митрополит Антоний (Храповицкий)

В миру Храповицкий Алексей Павлович, родился 17 марта 1863 г. в семье старого новгородского дворянина-помещика, общественного деятеля, бывшего генерала и героя войны 1877-1878 гг..

Воспитанный матерью в церковно-аскетическом духе, он после окончания гимназии с золотой медалью поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию.

В ранней молодости находился под большим влиянием Достоевского, часто посещал его, много с ним беседовал, утверждаясь в христианстве, православии и монашестве. Друзья Храповицкого предполагали, что не с него ли Достоевский писал Алешу Карамазова, тем более, что и имя было одно и то же.

В конце 4-го курса Академии Алексей принял монашество с именем Антония и в 1885 году был рукоположен во иеромонаха. Жизнь он вел скромную и строгую, выполнял обеты монашества.

Академическая карьера

В 1885 году по окончании Академии Антоний был оставлен в ней в качестве профессорского стипендиата и в то же время, исполняя должность помощника инспектора Академии с 1885 по 1886 год.

В 1886 году назначен преподавателем Гомилетики, Литургии и Каноники в Холмскую духовную семинарию.

В 1887 году был избран исполняющим должность доцента Петербургской духовной академии по кафедре Св. Писания Ветхого Завета. В «Церк. Вестнике» за 1891 год упоминается как преподаватель по кафедре «Введение в круг богословских наук» той же Академии до 1890 года.

В 1888 году получил степень магистра богословия после защиты диссертации на тему: «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности». В том же году утвержден в звании доцента Академии.

В 1889 году назначен исполняющим должность инспектора Петербургской Духовной Академии.

В 1890 году получил назначение на должность ректора Петербургской духовной семинарии, с возведением в сан архимандрита, а через несколько месяцев перемещен на должность ректора в Московскую духовную академию.

При нем был основан, 8 ноября 1891 года, академический журнал «Богословский Вестник».

По воспоминаниям прот. Сергия Четверикова, учившегося в МДА в то время, «владыка Антоний был сердцем нашего академического мира… Двери его покоев во всякое время были открыты для студентов. Сам он часто приходил на нашу вечернюю молитву в академическую церковь и после молитвы о чем-нибудь беседовал. Он умел подойти к каждому из нас, и из наших отношений с ним был устранен дух формализма и официальности. Мы жили согретые его любовью и лаской. И вместе с тем эти отношения были чужды всякой фамильярности. Мы чувствовали его неизмеримое превосходство… Он впервые, может быть, многим из нас раскрывал смысл православного пастырства как любовного и самоотверженного приятия в свою душу своей паствы, переживания вместе с нею всех горестей и радостей, всех испытаний, искушений и падений своих духовных чад и возрождения и восстания силою сострадательной любви и молитвы».

В 1895 году назначен ректором Казанской духовной академии. Этот перевод произошел по причине разногласий с митрополитом Московским Сергием (Ляпидевским), настаивавшим, что не следует постригать в монахи до 30 лет.

Собрание сочинений. Том I

Принятие священства[11]

Предназначившие себя к пастырскому служению молодые люди любят спрашивать о том, принимать ли священный сан тотчас по окончании духовного образования или же побыв несколько в звании светского человека. Мы не имеем ничего против последнего желания многих юношей: пусть юноша, только что выпущенный из стен учебного заведения, приглядится к действительности, познакомится с живыми людьми, вообще с жизнью, пусть юноша приобретет некоторую жизненную опытность, которая ему пригодится в его будущем служении, предохранив его от многих ошибок.

Но только желаем, чтобы это знакомство юноши с жизнью в звании светского человека продолжалось недолго, из опасения, чтобы не охладел его молодой пыл к ревностной пастырской деятельности, чтобы не исчезла у него обычная у юношей молодая жажда бескорыстной деятельности, чтобы не заглохло его еще неиспорченное чувство правды. Такого рода опасения внушаются тем обстоятельством, что годы жизни по выходе из школы для большинства бывают не годами развития нравственного, но упадка, обленения к молитве, охлаждения к подвигам, потери целомудрия, развития корысти и вообще временем очерствения души. Ввиду всего этого для молодого человека, не отличающегося особенно силою воли, лучше принять священный сан без жизненной опытности, т. е. по окончании курса непосредственно или через год, нежели с теми свойствами человека пожившего — чиновника, которые столь часто остаются на священнике неизгладимым пятном до самой смерти и делают из него вместо пастыря стада Христова просто переодетого бюрократа.

Переходим к описанию тех чувств и деяний, которые должны быть свойственны назначенному на священническое место кандидату.

Приготовление к принятию таинства Священства должно состоять в благоговейном созерцании, в сердечном переживании величия, важности служения иерейского и той ответственности за паству, которую берет на себя будущий пастырь.

Каким же образом должно утверждать себя в подобном настроении?

Прежде всего не тем способом времяпрепровождения, какой допускают многие кандидаты священства, которые стараются воспользоваться последними неделями своей светской жизни для увеселений, уже недоступных священнику, свадебных пиршеств и т. п. Неудивительно, что душа и тело, утомленные разного рода излишествами, оказываются затем совершенно неспособными к умиленной молитве. Образ жизни молодого человека, готовящегося к принятию священного сана, должен быть сосредоточенный, богомольный, почти монашеский. К сожалению, при современных порядках к такого рода упражнениям встречаются существенные недоумения, с которыми должно посильно считаться. Они лежат и во внешних условиях принятия священства. Первое из этих условий — женитьба и соединенные с нею сомнения по поводу необходимого быстрого выбора невесты вместо воспетых стихотворцами и прозаиками таинственных исканий, встреч, романов. Нам, впрочем, кажется, что человек идеи вообще и, в частности, служитель идеи религиозной не может питать того мистического обоготворения своей невесты, о которой пишут романы. Да искать этой мистической любви и не нужно, по нашему мнению, потому, что браки, основанные на ней, в большинстве случаев бывают несчастны вследствие пресыщения беспочвенными чувствами. Поэтому сообразнее с будущею религиозною деятельностью пастыря, прочнее для счастья будет брак, основанный на прочном взаимном уважении и любви спокойной, сознательной.

Второе внешнее условие принятия священства — избрание места для пастырской деятельности.

Теперешняя практика, столь мало напоминающая прежнее избрание пастыря, не должна, однако, служить для бескорыстных ревнителей Церкви причиной соблазна. При рассуждении о выборе места нужно принять в соображение следующее. Если церковная власть в лице архиерея по знанию нужд паствы известной местности заинтересована известной личностью нового пастыря и найдет его полезным особенно на известном посту или месте, то, конечно, ставленник по долгу послушания должен принять его как волю Божию, взирая на себя как на орудие Церкви. Если же духовная администрация выбор места предлагает на волю ставленника, то желательно, чтобы побуждения последнего в этом случае были бескорыстны. Ни прихода богатого, ни такого места, в котором житье беспечальнее, должен искать ставленник, но он должен дать себе отчет, какое дело влечет его к себе наиболее, какой род служения пастырского находит наиболее сочувственный отклик в его сердце. Места или должности пастырские различны. Может пастырь идти в село служить простому народу, или в город к образованным людям, или в законоучители и миссионеры.

Каждое из названных назначений требует приложения различных даров ума и сердца, каждое имеет свои привлекательные стороны и свои затруднения. Бывают такие отзывчивые, широкие натуры, которые могут быстро освоиться с любой средой и с пользою служить на самых разнородных должностях; случается также, что молодой кандидат священства не умеет дать себе отчета, к чему именно он наиболее способен. В этих двух случаях, да, пожалуй, и во всех прочих, хорошо поступит искатель священства, если предоставит свою участь кому-нибудь из своих духовных руководителей, т. е. духовнику ли, или инспектору, или ректору, или епархиальному архиерею, — смотря по тому, от кого из них он может встретить наиболее внимательное отношение к своему запросу. Значение такого послушания заключается в том, что всякое послушание есть распятие своей воли, подвиг, а дело, начатое с подвига, всегда можно считать наполовину уже сделанным, потому что первый подвиг, соединенный с лишениями или стеснениями, развивает в человеке готовность и к дальнейшим, новым подвигам.

Путь первоначального послушания есть путь прямой, но не единственный: не погрешит, как сказано, и тот, кто направил себя к какому-либо определенному виду пастырского служения.

Какие же могут быть основания к предпочтению каждого из этих видов?

Свободное предпочтение пастырства в селе может основываться на свойственном христианству, особенно восточному, искании подвига и отрешения от всяких преимуществ общественного положения, желание жить в бедности и труде, чтобы являться неукоризненным утешителем бедняков. Подобное настроение, конечно, весьма похвально, если оно чуждо помысла гордости и осуждения всех товарищей, поступающих в города, и, кроме того, если оно не соединено с презрительным взглядом на крестьян как на людей, будто бы наиболее далеких от христианского совершенства, а на себя как на их культиватора. Молодой пастырь, настроенный самостоятельно и горделиво, останется навсегда чужд и духа пастырского и самого народа. Если он желает быть близким к последнему, то должен проникнуться духом благочестия народного, взирать на устои жизни народной с уважением и сочувствием, а не быть в глазах крестьян ученым иностранцем. При всем том напрасно некоторые студенты семинарий или академий думают, будто жизнь сельского священника сравнительно с городской совершенно неблагоприятна для того, чтобы держаться на уровне образованного человека, будто она влечет пастыря к огрубению. Подобная опасность грозит на самом деле гораздо сильнее тем настоятелям городских купеческих приходов, которые если поддаются течению жизни, то через 15–20 лет по вступлении в клир настолько поглощаются сытою жизнью среди семейных торжеств своих прихожан, что по содержанию своих интересов ничем не отличаются от своих малоученых псаломщиков, хотя и были магистрами богословия.

Напротив того, священник сельский, если он сам не подавлен крайнею нуждою, взирая на окружающую его жизнь сверху вниз и принимая волей-неволей участие во всех явлениях общественной, семейной и личной жизни своего тесно сплоченного по быту прихода, являясь деятельным свидетелем самых разительных страданий и смертей, переживает постоянные подъемы своего нравственного настроения. Поэтому, если он и не богат разнообразным чтением, если даже постоянно ограничивается Библией, беседами свт. Златоуста, «Церковными ведомостями» да «Нивой», все-таки может находить для своего ума весьма разнообразную и обильную пищу и быть философом, моралистом, каковых действительно гораздо легче найти среди сельского духовенства, нежели среди городского. Немало среди первого и искренних идеалистов, до старости лет сохраняющих самый живой интерес к науке и общественной жизни.

Еще более побуждений к духовному развитию, особенно умственному, встречает пастырь, избравший для себя местом служения окраины отечественной Церкви, например, в Польше или Остзейском крае. Там религиозная борьба побуждает обогащать ум познаниями, да и бытовое положение духовенства гораздо благоприятнее, чем внутри империи, как со стороны обеспечения, так и со стороны отношения к нему общества, в данном случае чиновнического. Пастырь, желающий быть полезным не для себя только, но и для прихода на окраине, должен ознакомиться с ее положением, с историей и непременно изучать местные языки. Самою печальною, хотя и наиболее часто повторяющеюся ошибкой его будет то, если он поставит свою задачу в уподоблении чиновничьему люду и в старании ввести только внешность церковно-государственного строя внутренних губерний через обезличение данной местности со стороны религиозно-бытовой и со стороны наречия. Поступая так, он явится в глазах прихожан не пастырем, но волком, не щадящим стада. Житие свт. Стефана Пермского убеждает нас в том, что духовное слияние русского пастыря с инородческою паствою есть не только единственное средство к ее благодатному просвещению — этой главнейшею задачею служителя Божия, — но и ее бытовому сближению с русским народом, чего тщетно стал бы он добиваться путем стеснительных мер.

Третий род служения пастырского бывает в приходе городском, например, в своем родном городе или в городе столичном. Полезно и почтенно и такое служение, если избирается не ради корысти, не путем предосудительных происков и борьбы с достойнейшими кандидатами. Нужно помнить и то, что «никакой пророк приятен есть в отечестве своем» и жизнь молодого священника среди многочисленной родни если и бывает приятна, то редко полезна; разве если человек обладает сильным характером, умеет не подчиняться обстановке, но себе подчинять последнюю. Во всяком случае, такой кандидат должен готовить себя к тому, чтобы быть пастырем всесословным, а не домохозяином только и богатым квартирантом, как это часто бывает. Чтобы объединить в одно действительное общество свой приход, он должен прежде всего полюбить чердаки и подвалы, явиться туда с благодеющею рукою и тем подать пример всесословного приходского братства благотворения, без которого городской приход останется чисто отвлеченным понятием.

Не должен он, однако, отвратить взор свой и от маловерной и нравственно немощной интеллигенции, но быть, по возможности, хозяином и в области предметов, занимающих людей образованных, чтобы и эти считали его своим, а не каким-то почтенным архаизмом, с которым приходится ведаться в Рождество и Пасху, припасши для этого закуску и несколько вовсе не интересных никому вопросов о богослужении или праздниках. Приготовив себя к такому всеобъединяющему призванию, священник сразу станет в глазах прихода выше всех и будет способен к самому серьезному нравственному влиянию.

Четвертый род служения иерейского есть звание законоучителя. Ошибается тот кандидат богословия, который считает это звание как наименее бесправное, наиболее свободным среди прочих служений священника. На самом деле, зависимость законоучителя от местного начальства гораздо крепче, чем приходского священника. С особенною силою почувствует эту разницу законоучитель, желающий внести что-либо новое, живое в свое дело. Если же он избрал такую службу лишь для того, чтобы его никто не мог трогать, чтобы быть, так сказать, наименее священником, наименее отделяться по жизни и деятельности от чиновников, то, конечно, кроме зла он ничего не внесет в жизнь школы, так как влияние законоучителя — и преподавательское, и чисто религиозное — обусловливается всецело тем условием: если измученные формалистическим отношением светских преподавателей, хотя бы в священнике, ученики встречают отца, ценящего не внешность, а вносящего в жизнь законы правды внутренней, взывающего не к внешней исправности только, а прежде всего к совести. Одним словом, законоучитель должен быть прежде всего священник и отец, а затем уже преподаватель. Тогда только изучение его предмета будет совершаться усердно и старательно, без ненависти и кощунства.

Звание законоучителя должно быть избираемо любителями воспитания, педагогами по призванию, но притом людьми с миссионерским огнем, готовыми с ревностью противостать множеству противохристианских влияний на учащуюся среду и также различным увлечениям последней, например, светскостью, чувственностью, удальством, рационализмом и т. п. Это удается только такому священнику, которому не чуждо знакомство и понимание модных веяний, научных и особенно литературных материй, кто обладает способностью увлекать молодые души в сторону подвига религиозного взамен разрушительных стремлений. Законоучитель должен еще уметь презирать и осмеивать разврат и франтовство и в то же время сохранять всегда мирное, чуждое фанатизма настроение и преуспевать в добродетели терпения.

Так разнообразны и многочисленны умственные и нравственные расположения, необходимые для спасения разнородного стада Христова. Дарования эти лишь в зачатке могут вырабатываться путем духовных упражнений будущего священника, а в полноте своей даются благодатью священства, если ее принимают достойно. Было сказано, что для достойного ее принятия должно готовиться к ней, несмотря на вышеуказанные неблагоприятные условия — свадебных празднеств и напряженного искания места. За всем тем на совести каждого лежит возможное отдаление хиротонии от свадьбы и предварение первой: 1) предварительным говением, 2) чтением слова Божия и аскетических писаний, 3) удалением от мирских дел и беседами с духовными старцами. Несколько дней, проведенных в подобной обстановке, оставляют глубокий след на всю жизнь человека. Особенно к ставленнической исповеди должно отнестись благоговейно и искренно. Эти первые шаги духовной жизни не повторяются, и если их творить неправильно, то исправиться в дальнейших шагах будет несравненно труднее и останется повод к позднему раскаянию, может быть, на всю жизнь. Худо делают и те руководители ставленников, которые побуждают их к благоговейному поведению и вычитыванию правил, «дабы не соблазнить ближних». Последнее опасение важное, но далеко не существенное. Таким важнейшим побуждением должно быть попечение о собственной душе, о собственной нравственной настроенности. Если непривычный молиться ставленник не иначе как с большим самопонуждением может выстаивать час или два на молитве, то подобная неподготовленность и испытывается во время молитвы; сухость настроения и скука не должны быть побуждением к критике самих установлений Церкви и их оценке, а к сознанию того, что ты стоишь ниже предполагаемой в христианине духовности, что тебе надо до нее развиваться, ибо молитвенное правило и церковный обычай держания себя выработаны практикой духовной жизни великими столпами веры и любви, которых перерасти, конечно, не мог бы легкомысленный студент, богатый только внешними познаниями, но не дарами духа. При таком образе мыслей и при старании следовать ему дар умиления не замедлит явиться у ставленника. Душевная сухость и утомление молитвой будут в нем пробуждать печаль о своем очерствении и смиренное, покаянное настроение, последнее же есть достаточное условие духовного восторга и услаждений молитвой, которое вдруг сменяет собою прежнюю печаль о своем очерствении. О стяжании и сохранении такой молитвенной настроенности во время хиротонии ставленники должны пещись с тем большим усердием, что последние дни перед посвящением способны сильно расстроить душу при теперешних порядках, которые как будто нарочно установились так, чтобы окружать ум и сердце посвящаемого самыми соблазнительными столкновениями, неуместною совершенно суетой и беспокойством, — разумеем выполнение бумажной формы дела, сопряженное подчас с многократным беганьем из консистории к иподиакону и духовнику, получением выговоров от них за опаздывание, смущение от незнания священных обрядов хиротонии и т. п. Если ставленник допустит раздражение в своем сердце, то повредит только своей душе и повредит надолго. Во избежание таких смущений и вообще для того, чтобы достойно приступить к таинству Священства и получить его спасительный дар, а не осуждение, ставленник должен подготовить себя к нему надлежащим говением, чтением слова Божия и отцов и исправным исполнением молитвенного правила. Поступая так, он проникнется сознанием важности предстоящего ему служения, своей собственной греховности и слабости и той страшной и великой ответственности, которая от него потребуется. Тогда он будет проникнут всецело этим сознанием и на окружающую его обстановку, на грубое обращение с ним клириков во время пострижения он не будет оскорбляться. Если и заметит он недостойное обращение в алтаре клириков, то предоставит их суду Божию и собственной совести, будучи сам подавлен сознанием собственного недостоинства и греховности. Церковное, скажем, монашеское поведение ставленника перед хиротонией есть внешнее условие к достойному воспринятою благодатного дара. Другое условие есть внутренняя решимость всего себя отдать Богу, посвятить Ему самоотверженно всю свою жизнь, с полною готовностью принять смерть за слово истины. Такой решимости требовал Господь от апостолов, просивших первенства в Церкви. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?

(Мф. 20, 22; Мк. 10,38).

Если приступающий к посвящению благоговейно приготовит себя к нему, то благодатный дар таинства изменит его и он выйдет после епископского руковозложения действительно другим человеком; если не выполнит, то благодать Божия будет ему в осуждение.

Можно указать признаки, по которым легко узнать принявшего священство недостойно. Такой священник сразу же совершенно свободно возвращается к прежней своей жизни и привычкам, хотя бы и недостойным его нового сана, и старается всем показать, что он остался таким же человеком и что может делать то же самое, что делал и раньше, или же он показывает вид всем и каждому, что он тяготится рясою, жалуется на то, что ему нельзя теперь делать то или другое, что дозволительно мирянам; в служении он туп и неодушевлен; когда нужно преподать благословение или совет, то стесняется, совершает это неохотно, с понуждением; или же, напротив, он все достоинство своего нового звания поставляет в том, чтобы всюду напоминать, что он теперь власть, лицо с начальственными полномочиями; прикрикивает на своих клириков, хотя бы и почтенных старцев, не терпит от них никаких указаний богослужебных ошибок своих; бывает груб и неуступчив. Таковы проявления недостойного принятия дара.

Достойное принятие сана изменяет человека, если не в той степени, как апостолов — снисхождение языков огненных, или Савла — видение Христа, то все же изменение это существенно и чудно. Вступив в духовный брак с Церковью, пастырь приобретает свойства духовного отца — свойство любви и мудрости, дерзновенной решимости и одухотворенной молитвы и силы слова. Таковы и подобны им внешние проявления благодатного дара, но его первоначальные действия бывают внутренние и преимущественно следующие: 1) в области его сознания; 2) в области чувства.

Благодатное прикосновение производит в человеке то, чего он никак не может достигнуть путем теоретических рассуждений. С глаз человека спадает как бы некая, мешавшая ему прежде ясно видеть завеса, и он совершенно ясно определяет всю окружающую жизнь в одном созерцании — борьбе добра со злом, которой исходы бывают в руках Божиих. Отсюда путь к той величавой невозмутимости и незнающему уныния постоянству, которыми сияют перед нами образы великих пастырей от Моисея и до святителя Тихона. Неудачи деятелей внешних повергают их в отчаяние и понуждают удаляться от общественной борьбы; напротив, жизнь пастыря, как бы не изменялись ее положения, остается неумолкающим свидетельством истины и любви христианской.

В области чувства благодать производит двоякого рода действие — положительное и отрицательное. Положительное состоит в водворении в человеке новых благодатных чувств, отрицательное — в победоносной борьбе с себялюбием, с содержанием ветхого человека.

Облагодатствованный в таинстве Священства человек является вполне равнодушным к себе и уже не себя любит, но свою паству как Божие дарование, как благословенную семью свою, и притом прежде, чем увидит ее. Своею любовью он обнимает не только достойных, но и тех, которые, как недужные, требуют врача, не только отдельных лиц, но всех вообще; на всех смотрит как на детей, порученных Отцом Небесным водительству его на пути ко спасению. Такой благодатный дар самоотречения и любви к ближнему говорит о хорошем настроении священника и дает надежду на успех его пастырской деятельности. Раскройте книгу Деяний апостольских и вы увидите, что оба эти настроения в их положительных и отрицательных раскрытиях охватывали собою умы и сердца свв. апостолов при их восторженно благодатных озарениях; такова речь св. апостола Петра в Пятидесятницу и вторая — по исцелении хромого, таково содержание молитвы двенадцати, такова и старческая исповедь ап. Павла к филиппийцам (см. Флп. 1, 16–28) И К Тимофею (см. 2 Тим. 4, 6–9).

Если же мы примем во внимание[12], что речь у нас о самоотречении не пустом и бессодержательном, но во имя Христово на земле, ясно нами представляемое, то понятно, что насколько само наше религиозное чувство из рабского переходит в самочувствие друзей Христовых, согласно с Его обетованием тем, кому Он открыл Свою волю (см. Ин. 15, 15), настолько и та часть Его духовного царства, которая вручена Духом Божиим нашему отеческому попечению, становится уже тем самым столь же дорогим нашему сердцу достоянием, как матери ее новорожденное дитя, прежде чем она успела его увидеть, и только потому, что это ее дитя. Так же точно и пастырь: прежде чем узнать свою паству, уже горячо ее любит, любит, не разбирая добрых от злых, и даже последних больше, ибо «не здоровые, но больные требуют врача» (см. Мф. 9, 12; Мк. 2, 17; Лк. 5, 31), — как сказал Христос Спаситель. Исполнял же Его слово известный праведник Серафим Саровский, с тем большею нежностью принимавший приходившего к нему, чем более тяжким грешником тот оказывался. Вопреки свойству естественных филантропов, откровенно признающихся, что, питая любовь к отвлеченному человечеству, они именно ближних-то, окружающих, не только любить, но и переносить-то часто не могут, — вопреки этому естественному взаимному отвращению людей, не умерших греху себялюбия, — самоотверженный пастырь весь исполняется любовью к своим духовным детям и общение с ними предпочитает всякому иному утешению, по слову Пастыреначальника, Который однажды, обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь

(Мк. 3, 34–35).

Чтобы привести еще подобие, могущее объяснить зарождение этой благодатной любви из решимости умереть для плоти и жить для Христа и Церкви, укажем на девицу, доверчиво преданную родителям и расположенную любить, но жившую в уединении, как это было в древнерусской жизни. Отец обещает ей привести жениха и обещает ей с ним супружеское счастье: нужно ли говорить, что душа ее сразу же прилепится к жениху и даже раньше, чем она его увидит? Подобное бывает со служителем Слова. Он любит свою будущую паству не за ее добродетели, не одевает ее в своем воображении ореолом святости, но знает, что она есть порученный для его благодатного возделывания Божий виноградник, он верит, что здесь будет действовать благодать; он уже заранее предвидит могучие движения последней, он видит во врученной ему местной церкви ее истинного Жениха — Христа, видит Христову домостроительную десницу, открывающуюся ему во всех явлениях, во всех слышащихся на исповеди признаниях. Может ли он не любить свою паству до самозабвения, до совершенного отказа находить себе счастье в чем-либо другом?

Говоря о зарождении в нас пастырской жизни, Божественное Откровение и здесь обращается к сравнению с чувством материнским, состоящим из тех же двух элементов: самоотречения или страдания и любви, как и пастырство, причем оба эти элемента взаимно обусловливают друг друга, так что при появлении одного возрождается к жизни и другой. Материнская любовь, предваряемая муками рождения, в них, конечно, получает свой источник. Эти муки побуждают женщину, жившую, быть может, весело и беспечно, вдруг потерять всякий вкус к лично своей жизни и жить единственно своими детьми. Подобное именно явление приводится Св. Писанием для объяснения духовного пастырского возрождения учеников Слова: женщина, когда рождает, терпит скорбь,

— говорит Господь, —
потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир
(Ин. 16,21).

Викарий Казанской епархии

7 сентября 1897 года был хиротонисан во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. Хиротонию совершали в Казани: архиепископ Рижский и Митавский Арсений (Брянцев), как представитель Святейшего Синода, епископ Нижегородский и Арзамасский Владимир (Никольский), епископ Самарский Гурий (Буртасовский), епископ Сарапульский Никодим (Боков) и епископ Балахнинский Аркадий (Карпинский).

1 марта 1899 года назначен епископом Чистопольским, первым викарием Казанской епархии, с оставлением в должности ректора.

Преосвященный Антоний пользовался глубокой любовью молодежи и окружающих его, а скромность его и простота все увеличивали толпу его приверженцев. Его чарующее обаяние «пленяло в послушание ему сердце каждого человека с первого знакомства, с первой встречи». Не знавшие его близко, изумлялись непреодолимой силе нравственного влияния его на сердца и волю студенчества, говорили, что он обладает силой «внушения».

На людей действовал он не строгостью и законностью, а добрым, кротким словом. Преосв. Антоний давно приобрел себе широкую известность, как весьма усердный и ревностный распространитель духовного просвещения и богословской науки в народных массах. В Петербургской Академии он был душой кружка студентов – проповедников, разносивших плоды академической науки по церквам во внебогослужебных чтениях, общественным и частным залам, заводам, тюрьмам, ночлежным домам; такие же кружки он основал в академиях Московской и Казанской.

Противник всяких административных и учебных строгостей и ограничений, Преосв. Антоний всегда стремился к достижению выполнения учащимися правил, уставов и программ свободной волей. Провидению угодно было провести его по всем почти академиям, и всюду он оставил после себя заметный след. Как начальник, педагог, ученый и воспитатель, епископ Антоний был кумиром учащейся молодежи. Благоговея пред высотой монашеского служения, епископ Антоний своим настроением пленял академическую молодежь и являлся одним из идейных родоначальников монашества и пестуном многочисленной новой школы ученого монашества. Родоначальником ученого монашества считают Антония (Вадковского). Епископ Антоний первый стал оправдывать образ жизни учено-административного монашества, порвавшего связь с монастырским затвором. Около епископа Антония группировалась монашеская интеллигенция, под его влиянием многие приняли монашество.

За период ректорства в духовных академиях епископ Антоний постриг более 60-ти студентов, из которых впоследствии большинство стали архиереями. Уже в позднейшие годы в своих поучениях он много и убедительно говорил о том, какие тяжелые жизненные последствия постигают тех, которые предполагая вступить на путь монашества, как бы услышав зов Божий, по каким либо житейским соображениям уклонились от этого пути.

Епископ Уфимский и Мензелинский

14 июля 1900 года переведен на самостоятельную Уфимскую и Мензелинскую кафедру.

По предложению и.д. ректора, инспектора Казанской академии от 17 августа 1900 г., Преосв. Антония, епископа Уфимского и Мензелинского постановили: избрать в почетные члены Казанской Духовной Академии ввиду высокопреосвященной и плодотворной деятельности, ввиду его солидных литературных и научно-богословских трудов, ввиду выдающегося церковно-ораторского таланта и неутомимого проповедования слова Божия и, наконец, ввиду его щедрой благотворительности и материального вспоможения нуждающимся студентам Академии.

На Волынской кафедре

27 апреля 1902 года назначен епископом Волынским и Житомирским, священноархимандритом Почаевской Успенской Лавры.

В 1906 году возведен в сан архиепископа.

В 1908 году управляя Волынской епархией, он первый из русских иерархов откликнулся на суждения по вопросу о восстановлении патриаршества в России, издав брошюру соответствующего содержания, как приложение к журналу «Русский Инок». Антоний с юных лет был большим приверженцем патриаршества. На учебнике русской истории Илловайского его рукой нанесены заметки, восхваляющие патриарха Никона и порицающие царя Алексея.

В 1911 году был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке.

В 1912 году был назначен членом Святейшего Синода с оставлением его на занимаемой кафедре.

На Харьковской кафедре

14 мая 1914 года был назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским.

1 мая 1917 года был уволен на покой, согласно прошению, с назначением ему местожительства в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре Финляндской епархии.

16 августа 1917 года вновь назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским.

Осенью 1917 года на Всероссийском Поместном Соборе был один из трех кандидатов в патриархи, вместе с владыками святителем Тихоном Московским и Арсением Новгородским. В то время народная молва оценила его как «самого умного» из архиереев Русской Церкви – в отличии от «самого строгого» Арсения и «самого доброго» Тихона. Блестяще образованный и талантливый церковный писатель, видный церковный деятель двух последних десятилетий синодальной эпохи, давний поборник патриаршества, владыка Антоний пользовался самой широкой поддержкой соборян из трёх кандидатов как бесстрашный и опытный церковный вождь. При голосовании он набрал наибольшее число голосов, но Господь отвёл от него этот жребий.

28 ноября 1917 года был возведен в сан митрополита.

Антоний (Храповицкий)

Детство и юность

Отец — Павел Павлович Храповицкий — новгородский помещик, генерал, принадлежал к дворянскому роду Храповицких. Его отец был внуком кабинет-секретаря Александра Храповицкого. Мать, Наталья Петровна Веригина — дочь помещика Харьковской губернии. В семье было четверо сыновей; Алексей был третьим. В раннем детстве, когда семья переехала в Санкт-Петербург, Алексей начал принимать участие в архиерейских богослужениях — в качестве жезлоносца и книгодержца. Религиозным воспитанием обязан матери[3].

Вопреки его желанию учиться в духовном училище, был в девятилетнем возрасте отдан в 5-ю петербургскую гимназию. В то время глубокое впечатление на него производили лекции Владимира Соловьёва (идеи которого он позднее критиковал прежде всего за прокатолическую направленность[3]), публичные выступления Фёдора Достоевского. Позже в России и русской эмиграции было распространено мнение, что Алёша в романе Достоевского «Братья Карамазовы» был написан с юного Храповицкого; но, по утверждению последнего, он не был лично знаком с Достоевским[4].

В 5-м классе гимназии он написал службу святым Кириллу и Мефодию, которая впоследствии, в 1887 году, была одобрена Синодом для богослужебного употребления и вошла с состав дополнительной Минеи. Важным событием в жизни юноши стало знакомство с архимандритом Николаем (Касаткиным)[3].

В 1881 году окончил гимназию с золотой медалью[3], затем, вопреки воле отца[3], выдержал вступительные экзамены в Санкт-Петербургскую духовную академию; поступление дворянина, закончившего гимназию, в Духовную академию было тогда шагом чрезвычайно необычным, ибо туда шли преимущественно дети духовенства. Ближайшими друзьями Алексея Храповицкого стали Михаил Грибановский (впоследствии епископ Таврический) и Иван Страгородский (впоследствии Патриарх Московский и всея Руси).

Монашество; начало служения

В 1885 году окончил с учёной степенью кандидата богословия Cанкт-Петербургскую духовную академию, приняв 18 мая 1885 года постриг в академический церкви — был наречён Антонием в честь преподобного Антония Римлянина; 12 июня рукоположён во иеродиакона, 29 сентября — во иеромонаха.

Оставлен при академии профессорским стипендиатом и назначен субинспектором. С 1886 года преподавал гомилетику, литургику и церковное право в Холмской духовной семинарии.

С 1887 года — исполняющий должность доцента Петербургской духовной академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. В 1888 году ему присвоена степень магистра богословия после защиты диссертации на тему «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности». В этом же году он утверждён в звании доцента Академии. В 1889 году назначен исполняющим должность инспектора Академии.

В 1890 году Антоний был возведён в сан архимандрита и назначен ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии. Во время учёбы и преподавания в Санкт-Петербурге сформировались богословские взгляды Антония, вызывавшие впоследствии полемику; в эти же годы состоялось его знакомство с Иоанном Кронштадтским, продолжавшееся и во время ректорства в Московской духовной академии. Опыт Иоанна Кронштадтского стал одной из основ курса пастырского богословия, составленного Антонием[3].

С 1891 года — ректор Московской духовной академии (МДА, в возрасте 27 лет[3]).

Летом 1895 года, вследствие несогласия митрополита Московского Сергия Ляпидевского с новаторскими подходами молодого ректора МДА к воспитанию и обучению, в частности поощрением студентов к принятию монашества, переведён на должность ректора Казанской духовной академии (по 1900 год).

Епископское служение до революции 1917 года

Епископ Чебоксарский Антоний (Храповицкий) (фото из журнала «Деятель» за декабрь 1898 года)
7 сентября 1897 года хиротонисан в Казани во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии.

1 марта 1899 года, в связи с открытием в Казанской епархии второго викариатства, назначен епископом Чистопольским, первым викарием Казанской епархии, с оставлением в должности ректора.

14 июля 1900 года высочайше утверждён доклад Синода о бытии ему епископом Уфимским и Мензелинским (самостоятельная епархиальная кафедра в Уфе)[5]; 17 августа избран почётным членом Казанской духовной академии.

27 апреля 1902 года переведён на Волынскую кафедру (епархиальный центр в Житомире) епископом Волынским и Житомирским, священноархимандритом Почаевской Успенской лавры. Построил в лавре тёплый Троицкий собор в «новгородско-псковском стиле» (освящён в 1912 году), проект которого был заказан молодому архитектору Алексею Щусеву. Боролся со взяточничеством и поборами с духовенства, способствовал возрождению Овручского монастыря и Почаевской лавры, председатель Волынского отдела Императорского православного палестинского общества.

В 1905 году — один из организаторов Союза русского народа; почётный председатель его Почаевского отдела. Во время первых еврейских погромов он выступил с крайне резким осуждением насилия. Так, в прочитанной в Житомире проповеди, посвящённой кишинёвскому погрому, он сравнил его участников с Иудой и дикарями-каннибалами[6].

Состоял почётным членом «Казанского общества трезвости» и Казанского отдела Русского собрания. Стал первым архиереем — членом Русского собрания[7].

22 апреля 1906 года избран членом Государственного совета Российской империи от монашествующего духовенства, состоял в группе правых. 13 января 1907 года сложил с себя полномочия члена Госсовета.

В марте — декабре 1906 года состоял членом Предсоборного присутствия при Святейшем синоде, где председательствовал в VI отделе «По делам веры: о единоверии, старообрядчестве и других вопросах веры».

6 мая 1906 года был возведён в сан архиепископа.

В марте — апреле 1908 года руководил высочайше назначенной ревизией Киевской духовной академии, приведшей к уходу её ректора — епископа Платона (Рождественского), что обусловило впоследствии неприязненные отношения двух иерархов в эмиграции. По позднейшему мнению протоиерея Георгия Флоровского, ревизия «не была беспристрастной, особенно в Киевской академии»[8].

В июле 1908 года председательствовал на 4-м Всероссийском миссионерском съезде в Киеве. Награждён орденом Святого Владимира III (1898) и II (1908) степеней.

В 1911 году издал 2-е собрание своих трудов и 14 июня того же года советом Казанской духовной академии был удостоен степени доктора богословия (утверждён в звании Святейшим синодом 15 июля). Награждён бриллиантовым крестом для ношения на клобуке.

В январе 1912 году председательствовал на 1-м Всероссийском единоверческом съезде.

Выступал с осуждением имяславия как ереси.

В 1912 году назначен членом Святейшего синода с оставлением на Волынской кафедре; после кончины митрополита Антония (Вадковского) обер-прокурор Владимир Саблер предложил его кандидатуру на замещение Санкт-Петербургской кафедры, но предложение не было принято императором.

В 1912—1913 годах участвовал в работе Предсоборного совещания.

В феврале 1913 года находился в Петербурге, принимая участие в праздновании 300-летия Дома Романовых, в частности, 21 февраля сослужил патриарху Антиохийскому Григорию IV, который возглавил торжественную литургию в Казанском соборе[9] (архиепископ Антоний был инициатором приглашения патриарха Григория на торжества). За несколько дней до начала юбилейных торжеств по его поручению с соизволения императора[10] в Петербург из Житомира была привезена Почаевская икона (находилась временно в Житомире ввиду угрозы войны)

14 мая 1914 года назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским.

После Февральской революции 1917 года комиссаром духовных дел в Харькове стал присяжный поверенный Рапп, а затем присланный Киевской украинской церковной радой урядник Корнильев. Члены Церковной рады были настроены националистически и хотели удалить из Харькова правящего архиепископа Антония (Храповицкого). 16 апреля 1917 года в Благовещенском соборе часть прихожан потребовала удаления архиерея из епархии. Комиссар духовных дел приказал архиепископу Антонию покинуть Харьков в трёхдневный срок. Однако под давлением верующего народа этот срок увеличили до пяти дней и позволили оставаться в пределах губернии до решения Священного синода. Архиепископ Антоний подал прошение на покой и отбыл в Святогорский монастырь своей епархии. Однако революционные губернские власти не разрешили ему пребывание в пределах Харьковской губернии. 15 мая 1917 года по постановлению Священного синода он отправился на покой в Валаамский Спасо-Преображенский монастырь[11].

Примечательно, что Валаамский монастырь относился к Финляндской епархии, которой на тот момент управлял архиепископ Сергий (Страгородский), ученик архиепископа Антония. Не покое архиепископ Антоний написал сочинение «Догмат искупления», вызвавший впоследствии острую критику богословского характера. Был избран на Всероссийский Поместный собор (открылся 15 августа) от монашествующих, но участвовал как епархиальный архиерей, так как в августе был вновь избран на епархиальном собрании в Харькове на прежнюю кафедру (избрание утверждено 16 августа).

В 1917—1920 годах

Архиепископ Антоний в 1917 году. Художник Михаил Нестеров. Государственная Третьяковская галерея
Члены Центральной Рады были настроены против монархиста архиепископа Харьковского Антония. 16 апреля 1917 года во время службы в Благовещенском соборе «деятели украинского национального движения» шумно потребовали его смещения с кафедры.[12] «Комиссар духовных дел» Центральной Рады В. И. Рапп также потребовал от него удалиться из Харькова. 1 мая 1917 года архиепископ Антоний был уволен на покой в Валаамский монастырь, куда выехал 15 мая 1917.[12]

Позднее, с августа 1917 года, Антоний — член Поместного собора 1917—1918 годов, участвовал в 1-2-й сессиях, товарищ председателя Собора, член Соборного совета и Судной комиссии при Совещании епископов, председатель X и член II, V, XI, XII отделов. Первый (по числу голосов: получил 309 голосов; за ним следовали архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) — 159 голосов, митрополит Московский Тихон (Беллавин) — 148 голосов) из трёх кандидатов на патриарший престол.

5 ноября 1917 года, сразу по избрании на патриарший престол чрез жребий митрополита Московского Тихона прибыл с другими архиереями-членами Собора в Троицкое подворье (резиденцию Московского митрополита), где приветствовал последнего от имени Собора. В ответ наречённый Патриарх, поблагодарив всех архиереев, обратился лично к архиепископу Антонию, сказав, в частности: «Припомним, как в годы нашего учения в академии блаженной памяти наставники наши преосвященные Антоний и Михаил и Вы, ныне здравствующий владыка Антоний, в беседах, и часто после вечерней молитвы говорили студентам о восстановлении патриаршества. Владыка Антоний паче других потрудился в сем деле, и мы свидетели сего. Пропоём ему многая лета»[13].

С 28 ноября 1917 года — митрополит Харьковский и Ахтырский.

30 мая 1918 года избран митрополитом Киевским и Галицким; в июле избран председателем Всеукраинского церковного собора. В декабре 1918 года, после занятия Киева войсками Директории, был арестован наряду с архиепископом Евлогием (Георгиевским). Оба архиерея были отправлены поездом в заключение в униатский монастырь в Бучаче, где находились епископ Чигиринский Ниим (Кротков) и его иеродиакон Николай; позже переведён в монастырь в Белянах под Краковом. По освобождении некоторое время жил во Львове.

Осенью 1919 года избран почётным председателем Временного высшего церковного управления на Юго-Востоке России, действовавшего на территориях, подконтрольных Белому движению[14] .

В эмиграции

Покинул Россию в марте 1920 года, прибыв из Новороссийска в Афины, откуда перебрался на Афон, где планировал остаться, но пробыл около пяти месяцев.

В сентябре 1920 года был вызван Петром Врангелем в Крым, откуда 6/19 ноября 1920 года эвакуировался вместе с его армией и другими беженцами в оккупированный Антантой Константинополь. В тот же день на борту корабля «Великий Князь Алексей Михайлович» вместе с митрополитом Одесским Платоном (Рождественским), архиепископом Полтавским Феофаном (Быстровым) и епископом Севастопольским Вениамином (Федченковым) принял участие в заседании Временного высшего церковного управления на Юге России. Этот день Русская зарубежная церковь рассматривает как начало своего существования[15]

Пётр Врангель и Антоний Храповицкий в Югославии. 1927 год

14 февраля[16] 1921 года переехал в Сербию (Королевство сербов, хорватов и словенцев), где ему была предоставлена резиденция в Сремских Карловцах (бывший дворец Карловацких патриархов). В ноябре — декабре 1921 года в Сремских Карловцах состоялось Всезаграничное русское церковное собрание, впоследствии переименованное в Собор. Собор образовал Высшее русское церковное управление заграницей (ВРЦУ) под председательством митрополита Антония, принял ряд политических документов антибольшевистской направленности.

В эмиграции поддерживал белые силы на Дальнем Востоке. Владивостокская организация «Вера, Царь и Народ» опубликовала призыв митрополита Антония к антибольшевистским вооруженным силам Дальнего Востока[17]. Антоний призывал к созданию народного ополчения для защиты «православной веры и русского обычая»[17]. Антоний заявил, что его призывы — аналогия призывам Нижегородской рати в ее походе на Москву в 1612 году[17]. По словам Антония, главная цель нового ополчения — возродить «старую Россию, настоящую русскую православную Россию с царем из потомков патриарха Филарета и Михаила Федоровича Романова»[17].

5 сентября 1927 году Временный заграничный Архиерейский синод, заслушав послание заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного патриаршего Священного синода (в Москве) от 16/29 июля 1927 года («Декларацию митрополита Сергия»), постановил: «Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения её безбожной советской властью, лишающей её свободы в своих волеизъявлениях и каноническом управлении Церковью»[18]. Указом заместителя Патриаршего Местоблюстителя и при нём Патриаршего Священного синода (в Москве) «О Карловацкой группе» от 22 июня 1934 года № 50 постановлялось запретить в священнослужении, среди прочих, «бывшего Киевского митрополита Антония»[19]. 10 сентября 1934 года Архиерейский собор в Сремских Карловцах особым постановлением отверг указ митрополита Сергия; постановление было подписано 17 епископами, не считая подписи митрополита Антония. Вместе с тем, суд над зарубежными архиереями, о котором говорится в решении от 22 июня 1934 года, так и не состоялся[20].

До своей кончины в 1936 году возглавлял Русскую православную церковь заграницей. Был ярым оппозиционером митрополита Сергия и возглавляемого им де-факто Временного патриаршего Синода в Москве, находившегося под полным контролем руководства СССР.

До конца жизни оставался убеждённым монархистом. Высказывал мнение, что за русской революцией стоят евреи; так, в своём послании от 12/25 сентября 1929 года в связи с событиями на КВЖД писал: «<�…> мы от имени Св. Церкви, от имени Христова молим вас, отцы, братие и сестры во Христе, подняться с того далёкого края нашего отечества по сию и даже по ту сторону китайской границы, восстать против врагов нашей родины, против злых безбожных и руководящих оными христоненавистников-иудеев, именно тех, которые стоят за спиной неразумных большевиков <�…>»[21].

В «Воззвании к православным русским людям» 13 сентября 1929 года признал великого князя Кирилла Владимировича императором с 1924 года, хотя ранее признавал «Верховным Вождём» великого князя Николая Николаевича.

Тепло относился к воспитанному при русском императорском дворе югославскому королю Александру I Карагеоргиевичу, которого одно время рассматривали в РПЦЗ как возможного претендента на русский престол. Приветствовал возвращение на престол в 1935 году находившегося до того в изгнании греческого короля Георга II, написав, что видит в том «второй и третий шаг к возвращению славного прошлого и великого будущего Православной Империи», о создании которой он мечтал.

В конце жизни пытался примириться с митрополитом Евлогием (Георгиевским) без последствий для раскола в русском церковном зарубежье.

В последние годы своей жизни митрополит Антоний не мог вставать и ходить.

Скончался 10 августа 1936 года в Сремских Карловцах. Отпевание в соборной церкви Белграда 12 августа совершил патриарх Сербский Варнава, неизменно оказывавший покойному защиту и покровительство.

Погребён на Новом кладбище Белграда, в склепе Иверской часовни.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, находясь в Югославии в 1945 году, отслужил панихиду по митрополиту Антонию[22].

Труды

В 1900 году в Казани было издано полное собрание сочинений митр. Антония в трех томах. Эти три тома позволяют составить о нем, как о писателе довольно цельное представление. Его скромная по объему философская диссертация тонет в них незаметной и нехарактерной частицей. Факт свободы воли здесь доказывается из «данности» его в нашем сознании и самосознании.

Следующей ученой работой митр. Антония, выросшей из его профессорских занятий, является «Толкование на книгу св. пророка Михея» (СПБ, 1891), оно же вошло в собрание его сочинений. Отдав дань науке Антоний в остальных своих трудах выступает в типичном облике публициста. Его язык отличается живостью и легкостью, не чуждой местами резкой развязанности. Отзывчивый темперамент, хорошее литературное образование, подвижной ум п проницательность при встречах с людьми дали ему большую власть над духовным студенчеством. Юноши подолгу просиживали у своего неслыханно гостеприимного и ласкового ректора. «Это университет», восклицает один из них; «это – древне-греческая академия: здесь среди болтовни и шуток сеются идеи, каждая из которых достойна вырасти в диссертацию». Нередко как и бывало, но гораздо более оттуда вышло юных монахов особого оттенка.

Богословские воззрения Антония не лишены индивидуальности и даже новаторства, вызывающие его в некоторых пунктах даже на прямую полемику с неподвижными ортодоксами.

Он подчеркнул общественную миссию Церкви, и применительно к этой задаче, развил целую систему пастырского душепопечения, приближенного к интересам жизни и к интеллектуальному уровню общества.

Прямота митрополита, граничащая с резкостью на многих, особенно на инакомыслящих, производила впечатление отрицательное. Один из товарищей его брата в молодости его спросил его: «Неужели Вы, умный, образованный человек верите, что Христос вознесся на небо, и что просфора и вино превращаются в Его Плоть и Кровь?» – «Я не могу сомневаться, отвечал Антоний, – если бы я усумнился, то мне не оставалось бы ничего другого, как броситься с Литейного моста вниз головой».

Всем было известно его остроумие несколько грубоватого характера. Рассказывали, что он, кажется, еще будучи студентом, за торжественным обедом, на шутливый вопрос родственника Храповицких генерал-майора Крепке – почему «митрополит», а не «митро-стреляй», ответил: «А почему, Ваше Превосходительство, «ду-рак»… Здесь сделал длительную паузу и спокойно, смотря в глаза ошарашенного генерала, пониженным голосом закончил…, а не «ду-рыба»…

Когда обер-прокурор предлагал Синоду возвести в сан епископа малограмотного монаха Варнаву, кто-то из членов Синода стал возражать. Тогда дано было понять, что этого желает императрица и Распутин. Митр. Антоний сказал (очевидно саркастически): «Ну, что-же! Мы готовы и черного борова сделать епископом, раз они этого желают».

За свои ученые богословские труды, которые первоначально были изданы в Казани, а затем переизданы книгоиздателем И.Л. Тузовым, митр. Антоний получил звание доктора богословия.

Свои сочинения он помещал, главным образом, в академических изданиях: «Церк. Вестн.» (С.-Петерб. Акад.), «Богосл. Вестн.» (Моск. Акад.), «Прав. Собес.» (Казан. Акад.), «Уфим. Епарх. Вед.», «Церк. Вед.», «Мис. Обозр.», «Волог. Епарх. Вед.», «Волын. Епарх. Вед.», Газета «Колокол» (В. Скворцов) и др.

В вышеуказанных журналах архим. Антоний помещал много проповедей и статей, которые не вошли в наш список его трудов.

Список сочинений

«Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности (магистерская диссертация). СПБ, 1887. Изд. 2-е СПБ, 1888. «Беседы о православном понимании жизни и его превосходстве над учением Л. Толстого». СПБ, 1889. «Превосходство православия над учением папизма в его изложении В. Соловьевым». СПБ, 1890. Беседы о превосходстве православного понимания Евангелия сравнительно с учением Л. Толстого». Изд. 2-е. СПБ, 1891. «Толкование на Ветхий Завет». Выпуск 7-й. «Толкование на книгу св. Пророка Михея». СПБ, 1891. «Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М. Достоевского» (из «Бог. Вестн.» 1893 г.). [Ист.: БЭЛ т. III, стб. 778-780]. «Из чтений по Пастырскому богословию». Казань, 1896. «Критический обзор библиографического сообщения «Над Евангелием». «Прав. Собес.» 1897, февраль, с. 1. «Возможна ли нравственная жизнь без христианской религии?» (По поводу «Критики Догматического богословия» Л.Н. Толстого). «Прав. Собес.» 1897, апрель, с. 491-524. «Значение молитвы для пастыря Церкви». «Прав. Собес.» 1897, май, с. 587-607. «О любви к ближним» (Слово в Великий Четверток). «Прав. Собес.» 1897, июнь, с. 727-731. «Слово пред благодарственным молебствием по окончании 3-го Всероссийского миссионерского съезда». «Прав. Собес.» 1897, сентябрь, с. 239-243. «Какое значение для нравственной жизни имеет вера во Иисуса Христа, как Бога». Казань, 1886. «Прав. Собес.» 1896, сентябрь, с. 3-21. Нравственное учение в сочинении Толстого «Царство Божие внутри вас» пред судом учения христианского. Изд. 2-е. М., 1897. Изд. 3-е. М., 1902. Слово при погребении Преосв. епископа Таврического Михаила 22 августа 1898 года. «Прав. Собес.» 1899, январь, с. 68. «Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы». Изд. 2-е, Казань, 1898. Слово пред панихидой о Пушкине. (Сказанное в Казанском университете 26 мая 1899 года). «Прав. Собес.» 1899, июнь, с. 783-801. «О духовных дарах юности». «Прав. Собес.» 1899, октябрь, с. 408-419. Лекции по Пастырскому богословию. Казань, 1900. Труды в трех томах: 1 том – Проповеди, II том – Статьи догматического содержания, III том – Статьи философско-критического содержания. Слово на панихиде по великой княгине Александре Петровне, во инокинях Анастасии, сказанное в Казанском кафедральном соборе 17 апреля 1900 года. «Прав. Собес.» 1900, май, с. 481-485. Памяти К.П. Победоносцева. «Голос Церкви» 1912, март, с. 170-171. Русская правда. «Голос Церкви» 1912, октябрь, с. 167-174. «Беседа христианина с магометанином об истине Св. Троицы». 1903 г. «Сын Человеческий». «Богосл. Вестник», № 11, 1903, с. 361-370. «Слово о Страшном Суде и о современных событиях». 1905 г. «Заявление о свободе вероисповедания в 6-м отделе предсоборного присутствия 19 мая 1906 года». Почаев, 1906. «Письмо на имя К.П. Победоносцева в начале ноября 1905 г.». 1906 г. «О более близких отношениях к армии пастырей и архипастырей церкви». 1906 г. «Нравственный смысл основных христианских догматов». Вышний Волочек, 1906. «О православном пастырстве». М., 1906. «Из окружного послания». «Приб. к «ЦВ» 1907, № 31, с. 1259. «Слово на благодарственном молебне после выборов в третью Государственную Думу». 1907 г. «Слово о Кишиневских событиях». Кишинев, 1908. «О восстановлении патриаршества в России». Почаев, 1908. «Русскому новобранцу добрая памятка от православного архипастыря». М., 1909. Собрание лекций и статей по Пастырскому богословию. М., 1909. Статья: «Храм славы и храм скорби». «Приб. к «ЦВ» 1909, № 41, с. 1909. Статья: «Пастырская беседа». «Приб. к «ЦВ» 1910, № 6, с. 228. Речь при вручении жезла новопосвященному еп. Острожскому Гавриилу в Житомирском Преображенском соборе. «Приб. к «ЦВ» 1910, № 32, с. 1325. Проповедь на перенесение св. мощей преп. Евфросинии Полоцкой 21 мая 1910 года. «Русск. Паломн.» 1912, № 42, с. 656. Слово, произнесенное в семинарской церкви 9 сентября 1910 г. на 150-летии Холмской духовной семинарии. «Приб. к «ЦВ» 1910, № 46, с. 1943. Окружное послание к Волынской пастве о говении. «Приб. к «ЦВ» 1911, № 11, с. 463. Речь при встрече государя в Оврученском храме. «Приб. к «ЦВ» 1911, № 37, с. 1527-1528. Слово на день памяти преп. Сергия. «Бог. Вестн.» 1892, ноябрь, с. 247. Слово на молебне пред началом учения 12 сентября 1893 г. «Бог. Вестн.» 1893, октябрь, с. 111. Слово при вручении архиерейского жезла новопоставленному епископу Пахомию. «Приб. к «ЦВ» 1911, № 40, с. 1655. «Беды от лжебратии». М. 1912 год и «Голос Церкви» 1912 г., октябрь, с. 132-149. Послание ко всем отделяющимся от Православной Церкви старообрядцам. «Приб. к «ЦВ» 1912, № 10, с. 395, «Голос Церк.» 1912, март, с. 30-47, Отд. изд. СПБ, 1913. Слово о Божественном промышлении, явленном в событиях при воцарении дома Романовых. «Приб. к «ЦВ» 1912, № 19, с. 771, «Голос Церкви» 1912, май, с. 18-26. Слово правды укрывателям правды. «Приб. к «ЦВ» 1912, № 28, с. 1143, «Голос Церк.» 1912, сентябрь, с. 27-43. «Чем отличается православная вера от западных исповеданий». («Из Мисс. Обозрен.») 1901, июль- август, с. 3. «Как относится служение общественному благу к заботе о спасении своей собственной души?» «Русск. Паломн.» 1912, № 42, с. 656. Трактат: «Церковь Христова, как хранительница и истолковательница Божественного Откровения». «Русск. Паломн.» 1912, № 42, с. 656. Слово на панихиде по выносе тела покойного Владыки митр. Антония в Лаврском соборе. М., 1912 год. «Приб. к ЦВ» 1912, № 45, с. 1821. Плач на кончину Патриарха Иоакима III. М. 1912 год. «Приб. к «ЦВ» 1912, № 46, с. 1860, «Гол. Церк.» 1912, декабрь, с. 135-140. «Нравственная идея догмата Церкви». Полное собрание сочинений. т. II, СПБ, 1911. «Прав. Собес.» 1913, январь, с. 31. «О новом лжеучении о боготворящем имена и об «Апологии» Антония Булатовича». «Приб. к «ЦВ» 1913, № 20, с. 869, «Русск. Инок» 1913, вып. 9, с. 554-556. «О чем нужно более всего пещись епископу». Слово, сказанное при вручении жезла новопоставленному еп. Дионисию 20 апреля 1913 г. «Приб. к «ЦВ» 1913 г. «Приб. к «ЦВ» 1913, № 21, с. 939. Слово при погребении Преосв. Арсения, архп. Харьковского и Ахтырского 1 мая 1914 года. «Приб. к «ЦВ» 1914, № 28, с. 1229. Первое слово к Харьковской пастве. «Приб. к «ЦВ» 1914, № 28, с. 1229. Речь архиепископа Харьковского. «Приб. к «ЦВ» 1914, № 32, с. 1403. «Нравственное обоснование важнейшего христианского догмата». «Прав. Собес.» 1915, ноябрь, декабрь, с. 389. Слово пред отпеванием тела почившего митрополита Флавиана. «Приб. к «ЦВ» 1915, № 47, с. 2355. «Руководственные указания Преосв. Антония, еп. Уфимского, священникам и прочим клирикам в инородческих и других приходах Уфимской епархии». «Приб. к «ЦВ» 1901, № 48, с. 1747-1751. Окружное послание ко всем отделяющимся от Православной Церкви старообрядцам. СПБ, 1913. Письма к пастырям. Речь при вручении жезла епископу Сумскому Митрофану 5.IV.1916. «Приб. к «ЦВ» 1916, № 25, с. 607-608. «Православие». Догмат искупления. Карловцы, 1926 г. «Два пути пастырства – латинский и православный». (Из Богосл. Вестн.»). 1894. «О пастырском призвании». (Из руководства для сельских пастырей). 1900 [?]. «Новое чудо от Почаевской иконы Божией Матери». «Рус. Инок» 1911, июль, вып. 12, с. 50. «Кого должны просвещать монастыри?» «Рус. Инок» 1911, декабрь, вып. 48, с. 11-13. Проект о диакониссах. «Рус. Инок» 1911, декабрь, вып. 48, с. 58. Речь, сказанная Каменец-Подольским паломникам, пришедшим в Почаевскую Лавру 18 мая 1911 года. «Рус. Инок» 1911, май, вып. 10, с. 56. «О сокращении внутренней жизни». Слово при пострижении студента Московской духовной академии диакона Павла Сосновского (Дионисия). «Рус. Инок» 1913, № 2, с. 101-104. «Монашество есть подвиг надежды». Слово при пострижении в монашество студента Московской духовной академии Данилова (Стефана). «Рус. Инок» 1913, № 3, с. 165-168. «Как и чем обрести покой души?» Слово при пострижении вольнослушателей Московской духовной академии Алексеева и Машкина. Наречены: Михей и Серапион. «Рус. Инок» 1913, № 4, с. 235. «Различие путей иноческой жизни». Слово при пострижении студента Московской духовной академии Николая (Бессонова) Никона. «Рус. Инок» 1913, № 5, с. 291-294. «Бранные приемы врага искусителя». Слово при пострижении студента Московской духовной академии Владимира Никольского (Андроника). «Рус. Инок» 1913, № 6, с. 357. Речь при встрече Антиохийского Патриарха Григория IV. «Рус. Инок» 1913, № 6, с. 365. «О скорбях иноческой жизни». Слово при пострижении магистранта Московской духовной академии Василия Мещерякова (Евдокима). «Рус. Инок» 1913, № 7, с. 421-427. «Мучительная раздвоенность». Слово, сказанное при пострижении в монашество студентов Казанской духовной академии 4-го курса: священника Никодима Троицкого (Нафанаила) и студента 2-го курса Валентина Лебедева (Варсонофия). «Рус. Инок» 1913, № 8, с. 494-498. «Голос звания Божия в жизненных испытаниях». Слово при пострижении студентов Казанской духовной академии, священников – Михаила Павлова (Макария) и Павла Раевского (Феодосия). «Рус. Инок» 1913, № 10, с. 630-634. «Чем должен быть Константинополь?» «Рус. Инок» 1916, № 1, с. 14-21. «Опыт христианского православного катехизиса». Митр. Елевферий. «Соборность Церкви – Божие и Кесарево». Париж. 1938. Общественное благо с точки зрения христианской и с современной – позитивной. «Богосл. Вестн.» 1892, июнь, с. 413. «Знамение времени» («Послушники». Повесть Н. Лескова). «Богосл. Вестн.» 1892, февраль, с. 415. «Две крайности – паписты и толстовцы». «Богосл. Вестн.» 1895, февраль, с. 181, май, с. 179. «Библейское учение об Ипостасном Слове Божием». «Богосл. Вестн.» 1904, ноябрь, с. 387. Первая ответная докладная записка Св. Прав. Синоду. «Богосл. Вестн.» 1905, декабрь, с. 698. Слово в день Покрова Пресвятыя Богородицы. «Богосл. Вестн.» 1894, ноябрь, с. 213. Слово над гробом в Бозе почившего Высокопреосв. митрополита Феогноста Киевского и Галицкого 27 января 1903 года. Труды К.Д.А. 1903, март, с. 343. Слово в день святителя Николая. «Изв. Казан. еп.» 1896, № 24, с. 429-436. Слово к окончившим курс слушателям Миссионерских курсов, произнесенное 7 апреля 1896 года. «Изв. Казан. еп.» 1896, № 9, с. 248-251. Размышления о спасительной силе Христовых страстей. «Изв. Казан. еп.» 1907, № 15, с. 436 п/строчн. Лекция на тему: «Был ли Христос революционером». «Изв. Казан. еп.» 1908, № 1, с. 35-38. Nravstvennyja idei vaznejsich christianskich pravoslavnych dogmatov. New York 1963 (= N. Rklickij /Hg./, Zizneopisani… Bd. XI). F.M. Dostoevskij kak propovednik vozrozdenija (= Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XII). Ucenie o pastyre, pastyrstve i ob ispovedi. New York 1966 (= N. Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XIII). Nravstvennoe ucenie Pravoslavnoj Cerkvi. New York 1967 (= N. Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XIV). Slova, besedy i reci (O zizni po vnutrennemu celoveku), New York 1968 (= N. Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XV). I. Soglasovanie evangel’skich skazanij o voskresenii Christovom. II. Psichologiceskija dannyja v pol’zu svobody voli i nravstvennoj otvetstvennosti. New York 1969 (= N. Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XVI). Novyj opyt ucenija o bogopoznanii i drugija stat’i. New York 1969 (= N. Rklickij, Zizneopisanie… Bd. XVII). Беседы православного с униатом. О заблуждениях латинян и униатов греко-католиков. Сремски Карловцы. Изд…. 1922. 32 с. Опыт Христианского [Православного] Катехизиса. Посвящается Блаженнейшему Григорию IV, Патриарху Антиохийскому и Всего Востока. Сремски Карловцы. Изд…. 1924. [147 с.]. Пастырское богословие. [Настоящий сборник – собрание статей и лекций Блаженнейшего митрополита Антония по религиозным вопросам из области науки пастырского богословия, представляет из себя переизданную часть 2-го тома Полного собрания его сочинений]. Харбин. Изд. Обитель милосердия. 1935. 179 с. Пушкин, как нравственная личность и православный христианин. Белград. Изд. «Царский Вестник». 1929. 24 с. Сборник Избранных Сочинений. С портретом и жизнеописанием автора. Юбилейное издание ко дню 50-летия священнослужения. Белград. Изд. [Типография «Слово»]. 1935. 11 + 431 с. Учение церкви о Святом Духе. Париж. Y.M.C.A.-PRESS. (1926). 40 с. Жизнеописание. Письма к разным лицам 1919-1936 годов. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2006. 288 с. Собрание сочинений. Т. 1-2. М.: Даръ, 2007. Избранные труды, письма, материалы. М.: ПСТГУ, 2007. 1056 с.

Литература

«Церк. Вед.» 1897, № 34, с. 337, 1899, № 11, с. 61, 1900, № 30, с. 281, 1902, № 18-19, с. 114, 1904, № 46, с. 487, 1905, № 22, с. 265, 1906, № 18, с. 207, № 25, с. 327, № 34, с. 379, 1907, № 2, с. 8, 1908, № 38, с. 291, 1909, № 24, с. 246, 1911, № 19-20, с. 106, 1912, № 19, с. 179, 1914, № 21, с. 256, 1917, № 28-19, с. 117, № 35, с. 295.
«Приб. к «ЦВ» 1918, № 5, с. 175.
«Церк. Вед.» 1918, № 21-22, с. 162-163.
«Приб. к «ЦВ» 1897, № 38, с. 1340, 1900, № 37, с. 1482-1487.
«Прав. Собес.» 1897, июнь, с. 232, 727-731, февраль, с. 177-189, октябрь, с. 379-396, декабрь, с. 9, 32, 1900, май, с. 481-485, сентябрь, с. 298, ноябрь, с. 7, 585, декабрь, с. 701-705, 1901, январь, с. 134, 1902, март, с. 81, 93, апрель, с. 139, 1905, июль-август, с. 9, ноябрь, с. 545, 1907, март, с. 14, 1913, апрель, с. 189-190, декабрь, с. 836, 1914, февраль, с. 3, март, с. 560, июнь, с. 1017, 1915, ноябрь, декабрь, с. 392, 1899, январь, с. 3, 9, 25.
«Рус. Палом.» 1911, № 47, с. 750, 1912, № 17, с. 255, № 42, с. 656, 1914, № 18, с. 287, № 26, с. 417, 419-420.
«Церк. Вестн.» 1891, № 8, с. 113, 1894, № 31, с. 991, № 36, с. 1143, 1895, № 36, с. 1143, 1908, № 25, стб. 763, № 27, стб. 841, № 31, стб. 966.
«Рус. Инок» 1911, вып. 10-й, с. 59-61, вып. 44-й, с. 71-73, вып. 48-й, с. 53-54, 1913, вып. 87-й, с. 962.
«ЖМП» 1931, № 2, с. 5, 1946, № 3, с. 28, № 5, с. 40, 41, 1951, № 6, с. 25, 1957, № 12, с. 37, 1958, № 12, с. 53.
«Мисс. Календарь» 1907, с. 128-129.
«Рус. Старина» т. CX , 1915, с. 632.
«Правда о религии в России». М. 1942, с. 46.
«Изв. Казан. еп.» 1892, № 24, с. 707-708, 1897, № 18, с. 484, 485, 491, № 19, с. 531, 1898, № 11, с. 478, 1899, № 6, с. 239, № 10, с. 439-440, 1900, с. 837-839, 1903, № 16, с. 18, отчет, № 20, с. 613, 1911, № 27-28, с. 839, 840, 1912, № 3, с. 89-90, № 9, с. 300, № 10, с. 344, № 11, с. 374, № 14, с. 454, 461, № 15, с. 489, № 16, с. 516, № 36, с. 1078, № 38, с. 1145, № 41, с. 1242, № 47, с. 1447, 1913, № 1, с. 22, № 4, с. 143, № 19-20, с. 619-621, № 21, с. 655, № 23-34, с. 721-722, № 36, с. 1092-1094, 1914, № 19-20, с. 626.
«Истор. Вестн.» 1906, август, с. 592, 593, 598.
«Отдых. христ.» 1908, август-сентябрь, с. 59.
«Самар. еп. вед.» 1903, № 15, с. 831.
«Симбир. еп. вед.» 1901, № 17, с. 582.
«Мисс. Обозрен.» 1902, декабрь, с. 899.
«Красный архив» 1928, т. 26, с. 120.
Булгаков, с. 1389, 1401, 1416.
Юбилейный сборник. М., 1914, с. 664, 665, 726.
БЭЛ т. I, стб. 904-905, т. III, стб. 778-780, т. 7, стб. 727, 728.
БЭС т. I, стб. 197, 198, 547, т. II, стб. 2215.
НЭС т. III, стб. 67, 68, 69 и доп. т. I, с. 128.
Венгеров. Кратк. биограф. слов. т. I, с. 648-649.
Илиодор. Записки о Григории Распутине. Петроград, 1914, с. 6, 107, 128.
Каталог Тузова, с. 17.
ФПС I, № 11, III, с. 1.
«Состав Св. Прав. Всер. Син. и Рос. Церк. Иерархии на 1917 г.», с. 40-41.
«Памятн. Книжка Петрогр. Дух. Академии на 1915/1916 уч. год», с. 6.
EB Nikon (Rklickij), Zizneopisanie Blazennejsago Antonija, Mitropolita Kievskogo i Galickago. New York 1956-1963. 10 Bande. 1. Band 2. Aufl. 1971.
Archim. Iustin, Tajna licnosti Mitropolita Antonija i ego znacenie dlja pravoslavnago slavjanstva, in: Prav. Zizn’ 1976, 8, 1-13.
Joh. Chrysostomus, Kirchengeschichte I 79-84; 90-99; 176-179.
Peter Hauptmann, Die Katechismen der Russisch-Orthodoxen Kirche. Entstehungsgeshichte und Lehrgehalt, mit 16 Bildtafeln. Gottingen 1971 (= Kirche im Osten. Monographienreihe Bd. 9), 92-105 und passim.

Отзывы

Отзыв о сочинении А.И. Вознесенского на тему: «О богопознании». «Прав. Собес.» 1899, март, с. 192-197. О сочинении проф. П.А. Юнгерова: «Книга пророка Амоса». Введение, перевод и объяснение. «Прав. Собес.» 1899, март, с. 143-147. На сочинение студента Казанской академии Н. Егорова на тему: «Христианское нравоучение по Мартенсену сравнительно с христианским нравоучением по епископу Феофану». «Прав. Собес.» 1900, февраль, с. 1-64. О работе архимандрита Иннокентия (Пустынского) на тему: «Пострижение в монашество. Опыт историко-литургического исследования». «Прав. Собес.» 1900, апрель, с. 1-4. О сочинении и.д. доцента дух. академии И.И. Ястребова на тему: «Миссионер Высокопреосвященнейший Владимир, архиепископ Казанский и Свияжский». «Прав. Собес.» 1900, апрель, с. 1-3. Отчет. О сочинении проф. В.И. Несмелова на тему: «Наука о человеке». Том первый – Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни». «Прав. Собес.» 1900, июнь, с. 1-13. Отчет. Отзыв о сочинении архимандрита Палладия на тему: «Св. Пахомий великий и первое иноческое общежитие. По новооткрытым коптским документам. Очерк из истории пастырства в монастырях». «Прав. Собес.» 1901, май, с. 1-3, прилож. 2. О сочинении П.П. Пономарева на тему: «Основы христианского аскетизма по творениям отцев, учителей и писателей Церкви четвертого века». «Прав. Собес.» 1901, октябрь, с. 1-3, прилож. 2. О сочинении проф. стипендиата иеромонаха Дионисия (Валединского) под заглавием «Идеалы православно-русского инородческого миссионерства», рекомендованном рецензентами на степень магистра богословия. «Прав. Собес.» 1902, апрель, с. 119. Отчет. О сочинении А. Соколова на тему: «Культ, как необходимая принадлежность религии». «Прав. Собес.» 1902, сентябрь, с. 1, прилож. 2. О сочинении архимандрита Иннокентия (Ястребова) на тему: «Пастырское богословие в России за 19 век». «Прав. Собес.» 1902, сентябрь, с. 1, прилож. 3.

[1] В НЭС т. III, стб. 67, БЭС т. I, стб. 197 и БЭЛ т. I, стб. 904 ошибочно указана дата рождения 1864 г. См. «Состав Св. Прав. Всер. Син. и Рос. Церк. Иерархии» на 1917 г., с. 41

[2] цит. по: Митрополит Антоний (Храповицкий). Жизнеописание. Письма к различным лицам. Спб., Изд. Олега Абышко, 2006. С.122

Отзывы о нем

«Преосвященный Антоний (Обстоятельный разбор Полного собрания сочинений всех трех томов) / Е.П. Б-в. Петрозаводск, 1900.
Письма о русском богословии. «Отличительные особенности богословствования Преосв. Антония (Храповицкого)». «Прав. Собес.» 1905, ноябрь, с. 545.
Э.О. проф. В. Никольского и проф. Павла Пономарева. О богословских трудах Высокопреосв. Антония, архп. Волынского и Житомирского. Профессора рекомендуют Совету Академии удостоения автора степени доктора богословия. «Прав. Собес.» 1913, октябрь, с. 49-85. Отчет.
Критика. «Провал хваленого православия». Статья проф. Милоша Парфента (Сербия). «Вестн. Св. Син. Пр. Р. Ц.» 1927, № 3(16), с. 15-19.
«Пастырь добрый». (Краткое изложение сочинений о Пастырском богословии). Светлой памяти блаж. Антония, митр. Киевского и Галицкого (Храповицкого). В.М. Владимиров. 1938, с. 28.