Церковное служение и образование: куда пойти учиться и где работать христианину

Одно из важнейших решений на жизненном пути человека, определяющих во многом его судьбу, — выбор профессии: кем быть, чему и как учиться. Для православного христианина это решение обуславливается, кроме того, стремлением угодить Богу, чтобы будущая профессиональная деятельность, как минимум, не шла вразрез с заповедями Божиими, а как максимум, была непосредственно связана со служением Богу и Церкви. Таким образом, выбор профессии можно рассматривать в качестве промежуточной цели на пути к главной цели жизни христианина — стяжанию Царствия Небесного. Именно в таком контексте мы и поговорим об этом.

В современных условиях делать названный выбор гораздо сложнее, чем сто пятьдесят или более лет назад. Дело не только в отсутствии сословности, доступности образования и широчайшем спектре возможностей. Дело в изменившемся строе общественной жизни. Если ранее православные обычаи были частью повседневности, большинство людей были верующими, и потому, занимаясь практически любым делом, человек мог свободно совмещать это со своими религиозными убеждениями, то сейчас мир живет по совершенно другим принципам. Они продолжают меняться в худшую сторону и зачастую отчуждают нас от православной веры.

Две крайности

В связи с этим в церковной среде часто встречаются два заблуждения, две крайности, которые, будучи по виду противоположными, очень сильно способствуют одно другому. Одна крайность — это желание идти в ногу со временем, вести светский образ жизни, стремление к успешной карьере в светском обществе. Оставаясь формально верующим, человек не соотносит свои поступки с требованиями православного вероучения, а уделяет им внимание, когда есть для того время. Соответственно, такой человек выбирает учебное заведение и род занятий по критериям, не связанным с христианством. По этой причине человек может избрать либо вовсе греховную профессию, либо строить карьеру, не задумываясь о том, как и чем он мог бы послужить Церкви.

Томск. Отчетный урок в воскресной школе

Противоположная крайность — это то, что можно назвать ложной духовностью, когда отрицается необходимость учиться, получать образование и осваивать ту или иную профессию, а вместо этого только молиться, поститься и посещать церковные службы. Безусловно, есть подвижники, которые оставляют всё ради спасения души и уходят в монастыри. Но это должно быть осознанным и цельным выбором самого человека, а не попыткой «усидеть на двух стульях», совмещая работу в миру, семейную жизнь и монастырский устав. Еще печальнее выглядит, когда родители пытаются в собственных детях реализовать свои несбывшиеся мечты о подвижничестве, навязывая им отказ от учебы и овладения хорошей профессией. Подобному же искушению бывают подвержены неофиты — недавно пришедшие к вере в Бога. Известны случаи, когда такие люди, придя в храм, оставляют хорошую работу, востребованную специальность и устраиваются церковными сторожами, тем самым быстро и сознательно разрушая жизненную базу, которая у них была, разрывая социальные связи с людьми, составлявшими круг их общения. Но в итоге зарывают в землю данный Богом талант (Мф. 25, 24) в той или иной сфере, не осознавая, что на своем месте и в звании, в котором призван (1 Кор. 7, 24), человек мог бы принести больше пользы и Церкви, и людям.

Беседы с батюшкой. Церковное образование

В екатеринбургской студии телеканала на вопросы телезрителей отвечает протоиерей Петр Мангилев, проректор Екатеринбургской духовной семинарии по учебной работе, настоятель храма святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.
– До начала передачи я смотрел повторы наших бесед и понял, что встречались мы с Вами в прошлом году 1 июля, то есть год назад. Сайт Екатеринбургской епархии сообщает, что Вы приняли участие в вебинаре Учебного комитета, посвященном церковно-государственным отношениям в области богословского образования в современной России. Вы принимали в нем участие дистанционно?

– Да, это было рабочее совещание. Сейчас Учебный комитет активно работает, в силу того что идет реформа богословского образования. Форма вебинаров, когда духовные школы собирают на такие рабочие совещания, оправдывает себя. Вебинаров довольно много. В этом учебном году мы несколько раз встречались с представителями Учебного комитета. Представляются разные доклады, нас просвещают в том, как нам дальше жить и работать. Это было рабочее совещание подобного плана. В Учебный комитет приходили представители Министерства образования и науки Российской Федерации, Рособрнадзора, которые как раз отвечают за лицензирование и аккредитацию учебных заведений. Вопросы касались моментов лицензирования и аккредитации, поскольку духовные школы сейчас проходят эти процессы.

Наша школа лицензирована уже более десяти лет как церковное учебное заведение. Все духовные учебные заведения получают лицензию в Министерстве образования, потому что без лицензии образовательную деятельность вести нельзя, она запрещена. Лицензия, которую мы имеем, не предполагает аккредитации, выхода на государственный диплом. Мы выдаем только церковный диплом, который признается в рамках Русской Православной Церкви. Нас контролирует Учебный комитет и Министерство образования. Министерство в рамках этой лицензии контролирует не столько содержание образования, сколько создание нормальных условий для этого образования, чтобы не было экстремизма и каких-то других моментов.

Но сейчас, в новой ситуации, важно, чтобы священник, выпускник семинарии, церковных учебных заведений, получал диплом государственного образца. Почему это нужно? Потому что священник может прийти, например, в школу как преподаватель. Он может быть привлечен к преподаванию в вузе и так далее. Диплом государственного образца ему нужен в экспертной деятельности, в каких-то других моментах. Диплом государственного образца – это определенного рода права, а так человек получает хорошее гуманитарное образование и не имеет диплома, признаваемого государством. На протяжении длительного времени священноначалие вело переговоры с государственными органами на эту тему. Сейчас приняты законы, которые позволяют церковным учебным заведениям лицензировать специальность «Теология» и аккредитовывать эту специальность. Соответственно, лицензирование и аккредитация этой специальности позволяют церковному учебному заведению выдавать диплом государственного образца.

Сейчас наша семинария как раз готовит документы к лицензированию по направлению «Теология», а Миссионерский институт нашей епархии совсем недавно проходил аттестационную проверку по этому направлению. Сейчас учебные заведения очень заняты этими вопросами, поэтому прошедшая рабочая встреча как раз касалась этих моментов, вопросов, каких-то трудных мест, связанных с этими процессами.

Сейчас есть такая новация. До нынешнего года существовала подготовка по теологии на уровне бакалавров и магистров. Очень долго ставился и обсуждался вопрос о подготовке по этому направлению в аспирантуре и возможность защиты диссертаций, которые утверждались бы Высшей аттестационной комиссией, а степени признавались бы государством. Коль скоро есть ступени высшего образования, логическим продолжением должна быть и возможность научной деятельности в этой области. В прошлом году специальность «теология» была утверждена как специальность аспирантуры. Теперь есть возможность обучаться по теологии в аспирантуре. Правда, защиты диссертаций пока могут проходить либо по филологии, либо по истории, либо по философии. Пока еще нет таких ученых степеней, но, наверное, со временем этот вопрос будет решен.

Сейчас создан первый ученый совет, в котором можно защитить подобного рода диссертации. Он создан на базе Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Мефодия и Кирилла и Академии государственной службы, то есть этот совет межвузовский. На базе одного учебного заведения пока такой совет создать, может быть, трудно. Начнется и эта работа; нам говорили о каких-то моментах и требованиях, которые предъявляются в этом отношении. Но это важно для учебных заведений, потому что у нас есть необходимость, во-первых, учить своих выпускников дальше, во-вторых, повышать квалификации наших преподавателей, то есть они должны получать соответствующие степени (остепененность – одно из требований Министерства образования к качеству образования).

Занятия наукой должны быть и должны иметь выход в виде диссертаций, это естественно. Нас об этом информировали, говорили о требованиях по науке, которые предъявляются к духовному учебному заведению. В принципе, это была полезная и интересная работа. Разговор был и о богословских научных журналах, и так далее. Этого касался сегодняшний вебинар, рабочая встреча.

– Итак, сегодня мы поговорим в принципе о церковном образовании.

– Разговор об образовании, наверное, актуален в этот период, ведь выпускники закончили школу…

– Период поисков…

– Да, и вузы сейчас распахнули свои двери, чтобы принять абитуриентов. Мы тоже распахнули двери.

– Об этом мы еще поговорим, а сейчас вопрос от телезрителя: «У евангелиста Луки есть такие слова, что в Гефсиманском саду Христос молился до кровавого пота. У других евангелистов такого упоминания вообще нет. А откуда Лука мог знать такие подробности, ведь Христос лично обращался к Богу Отцу, тем более что ученики спали? Кто мог это знать?»

– На этот вопрос мне ответить сложно, потому что нет деталей, по которым можно было бы говорить определенно. Но свойство пота, наверное, таково, что он остается на челе человека какое-то время. Когда Господь молился, ученики спали, но потом ведь Он вышел к ученикам и возвращался к ним три раза. Они могли видеть Его и видеть эти капли пота. Святой апостол и евангелист Лука мог знать предание и от учеников. Мне кажется, что оно вполне могло быть передано. Даже в русской литературе, у Лескова, описана ситуация (по-моему, в «Мелочах архиерейской жизни») из XIX века, когда он говорит, как виден был такой кровавый пот. Поэтому ученики хоть и спали, но просыпались, Господь трижды обращался к ним, они могли Его видеть. Свойство пота таково, что он остается на челе.

– Еще вопрос от телезрительницы: «Мне 50 лет, имею высшее педагогическое образование. Могу ли я поступать в духовное учебное заведение, в семинарию?»

– Хороший вопрос. Пятьдесят лет – возраст, когда вполне можно учиться, тем более что есть первое высшее образование, соответственно, есть опыт и навык учебы, способность учиться. Тем более это педагогическое образование. Семинария – это пастырское учебное заведение, поступление туда ограничено. Принимаются лица мужского пола, семинария готовит будущих священников. Но в Русской Православной Церкви есть несколько учебных заведений, которые ведут подготовку выпускников по направлению «Теология». Такие кафедры есть в светских вузах, и Вы можете узнать об этом в ближайших к Вам вузах.

С другой стороны, даже если преподавание ведется в светском вузе, оно всегда ведется в тесном сотрудничестве с епархиальным управлением, потому что по условиям преподавание вероучительных дисциплин контролируется Церковью. Также есть целый ряд чисто церковных учебных заведений. Например, в Москве есть Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Там есть несколько факультетов (в частности, миссионерский), где можно получить образование заочно. В Екатеринбурге есть Миссионерский институт, в нем есть вечерняя и заочная формы обучения.

– И очная тоже.

– Да. Для телезрительницы, так как она живет не в Екатеринбурге, будет актуальна заочная форма. Я советовал бы зайти на сайты учебных заведений (даже тех, которые я назвал) и посмотреть условия поступления. Реально – можно поступить и учиться. Да, информация о церковных учебных заведениях публикуется в официальных православных церковных календарях, которые издаются Издательским советом. В конце приложений есть адреса. Адреса учебных заведений Русской Православной Церкви есть и на сайте Патриархии. Так что все это можно найти и получить образование, даже если вам 50 лет и в вашем городе нет такого учебного заведения. Вполне можно получить образование заочно. В Свято-Тихоновском университете есть и дистанционная форма обучения. Подробнее об этом можно узнать на сайте ПСТГУ. Если есть благое желание учиться, не нужно откладывать это в долгий ящик.

– Возможность всегда найдется.

– Да, и это желание следует только приветствовать, поэтому приложите усилия к тому, чтобы найти возможную для Вас форму и получить образование. Это будет полезно и как внутренний ресурс Вашего духовного развития, Вы сможете принести пользу в приходской деятельности, участвуя в каких-то просветительских делах на приходе. Это будет хорошо и для семьи, и для более широкого круга.

– Радостно, что современные технические средства позволяют нам, находящимся за тысячи километров от образовательного учреждения, участвовать в образовательной деятельности, получать образование, учиться, используя компьютер и Интернет.

– Это такая возможность! Вспоминаю, как я начинал учиться. Возможности библиотек здесь, в Екатеринбурге, ограниченны, хотя здесь хорошие библиотеки. Необходимо заказывать книги по межбиблиотечному абонементу, ждать месяцами, когда они придут, пользоваться ими ограниченное время… Теперь мы имеем возможность очень быстро получать доступ к информации, открыты самые широкие возможности. Это очень хорошо. Находясь, казалось бы, где-то далеко от центров цивилизации, мы можем получать прекрасное образование, было бы только в нас прилежание и желание.

– Это, наверное, отдельная тема для разговора – было бы желание, потому что в свое время мы действительно перелопачивали горы каталогов, чтобы отыскать то, что нужно, заказывали из других библиотек… Сегодня есть доступ ко всему, но теряется желание.

– Да, не всегда мы этим доступом пользуемся. Поэтому всякое желание получить образование, безусловно, должно приветствоваться.

– Вопрос от телезрительницы: «В Евангелии от Матфея есть стих: „ Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня“. Поясните эти слова».

– В данном случае это и просто, и сложно… Мы живем, приходим к Богу, пытаемся как-то выстроить свою жизнь, соизмеряя ее с тем, что нам заповедовал Господь. Пытаясь выстроить эту жизнь, мы встречаем те или иные преткновения, сложности. Нам хочется обойти эти сложности, сделать жизнь проще, и мы отступаем от того, что заповедало нам Евангелие, не берем того креста, который нам дается. Взять свой крест – это, наверное, в первую очередь попытаться выстроить свою жизнь сообразно с тем, что заповедовал Господь в Святом Евангелии, то есть пытаться жить по евангельским заповедям. Хоть в малом начинать исполнять их. Это всегда труд, но отказ от этого труда – отказ от креста. Я мог бы объяснить это так, если просто и коротко.

– Вопрос от телезрительницы: «Может ли человек во время молитвы сразу получить ответ? Если у Вас есть личный опыт, расскажите, пожалуйста».

– Очень хороший личный вопрос. Просите, и дастся вам – говорит Господь, поэтому во время молитвы, конечно, человек может получить ответы на какие-то свои вопросы. Бывает, они приходят, и становится легко, ясно и понятно, как поступать в той или иной ситуации. В отношении личного опыта – даже не знаю, что можно было бы тут привести. Мы должны понимать и знать, что Господь слышит молитву каждого и отвечает на молитву каждого из нас по той силе, с какой мы молимся. Конечно, нужно прибегать к Богу и пытаться слушать, что Он нам говорит.

– Как же отличить, что божественное, а что дьявольское?

– Понятно, что нужно отличать. Но божественное не входит в противоречие с тем, что заповедано нам в Священном Писании, с тем, что содержится в учении Церкви. То, что открывает нам Господь о нас, в личном отношении, всегда должно совпадать с тем, чему учит Святая Церковь. Если это входит в противоречие с церковным учением, то этого нужно избегать. Апостол Павел говорил, что если даже ангел с неба будет говорить не то, что говорит сам апостол, значит, ангела слушать не надо.

В богословии есть учение о сверхъестественном Откровении. Оно может быть общим, которое дается всей Церкви, и личным, частным, индивидуальным. Свойство индивидуального откровения, которое может быть у всякого человека (у всякого человека может быть личная встреча с Богом), никогда не должно входить в противоречие с общим Откровением, с тем, что мы знаем о Боге и спасении. Оно углубляет, прилагает конкретно для этого человека церковное учение, помогая ему на пути спасения, а не входит в противоречие. Это главный критерий.

И нужно советоваться со священнослужителем на исповеди, смотреть, насколько это соответствует церковному учению. Опять же, нужно образование, чтобы знать, чему учит Церковь по тому или иному вопросу.

– Следующий вопрос от телезрительницы: «Вы говорили, что у нас много учебных церковных заведений. Наверное, много и выпускников по разным направлениям. Почему в детских воскресных школах преподают в основном не выпускники – молодые, энергичные, со знанием, а женщины пожилого возраста? Куда идет молодежь со знаниями и энергией?»

– Учебных заведений много, но это не значит, что так много выпускников, чтобы они покрыли все потребности Русской Православной Церкви в кадрах.

– Мне кажется, мы не говорили, что их очень много. Они есть, но по сравнению с количеством светских учебных заведений – просто капля в море.

– В Русской Православной Церкви сейчас 38 семинарий на территории России, насколько я помню. Наша семинария в этом году выпустила шесть молодых выпускников (дневное отделение). На заочном отделении тоже есть выпускники, но они священнослужители. Молодые выпускники, пока не будут рукоположены (кто-то еще не устроил свою семейную жизнь, не определился), будут заняты на тех или иных церковных послушаниях, в частности в преподавательской деятельности. Что касается учебных заведений, о которых мы сегодня говорили (Миссионерский институт, ПСТГУ), на заочных отделениях в них учатся люди разного возраста. Преподающие в церковноприходских школах могут быть выпускниками тех или иных учебных церковных заведений, а могут и не быть ими. Не хватает выпускников.

В нашей епархии есть еще и учительская семинария, которая ведет подготовку преподавателей церковноприходских школ. Здесь нужно иметь в виду, что приходов в Русской Православной Церкви много, открываются новые. Приходов гораздо больше, чем выпускников всех учебных заведений Русской Православной Церкви. Приход решает те или иные образовательные задачи своими силами. Часто, если на приходе образуется воскресная школа, то настоятель прихода, родители определяют, кто и как будет преподавать. Система церковного образования призвана помочь в деле организации этого образования – в частности, тем, чтобы принять на обучение того или иного преподавателя, может быть на заочное обучение. Существуют разные формы короткого обучения, повышения квалификации и так далее. Но ситуация такая, когда есть люди, которые есть… Они работают, стараются, преподают. Молодежь есть, но ее не так много, как хотелось бы.

Нужно иметь в виду, что количество приходов Русской Православной Церкви выросло в разы за последние два с половиной десятилетия. В Екатеринбурге в 1988 году был один храм – здесь, во дворе (Иоанно-Предтеченский кафедральный собор). Сейчас храмов несколько десятков. На территории Свердловской области было меньше двух десятков открытых храмов – сейчас несколько сотен. Большая приходская работа ведется в основном на приходах. Сколько бы мы ни открывали учебных заведений, в ближайшее время мы не утолим кадрового голода и не покроем всех кадровых потребностей.

Еще один важный момент. Учебные заведения не могут открыться просто так, сразу, с пустого места. Понятно, что кадровые потребности Русской Православной Церкви ясно обозначились в начале девяностых годов. Священноначалие имело постоянную заботу о том, чтобы решать кадровый вопрос и заниматься образовательной деятельностью. Но ведь есть и естественные силы, естественный ресурс, в том числе в Церкви, в отношении тех людей, кто может преподавать в этих учебных заведениях, где и как эти учебные заведения могут образоваться, какую книжку мы дадим в руки и как будем учить, за какую парту посадим. Все это – важные и большие проблемы, которые не могут быть решены с наскока. Я наблюдаю этот процесс на протяжении более двадцати лет и вижу, как трудно даются очень многие вещи, какие прилагаются усилия. Результат есть, но потребность в кадрах больше, чем результат. Так будет еще довольно долго.

– Слава Богу, что сейчас вообще появляются учебные заведения, которые готовят не священнослужителей, а церковных работников, специалистов, которые могут быть преподавателями воскресных школ, руководителями молодежных отделов, сотрудниками православных СМИ, видеостудий и так далее. Такая работа действительно ведется.

– Да, потребности большие. Но есть, например, проблема православных библиотек. Нужна специальная подготовка. Есть проблема православного телевидения. Нужно где-то взять грамотного сотрудника, кому-то приходится работать за двоих-троих, потому что просто некого иногда принять на ту или иную должность. В связи с этим важно становление образовательной системы, потому что есть кадровые потребности, значит, образовательная система должна развиваться. Только это все, к сожалению, происходит не сразу.

– Можем ли мы сказать, что церковная образовательная система существует как система?

– Да, она существует как система. Существуют семинарии как бакалавриат, в ряде семинарий есть магистратура. Есть внутрицерковная система подготовки кадров высшей квалификации. Сейчас возник целый ряд церковных высших учебных заведений, которые готовят выпускников по разным направлениям. Возникло женское образование, образование тех, кто не собирается быть священнослужителем, но хочет участвовать в просветительской деятельности. В Москве, кроме Свято-Тихоновского университета, несколько таких вузов. То есть система как таковая сложилась.

– Вопрос от телезрительницы: «Ребенок закончил 11-й класс, сдал ЕГЭ, проходной балл более-менее. Какие документы необходимы для подачи в семинарию? Какие экзамены?»

– Спасибо за вопрос. Вообще чтобы определиться с документами, сразу же посоветую Вам зайти на сайт семинарии, там есть перечень документов. Или позвонить. Традиционно мы берем те же документы, что требуются для поступления в высшие учебные заведения. Дополнительно к этим документам бывают нужны: справка от психиатра, от нарколога, характеристика, рекомендация с прихода. ЕГЭ учитываем, а из дополнительных экзаменов – Закон Божий, собеседование на знание молитв, умение читать и петь. Здесь мы уже для себя решаем, есть ли какие-то способности у человека.

– Чтобы лучше определить специализацию?

– Нет, чтобы самим понять, на какой уровень нам ориентироваться дальше в преподавательской деятельности.

– Вопрос о документах – технический вопрос, куда прийти, что принести…

– Улица Розы Люксембург, 57, Свято-Троицкий кафедральный собор (здание во дворе).

– Все эти вопросы можно узнать и по телефону, и в Интернете.

– Да, на сайте семинарии.

– Но есть же еще и вопросы морального, что ли, характера. Кто вообще идет в семинарию? Какое должно быть стремление у человека, чтобы он туда пошел, какие качества у него должны быть?

– Я сказал, что дополнительно к тем документам, которые требуются в любой вуз, мы требуем рекомендацию от священнослужителя, потому что абитуриент семинарии должен как-то себя зарекомендовать на приходе. Семинария – специальное учебное заведение, которое имеет главной своей задачей подготовку пастырей Церкви – священнослужителей. Естественно, уже на входе предъявляются определенного рода требования. Например, есть условие: холостой или женатый первым браком, потому что второбрачие является препятствием для священства. Рекомендация с прихода тоже нужна для того, чтобы мы видели, что человек, который к нам приходит, – человек церковный, что он исповедуется, причащается Святых Христовых Таин, живет церковной жизнью и понимает, куда идет и зачем. Этот основной момент присутствует. А так – ждем абитуриентов.

– Есть студенты, которые могут прийти в семинарию, уже получив какое-то светское образование (и в училищах, и в вузах), после школ тоже принимают. Как Вы лично считаете, стоит ли человеку вообще получить сначала светское образование, как бы общий срез знаний по гуманитарным или математическим наукам, чтобы потом переходить к более серьезному духовному образованию?

– Я бы сказал, это зависит в каждом конкретном случае от конкретного человека. Кому-то хорошо получить такое образование. В этом году (да и в другие) выпускались семинаристы, получившие светское высшее образование, закончившие магистратуру. Для них это был осознанный выбор, и хорошо, что они получили это образование. Мы видим и студентов, которые приходят сразу после школы, и тех, кто приходит сразу после армии. Могу сказать, что среди всех них бывают хорошие, серьезные студенты, которые нацелены на обучение. Когда Господь призывает, каждый приходит в свое время, в своем возрасте. Кому-то нужно так, а кому-то по-другому. Если человек слышит призыв и приходит в семинарию, здесь происходит его становление, он как-то растет в духовном учебном заведении – это хорошо. Если приходит взрослый человек, имеющий жизненный опыт, – тоже хорошо. Учиться приходят и семнадцати -, и тридцатилетние, учатся вместе, друг другу помогают.

– В начале нашей беседы мы говорили об общеобразовательном стандарте «Теология». Правильно ли я понимаю, что церковные специалисты, которые выходят из высших учебных заведений, имеющих государственную аккредитацию, вне зависимости от спектра, в котором они обучались, все выходят теологами?

– Да, в дипломе у них написано «теолог, преподаватель теологии» (как раньше было у специалистов) или «бакалавр теологии» и «магистр теологии» (так как сейчас уже нет специалитета). «Теологи» – в переводе на русский язык «богословы». Очень претенциозное название специальности, но так…

– Требуется ли введение каких-то дополнительных общеобразовательных стандартов, какие они могли бы быть? Может быть, ведется работа по их введению?

– Стандарты теологии есть, специальность внесена в реестр специальностей в 1992 году. Сейчас уже осуществляется стандарт 3+, то есть в него вносились кардинальные и частные изменения. В принципе, последний стандарт, по которому мы работаем, очень близок к церковному стандарту, по которому ведется преподавание в духовных учебных заведениях, если даже они не лицензированы по направлению «Теология», а ведут образовательную деятельность чисто по церковному стандарту. Какие-то дополнительные стандарты вряд ли нужны.

Магистратура тоже предполагает более узкую специализацию, но здесь какой учебный план напишешь, согласуешь – такой и преподавай. Может быть специализация, скажем, в области истории Русской Церкви или формирования военного духовенства, где будет специфика тех или других дисциплин. Или возможна магистратура с направлением «православная журналистика», где читаются соответствующие курсы, направленные на подготовку узкого специалиста. Бакалавриат ведь предполагает общую, базовую подготовку. Группы магистрантов изначально предполагаются маленькие, это штучная подготовка специалистов, где читаются частные курсы. Если нам нужна группа специалистов, которые могли бы заниматься, например, социальной работой и окормлять тюрьмы, наверное, нужно в этой магистратуре почитать курсы психологии, связанные с особенностями пастырского душепопечения. Если ставим задачу подготовить специалистов в области патрологии, которые будут заниматься научной деятельностью, там пойдут свои спецкурсы, должно быть много языка… Так устроено и в светской системе, и в церковной тоже.

– Вообще Церковь издревле была местом, где люди получали первое образование, изучали письменность, грамматику. При храмах и монастырях формировались школы, в том числе воскресные, где люди могли чему-то научиться. Постепенно эта роль в нашем мире переходит к государству, появляются специальные образовательные учреждения. Что мы можем почерпнуть полезного для себя, например, из тех стандартов, что были до революции?

– Здесь можно много говорить. Вы правы, Церковь, особенно в средневековый период, была средоточием образованности. Всякая грамотность была заключена в Церкви. Собственно говоря, первое формально организованное высшее учебное заведение – церковное учебное заведение Славяно-греко-латинская академия, преемницей которой является Московская духовная академия. Первое учебное заведение, открывшееся в России в 1685 году, – именно церковное учебное заведение. С него началась образовательная деятельность.

Нужно сказать, что церковные школы в конце XVII – начале XVIII века, в XVIII веке имели задачей подготовку священнослужителей, но государство, особенно в начале XVIII века, обильно черпало из церковных школ, поскольку само школьное дело не имело еще нужной постановки, а в Церкви эта постановка образованности была. Образованные люди были нужны. И даже со средневекового периода дети священнослужителей, не пошедшие по стопам отцов (не все становились священниками, а семья была ячейкой, где получали образование), часто попадали на какие-то приказные должности, поскольку умели читать и писать. В этом отношении и тем и другим образом Церковь содействовала образованности.

Конечно, правильное устроение системы духовного образования мы видим с XVIII века. Духовный регламент, написанный Феофаном Прокоповичем, введенный в действие в Русской Православной Церкви, описывает стройную систему семинарий из восьми классов, последовательно от низших к высшим изучающих богословские науки. Восемнадцатый век – это построенные по западному образцу семинарии.

Начало XIX века дает немного другую систему. Идет реформа и духовной, и светской школы. Собственно говоря, существующая система образования закладывается в начале XIX века – это ступенчатое образование от низших ступеней к высшим. Можем сказать, что в начале XIX века духовная школа получила следующее устройство: шесть лет духовного училища, шесть лет семинарии. Эти двенадцать лет – полное среднее образование. Семинария была не только профессиональной школой, но и общеобразовательной, поэтому в дореволюционной семинарии преподавались как специальные дисциплины, дающие профессиональную подготовку, так и общеобразовательные (математика, физика, ботаника). Двенадцать лет – цикл полного образования. Четыре года после – это духовная академия, высшее учебное заведение.

Семинарии были в каждой епархии, училище было в каждом уезде; училища подчинялись семинарии, семинарии были объединены в учебные округа и подчинялись академиям. Академий было четыре: Московская, Киевская (старшая, возникла в первой половине XVII века), Санкт-Петербургская, Казанская (открылась последней). Такая система подготовки кадров решала свои задачи. Семинарии были очень большими. В епархиальном городе они насчитывали более тысячи учащихся. То есть семинария была средней школой, а среднее школьное образование в XIX веке – очень хорошее образование, кроме того, это было и среднее профессиональное образование.

Проблемы с образовательной деятельностью, с нехваткой образованных кадров начинают осознаваться, и уже в начале ХХ века ставится вопрос о необходимости открытия богословских факультетов в университетах, чтобы это была отдельная система. Надо сказать, что даже при открытии первого университета в Москве в 1755 году был поставлен вопрос об открытии богословского факультета; потом он неоднократно поднимался. Но факультет открыт не был. Здесь сказалась осторожная позиция Синода, потому что Синод считал, что в этом случае не может быть обеспечен достаточный контроль за образовательной деятельностью. Но в начале ХХ века вопрос поднимается остро, потому что возникает необходимость в женском образовании. Возникает понимание того, что духовное, церковное женское образование должно быть, открываются епархиальные женские училища, где дается как общая, так и специальная церковная подготовка. То есть эта проблема назрела, в начале ХХ века были попытки ее решать, были они и в послереволюционный период, потому что не все сразу закрылось, какое-то время эти учреждения существовали в сложных условиях, были интересные инициативы. Правда, они были быстро задушены.

В Екатеринбурге была интересная инициатива открыть Екатеринбургский богословский институт на базе семинарии. В год управления Колчака здесь был открыт Православный народный университет. Надо сказать, что скудные сведения, которые мы имеем, очень интересные. На лекции в этом народном богословском университете собиралось по 300–400 человек. Екатеринбург был тогда не таким большим городом.

– То есть это были весьма популярные курсы.

– Да, сейчас мы не всегда способны собрать на то или иное церковное мероприятие такое количество людей. Мы не можем сравнивать, потому что сейчас есть телевидение, православный телеканал «Союз», есть православная газета, православный Интернет. То есть много мест, где человек может учиться и самообразовываться. Я допустил здесь некорректное сравнение. Не то что сейчас люди более пассивны – они имеют гораздо больше возможностей для своего церковного образования.

– Да, и один из главных вопросов – как сделать так, чтобы это церковное образование было применимо человеком. Ведь церковное образование, по сути, – принятие в себя образа Божия, знание о Его сущности, о бытии. Можно все это знать, будучи человеком совершенно неверующим. Раньше ведь преподавали атеизм и прекрасно разбирали всю нашу веру. Это отдельная тема…

– Это отдельная тема, но Вы правильно говорите. Коротко об этом можно сказать так: когда человек учится, получает духовное образование, то в первую очередь он получает его для себя. Это некий внутренний ресурс духовного развития личности. В меру того, что получено для себя и в себе усвоено, человек может как-то отдавать это дальше. Это специфика образования.

Есть еще один момент. Это образование сложное, потому что мы учим какие-то вещи формально, но духовно до них не дорастаем. Это дорастание происходит иногда в течение всей жизни, иногда не происходит вовсе. Церковное образование – рубаха на вырост, предполагается достигнуть состояния, когда умом усвоил, а сам внутри не прожил. Человек должен пытаться это проживать. Главное, чтобы было стремление проживать. Чтобы был вектор.

Ведущий Дмитрий Бродовиков Записала Маргарита Попова

Царский путь

В христианской жизни очень важна добродетель рассудительности, умение найти в любом деле середину между излишеством и недостатком, то, что в Священном Писании и у святых отцов называется средним, или царским, путем. «Обдумай стезю для ноги твоей, и все пути твои да будут тверды. Не уклоняйся ни направо, ни налево; удали ногу твою от зла» (Притч. 4, 26–27).

Выпускники МСДУ

Чтобы избежать обеих крайностей в отношении к образованию, необходимо, в первую очередь, осознать, что жизнь вокруг нас, какой бы ненормальной она ни была, является тем местом, где мы начинаем нашу собственную христианскую жизнь. Никогда не следует забывать, что звание христианина — это не профессия. Памятуя слова Спасителя: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10, 16), в нашей битве против духа мира сего мы должны использовать то лучшее, что может предложить мир, и пойти дальше этого лучшего, поставить его на пользу Церкви и дела христианского свидетельства в мире. Тем, кто призван, уже имея образование и профессию, следует помнить евангельские слова о некоем книжнике, который, будучи научен Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое (Мф. 13, 52). Когда у человека есть некая культурная, интеллектуальная база, это зачастую помогает ему избежать многих ошибок в своей христианской жизни, а также принести пользу Святой Церкви в ее земном бытии.

Именно так поступали великие святые. Если посмотреть на историю Церкви, то мы увидим, что многие святые получали прекрасное, лучшее в свое время образование. Это вселенские учители Василий Великий и его брат Григорий Нисский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский, Августин Иппонийский, Григорий Палама и многие другие. Любопытно привести слова святителя Григория Богослова: «Еще не опушились мои ланиты, как мною овладела какая-то пламенная любовь к наукам. И не совсем чистые учения (имеются в виду сочинения языческих философов. — о. И.К.) старался я придать в помощь учениям истинным, чтобы не превозносились ничему не обучившиеся». Из этой цитаты видно, что уже во времена святого Григория (IV в.) в среде христиан бытовало мнение, что раз Христос избрал апостолов из среды простых рыбаков и послал этих «некнижных» людей на проповедь, то не нужно учиться, не нужно никаких специальных знаний приобретать.

Блаженный Августин в своей книге «Христианская наука, или Основания священной герменевтики и церковного красноречия» блестяще опровергает мнение о том, что «если Дух Святой производит учителей, то люди не должны предписывать правило, чему и как надлежит учить». «В таком смысле, — говорит святой, — и молиться нам не должно, ибо Господь говорит: Весть бо Отец ваш, ихже требуете, прежде прошения вашего (Мф. 6, 8)». Блаж. Августин приводит множество цитат из пастырских посланий святого апостола Павла, показывая, что верховный апостол предписывал своим ученикам правила, чему и как они должны учить. Например, Тимофею апостол Павел писал: «Потщися себе искусна поставити пред Богом, делателя непостыдна, право правяща слово истины» (2 Тим. 2, 15). «Как врачевства телесные, — заключает Августин — прилагаемые людям от людей же, пользуют только тем, коим доставляет здоровье Бог, могущий и без лекарств уврачевать, и, хотя лекарства без помощи Божией недействительны, однако же люди и употребляют их, и усердное доставление оных во всяком случае почитается делом милосердия и благодеяния, так и пособия науки, преподаемые рукою человека, тогда только пользуют душе, когда делает их полезными Сам Бог, Который не от человек и не через человека мог, если бы восхотел, дать человеку самое Евангелие».

Путь церковнослужителя

Если в дореволюционной России духовенство было практически полностью сословным, род занятий предопределялся рождением, что сегодня выбор священнослужителей происходит по свободному произволению человека, благословению духовного отца и избранию общиной. К сожалению, в настоящее время наблюдается спад интереса молодежи к религии. Даже в семинариях РПЦ недобор студентов, хотя еще двадцать лет назад там был немалый конкурс среди абитуриентов.

Тем не менее среди верующей молодежи есть те, кто проявляет глубокую религиозность уже в раннем возрасте. Таких парней и девушек всегда немного, и можно с уверенностью сказать, что их усердие к молитве, интерес к чтению Писания и православной литературы, пению и богослужению — свидетельство духовной одаренности. Священник — это призвание. В качестве примера можно вспомнить протоиерея Маркела Кузнецова (22.12.1893 — 01.02.1988), который более шестидесяти лет прослужил в священном сане в Калуге. С раннего детства он прилежно посещал богослужения, и односельчане еще в шестилетнем мальчике увидели будущего священника. Он был рукоположен в дьяконы в девятнадцать лет и прослужил до глубокой старости.

Этот особый духовный потенциал молодого поколения, духовный дар и талант должны использоваться в полной мере. Духовным отцам следует выявлять эти таланты, руководить ими, чтобы ни в коем случае не потерять их, а вовремя направить на стезю священнослужения при соблюдении канонических требований, основы которых заложены в пастырских посланиях святого апостола Павла (1 Тим. 3, 1–7 и Тит. 1, 6–9). Среди этих наставлений выделим следующее: «Епископ должен быть …держащимся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Тит. 1, 7–9). Эти слова говорят о необходимости серьезной подготовки будущих священнослужителей, к которым относятся не только епископ, священник, дьякон, но и уставщик, пономарь, регент, церковный староста и др.

Выпускники МСДУ

К сожалению, в нашей Церкви сегодня отсутствует система фундаментального церковного образования. Существующее духовное училище Русской Православной Старообрядческой Церкви готовит специалистов среднего звена. Этого уровня явно недостаточно для подготовки будущего пастыря, способного дать должные ответы на вызовы современности. Такие широко обсуждаемые в обществе темы, как генная инженерия, искусственный интеллект, экстракорпоральное оплодотворение, клонирование и тому подобное, требуют богословского осмысления и своевременного ответа Церкви. Но как его дать без профессионального обучения? Представляется, что одной из основных причин недостатка священников, который испытывает наша Церковь, является отсутствие полноценного образования.

Необходимо работать над укреплением училища, расширением его преподавательского состава. Следующая задача — создание высшего учебного заведения РПСЦ. Несколько лет назад нашей Церкви было передано здание старообрядческого института, начались работы по его восстановлению. Идет обсуждение статуса и концепции нового института, учебной программы, работа по его регистрации и лицензированию деятельности. Здесь важно проанализировать дореволюционный опыт, всестороннее исследование которого сделано в кандидатской диссертации о. Иоанна Севастьянова «Образовательная деятельность старообрядцев в период 1905–1918 гг.». В этом научном труде комплексно рассмотрены вопросы старообрядческого образования так называемого золотого века старообрядчества, детально реконструирован процесс создания и функционирования Московского старообрядческого института, выявлены проблемы, возникшие при его открытии, и причины, приведшие к закрытию этого учебного заведения. Только опираясь на этот опыт можно избежать ошибок прошлого и значительно продвинуться вперед в деле создания и развития собственных учебных заведений нашей Церкви, формированию старообрядческой системы обучения, адаптации и творческому переносу организационных, дидактических, методических инициатив прошлого в современную практику.

Церковные учебные заведения уравнивают в правах с государственными

Госдума вчера в первом чтении приняла законопроект о наделении религиозных вузов правом выдавать дипломы государственного образца. Этого добивались клирики, более двух лет боровшиеся за равенство духовных и светских учебных заведений. Впрочем, лоббистам законопроекта пришлось пойти на радикальную уступку: религиозные вузы смогут аккредитовать в качестве государственных свои образовательные программы, но статус госучреждения получить не смогут.

Поправки к законам «О свободе совести и религиозных объединений» и «Об образовании» сводятся к тому, что духовные вузы смогут претендовать на государственную аккредитацию своих образовательных программ, если они соответствуют госстандарту, и выдавать по этим программам дипломы государственного образца. «К сожалению, выпускники мусульманских, православных, иудейских и других религиозных вузов не могут, если не связывают свою жизнь с духовной сферой, устроиться на работу по специальности в миру. У них нет госдиплома»,— пояснил один из разработчиков документа, глава думского комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Сергей Попов, представляя документ парламентариям. «Из всех некоммерческих организаций только религиозные не имеют права на аккредитацию своих образовательных программ»,— уточняет советник комитета Степан Медведко. По мнению главы думского комитета по образованию Валерия Гребенникова, законопроект призван унифицировать программы духовного и светского образования, а значит, включить религиозные вузы в общероссийскую систему образования.

Законопроект об уравнивании статуса дипломов духовных и светских вузов был разработан два года назад. Он получил одобрение Минобрнауки и комиссии по вопросам религиозных объединений при правительстве РФ, но его внесение в Госдуму откладывалось. Несмотря на то что его поддерживали религиозные лидеры, противники инициативы нашлись в каждой из конфессий. Так, некоторые православные семинарии опасались потери независимости, а мусульмане — репрессий в адрес исламских учебных заведений, которым могут не позволить получить госаккредитацию, а после закрыть. Кроме того, продвижение законопроекта проходило на фоне споров о «клерикализации образования».

Между тем сторонникам проекта, очевидно, удалось убедить оппонентов, что издержки от его принятия не так велики. Накануне его представления в Госдуму в защиту закона высказался президент России Владимир Путин, заявив, что возможность выдавать дипломы гособразца «позволит повысить качество образования, а также авторитет высших духовных учебных заведений».

Представители конфессий на этот раз оказались едины в оценке законопроекта. Так, пресс-секретарь Московской патриархии священник Владимир Вигилянский уверен, что «решение давно назрело, потому что непризнание властью церковного образования — пережитки советского строя»: «По сей день люди, окончившие церковный вуз, государством считаются людьми без высшего образования, то есть бесправными». Ректор Московского исламского университета Марат Муртазин указывает на открывающиеся перед духовными вузами финансовые возможности: «Религиозные вузы получат возможность получать финансовую помощь из местного или государственного бюджета на подготовку специалистов». А председатель Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений России раввин Зиновий Коган убежден, что «выпускники получат большую независимость, то есть смогут найти и светскую работу»: «Религиозные заведения смогут открыть новые факультеты, например юридический, экономический. Тогда выпускники, если не захотят служить в церкви, смогут устроиться в юридическую контору или бухгалтерами».

Президент общероссийской организации малого и среднего предпринимательства «Опора России» Сергей Борисов разделил оптимистические прогнозы представителей конфессий: «Выпускники церковных вузов обладают глубокими моральными ценностями, которые дорогого стоят. Я думаю, что с получением диплома гособразца проблем с трудоустройством у них не будет».

Стоит отметить, что, получив право на выдачу государственных дипломов, религиозные вузы все же не смогут претендовать на статус госучреждения. Более того, на дипломе духовного учреждения, согласно законопроекту, не может быть изображения государственного герба РФ. «У нас почти два года ушло на обсуждения,— говорит Степан Медведко.— Найден разумный компромисс: диплом единого образца, но без госсимволики. Таким образом мы сняли противоречие и привели норму в соответствие с законодательством».

Павел Ъ-Коробов, Юлия Ъ-Таратута

Где учиться на священнослужителя

Старообрядческий институт еще только создается. Но куда идти учиться молодым старообрядцам, мечтающим посвятить свою жизнь Церкви и Богу? Вариантов здесь два.

Благодарственное слово выпускников МСДУ

Первый, самый распространенный, это получение светского образования по той или иной специальности и одновременно самообразование в области православного богословия, библеистики, патристики, литургики, канонического права и других дисциплин. По пути самообразования шли все знаменитые старообрядческие начетчики XIX — нач. ХХ в.: Иларион Кабанов (Ксенос), Семён Семёнович, святители Арсений Уральский и Инокентий Усов, Василий Зеленков, Федор Мельников, протоиерей Димитрий Варакин и другие. Они добывали необходимые знания исключительно самостоятельно. И знали свой предмет порой лучше и глубже иных профессионалов, преподавателей духовных академий и антистарообрядческих миссионеров, с которыми вели непрестанные публичные диспуты. Достаточно вспомнить посещение епископом Арсением Уральским Петербургской духовной академии 23 марта 1886 г., где он произнес свою знаменитую «Апологию», изданную впоследствии отдельной брошюрой. Явление начетничества значительно и многообразно, оно представляет собой целый пласт отечественной культуры. В целом начетчики очень плодотворно послужили Церкви Христовой, составив огромное количество сочинений в защиту старой веры, дав развернутые богословские ответы на вызовы времени, приведя ко спасению множество душ.

В советское и постсоветское время старообрядческими священнослужителями становились те, кто занимался духовным самообразованием на базе светского образования. Но и тогда, несмотря на жестокость атеистической власти, традиции старообрядческого начетничества сохранялись. Свидетельство тому — ответ неустановленного автора на статьи протоиерея Дмитрия Боголюбова в журнале Московской патриархии №№ 3 и 7 за 1946 г. Ответ хранится в архиве митрополии РПСЦ и опубликован в приложении к журналу «Церковь» («Во время оно», вып. №4, 2007 г.).

Другой путь — это получение духовного образования в духовных образовательных учреждениях иных конфессий, прежде всего РПЦ. Раньше это были духовные семинарии и академии. В последние годы открылось несколько вузов, учрежденных РПЦ, но готовящих специалистов разных, в том числе светских, специальностей, смежных с церковной сферой. Такой опыт также имеется, хотя эти случаи носят единичный характер и вызывают противоречивое отношение в среде собратьев по вере. Здесь возможна дискуссия. С одной стороны, имеется возможность получить системное богословское образование, иметь доступ к библиотекам и общению с профессорами в соответствующих отраслях знаний. С другой стороны, есть риск отступления от веры, перехода в иную конфессию, а также последующее распространение каких-либо еретических взглядов в своей Церкви.

Прп. Максим Грек. Миниатюра из рукописного тома собрания его сочинений. Конец ХVI в.

Не вдаваясь в полемику, тем не менее, считаем уместным в качестве пищи для размышления привести пример весьма почитаемого в старообрядчестве преподобного Максима Грека. Он происходил из аристократической семьи, получил прекрасное образование, но стремился к большим познаниям. С целью изучения языка и философии древних греков он уехал в Италию. Во Флоренции работал в Библиотеке Медичи. Там же испытал сильнейшее впечатление от проповедей доминиканского монаха и настоятеля монастыря Сан-Марко Джироламо Савонаролы, впоследствии жестоко казненного католическими инквизиторами. Однако потом вернулся на Родину и принял иноческий постриг в Ватопедской обители на Афоне. В 1515 году по просьбе русского государя великого князя Василия III прибыл в Москву. Здесь он выучил русский язык и принимал участие в переводе Толковой псалтыри и других книг. Жизнь преподобного на Руси была преисполнена тяжких испытаний, он был лишен Святого Причастия, но Бог прославил Своего угодника, память его 21 января (3 февраля). Из этого примера следует, что общение и учеба в неправославных учебных заведениях не повредили душе святого Максима, но дали возможность ему развить свои таланты и принести Богу плод сторицей (Мф. 13, 23).

Духовное образование и богословская наука

К оглавлению

Начало XVIII в. ознаменовало новый этап в истории духовного образования и богословской науки в России. Выдвинувшиеся в то время архиереи-украинцы устраивали школы для подготовки духовенства по образцу Киево-Могилянской Академии, учениками которой они являлись. Так, Местоблюститель Московского Патриаршего престола Митрополит Стефан (Яворский) преобразовал Московскую Славяно-греко-латинскую Академию, которая при нем была в состоянии упадка, и пригласил в нее киевских учителей.

Святитель Димитрий, митрополит Ростовский, открыл духовную школу в Ростове, а митрополит Тобольский Филофей (Лещинский) — в Тобольске. Подобные школы были открыты также в Чернигове и Смоленске. В этих школах господствовала латынь, преподавание носило схоластический характер, ибо учителя в преподавании следовали католическим образцам.

Ревнитель духовного образования из иерархов-великороссов митрополит Новгородский Иов (1716) организовал в Новгороде Славяно-эллинскую школу, где первое время подвизались основатели Московской Академии иеромонахи Иоаникий и Софроний (Лихуды). Уже сначала в этой школе обучалось около ста человек, а в 1707 г. Петр I велел передать для ее нужд из Москвы типографию монаха Симеона Полоцкого.

«Духовный регламент» Петра I предписывал устраивать при архиерейских домах «домы училищные», которые получали название семинарий. Курс обучения в них рассчитан был на 8 лет, а в преподавании также господствовала латынь. Особое внимание при этом уделялось дисциплине. Школы было велено устраивать «образом монастыря», разрешались редкие свидания учеников с родными, строгим было расписание занятий и неусыпным — надзор ректора и префекта. Обучение в семинариях становилось обязательным для детей всего духовенства. Причем назначение в клир теперь также находилось в зависимости от получения образования в духовной школе. Таким образом, указанная система вскоре привела к сословной замкнутости русского духовенства.

Правда, открытие семинарий происходило не слишком быстро и к 60-м годам XVIII в. их было открыто всего 26. Причем высший, богословский класс был только в восьми из них. Главные трудности, перед которыми оказывались русские духовные школы в XVIII в., состояли в недостатке отпускаемых на их содержание материальных средств и в нехватке преподавателей.

В конце столетия было открыто еще 8 семинарий, Петербургская и Казанская Семинарии преобразованы в Духовные Академии.

Большую роль в становлении духовного образования в России в то время играли два выдающихся иерарха — митрополиты Петербургский Гавриил (Петров) и Московский Платон (Левшин).

Первый особое внимание уделял подготовке учителей для епархиальных духовных школ, для чего преобразовал находившуюся в Александро-Невской Лавре в Петербурге Семинарию в Главную Семинарию с расширенным курсом наук.

Второй заботился о внутреннем преобразовании духовной школы — преодолении формально-схоластического характера преподавания, при этом особое внимание он уделял преподаванию греческого языка и сообщению более гуманного характера семинарскому воспитанию. Задачу духовной школы он видел в подготовке просвещенных пастырей, пользующихся авторитетом в образованном обществе и способных быть подлинными учителями народа. Предметом его постоянной заботы была Троицкая Семинария в Троице-Сергиевой Лавре, из которой на рубеже XVIII—XIX вв. вышла целая плеяда деятелей русской богословской науки.

Новая страница в истории духовного образования в России связана с училищной реформой 1808 г. Будучи одной из реформ в духе начального периода царствования императора Александра I, она преследовала цель «укоренения образованности» среди русского духовенства. В духовном образовании теперь была образована та структура, которая с небольшими изменениями сохранялась в Русской Церкви до 1918 г. Духовная школа получила четкое деление на начальную, или низшую (духовные училища), среднюю (семинарии) и высшую (академии). При этом каждый тип школы получал свой устав и определенную учебную программу. В течение XIX в. практически в каждой епархии Русской Церкви, кроме небольшого числа миссионерских со сравнительно малым числом приходов, была открыта Духовная Семинария. При этом число духовных училищ в целом доходило до нескольких сотен (в среднем по 10 на епархию).

Особое значение теперь приобретали Духовные Академии, которых в преобразованном виде было открыто четыре — Петербургская (1809), Московская (в Троице-Сергиевой Лавре, 1814), Киевская (1819) и Казанская (1842). Первый Устав Духовных Академий был введен в 1814 г. Всего же таких уставов до 1918 г. было принято четыре: в 1814, 1869, 1884 и 1910 гг.

Наиболее важную роль в развитии русской высшей духовной школы сыграл Устав, действовавший с 1869 по 1884 г. В соответствии с ним были значительно расширены права профессорских корпораций, введены выборные должностные лица (кроме ректоров, по-прежнему назначавшихся Святейшим Синодом), повышены требования к уровню диссертаций на соискание степеней магистра и доктора, введена специализация студентов, для чего в академиях были учреждены отделения наподобие университетских факультетов.

Основная задача Духовных Академий состояла в подготовке педагогических кадров для Семинарий, духовенства для городских храмов, кандидатов для занятия высших церковно-административных должностей, миссионеров, а также чиновников по синодальному ведомству, однако Академии в то же время являлись подлинными центрами русской церковной науки.

Среди ученых мужей Русской Церкви в XVIII в. первым следует назвать святого Димитрия, митрополита Ростовского (1654—1709). Сын казацкого сотника, он получил образование в Киевской Академии. Восемнадцати лет он постригся в монашество и в дальнейшем приобрел известность как прекрасный проповедник. Более 20 лет он посвятил главному труду своей жизни — составлению Четьих-Миней — житий святых, который он закончил в 1705 г., занимая уже митрополичью кафедру в Ростове (с 1701 г.).

Это монументальное многотомное сочинение, включавшее данные восточной и западной агиографии, дало русскому благочестивому читателю поистине неисчерпаемый источник спасительного чтения, сделав его автора популярнейшим учителем Русской Церкви. Святитель Димитрий написал ряд сочинений катихизического, нравообличительного, церковно-исторического, полемического (в связи со спорами со старообрядцами) и духовно-поэтического характера.

Становление русской богословской науки в первые десятилетия XVIII в. прошло под знаменем борьбы двух направлений: старого, латино-схоластического Киевской школы, имевшего в основе сочинения святого Фомы Аквинского (1274) и кардинала Роберта Беллярмина (1621), и нового — черпавшего вдохновение в произведениях протестантских авторов.

Главным представителем первого направления являлся митрополит Стефан (Яворский) (1658— 1722), а второго — игумен Феофан (Прокопович; 1681—1736), ставший в 1716 г. епископом Псковским, а в 1726 г. — архиепископом Новгородским.

Полемика развернулась вокруг сочинения митрополита Стефана «Камень веры», направленного против увлечений идеями протестантизма, проникавшими в начале XVIII в. в русское общество, а также отстаивавшего традиционный взгляд на отношения Церкви и государства. Это сочинение вызвало недовольство Петра I, а его автор был обвинен в приверженности «папежскому духу».

Лишь после смерти Петра, когда влияние митрополита Феофана несколько ослабло, бывшему ректору Московской Академии архиепископу Тверскому Феофилакту (Лопатинскому) удалось в 1728 г. издать «Камень веры». Впрочем, с воцарением в 1730 г. Анны Иоанновны и началом бироновщины положение митрополита Феофана вновь значительно укрепилось, что печальным образом отразилось на его идейных противниках. «Камень веры» вновь был запрещен, а его издатель в 1735 г. был лишен сана и подвергся заточению.

Вновь «Камень веры» был издан уже при Елизавете Петровне митрополитом Ростовским Арсением (Мацеевичем).

В середине XVIII в. острота богословской полемики значительно притупилась, однако с 60-х годов феофановское направление уже твердо занимает господствующие позиции в русской духовной школе.

Между тем с 40-х годов XVIII в. наблюдается заметное оживление в издании русской духовной литературы. В 1751 г. вышло из печати новое издание славянской Библии, над подготовкой которого ряд лет трудились ученые иноки Иаков (Блоницкий), Варлаам (Лящевский) и Гедеон (Слонимский).

Среди русских церковных писателей второй половины XVIII в. особенно выделяются святой Тихон Задонский, епископ Воронежский (1724—1783), митрополит Московский Платон (1731—1812).

Святитель Тихон Задонский явился ярчайшим представителем нравственно-религиозного направления в русском богословии. Знание трудов западных христианских мистиков и моралистов сочетается в его сочинениях с творческим осмыслением православной аскетической традиции. Два его обширных сочинения — «Об истинном христианстве» и «Сокровище духовное, от мира собираемое», а также многочисленные проповеди, письма, увещания к пастве, духовенству и инокам навсегда вошли в сокровищницу православной духовности.

Митрополит Платон оставил память о себе как яркий и ревностный проповедник (после него осталось более 600 слов и речей) и учитель веры. Его «катихизисы» — краткий для детей, катихизис в беседах для народа и катихизис для священнослужителей, написанные живым русским языком, не только служили делу духовного просвещения разных слоев русского общества, но и послужили дальнейшему развитию русской богословской мысли.

Во второй половине XVIII — начале XIX в. заметно усилился интерес к русской церковной истории, что нашло отражение в трудах монаха Никодима (Селлия), протоиерея Петра Алексеева, митрополита Платона, митрополита Киевского Евгения (Болховитинова), епископа Пензенского Амвросия (Орнатского) и ряда других церковных деятелей.

Новая страница в истории русской богословской мысли и церковной науки связана с жизнью и трудами митрополита Московского Филарета (Дроздова; 1782—1867). Сын диакона (впоследствии — протоиерей) Михаила Феодоровича Дроздова из г. Коломны, он получил образование в Троицкой Семинарии, где показал блестящие способности. Был оставлен по окончании курса учителем поэзии. Он пользовался особым покровительством митрополита Платона, видевшего в Троицкой Семинарии свое любимое детище. Однако в 1809 г. Комиссия духовных училищ при Святейшем Синоде вызывает иеродиакона Филарета в Петербург, где он был назначен профессором богословия в преобразованной Духовной Академии. В 1812 г. он становится ее ректором (уже в сане архимандрита, с 1817 г. — в сане епископа) и в этой должности остается до 1819 г.

Петербургские десять лет оказались творчески самым напряженным периодом в его жизни. Он разработал академические курсы по догматическому богословию, библейской истории и церковным древностям (предмету, заключавшему в себе элементы патрологии, литургики и канонического права), написал ряд пособий.

Под его руководством в Академии в 1815— 1822 гг. был осуществлен перевод на современный русский язык Нового Завета и Псалтири, издававшихся Российским Библейским обществом. Ярким выражением богословских воззрений Преосвященного Филарета явились его проповеди, произнесенные в тот период. Великой его заслугой перед православной богословской мыслью было освобождение ее от крайностей схоластики, возвращение ее к Священному Писанию и к патристической традиции.

В 1821 г. Преосвященный Филарет был назначен на Московскую кафедру. Он немало внимания уделял преобразованной Московской Духовной Академии, где в период его святительского служения выросла плеяда замечательных русских богословов и церковных ученых. Среди них — историк Церкви, догматист и первый русский патролог архиепископ Филарет (Гумилевский; 1866); выдающийся филолог-славист и церковный историк протоиерей Александр Васильевич Горский (в 1862—1875 гг. — ректор МДА; 1875), видные представители русской христианской философии протоиерей Феодор Александрович Голубинский (1851) и Виктор Димитриевич Кудрявцев-Платонов (1891), историк Русской Церкви Евгений Евсигниевич Голубинский (1912).

В числе выдающихся наставников Санкт-Петербургской Духовной Академии, трудившихся в ней в первые пятьдесят лет ее бытия, — Преосвященный Макарий (Булгаков), впоследствии митрополит Московский (1882). В течение десяти лет он был в Академии профессором, а затем и ректором (1844—1853). Этот период явился для него временем напряженной научной работы, наиболее значительные ее результаты — это его исследования по древнерусской литературе и первые три тома его фундаментальной «Истории Русской Церкви».

В 1860—1877 гг. профессорами четырех Духовных Академий был осуществлен полный перевод Библии на русский язык. Первоначально эта работа осуществлялась под наблюдением митрополита Московского Филарета.

Последняя четверть XIX в. и первые пятнадцать лет XX в. явились для русской высшей духовной школы периодом подлинного расцвета. В этот период сформировался ряд богословов и церковных ученых, чьи выдающиеся труды получили мировое признание.

Среди профессоров Санкт-Петербургской Духовной Академии это прежде всего историки Древней Церкви Василий Васильевич Болотов (1900) и Александр Иванович Бриллиантов (1933), церковный историк и экзегет Николай Никандрович Глубоковский (1937), историк Русской Церкви и древнерусской литературы Николай Константинович Никольский (1936). Из профессоров Московской Духовной Академии отметили видного экзегета Митрофана Димитриевича Муретова (1917), выдающегося филолога-слависта Григория Александровича Воскресенского (1918), замечательного церковного историка и всемирно признанного авторитета в области древней хронологии священника Димитрия Александровича Лебедева (1938), яркого православного богослова архимандрита (впоследствии — архиепископ Верейский) Илариона (Троицкого; 1929) и великого русского религиозного философа священника Павла Александровича Флоренского (1943).

Из профессоров Киевской Духовной Академии наибольшую известность своими догматическими и философско-апологетическими трудами приобрел протоиерей Павел Яковлевич Светлов (1942), а из профессоров Казанской Духовной Академии своими разработками православного учения о человеке — Виктор Иванович Несмелов (1920).

Мирские профессии и служение Церкви

Не следует думать, что послужить Церкви можно, лишь став священнослужителем. По слову апостола Павла, Господь «поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 11–13). Тело Христово — это Церковь. В своем земном бытии она, как на уровне централизованной организации (митрополии или епархии), так и на уровне каждой отдельно взятой общины, нуждается в квалифицированной помощи различных специалистов. Назовем лишь некоторых из них: юристы, архитекторы, строители, реставраторы, иконописцы, певцы, философы, бухгалтеры, историки, врачи, психологи, журналисты, филологи, программисты. Список можно продолжать и продолжать, ведь задач перед нами стоит много, и они разные. Это и реставрация храмов, и их содержание, это создание и ведение сайтов, представление интересов Церкви во властных структурах и судах. Не обязательно работать в церковной организации. Только очень крупные из них имеют в своем штате такие кадры. Чаще всего приходится привлекать профессионалов со стороны. Хорошо, если привлеченный специалист будет членом Церкви. Но надо честно признать, что сегодня собственных кадров крайне мало.

Отдельно следует сказать о занятии предпринимательской деятельностью. История старообрядчества наглядно показывает, что можно сочетать глубокую веру и благочестие с предпринимательской жилкой и поставить все это на службу родной Церкви и Отечеству. До революции старообрядцы составляли свыше шестидесяти процентов представителей торгово-промышленного класса, в руках которого было сосредоточено до 64% всего российского капитала. Усердие в ведении бизнеса рассматривалось как исполнение христианского долга перед Богом и перед людьми, умелое хозяйствование способствовало укреплению и возрастанию веры, укреплению истинной Церкви. В начале ХХ в. купцы и промышленники послужили стремительному развитию церковных институтов и учреждений, удовлетворяющих насущные запросы того периода. Получила толчок церковная жизнь старообрядцев, по всей Руси развивались старообрядческое храмоздательство, периодическая печать, строительство школ, был создан старообрядческий институт. Бог весть, может быть еще будут явлены миру новые Морозовы, Рябушинские, Кузнецовы, которые возродят их славные традиции и дела.

Думается, что эта ситуация должна мотивировать духовных отцов на то, чтобы ориентировать молодое поколение на освоение тех профессий, где можно было бы раскрыть свой потенциал и в то же время иметь возможность помогать православным общинам и отдельным людям из числа единоверных братий. И если не непосредственным участием в делах Церкви, то, как минимум, в приношении десятины от своих праведных трудов. Как сказано в Книге премудрости Исуса, сына Сирахова: «Приношение праведного утучняет алтарь, и благоухание его — пред Всевышним; жертва праведного мужа благоприятна, и память о ней незабвенна будет. С веселым оком прославляй Господа и не умаляй начатков трудов твоих; при всяком даре имей лице веселое и в радости посвящай десятину» (Сир. 35, 5–8).

Это эссе было прочитано как лекция «Православие в Америке» в Центре православных христианских исследований Университета Фордхем в 2021 году. Я благодарю президента Джозефа Макшейна, профессоров Джорджа Демакопулоса и Аристотеля Папаниколау и всех тех, кто участвовал в работе­ Центра православных христианских исследований при Университете Фордхем, за приглашение, а также Энн Глинн-Макул за ее очень добрую и трогательную вводную речь. Работа над этим текстом дала мне повод обобщить все, чем я занимался последнюю четверть века.

Богословское образование действительно лежит в основе христианской веры, о нем говорится в заповеди Самого Христа: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28:19). Когда мы слышим это великое поручение, наше внимание обычно захватывается словами идите и крестите, хотя на греческом языке это причастия — идя/крестя. Именно слово «научите» здесь является императивом: это то, что мы должны делать, — а идя и крестя являются сопутствующей деятельностью. Более того, фраза «научите» (μαθητεύσατε) — это не просто вопрос создания новых последователей, это вопрос обучения, воспитания учеников (μαθηταί), учеников Слова. Это действие, помимо прочего, подразумевает под собой не просто передачу информации, повышения числа образованных­ христиан. Женщина, бегущая в пустыню, описанная в книге Откровения (12), является, согласно Ипполиту, Церковью, а ее ребенок — это Христос, «которого, — говорит он, — Церковь постоянно несет, поскольку она учит все народы» (AntiChrist 61: ὃν ἀεὶ τίκουσα ἡ ἐκκλησία διδάσκει πάντα τὰ ἔθνη). Церковь рождает Христа в акте учения! Богословское образование действительно призывает к высоким целям!

К сожалению, мы вынуждены констатировать, что обучение необходимо для всех христиан[1]. Мы молимся на литургии за рост в жизни, вере и духовном понимании — и тем не менее предпочитаем тратить время на изучение чего-либо другого — политики, спорта, экономики и т.д., а затем задаемся вопросом, почему наша вера слишком часто остается в детском состоянии. Но это не то, о чем я планирую говорить сегодня. Моя тема звучит конкретно: как достичь более высокого уровня­ богословского образования, подготовить новых учителей. Ибо, как сказал апостол, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Бог поставил одних апостолами, других — пророками, иных — евангелистами, иных — пастырями и учителями (Еф. 4:11-12): «пастыри» и «учителя» идут вместе как единая администрация, а не отдельные роли или даже отдельные виды деятельности (я вернусь к этому впоследствии). Что же тогда включает в себя богословское образование­ и какая должна быть подготовка тех, кто призван быть учителями/пасторами? Я хотел бы остановиться на двух основных моментах.

I: ЗАДАЧА БОГОСЛОВИЯ/БОГОСЛОВИЕ КАК ЗАДАЧА

За последние десятилетия я все яснее осознаю, что задача образования заключается не в том, чтобы дать студентам возможность отвечать на возникающие сегодня вопросы, а в том, чтобы они могли отвечать на те вопросы, которые будут подниматься в ближайшие десятилетия по мере их созревания в собственном призвании. Если вопросы, которые стоят перед нами сегодня, были сложными и невообразимыми всего несколько лет назад, то они, несомненно, будут еще более усложняться по мере того, как мир будет меняется все быстрее. Таким образом, существует пророческий элемент богословского образования. Но для этого мы должны четко понять, в чем заключается задача богословского образования. Проще говоря, речь идет не о передаче информации, а о формировании богословов, которые смогут говорить в новых и непредвиденных контекстах.

Богословское образование, конечно, включает в себя длительное обучение и освоение всех видов дисциплин. Некоторые из них являются более академическими: например, изучение Писания, патристики, истории, систематического богословия, литургики, канонического права, иконологии и языков, необходимых для изучения этих дисциплин. Другие дисциплины являются более пастырскими, они затрагивают вопросы пастырского служения, консультирования по различным вопросам, связанным с болезнями, старостью, смертью и всевозможными утратами, наркоманией и т.д., что часто требует обширной работы на местах. Есть и другие, еще более практичные сферы, такие как правила богослужения, музыка, публичные выступления и проповеди. Однако это еще не богословие в полном смысле этого слова: каждая дисциплина может преподаваться и преподается, но не как богословие. Фактически каждая из этих дисциплин — толкование Священного Писания, патристика, литургия, ­систематика, или догматика, и прочие — теперь стали самостоятельными дисциплинами, что приводит к фрагментации единой дисциплины богословия. Цитируя Эдварда Фарли, можно сказать, широкими штрихами выражая общепризнанные вещи, что в течение первого­ тысячелетия и далее богословская работа осуществлялась через созерцательное чтение Писания в контексте школы литургии и святоотеческого предания[2]. Но в течение второго тысячелетия эта педагогика развалилась как на Востоке, так и на Западе: практика sacra pagina[3] превратилась в sacra doctrina[4], в которой были накоплены отрывки из Священного Писания в поддержку догматических точек зрения, которые затем обрели собственную жизнь в качестве строительных блоков для догматического богословия, результатом чего являются справочники догматического, или систематического, богословия, помогающие в изучении церковной истории и отцов. Таким образом, учащиеся начали изучать Священное Писание совсем иным образом, в первую очередь — чтобы не сказать исключительно — через призму истории. Аналогично литургия в настоящее время изучается прежде всего как история богослужебной практики, редко затрагивается, например, использование Священного Писания в гимнографии.

Из-за этой фрагментации богословской дисциплины на многочисленные области, те, кто отвечает за богословское образование, сосредоточились на учебной программе как освоении этих дисциплин, каждая ­из которых имеет свои собственные требования, которые объединяются в некий управляемый набор. При этом почти никто не пытается организовать слаженный процесс богословского образования. Это, однако, приводит к сокращению преподавания теологии до распространения определенных информационных материалов или, как это все чаще происходит, определенных навыков (лидерство, финансы, управление людьми и т.д.). Информация и навыки, конечно, важны, и учебная программа также всегда нуждается в пересмотре. Но чтобы понять богословское образование, мы должны смотреть глубже и четко понимать природу самого богословия. Богословие — это не просто вопрос передачи информации, выборочного набора предложений, как если бы преподаватели богословия были просто курьерами СДЭК, передающими посылку. Такое понимание природы богословия ложно и неправильно.

Оно ложно, как показывает пример прошлого века. В течение ХХ века православие во многих отношениях пережило этап возрождения: ­литургическое (возрождение участия в евхаристии), духовное (возрождение интереса к молитве Иисусовой), иконографическое (повторное открытие более древних стилей иконографии) и особенно богословие и его преподавание. Корни этого ренессанса лежат­ в более раннем движении Колливадов на горе Афон и Паисия Величковского в Мол­давии в XVIII в., а также Оптинских старцев в России в XIX в., и Московского Собора 1917/18, а пространством для расцвета этого возрождения в ХХ веке стал преимущественно Запад. Именно здесь, на Западе, богословы-эмигранты чувствовали себя свободными, могли избавиться от кандалов того, что о. Георгий Флоровский славно охарактеризовал как «западное пленение» православного богословия, то есть очень схоластической формы богословия и его преподавания в предшествующих­ веках на Востоке. Он сказал, цитируя Шпенглера, что это был псевдоморфоз его истинной природы в инопланетную форму. Но тогда на Западе, освобожденном от западного пленения, Флоровский и другие вступили в энергичную и высокопродуктивную новую эру повторного открытия истинных корней православного богословия, которое должно было совершиться в основном благодаря возвращению к отцам (как это делали и многие другие на Западе) и осуществиться в новом институциональном контексте­, в частности, в Институте святого Сергия в Париже, а затем в Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке и семинарии св. Креста в Бруклине (Массачусетс).

Стиль богословия православия, сложившийся таким образом, стал настолько вездесущим во второй половине ХХ века, что теперь он и воспринимается как аутентичная православная традиция богословия. ­Но, учитывая разрыв между этим обновленным видением богословия и предыдущими веками — разъединение, заложенное в самом провозглашении его возрождения, — богословы знали, что они не могут­ претендовать на то, что они занимались одной лишь раздачей нетронутым переданного им наследия, поэтому настаивали на том, что, по своему обыкновению, чрезвычайно элегантно выразил митрополит Каллист: традиция — это не просто повторение, а «творческая верность»[5], — слова, которые потом часто повторялись и которые в последнее время трансформировались, как указал Георгий Демакопулас, в странную, нетрадиционную и даже сектантскую фразу «традиционное православие»[6].

В этом случае говорить, что учителя только передают, без всякого вклада, то, что они получили, просто неверно. Это также, как я уже сказал, в корне ошибочно в отношении характера богословских дисциплин. Размышляя немного больше об обновленной форме православного богословия в XX веке, мы попытаемся понять эту дисциплину глубже. Плод возвращения к отцам в прошлом столетии чаще всего выражался в «неопатристическом синтезе», объединяющем различные элементы учения отцов в синтез, представляющий православное догматическое, или систематическое, богословие. Это было сделано в первую очередь с точки зрения высшей точки святоотеческого богословия — фигуры святого Григория Паламы. И поэтому неопатристический синтез регулярно принимал форму неопаламизма, о котором подробно рассказывается в новом замечательном исследовании Нормана Рассела «Григорий Палама и Создание Паламизма в современную эпоху»[7]. «Нео-» — потому что сам Палама не учился в православных церковных институтах в предыдущие века; во многом этот неопаламизм стоял рядом с неотомизмом, как средство самодифференцирования в общей задаче возвращения к отцам, выполняемой как восточным православием, так и римо-католицизмом. Пожалуй, можно было бы также рассматривать стремление к неопатристическому синтезу как исторически-ориентированный пример стремления современности к «систематической» теологии, поскольку такая систематизация не характерна для первого тысячелетия, это современное явление.

Перефразируя слова св. Иринея, я бы предложил говорить не о синтезе, но о симфонии. Симфония, говоря техническим языком, синхронически и диахронически полифонична, то есть она состоит из разных голосов, каждый из которых в течение всего времени встраивается в играемую мелодию с разными тембрами и тональностями, переливами и темами, и каждый из них создает симфонию. Свв. Василий и Григорий Нисский в V веке расходятся во мнениях, несмотря на то что они братья и несмотря на наше стремление говорить о «каппадокийской» теологии как о едином монолитном целом. Не идентичны и слова святого Иринея во II в. и святого Максима в VII в., хотя существуют поразительно схожие темы, которые поднимаются с использованием очень разной терминологии ­и философской системы. Тем не менее все эти фигуры были частью одной симфонии, со всем диахронным и синхронным разнообразием, которое она влечет за собой. Симфония не сводит каждый голос к ни монотонности, ни к консенсусу (как наименьшему общему знаменателю): каждый голос в своей полной специфике способствует полифонической природе симфонии. Более того, выражаясь богословским языком, эта симфония не построена каким-либо отдельным голосом или всеми голосами вместе, а управляется собственным ритмом и правилами, так что, говоря словами Иринея, именно Бог «гармонизирует человеческий род с симфонией спасения»[8].

Таким образом, чтение отцов «симфонически» настраивает нас на мелодию, которая и является теологией. Но репетировать симфонию в том виде, в котором она исполнялась до сих пор, еще не значит заниматься богословием. Если кто-то хочет принять участие в симфонии, нужно прочитать партитуру более ранних частей, особенно самых ранних, где симфонии впервые дается форма; но само богословие начинается только тогда, когда, внимательно прочитав счет предыдущих движений, мы принимаем участие в продолжающейся симфонии. Мы читаем более раннюю партитуру не просто для того, чтобы накопить цитаты, но чтобы подкрепить то, что, как мы думаем, уже знаем; скорее, мы репетируем симфонию, чтобы мы сами могли быть гармонизированы в симфонию, и поэтому играем свою собственную уникальную роль, чтобы петь в этой симфонии новыми голосами, с темами и движениями, которые вполне могли бы отличаться от того, что было раньше, но являются частью одной и той же симфонии, ибо мы должны петь в ­настоящем моменте, обращая внимание на проблемы настоящего и используя современный язык, если хотим что-то сказать и надеемся, что нас услышат.

Затем возникает еще один вопрос (возможно, ответом на него будет движение симфонии богословия в XXI веке): как мы можем слышать отличающиеся друг от друга голоса отцов как симфонию, а не как какофонию? Этот вопрос углубит нас в тему, которую я поднимал ранее: вопрос о согласованности дисциплины богословия как богословия. Чтобы продолжить тему симфонии, я бы предположил, что это возможно (или только потенциально?), если мы вернемся к идее канона в том виде, в каком она выражалась в начале нашей эры. По словам Климента Александрийского: «Церковный­ канон — это гармония и симфония закона и пророков в завете, заданном в пришествии Господа»[9]. Канон, руководящее правило, для богословия — это симфония и гармония закона и пророков (то, что мы сейчас называем вводящими в заблуждение словами «Ветхий Завет»), переданная в пришествии Христа. Примером этого является сам Христос. По дороге в Эммаус (Лк. 24) Он открывает Писание, чтобы показать, как Моисей и все пророки говорили, что Христос должен пострадать, чтобы войти в славу Свою, и тогда Он открылся в преломлении хлеба, только чтобы исчезнуть из виду (ибо мы теперь — Его Тело). Эти два момента — открытие Священного Писания, показывающее, как оно говорит о распятом и воскресшем Христе, и преломление хлеба являются, что важно, единственными элементами, для которых апостол Павел использует техническую и разрешающую формулу: «Я передал (или «установил») вам то, что я получил» (1 Кор. 11:23 и 15:3-5). Это то, что «предано» небесным Апос­толом, и оно дается как постоянная задача. Толкование Священного Писания и литургия образуют единое целое, регулируемое тем же каноном. В литургии происходит созерцательное чтение Писания, которое затем артикулируется в различные эпохи по-разному. Апостол, хотя и не употребляет слово канон, указывает на то же требование, когда призывает Тимофея «держаться образа здравого учения» (2 Тим. 1:13). Слишком часто сегодня, однако, теология превращается в один лишь образ здравого учения!

Иными словами, если мы хотим понять слаженность богословия как богословской системы, мы не начинаем с конца (или с того, что мы считаем высокой точкой, как, например, учение Паламы, которого начали читать и высоко ценить в прошлом веке), скорее, мы должны, как сказал Поликарп, «вернуться к Слову, переданному в начале»[10], и так научиться говорить на языке­ богословия. Ибо, как напоминает нам Роуэн Уильямс, «Теология <…> постоянно соблазняется перспективой обойти вопрос о том, как она учит свой собственный язык»[11]. Следует также отметить, что когда обращение к «канону» впервые было сделано в раннем христианстве, это не было набором информационных предложений, которые необходимо было просто поддерживать, повторять без переформулирования в современном контексте. Слово canon скорее означает ориентир, прямую линию. Как уже отмечал Аристотель, если у нас нет прямой линии, мы не можем определить, что прямо, а что криво. Смысл канона (а позже и веры) в том, чтобы не ограничивать мысли, чтобы отметить, что такое неприкасаемая догма, ересь и, возможно, оставить серую зону для размышлений или спекуляций (так называемый теологумен). Нет, смысл канона не в том, чтобы устроить или разграничить мышление, а в том, чтобы сделать мышление возможным! Без канона, правила или регулирующего принципа, без прямой линии мы бы вообще не смогли бы думать. Каждая область мысли нуждается в своем каноне, руководстве, регулирующем ее дискурс, и, как я уже говорил, для христианской теологии это открытие Священного Писания в свете Страстей Христовых и преломления хлеба, через которое мы становимся Его Телом. Смысл канона опять же заключается не в том, чтобы заслонить мысль или размышление, а в том, чтобы сделать его возможным, и не просто как допустимый подвиг, который мы могли бы при желании совершить, а также в том, что мы должны взять на себя эту задачу — задачу богословия, должны быть готовы дать благой ответ о нашем уповании всем, кто спрашивает о нем, как требует этого от нас апостол Петр (1 Пет. 3:15). Именно ради этой свободы мы были освобождены (Гал. 5:15), чтобы получить способность реагировать на современную ситуацию в рамках продолжающейся симфонии богословия.

Иногда предполагается, что отвечать или даже слушать вопросы, поднимаемые сегодня, опасно и что диалог ведет к искажениям веры. Впрочем, это не так опасно, как перестать понимать, для чего существует канон, и не так опасно, как позволить нашему собственному психологическому багажу определить, что мы считаем симфонией. Существует определенное аскетическое измерение богословия, как и в любой академической дисциплине, позволяющее высветить и раскрыть наши собственные предположения. Мы должны быть гармонизированы в симфонию, чтобы иметь возможность петь в настоящем, а не переопределять эту симфонию в соответствии с нашим собственным психологическим багажом, нашими собственными ошибками или страхами (как это часто бывает).

Если мы начнем с этой идеи канона, направляющей формирование богословского курса, то тогда сможем увидеть современную фрагментацию богословия на ряд областей, о которых я говорил ранее, не как повод для скорби, а в позитивном ключе, ибо она привела к появлению феноменального количества наук­, затрагивающих каждую область человеческого знания, к изданию многочисленных томов, содержащих обширные сведения, и к достижению глубины знаний. И таким образом — посредством дисциплинированного, строгого академического изучения, до самого высокого уровня, на который мы способны, — заклинание однообразной гармонизации истории в фиксированном «синтезе», построенном из нашего собственного места в истории, разрушается, и мы можем снова с верностью услышать каждого исторического свидетеля и так встроиться в гармонию этой симфонии.

То, что мы имеем перед собой или, скорее, позади нас, — это история конкретных, живших в определенный исторический момент христиан, свидетельствовавших и воплотивших свою веру во Христа до тех пор, пока Он не придет снова: свидетель, воплощенный в текстах и доступный нам в виде текстов, понятных в контексте литургии. Таким образом, видение богослова является одновременно историческим/герменевтическим и неизбежно экзегетическим: он стоит между окончательным действием Бога во Христе и Его возвращением, терпеливо и диалогически учась слышать Слово Божье, встречать воскресшего Христа в открытии Священного Писания и в преломлении хлеба вместе со свидетелями этой встречи и таким образом гармонизироваться с симфонией, которую они пели, чтобы иметь возможность петь нашу собственную партию сегодня.

II: Теология как трансформативное видение

Второй главный момент, который я хотел бы подчеркнуть, заключается в том, что задача богословия состоит в­ трансформации — преобразовании нашего видения так, чтобы мы сами могли трансформироваться. ­Преподавание теологии — это не просто вопрос распространения содержащих ту или иную информацию предложений, а задача трансформации нашего видения, чтобы узреть все во свете Христа. Возьмем, к примеру, фигуру мученицы Бландины, умерщвленной на арене в конце второго века. Она была молодой рабыней, слабейшей из слабых в древнем мире, но потому и величайший сосуд силы Божьей, ибо Его сила, как говорит Христос Павлу, совершается в немощи (2 Кор. 12:9). Описывая испытания­, через которые ей пришлось пройти, Ириней сообщает, что стражники, истязавшие ее в течение нескольких дней, признались, что выбились из сил, в то время как она оставалась стойкой. Ее сажали на кол, бросали на съедение диким зверям. Святой Ириней продолжает:

«Бландину решено было подвесить к столбу на съедение зверям. Вид ее, словно распятой на кресте, ее горячая молитва внушали много рвения состязавшимся: благодаря сестре телесными глазами увидели они Распятого за нас; да убедятся уверовавшие в Него, что каждый пострадавший за Христа находится в вечном общении с Богом живым»[12].

Она не только является верховным сосудом силы Божьей, но и теперь в своем уходе она воплощает в себе самого Христа. Но обратите внимание, что только находящиеся на арене­ рядом с ней могут смотреть на нее и видеть Того, Кто был распят за них, а не сидящие в местах амфитеатра, способные увидеть лишь только молодую девушку, растерзанную ­для их развлечения. Так и мы должны быть на арене, а не зрителями на трибунах. Вернее сказать, сам автор письма, святой Ириней, со своим богословским видением, основанным на каноне, является открытием Священного Писания в свете Христа. Это помогает увидеть Христа и понять все домостроительство Бога от начала до конца, от Адама до Христа. Человек , от мужчины и женщины до живого человека в духовном росте Христа, который способен посмотреть на эту сцену жестокости и бойни и увидеть воплощение самого Христа в Бландине, и, таким образом, он позволяет нам увидеть ее сегодня как воплощение Христа, — то, чего мы, вероятно, не увидели бы, если бы были там в тот день. Ириней дал нам словесную икону мученика, а не просто фотографию.

Именно в этой трансформации видения лежит пастырское измерение и сила богословия. Когда мы говорим о пастырском богословии, мы не можем допустить, чтобы оно было сведено к тому, чему учат те, кто занимается, скажем, социальной работой, мы не можем позволить более абстрактным аспектам теологии, таким как систематика, избежать пастырского измерения, что возвращает нас к проблеме фрагментации. Скорее, пастырское измерение богословия как единой дисциплины заключается в том, чтобы открыть наш разум в свете Христа к полному богословскому видению и таким образом быть в состоянии­ воспроизвести это трансформированное и трансформирующее видение другим людям. То, что мы зрим, когда смотрим богословским видением, лучше всего выражается Павлом в его послании к Римлянам (8:19-24):

«Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего. Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться?»

Хаос, страдания, боль, распад и смерть, наполняющие мир, в котором мы живем, на самом деле, в свете Христа, оказываются родовыми схватками творения, которое трудится в тяготах, рождая детей Божьих.

И это, в свою очередь, предлагает более широкое видение Церкви и задач проповеди. Ириней, продолжая рассказывать о Бландине, описывает, как она и молодой человек по имени Аттул были наконец убиты. Он говорит следующее:

«За их терпение явлено им было безмерное милосердие Христово: живые оживили мертвых, мученики простили отрекшихся, и великая радость была у Девы-Матери, принявшей живыми мертвых выкидышей. Благодаря исповедникам большинство отступников вернулось к вере, зачало новые плоды, загорелось и выучилось исповеданию. Ожившие, полные сил подходили они к кафедре для нового допроса, и радовался Господь, не желающий смерти грешника, милостивый к кающимся»[13].

Церковь является Матерью мучеников, тех, кто через свое свидетельство становится живыми людьми. Этот материнский аспект Церкви, будучи столь широко распространенной чертой раннехристианской­ теологии, однако, поразительно отсутствует в современной экклезиологии. За прошедшее столетие экклезиология прежде всего рассматривалась с точки зрения Евхаристии: считалось, что там, где находится Евхаристия, и есть Церковь. Это один из плодов ­возрождения богословия XX века. Но эта евхаристическая экклезиология, я бы сказал, тонко трансформировалась в епископскую. Доказательством тому является то, как часто ошибочно цитируются слова святого Игнатия: «Там, где епископ, есть кафолическая церковь». На самом деле он говорит: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь»[14]. В таком преобразовании наши экклезиологические вопросы, в свою очередь, все больше фокусируются на территории и ­иерархии, и проповедь также понимается как своего рода религиозный или культурный империализм­, расширяющий границы наших институтов и увеличивающий состав членов наших рядов.

Возвращаясь к цитате, с которой я начал: если наша задача заключается в исполнении предписания Христа «делать учеников», тогда как «идти» и «крестить» является сопутствующей деятельностью, и если преподавание богословия, как я пытался показать, является задачей преобразования нашего видения до такой степени, что мы можем видеть вместе с Павлом все творение, видеть, как стоны в муке, рождение детей Божьих, живых людей, которые в своем знании/мучении воплощают или вочеловечивают Христа, так что Церковь, как говорил Ипполит, всегда рожает Христа, — тогда мы получим гораздо более широкое видение Церкви и гораздо более высокое понимание задач богословия.

III: Контекст: учреждения

Третий момент, на котором я хотел бы кратко остановиться, — это институциональный контекст. Ранее я упоминал, что возрождение православного богословия в XX в. связано с созданием новых учебных заведений около 70 лет тому назад. Это были первые институты, в которых в прошлом столетии работали и преподавали одни лишь православные богословы. За последние десятилетия, однако, увеличилось число православных богословов (и православных ученых в других смежных дисциплинах), работающих в университетах и колледжах, в академических кругах в целом, были созданы православные центры, как здесь, в Университете Фордхем.

Некоторым это не нравится, они считают, что православные ученые, работающие в широком научном сообществе, работают за пределами Церкви, свободно занимаются тем, что некоторые называют спекулятивной теологией, тогда как семинарии, как церковные учреждения, больше связаны с церковной теологией. Но это действительно ложная оппозиция, которая фактически предает видение основателей западных богословских школ. То, что можно назвать учредительным уставом этих школ, содержится в докладе о богословском образовании­ в Америке, написанном в 1913 году о. Леонтием Туркевичем (в то время декан школы в Тенафли, Нью-Джерси, затем митрополит Северо-Американской Митрополии и декан Владимирской семинарии) для Русской Церкви[15]. «Вместо разделения богословского обра­зования, как это было в России, на семинарии, которые были сосредоточены на подготовке приходских священников, и академии, где высшее образование предоставлялось тем, кто готовился стать лидерами церковной админис­трации, — отметил о. Леонтий пророчески, — другими должны быть характери­стики богословского образования в Новом Свете, мире, в котором, Американская Православная Церковь [была бы] авангардом православия в целом и богословская школа Поместной Церкви [была бы] серьезным аванпостом православия»[16]. Для выполнения этой высокой роли, настаивал он, необходимо, чтобы в Америке существовала богословская наука высшего уровня, потому что, по его словам, священник, служивший в этой стране, «не имеет права отказываться от достойного базового ответа о значении, целях и проблемах Церкви, а также представления об истинном отношении православия к инославию»[17]. Без этого «серьезного богословского основания наша работа, — продолжал он, — всегда будет приравниваться к сектантской игре».[18] И с еще большей проницательностью он настаивал на том, что такое образование должно выйти за рамки противост­ояния между пастырскими и академическими, практическими и научными сферами, объединяя обе эти необходимые виды деятельности, чтобы создать то, что он назвал «апостольским типом» образования[19].

Углубляясь в рассмотрение природы и задач богословия, мы, возможно, сможем получить более полное представление о том, о каком образовании и служении он говорил. Уменьшить богословское образование до чего-либо меньшего значит предать свое высокое призвание и впасть в сектантство. То, что православное богословие преподается вне семинарий, в университетах и колледжах, иногда с собственными цент­рами, не должно вызывать беспокойства или желания заняться самобичеванием, но становиться поводом для радости, ведь это свидетельствует о его жизнеспособности. То, что православные богословы готовы решать современные проблемы и затруднения с созидательной верностью, о которой писал митрополит Каллист, — не повторение, а новый этап в симфонии богословия, который следует отметить, используя слова возгласа перед молитвой Господней, «со дерзновением неосужденно» (хотя, к сожалению, слишком часто осуждение все-таки преобладает!). Какие учреждения будут преподавать богословие в будущем? Институты приходят и уходят, как учит нас история, особенно когда они предают свою миссию и идентичность, однако совершенно точно можно говорить о том, что не исчезнет традиция, симфония богословия.

УНИВЕРСИТЕТ АБЕРДИНА

Behr J. (Archpriest), Theological Education in the Twenty-First Century. Journal of Orthodox Christian Studies 3.1: 1–11 © 2020 Johns Hopkins University Press

Перевод А. Макарова

[1] Вероятно, о. Джон произносит эти слова с иронией — прим. пер.

[2] Э. Фарли, Богословие: Фрагментация и единство богословского образования (Миннеаполис: Аугсбургская крепость, 1994).

[3] Священное Писание. В данном контексте углубленное его изучение — прим. пер.

[4] Священная доктрина — прим. пер.

[5] Тимоти Уэр, Православная Церковь, новое изд. (London: Penguin, 1993), 198 (этот комментарий был уже в первом издании в 1963 году).

[6] George Demacopoulos, ‘“Traditional Orthodoxy’ as a Postcolonial Movement,” Journal of Reli­gion 97.4 (2017): 475-99.

[7] Norman Russell, Gregory Palamas and the Making of Palamism in the Modern Age (Oxford: Oxford University Press, 2019).

[8] Ириней Лионский, Против Ересей, 4.14.2.

[9] Климент Александрийский, Строматы 6.15.125.3.

[10] Святой Поликарп Смирнский, Письмо Филиппийцам, 7.

[11] Rowan Williams, On Christian Theology (Oxford: Blackwell, 2000), 131.

[12] «Письмо христиан Вены и Лиона к тем в Азии и Фригии», вероятно, ­письмена святого Иринея, сохранилось в Церковной истории Евсевия, 5.1, здесь 5.1.41.

[13] Евсевий, Церковная история, 5.1.46.

[14] Святой Игнатий Антиохийский, Послание к смирнянам, 8. Нехорошо пропускать народ и Христа!

[15] Leonty Turkevich, “Theological Education in America,” SVTQ n.s. 9.2 (1965), 59-67.

[16] Там же, 61.

[17] Там же, 62.

15.Там же.

[19] Там же, 65.

Искушения и соблазны в профессиональной деятельности

Очевидно, что христианину придется сталкиваться с некоторыми трудностями на мирской работе. Мы не говорим о явно греховных занятиях, связанных с преступностью или ростовщичеством. Но правила благочестия далеко не всегда совпадают мирскими требованиями. Некоторые компании, к примеру, могут устанавливать запрет на ношение бороды или устраивать обязательные для посещения «корпоративы» во время постов. Некоторые предприятия имеют столовые для сотрудников, но меню там не имеет постных блюд, и при этом запрещено приносить пищу с собой. Все это искушения, которые можно условно назвать внешними. Но есть и более серьезные. Это коррупция и взяточничество, нечестность, обман, воровство, служение политическим или классовым интересам вопреки нравственным нормам и многое другое. Нечто подобное может иметь место и в церковных организациях, идеализировать не следует.

В любом случае, где бы человек ни работал и чем бы ни занимался, везде необходимы мужество и мудрость, чтобы карьера не препятствовала спасению души. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мк. 8, 36). А опыт святых показывает, что среди них были и простые крестьяне, и чиновники, и солдаты, и военачальники, и ремесленники, и предприниматели, и священнослужители, и простые рабочие.