказчиков (в том числе деревенских бабушек с их народным говором и бывших людей богемы с их «тусовочным языком»). Воспоминаниям сопутствовал довольно-таки пространный авторский текст — рассуждения Нины Александровны о судьбах нового поколения, о «новой истории» возрождающейся Оптиной, много было авторских словесных портретов и авторской оценки описываемого и публикуемого материала. В монастыре такую работу не одобрили. И попросили все переписать «по канону». Н.А.Павлова не смогла этого сделать. Ее материалами воспользовался другой человек и по благословению Оптиной пустыни издал серию книг. Неслучайно они остались безымянными, потому что действительно составлены по канону, без излишних подробностей, без эмоциональных оценок, строго и сухо. Но, когда увидела свет » Пасха красная» Н.А.Павловой, оказалось, что повествование именно такого жанра особенно востребовано читателями — за короткое время книга, вышедшая 20 тысячным тиражом, была трижды переиздана. В похвалу Н.А.Павловой скажем, что она пять лет редактировала свой труд, прислушиваясь к пожеланиям духовно авторитетных людей, и потому излишне авторского взгляда в окончательном варианте почти нет. Нет и некоторых, уводящих в сторону подробностей и домыслов (первоначальный вариант «Пасхи красной» был в два раза больше изданной книги). А есть живое, сердечное повествование, которое, действительно, коснулось душ многих людей.
Пример Н.А.Павловой достоин подражания — она «не искала своего», а старалась, данный ей действительно яркий писательский талант, употребить во славу Божию, смиренно соглашаясь со строгой редакторской правкой.
Но среди составителей житий есть и те, кто явно «ищет своего». Самый печальный пример связан с именем старицы Пелагии Рязанской. Десять лет назад в газете «Жизнь вечная» появились смутившие многих верующих «пророчества блаженной Пелагеи», снабженные ее житием, в копиях они настойчиво распространялись среди верующих. И до сих пор эта распространительская работа не утихла. Главный мотив этих пророчеств — греховность современного священства. Пересказывать не хочется подробностей этой явно антицерковной пропаганды. Три года назад по благословению митрополита Рязанского и Касимовского Симона была издана книга «Жизнеописание блаженной Пелагеи Захаровской». Из нее мы узнаем, что была она истинной рабой Божией, и среди ее духовных чад немало было священников, тех кого, она сама подвигла на этот, нелегкий по тем временам выбор жизненного пути. И никто из почитателей блаженной не свидетельствует о том, что главным в ее подвиге было обличение пороков священства.
Даже, если блаженная что-то говорила на эту тему, не следует смущать народ. При решении таких вопросов необходима работа не просто литературного, а богословского редактора, хотя опять-таки огромное значение имеет авторская позиция. Так, например, автор жития прп. Серафима Вырицкого — В.П.Филимонов не включил в рассказ о преподобном Старце повествование о горькой судьбе его сына. А составители жития св. прав. Иоанна Одесского подробно рассказывают какие скорби терпел святой от своих детей. В житии св. прав. Иоанна Кронштадтсткого ничего не говорится о сложностях его отношений с петроградским священством. А в житии сщмч. Серафима (Чичагова) рассказывается о противодействии Синода в деле канонизации прп. Серафима Саровского. В разных «изводах жития» свт. Николая Японского по-разному рассказывается о его миссии. В одних говорится о ее безоблачном успехе, в других — опираясь на подлинные дневники Святителя, — авторы обращают внимание на трудности его подвига в «стране восходящего солнца».
В авторских книгах о совсем недавно отшедших подвижниках те, кто их знали лично, тем более находят «авторский произвол». Так, увлекшая многих книга о схимонахине Антонии (Кавешниковой), у тех, кто знал ее лично (в отличие от автора-составителя Жития), вызвала претензию, что образ матушки передан неправдоподобно. Книга о старице Макарии «Данная Богом» вызвала у не любящих нагнетания мистики людей подозрение об отсутствии духовного трезвения у ее автора. Настоящее смущение произвела книга схимон. Николаи (Гроян) о приснопоминаемом старце Николае Залитском. Прежде всего, настойчивым утверждением о тайном схимничестве и епископстве батюшки. Примеры можно множить.
Вероятно, выход на сегодняшний день пока один. Если автор позволяет себе производить какой-то индивидуальный отбор фактов при написании жития подвижника (когда имеется много источников), он обязан перед текстом ставить свое имя. Таким образом, он будет нести ответственность за интерпретацию. И такие житийные авторы у нас есть (по примеру Нилуса, Поселянина, Шмелева и Зайцева), это — А.Ильинская, А.Стрижев, Н.Коняев, В.Воскобойников, В.Крупин. В их житиях присутствует только им свойственный, неповторимый писательский стиль. Надо сказать, что не всегда с ним можно согласиться, иногда такие жития напоминают художественные произведения с главным героем и другими действующими лицами. И определять их суть можно словами: «образ святого, созданный писателем N».
Недавно один человек «из пишущей братии» рассказал мне поучительную историю о том, как он составлял житие почитаемого на Украине старца-подвижника. В монастыре, где подвизался подвижник, ему предоставили массу уже собранных архивных материалов и воспоминаний очевидцев, и он с увлечением занялся их изучением и составлением жития. За лето он написал целую книгу, в которой, по его мнению, он только пересказал предоставленные ему материалы. Осенью, после того, как отец настоятель и братия монастыря ознакомились с рукописью, от них пришел неожиданный приговор: все нужно переписывать, потому что житие написано в осуждающем тоне. «Старец был любящий, всепрощающий, а вы обличаете его гонителей. Это не его духа». Слава Богу, составитель вышеназванного жития нашел в себе мужество снова засесть за работу и начал убирать из нее свой «авторский стиль», в котором присутствовало возвеличивание старца за счет разоблачения его врагов. А ведь не у всякого пишущего хватит терпения и смирения «наступить на горло собственной песне». Так и появляются в житиях уже прославленных святых свидетельства непродуманности, невыверенности позиции их авторов.
Итак, в «житийном жанре» в настоящее время присутствует великое разнообразие, кроме уже названных нами, «разновидностей житий». Существуют жития, написанные для разных детских возрастов (от детсада до старшеклассников); издания рукописных редакций одного и того же жития с обильным комментированием; научные исследования, в которых житие святого включено в «контекст времени»; идеологические программные жития, в которых подвижник объявляется знаменем какого-либо общественного движения, чаще всего националистического толка (это больше имеет отношение к католическим святым).
Вернемся к тому, с чего мы начали эту статью. Таким образом, получается, что не всякое житие может быть приобщено к церковному Преданию. Существуют жития, которые можно назвать «плодом индивидуального творчества». У нас есть исторические примеры перетолковывания подвига наших святых Л.Толстым, Д.Мережковским, Л.Андреевым и Д.Андреевым, Н.Рерихом и оккультистами разных толков. А сейчас жития православных святых могут появляться в серии «Великие прорицатели» или «Великие целители», в которых язычество смешано с христианством, хотя о смеси прямо не заявлено. Посему всякий раз, когда в руки к вам попадает очередная книжка с материалами жизнеописаний современных подвижников, нужно читать ее с рассуждением, испрашивая мнения духовно авторитетных людей.
В дореволюционное время в наших духовных школах обсуждался вопрос, который опять выходит «на повестку дня» — о необходимости введения в учебный курс нового предмета под названием «Агиология» или «учение о православной святости». Наше время насущно требует богословского обоснования православного учения о святости. И не только на уровне преподавания в специальных духовных учебных заведениях, но и на общецерковном уровне. Если этот труд будет совершен учеными богословами то, тогда легче будет работать и редакторам, которые готовят к изданию то или иное житие святого.
Напомним также, о решении Священного Синода от 26 декабря 2002 года «Об упорядочении в епархиях Русской Православной Церкви практики, связанной с канонизацией святых», в котором говорится, «что при подготовке материалов к канонизации святых следует учитывать: 1. Материалы к канонизации подвижника должны быть тщательно подготовлены и рассмотрены Епархиальной комиссией по канонизации святых, о чем было принято решение Архиерейским Собором 1992 года (см. Деяние о канонизации.., пункт 11: «Образовать во всех епархиях Русской Православной Церкви комиссии по канонизации святых для сбора и изучения материалов к канонизации подвижников веры и благочестия, особенно мучеников и исповедников XX столетия, в пределах каждой епархии»). 2. Недопустима публикация непроверенных материалов, связанных с жизнью, подвигами и страданиями клириков и мирян Русской Православной Церкви. Подобные свидетельства должны быть с благословения Правящего архиерея проверяемы на местах. Преподавать благословение для публикации подобных материалов Правящий архиерей может только после личного ознакомления с их содержанием».
Напомним еще и о том, что в решении Архиерейского собора 2000г. есть определение: » Вместе с поименным прославлением подвижников, чей подвиг уже изучен. Архиерейский Собор совершил прославление всех за Христа пострадавших новомучеников и исповедников Российских XX века пока неизвестных людям, но ведомых Богу».
Такое прославление всего сонма за Христа пострадавших новомучеников и исповедников Российских XX века поименованных и неименуемых не оставило вне церковного почитания всех пред Богом святых этого периода.
О ЯЗЫКЕ ЖИТИЙ
Чтение житийной литературы всегда было излюбленным на Руси. Житиям люди привыкли доверять, как непререкаемому источнику, и только в прошлом веке встал вопрос об авторстве житий. Задумались о том, что сведения, которые даются в житии и то, как они преподносятся, во многом зависит от автора-составителя. Наверняка, те, кто читал полностью Минеи, обратил внимание, что среди множества житий, иногда почему-то очень похожих друг на друга, встречаются настоящие перлы житийной литературы, которые выделяются среди общей массы. Обычно это — жития, написанные непосредственными учениками святых или, в крайнем случае, учениками учеников (таковы, например, жития прп. Александра Свирского и прп. Сергия Радонежского).
Для того чтобы убедиться, как могут отличаться рассказы об одном и том же святом, рассказанные разными авторами, достаточно иногда сравнить разные редакции одного и того же текста. Особенно характерны в этом смысле жития, составленные для великого Стоглавого собора 1547 года, — все они писались, исходя из определенной церковно-политической концепции. Важно было утвердить преемство от Византии и идею «Москва — Третий Рим». Именно эта эпоха — начало ХVI века — дает нам любопытное явление: образ святого рассматривался автором в зависимости от того, какой идеал подвижничества он исповедовал — иосифлянский или нестяжательский. Если житие писал защитник идеи симфонии между государством и монастырями, идеи просветительских и государствообразующих отношений монастыря к миру, то и у святого похвалялись именно эти добродетели. Если житие писал нестяжатель, то он прежде всего утверждал в образе святого его любовь в уединению, бегство от мира, путь личной сокровенной аскезы. Часто составители житий позволяли себя и пространные авторские отступления-поучения общего плана.
При написании жития много значат и литературные вкусы его составителя, проще говоря — важен язык, на котором говорили и писали в то время. Наше время породило совершенно особый тип жития — сухой архивный рассказ, на основе которого сам читатель может создавать образ подвижника. Или же — это особенно интересно — появился тип жития, составленного из воспоминаний различных людей, при сохранении неповторимого разговорного стиля каждого из них (рассказы чаще всего записываются в устном пересказе). Наиболее интересны, на мой взгляд жития, написанные еп. Варнавой (Беляевым) и монахиней Марией (Скобцовой) — в них соединена высокая художественность слога с живостью изложения и обращенностью к современному читателю и его проблемам. О древних святых написано так, как будто они были нашими современниками — потому что искушения и подвиги, которые им выпали, показаны, как вековечные.
Несколько вариантов житий существует по Оптинским старцам. На мой взгляд, все-таки самым ценным и интересным остается то, что собрали ученики при жизни подвижников. Есть несколько вариантов житий блаж. Матроны. О св. прав. Иоанне Кронштадтском сейчас, слава Богу, выходит уйма литературы. Даже научную Летопись его жизни начали составлять. Все это, очень радостно. Это значит, что мы растем, что мы получаем возможность узнавать святых не только в утвердившемся «лике святых», но на пути к нему. Мы можем увидеть самое главное — реальный путь к святости, а в случае со святыми последних времен, — в очень близких и понятных нам обстоятельствах.
Разнообразие житийной литературы заставляет нас быть разборчивыми, собранными, не скользить по привычно трафаретным фразам, а вчитываться в неповторимые, друг на друга непохожие тексты. Это очень хорошо — наше время не дает нам сделать нашу веру привычкой, формой в которой удобно жить. Наше время все время требует хранить содержание в меняющемся мире. И при этом мы как бы возвращаемся к ситуации «золотого века» христианской письменности, когда существовали различные агиографические жанры и потомки имели возможность читать подлинные «Мученические акты», а не только пересказы их тем или иным автором.
Мы не коснулись в этом статье еще одного «житийного жанра» — повестей, романов и рассказов, которые пишут современные писатели на материалах жизнеописаний святых. Это особая тема и достаточно болезненная. На мой взгляд, удачных опытов в этом жанре мы обретаем очень мало. Нужно быть С.Нилусом или Е.Поселяниным, чтобы суметь рассказать о святом так, чтобы не пробилось дурновкусие или еще хуже собственная страстность не заслонила бы светлые образы наших святых. А это нередко случается, когда в уста святых начинают вкладывать некую прямую речь.
Но хорошо уже и то, что сейчас начинают издаваться жития для разных возрастов, для разного уровня восприятия людей. Есть, например, многочисленные детские варианты житий прп. Серафима Саровского или прп. Сергия Радонежского. Есть традиционные жития в стиле «плетения словес», а есть научные тексты, когда образ святого вписан в контекст его эпохи, — так что каждый может выбрать то, что ему ближе и нужнее. Повторим еще раз, только бы не было в этих изданиях «отсебятины», ненужных авторских отступлений и дурной навязчивости.
КАК ЧИТАТЬ ЖИТИЯ СВЯТЫХ
Казалось бы странный вопрос, но не праздный. Ведь современный человек во всем склонен видеть «мифы и легенды». И Житие он может так воспринять. Наши предки определяли назначение чтения житийной литературы так: «Святых жития — страх Божий вселяют в душу, злых оставление, благих приятие вводят: тех бо жития зряще, в чувство своих дел приходят, оставление злых помышляют; свет бо есть святых жития и просвещение душам нашим». Это слова одного из древних списателей Житий (ведь они переписывались от руки и это был очень нелегкий труд).
В одном старинном рукописном сборнике находим мы молитвенное обращение — просьбу о правильном разумении житий: «Скажи мне тайная и безвестная премудрости Твоя, на Тя бо уповаю, Боже, да Ты ми просветиши ум и мысль светом разума Твоего не токмо чести написанная, но и творити я, да не в грех себе учения и жития святых прочитаю, но в обновление и просвещение и в спасение души моей и в провождении в вечную жизнь».
В обычай у церковных людей входит, восставши от сна (а в крайнем случае накануне вечером) среди обычного молитвенного правила обращаться с молитвенными воззваниями к тому святому, память которого указана в церковном календаре. Автору этих строк приходится признаться, что теперь редко удается так делать (оправдываешь себя недосугом, но дело, наверное, не в этом). А были времена, когда удавалось даже все житие святого дня прочесть — и сейчас эти времена вспоминаются, как самые блаженные. И, пожалуй, это чтение и осталось главным багажом христианской мудрости и до сего дня, а не всевозможные ученые книги, которых было прочитано немало. В житиях святых можно находить основания для разрешения различных затруднений, какие встречаются в жизни. И, если в памяти хранятся образцы поступков и слов святых, то с помощью Божией, они иногда приходят на ум в нужный момент и удерживают от безрассудства, а иногда и просто от глупости.
Даже Господь в своей земной жизни часто пользовался примерами из жизни ветхозаветных праведников. Так для решения вопросов фарисеев: можно ли в субботу голодным растирать колосья и есть? Спаситель наш указал на пример Давида, съевшего хлебы предложения — и фарисеям пришлось умолкнуть.
И в наше время, когда нам говорят: «Ваша Церковь безблагодатная. У вас нет преемственности» Можно ответить: «Посмотрите, сколько у нас святых. ХХ век дал их больше, чем вся история христианства на Руси. Значит, не правы были те, кто обличал «историческое христианство». Обличители-то все почти скрылись зарубежом, а те, кого они обличали, свидетельствовали веру мученическою кровию.
Их жития нам нужно читать в первую очередь в «обновление и просвещение души».
И по своему мизерному опыту могу сказать, что это чтение иногда действительно производит молитвенное действие: ты читаешь житие и невольно проникаешься духом этого святого. То же происходит и когда приходится на лекциях, в передачах или в статьях пересказывать жития — ты то же невольно проникаешься благоговением к святому. Помню, как много лет назад приехала я в Оптину с вопросом к старцу Илии: «Меня просят читать лекции о старцах, а я боюсь. Я такая плохая». Батюшка ответил: «Так всегда и думай, что ты плохая, а дело твое хорошее. Людям надо говорить о святых, И пусть тот, кто говорит или пишет о святых, сам недостоин, но слова святых и их жития от этого не меркнут». Лекции эти пришлось читать не один раз — и оказалось это источником утешения, потому что всегда вспоминалось: «Ты плохая, а дело твое — хорошее».
КАК КАТОЛИКИ ПОНИМАЮТ СВЯТОСТЬ?
О различии между православным и католическим идеалом святости написано немало. Но, как известно даже самые сложные догматически проблемы легче всего понимаются при помощи конкретных примеров. И вот — ярчайший пример нашего времени, почитаемая еще при жизни на Западе как святая наша современница — мать Тереза. О ее деятельности мы знаем немало. Почти все ее подвиги широко освящались в различных СМИ. Что само по себе тоже является именно проявлением западного «свидетельства» или миссионерства. В одно время с матерью Терезой жила православная монахиня — старица Гавриилия. Она тоже занималась с прокаженными в Индии. Тоже ездила по всему свету, помогая людям нести их физические недуги (она была врачом), она, несомненно была миссионером. Но о ней не писали в газетах, не брали у нее интервью, не снимали ее в группе политиков или высших иерархов — православному подвижничеству все это чуждо. Узнали о матушке Гавриилии только после ее кончины, когда ученики собрали ее высказывания и издали книгу. Сейчас она переведена с греческого и издана и на русском языке. Поучения матушки Гавриилии на самом-то деле даже нельзя назвать поучениями — это беседы, простой разговор с близкими людьми. Разговаривая с ними, она просто делится воспоминаниями о том, что ей пришлось увидеть и пережить за время ее странствий. И, если просмотреть тематический указатель в конце книги, вы с удивлением заметите, что матушка совсем не говорит о стремлении к святости, не говорит о самоиспытании.
Для того, чтобы понять, как католический идеал отличается от православного достаточно открыть последнюю книгу матери Терезы «Нет больше той любви…». Вся она пронизана сознательным стремлением к святости. В книге есть главка «О святости» и там дается пример характерной католической молитвы: «Он — Бог, Который нас любит, Тот, кто нас создал. Обращаясь к Нему, мы можем просить Его: «Отче мой, помоги мне! Я хочу быть святым, я хочу быть добрым, хочу любить!» Святость — не роскошь, предназначенная для некоей элиты; она уготована отнюдь не для некоторых избранных. Мы все призваны к ней, и ты, и я, и все остальные». Я сказала, что это характерная католическая молитва, потому что прошение о святости встречается и в жизнеописаниях древних и новых католических святых, оно по свидетельству лично мне знакомых западных людей, и для рядовых католиков является обычным. Мать Тереза в той же книге констатирует: «Сказать: «Я хочу быть святым» — это значит встать на путь Божий, на путь спасения».
Православный подвижник на это бы ответил: «Сказать: «Я хочу стать святым» — это значит встать на путь прелести, самообольщения и самолюбования». Итак, совершая даже великие дела милосердия, можно жить постоянно внутренне ублажая себя своей святостью.
Но мы, православные неофиты, часто сами того не осознавая, встаем на тот же путь. В «беседе по душам» с одной женщиной я услышала: «Я постоянно думаю о том, какой меня задумал Бог. Какой я должна быть. И каждый день отмечаю, что я сделала против того святого образа». — «Мы не должны себя оценивать по шкале святости», — сказала я ей. А она очень удивилась: «А разве не этому учат нас Отцы?» — «Нет, они учат нас смотреть не вперед на нашу святость, а всегда смотреть на настоящую нашу греховность».
Из житий православных святых мы знаем, что никто из них не думал, что он свят, даже не предполагал в себе каких-то начатков святости. И из века в век повторялось поучение: «Не великое дело увидеть ангела, великое — увидеть свои грехи, как песок морской».
Перечень житийных произведений русской литературы
Перу русских авторов принадлежит около 156 текстов, относящихся к жанру жития. Первые из них связаны с именами князей Бориса и Глеба, предательски убитых своим же братом. Они же стали и первыми русскими христианскими мучениками-страстотерпцами, канонизированными православной церковью и считающимися заступниками государства. Далее были созданы жития князя Владимира, Александра Невского, Дмитрия Донского и многих других видных представителей земли русской. Особое место в этом ряду занимает жизнеописание протопопа Аввакума — непокорного вождя старообрядчества, написанное им самим во время пребывания в Пустозерском остроге (17 век). По сути, это первая автобиография, рождение нового литературного жанра.
Житие как жанр древнерусской литературы
Русской литературе без малого тысяча лет. Это одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литературы французская, английская, немецкая. Ее начало восходит ко второй половине X века. Из этого великого тысячелетия более 700 лет принадлежит периоду, который принято называть «древней русской литературой».
Древнерусская литература вплоть до XVII века не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц — исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…
Ни одно из произведений Древней Руси — переводное или оригинальное — не стоит обособленно. Все они дополняют друг друга в создаваемой ими картине мира. Каждый рассказ — законченное целое, и вместе с тем он связан с другими. Это только одна из глав истории мира.
Одной из таких картин служит Житие, призванное стать биографией духовных и светских лиц, канонизированных христианской Церковью. В основе Жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью Жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в Житии не портрет, а икона». Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона — это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего Средневековья рассказывалось о человеке. Герой Жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того — попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в Средние века повествование о человеческой судьбе.
Если же рассмотреть структуру Жития, то мы заметим целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим недостоинство автора, его многогрешность, призывание помощи Божией и святых, взгляд на значение святого в деле спасения.
Вводной части также свойственны многочисленные цитаты и параллели из священных книг. Потом повествуется деятельность святого, предназначенного с младенческих лет, иногда еще до рождения, стать богоизбранным сосудом высоких дарований; эта деятельность сопровождается чудесами при жизни, запечатлевается чудесами и по смерти святого. Житие заканчивается похвальным словом святому, выражающим обыкновенно благодарение Господу Богу за ниспослание миру нового светильника, осветившего житейский путь грешным людям. Все эти части соединяются в нечто торжественное, богослужебное: Житие и предназначалось для прочтения в церкви на всенощном бдении накануне дня памяти святого.
Житие обращено, собственно, не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала.
Каноническая схема Жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.
Страница из великих Четьи Минеи
В Древнюю Русь с начала письменности переходят через посредство южных славян и переводятся непосредственно с греческого языка сборники Житий («минеи», «пролог», «патерики»), а также начинают составляться оригинальные Жития первых русских святых — Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (XI век) и др. Русские авторы Житий несут в себе идеи независимости политической и церковной жизни молодого Киевского государства; порой они во многом отходят от канонов греческой агиографии.
Иногда в основу Житий кладутся лишь отдельные драматические эпизоды из жизни святых (история убийства Бориса и Глеба), вводятся внутренние монологи и эмоциональные диалоги, в ряде случаев меняется тип биографии: то это простой рассказ, богатый историческими и бытовыми наблюдениями (житие Леонтия Ростовского, XII век), то военно-патриотическая повесть (Житие Александра Невского, Довмонта Псковского, XII-XIV века), то поэтическая сказка (житие Петра и Февронии, XV-XVI века).
Второе южнославянское влияние (конец XIV — начало XV века) содействует развитию в русской агиографии витийственно-риторического стиля — «плетения словес», в результате чего возрастает эмоциональность и психологизм повествования. Появляется группа видных агиографов: митрополит Киприан, который перерабатывает Житие митрополита Петра, Епифаний Премудрый (Жития Сергия Радонежского, Стефана Пермского), серб Пахомий Логофет (Житие Кирилла Белозерского и др.). В эпоху укрепления централизованного русского государства (XVI век) агиография становится на службу идеологическим задачам правительства. Осуществляя политику Ивана Грозного в области духовной жизни, митрополит Макарий сильно расширяет сонм русских святых и руководит составлением их Житий, которые объединяются в Великих Четьих Минеях (12 огромных томов), включающих почти все обращавшееся на Руси наследие переводной и оригинальной агиографии, заново переработанное и риторически украшенное. В XVII веке составляются собрания Четьих Миней Германа Тулупова (1627-1632), Иоанна Милютина (1646-1654) и Димитрия Ростовского (изд. 1689-1705). В XV-XVII веках создается особенно большое число новых Житий, посвященных монахам Русского Севера и отразивших колонизационную роль монастырей, их борьбу за землю с крестьянством. В агиографический стиль все более вносятся черты реальной жизни, Жития постепенно сближаются с бытовой повестью (Житие Юлиании Лазаревской). Во второй половине XVII — начале XVIII века создаются новые Жития, посвященные представителям религиозного движения — раскола. Героями их становятся противники государственной Церкви, проклятые ею и гонимые царской властью (Жития Ивана Неронова, Морозовой, Кирилла Выгорецкого и др.). Это направление агиографии тяготеет к изображению народного быта и отличается «просторечием». Жанр биографии святого перерастает в жанр поучительно-полемической автобиографии «апостолов» раскола (Жития Аввакума, Епифания).
По объему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития: биографическое (биос) и мученическое (мартириос). Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма — более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа Житий лежат «протоколы» допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.
Другая группа Житий повествовала о христианах, добровольно подвергавших себя разного рода испытаниям: богатые юноши тайно покидали дом и вели полуголодную жизнь нищих, подвергаясь унижениям и насмешкам; подвижники, оставив города, уходили в пустыни и жили там в полном одиночестве (отшельники). Особым видом христианского подвижничества было столпничество, при котором святой обитал долгие годы на вершине каменной башни — столпа, а в монастырях подвижники могли затворяться в келье, которую не покидали ни на час вплоть до смерти.
Среди византийских Житий наибольшее распространение получили переводы житий Алексия, человека Божьего, Андрея Юродивого, Варвары, Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, Екатерины, Иоанна Златоуста, Николая Мирликийского, Параскевы Пятницы и др.
Жития русских святых создавались на протяжении всех веков существования древнерусской литературы — с XI по XVII век. Жития эти также могут быть систематизированы по типу героев: княжеские, Жития церковных иерархов, строителей монастырей, подвижников во славу церкви и мучеников за веру, жития юродивых. Помимо этого, Жития могут быть сгруппированы по географическому принципу — по месту жизни и подвигов святого и месту возникновения Жития (киевские, новгородские и северорусские, псковские, ростовские, московские и др.).
Об авторстве тех или иных житий в ряде случаев мы узнаем из текста самих произведений, на основе косвенных данных. Нестор Летописец (XI-XII), Епифаний Премудрый (XIV-XV), Пахомий Логофет (XV) — вот наиболее известные из авторов русских житий.
Группируя жития по характеру героев, отметим: — Жития подвижников во славу Церкви и создателей монастырей (Александр Свирский, Варлаам Хутынский, Авраамий Ростовский, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.);
— Жития иерархов Русской Церкви — митрополитов (Алексия, Ионы, Киприана, Петра, Филиппа);
— Жития юродивых (Василия Блаженного, Иоанна Устюжского, Михаила Клопского и др.).
Из княжеских Житий наиболее известны Жития Александра Невского, Бориса и Глеба, князя Владимира, Дмитрия Донского и др.
Женских Житий в русской агиографии мало: Анны Кашинской, Евфросинии Полоцкой, Евфросинии Суздальской, Иулиании Вяземской, Иулиании Осорьиной, княгини Ольги. Не обошло стороной и влияние на житийную литературу легендарно-сказочных мотивов. Местные предания иногда столь сильно влияют на авторов, что к Житиям созданные ими произведения могут относиться только потому, что герои их признаны Церковью святыми и в заглавии их может фигурировать термин «Житие», тогда как по литературному характеру это ярко выраженные сюжетно-повествовательные произведения. Это «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма, «Повесть о Петре, царевиче Ордынском», «Повесть о Меркурии Смоленском». В XVII веке на Русском Севере возникают Жития, полностью основанные на местных легендах о чудесах, происходящих от останков людей, жизненный путь которых с подвигами во славу Церкви не связан, но необычен — они страдальцы в жизни. Артемий Веркольский — мальчик, погибший от грозы во время работы в поле, Иоанн и Логгин Яренские — то ли поморы, то ли монахи, погибшие в море и найденные жителями Яренги на льду, Варлаам Керетский — священник села Кереть, убивший жену, наложивший сам на себя за это тяжкие испытания и прощенный Богом.
Только древнерусское Житие дает нам возможность наблюдать личную жизнь в Древней Руси, хотя и возведенную к идеалу, переработанную в тип, с которого корректный агиограф старался стряхнуть все мелочные конкретные случайности личного существования. Нередко это и своеобразная местная летопись глухого уголка, не оставившего по себе следа ни в общей летописи, ни даже в какой-либо грамоте. Такие записи чудес иногда велись по поручению игумена и братии особыми на то назначенными лицами, с опросом исцеленных и свидетельскими показаниями, с прописанием обстоятельств дела, являясь скорее деловыми документами, книгами форменных протоколов, чем литературными произведениями. Несмотря на это, в них иногда ярко отражается быт местного мирка, притекавшего к могиле или ко гробу святого со своими нуждами и болезнями, семейными непорядками и общественными неурядицами.
Жития, в свою очередь, формировали взгляды древнерусских читателей на идеал святости, на возможность спасения, воспитывали филологическую культуру (в лучших своих образцах), создавали идеальные формы выражения подвига святого.
Анастасия Яковлева
Покров
Литература
- Житие // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. — Институт научной информации по общественным наукам РАН: Интелвак, 2001. — Стб. 267—280 — 1596 с. — ISBN 5-93264-026-Х.
- Барсов Н. В.
Жития святых // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. - Зубов В. П.
Епифаний Премудрый и Пахомий Серб (к вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского») // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 145—158. - Дмитриев Л. А.
Житийные повести Русского Севера как памятники литературы XIII—XVII вв.: Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний / Отв. ред. А. М. Панченко; Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1973. — 304 с. — 6850 экз. - Ключевский В. О.
Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 2003. - Лихачёв Д. С.
Человек в литературе древней Руси. М., 1970. - Ранович А. Б.
Как создавались жития святых. — М.: Госполитиздат, 1961. — 72 с. — (Научно-популярная библиотечка по атеизму). - Серебрянский Н.
Древнерусские княжеские жития. (Обзор редакций и тексты). М., 1915. - Троицкий С. В.
// Православная богословская энциклопедия. — СПб.: Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник», 1904. — Т. 5. — Стб. 582
Что такое житие в литературе?
С течением времени житие, как церковная литература, постепенно стало перерождаться в самостоятельный литературный жанр. Разумеется, вначале, все же эти произведения были достоянием Церкви и писались церковными служителями.
Но были некоторые причины, которые еще на заре возникновения этого жанра приближали его к высокой литературе:
- Подробное повествование, связанное единым сюжетом, определенными канонами написания произведения.
- Высокий стиль рассказа, тщательное изучение подлинной истории и отражение ее в произведении.
- Профессионализм автора в создании не просто исторического описания, но подлинного произведения.
- Хранение рукописных жизнеописаний, переиздание их в дальнейшем и облачение их в форму книг.
Все эти признаки и стали отправной точкой в том, что жития довольно скоро стали самостоятельными художественными творениями
В них уделялось большое внимание не только подвигам святого, но и описанию его праведной жизни, достойной отражения в литературе и истории
Таким образом, жанр жития стал историко-биографическим эпосом, отражающим не только жизнь конкретного человека, но и время, в котором он жил. Красочно описывались географические и даже исторические подробности эпохи жития самого героя. Поэтому многие произведения стали важными документами для исследования и изучения прошлого времени.
Значение слова житие
Примеры употребления слова житие в литературе.
Дело в том, что сочетание авантюрности с острой проблемностью, диалогичностью, исповедью, житием и проповедью вовсе не является чем-то абсолютно новым и никогда раньше не бывшим.
Дед пророчил жития святого Лабра, всего во вшах, и святой Марии Алакок, которая вылизывала языком фекалии больных.
Или сам авва Алексий или даже Леонтий-Станята, Станька попросту, молодой послушник, новогородец, прибившийся было к Троицкой обители, которого Сергий, испытав и понявши, что уединенное киновийное житие не для него, отослал в спутники к Алексию, собиравшемуся в Царьград, благо Станята, неведомо как, почти самоуком, научился разуметь по-гречески.
Наиболее важные для Руси события рассказаны под годами: 941, к которому отнесен первый поход Игоря на греков, изложенный по хронографу Амартола и частью по греческому житию Василия Нового, под 944 — годом второго похода, в описании которого очевидно участие народного сказания, и под 945, где помещен текст Игорева договора с греками и потом рассказано также по народному киевскому преданию о последнем древлянском хождении Игоря за данью, о смерти князя и о первых актах Ольгиной мести.
Всегда Арефа завидовал нескверному иноческому житию, и сама дьячиха уже не один раз говорила ему, что пора за божье дело приниматься, а о мирском позабыть.
Он, правда, слышал, что у коммунистов житье не сахар, ну и хрен с ними, можно почитать из красной книжечки, пока ашанти не отвалят обратно, а там сделать ноги.
Федоска ересиарх и ему подобные начали явно всю церковь бороть, посты разорять, покаяние и умерщвление плоти в некое баснословие вменять, безженство и самовольное убожество в смех обращать и прочие стропотные и узкие пути жестокого христианского жития в стези гладкие и пространные изменять.
И радость мягкой мебели, и радость уютной комнаты — после тысячи лет неустроенного, ободранного, бесприклонного житья.
В первые месяцы, когда высокая смертность и примитивное бивуачное житье не позволяли охране вести точный счет заключенных, в шалашах, бывало, по нескольку дней оставляли заледенелые трупы, получая на них в бригадах хлебные пайки и талоны на баланду.
Решив, в силу этого размышления, сменить Биркина не в очередь с вахты, Синявский встал и чуть-чуть не расплакался, вспомнив домашнее житье, сладкое и беспечное.
Встал посередке и без дальнейших разговоров захрипел густейшим басом: — Благоденственное и мирное житие, здравие, спасение и во всем благое поспешение, на врага победу и одоление подаждь, господи!
А когда возвращались в обитель через пятивиргатное поле, святой отец Джеймс начал было благочестиво рассказывать нам житие святого Григория, как вдруг раздался шум словно бы бушующего потока, и гнусный бес перепрыгнул через высокую стену вокруг луга и кинулся к нам быстрее ветра.
Житье с Зельднером, который требовал от Василия Афанасьевича то сушеных вишен, то еще каких-то даров из экономии Васильевки, жизнь, продолжавшаяся до перехода в 1822 гаду на казенный кошт, была горькой, обидной.
По этим двум, как по витринному образцу, можно было судить о житиях и деяниях остальных рыцарей скулодробительного и великомученического черносотенного братства.
Из жития Евдокии-великомученицы У Дунаевых с ходу крыльцо не возьмешь: впокат, вперекос и ступеньки и верхний настил, так что хочешь не хочешь, а начнешь иматься руками за стену.
Источник: библиотека Максима Мошкова
Признаки жития как литературного жанра
Первым признаком существования жития как литературы является тот факт, что повествование велось о реально жившем человеке. Обязательным было точное следование биографическим и историческим фактам.
Но с акцентом на его благостной жизни, за что Господь и даровал ему чудесную силу. То есть сам рассказ должен был служить назиданием верующим, а тем более неверующим, чтобы могли они видеть перед собой достойный пример служения Богу, а значит и людям. Это есть второй признак самостоятельности жанра — идеологическая подоплека произведения.
И еще один — стиль произведения и его язык. Все житие писалось в возвышенных тонах, дабы возвысить героя в глазах читателя. Отсюда множество высоких, хвалебных, восторженных слов и выражений. И конечно, все повествование изобиловало церковной и библейской лексикой, ссылками на Ветхий и Новый Завет, церковные каноны.
Итак, можно резюмировать, что такое житие. Это жанр древней литературы, описывающей земной путь причисленного ныне к святым человека. И это не народное творчество, а сознательное создание высокохудожественного произведения на религиозные темы с жизнеописанием христианских святых.
Жития преподобных
Житийные произведения долгое время были самыми популярными в древней Руси. Писались они по строгим канонам и, по сути, раскрывали смысл человеческой жизни. Одним из самых ярких образцов жанра является «Житие преподобного Сергия Радонежского», изложенное Епифанием Премудрым. Тут есть все, что должно быть в художественных текстах этого типа: герой происходит из благочестивой семьи праведников, послушных воле Господней. Божий промысел, вера и молитвы поддерживают героя с детства. Он кротко переносит испытания и уповает только на Божью милость
Осознав важность веры, свою сознательную жизнь герой проводит в духовных трудах, не заботясь о материальной стороне бытия. Основу его существования составляют посты, молитвы, укрощение плоти, борьба с нечистым, аскетизм
Жития русских святых подчеркивали, что их персонажи не боялись смерти, исподволь готовились к ней и принимали свой уход с радостью, так как это позволяло их душам встретиться с Богом и ангелами. Заканчивалось произведение, как и начиналось, славословием и восхвалением Господа, Христа и Духа Святого, а также самого праведника — преподобного.
Жанры религиозной литературы
Древняя Русь обретала свою письменность вместе с духовными книгами, которые были привезены из Византии греческими священниками. Да и первая славянская азбука, как вы знаете, была разработана солунскими братьями, Кириллом и Мефодием. Поэтому именно церковные тексты стали тем источником знаний, по которому наши предки постигали книжную премудрость. К жанрам древней религиозной литературы относились псалмы, жития, молитвы и проповеди, церковные легенды, поучение и повесть. Некоторые из них, например повесть, впоследствии трансформировались в жанры светских произведений. Другие же остались строго в церковных рамках. Давайте разберемся, что такое житие. Определение понятия следующее: это произведения, посвященные описанию жизни и деяний святых. Речь не идет только об апостолах, продолживших проповедническую деятельность Христа после его смерти. Героями житийных текстов становились мученики, прославившиеся высоконравственным поведением и пострадавшие за веру.
Задачи и цели жития
Первостепенной задачей жития было не просто описание жизни святого. Ведь святым человек начинал почитаться за известные заслуги перед Богом и людьми. А значит, его жизненный путь — обязательно путь героя. Поэтому и в жизнеописании его особое место уделялось его подвигам. Причем описывались они исключительно в восхваляющем ключе, так, чтобы читатель был воодушевлен его деяниями и, конечно, стремился приблизиться сам к богоугодным делам.
Конечно, сам рассказ строился по определенному принципу. Ведь что означает слово житие в первоначальном смысле? Все же происходит от слова жизнь. А значит, и повествование начиналось от рождения святого, а зачастую и от жизни его родителей и предков, и заканчивалось его упокоением и продолжением небесной жизни, почитанием его Церковью, сотворением посмертных чудес. И вот в течение описания его земного пути как раз и описывались во всех красках его подвиги, сотворенные чудеса, благолепие.
Также могли описываться и жития людей, не совершивших в жизни ничего героического, но ставших святыми из-за чудес, сотворенных им уже после смерти.
