Зарождение христианства в Риме — кратко
Чтобы лучше понять зарождение христианства в Риме необходимо разобраться в ситуации того времени и что происходило в самом Риме.
Построенный в Западно-центральном регионе Италии, вблизи побережья Тирренского моря на реке Тибр. Рим практически оставался нетронутым в течение тысяч лет. Он и сегодня существует, как большой центр Италии.
Более двух тысячелетий назад, столица Римской Империи с населением больше 1
миллиона человек. Все римские императоры жили и управляли своей империей вместе с сенатом из этого города.
В богатом городе проживали несколько экономических классов:
- свободные люди;
- рабы;
- официальные римские граждане;
- политики и военные различных рангов.
Основное население были политеистами,
преклонялись различным богам и полубогам, в соответствии своего положения и предпочтений. Весь первый век на Рим оказывало сильное влияние греческая мифология и практика имперского культа (поклонение императору).
В городе построено множество храмов, святынь и мест поклонения не имеющих единого ритуала и практики. Правительство относилось лояльно ко всем религиозным направлениям. Рим стал домом для «чужаков»
различных культур, в том числе христиан и евреев.
Непременным для всех было одно, культ императора. Император провозглашался богом, ему поклонялись как отцу отечества. Совершали в каждом доме и во всех храмах в его честь обряды, за отказ следовало жестокое наказание.
Первые христиане в Римской Империи
Захваченная римлянами территория Иудеев и населения, проповедующего новое вероучение христианство, положило начало преследования религиозного направления. Религиозные заповеди христиан противоречили признанию императора божеством
и почитания его, как бога. Именно это стало причиной преследования христиан и иудеев правителями Рима:
- в 49 году н.э.,
император Клавдий
изгнал всех евреев из города; - император Нейрон обвинил христиан в Великом пожаре Рима,
и многие христиане были арестованы и казнены. Христиан обвиняли во всех неудачных походах и неурожаях. В конце правления Нейрона, он с особой жестокостью и извращением показывал свое к ним отношение. Любил захватывать христиан и поджигать их, чтобы обеспечить свет для своих садов ночью - при царствовании императора Деция в 250 году н. э. христиане снова были подвергнуты официальным санкциям по всей империи
. Деций приказал каждому жителю империи принести жертву перед римскими чиновниками, но многие христиане отказались пройти ритуал и были подвергнуты пыткам и убиты.
Преследования и издевательства продолжались до 306 года н.э.
Преобразования христианства в Древнем Риме
В начале 4-го века, 306 г. н. э.
, Константин стал императором на Западе после смерти своего отца Констанция. Соправителем с ним стал Максенций. Открытая вражда и война вспыхнули между ними после нескольких лет политических интриг. Перед роковой битвой на
Мильвианском мосту в 312
году нашей эры, Константин якобы видел во сне знамение Христа, в котором
Христос явился Константину
и велел ему поставить небесное знамение на боевые знамена своего войска. Константин сокрушил Максенция, обеспечив себе место единственного западного императора. Он заявил, что
своей победой обязан Богу христиан,
и начал проводить имперскую политику для продвижения христианства:
- христианские епископы при Константине действовали в официальном качестве имперских советников;
- христианским священникам предоставлялись налоговые льготы, а из имперской казны выделялись деньги на строительство новых и перестройке старых церквей.
Победа Константина в 324 году н.э.
над императором восточных земель, Лицинием, сделала его единоличным правителем Римской Империи. Чувствуя себя более уверенно в своем положении, он более серьезно продвигает христианское дело. Новые церкви были построены в Риме и вокруг империи, такие как новая базилика на Ватиканском холме. Введен в эксплуатацию Собор Святого Иоанна Латеранского в Риме и восстановлена Никомидийская церковь, разрушенная Диоклетианом.
Константин занял враждебную позицию по отношению к язычникам.
Языческие жертвоприношения были запрещены, а сокровища многих храмов конфискованы и переданы христианским церквям. На Никейском Соборе в
325
году, собралось около
300
епископов со всей империи, чтобы обсудить состояние церкви. Разработаны важные доктрины для противодействия «еретическим» идеям. Основная система верований христианской веры. Принята концепция Святой Троицы, как высшего божества, своего рода компромисс между епископами и политиками, чтобы Церковь стала мощным и далеко идущим институтом.
Так укрепилась в Римской Империи зародившаяся более двух тысяч лет назад Христианская вера и получила статус государственной религии.
Рим – храм мира
Влияя на жизнь завоеванных территорий, Рим много заимствовал у них. Особенно ярко это проявлялось в религии. Главные боги римлян Юпитер, Юнона, Минерва имели этрусские корни. Завоевав греческие города Италии, римляне отождествили своих богов с греческими. Во время войны против Ганнибала в Риме ввели культ малоазийской богини-матери Кибеллы. В конце I в. до н.э. стали почитать египетских Исиду, Осириса, иранского Митру. Боги каждой завоеванной провинции включались в римский пантеон и молиться им можно было в любом городе империи. По словам современников, Рим превратился в «храм мира». Часто местные боги сливались с сознании людей с римскими.
Внутри Пантеона
Обязательным для всех жителей империи был только императорский культ. В основе его лежал апофеоз – провозглашение императора богом. Впервые божественным был провозглашен после смерти Цезарь. Его преемника Октавиана Августа уже при жизни почитали как отца отечества и хранителя семейного очага. Обряды в его честь совершали в каждом римском доме и в храмах. Во времена Тиберия за отказ от почитания императора любого ждало серьезное наказание.
В первые века нашей эры римляне окончили завоевание Средиземноморья. Подчинив себе множество народов и государств, Рим уничтожил их политическую самостоятельность и государственность, самобытность их общественной жизни. Безудержная алчность и жестокость римских наместников, тиски тяжелых государственных налогов, римское судопроизводство, вытиснившее местные правопорядки, — весь гнет государственной машины империи порождал в среде завоеванных народов чувство ненависти к завоевателю и вместе с тем чувство бессилия перед ним. Эти настроения хорошо переданы в одном из раннехристианских произведений — “Апокалипсисе” (Откровение Иоанна), написанном в I веке нашей эры. Автор этого произведения называет рабовладельческий Рим “великой блудницей”, развратившей целые народы и страны и разрушившей их жизненные устои. В неистовых пророчествах он предсказывает скорую и позорную гибель “вечного” Рима. “Время близко!” — восклицает он, но надежды свои возлагает на небесные силы. Другим большим вопросом общественной жизни являлась проблема рабства. Дело было не только в том, что рабский труд обрекал общество на экономический застой, — Римское государство страшилось своих рабов. “Сколько рабов — столько врагов”, — утверждала пословица того времени. Меры устрашения рабов не могли решить проблемы, и в верхних слоях общества робко начинает пробивать себе дорогу идея некоторого смягчения форм рабовладения. Римский философ Сенека (I век нашей эры), богач и царедворец, советовал господам более мягко обращаться со своими подневольными. “Все люди, — говорил он, — одинаковы по существу, все одинаковы по рождению; знатнее тот, кто честен по природе. У всех нас общий родитель — мир. Природа велит нам приносить пользу всем людям — все равно, рабы они или свободные, свободнорожденные или отпущенники”. В то же время рабам и тем, кто находится в зависимости, Сенека рекомендует проявлять терпение и спокойно сносить обиды, поскольку сопротивление только ухудшило бы их положение. Эти идеи, по-своему переработанные, выдвинуло и христианство. Римское общество переживало нравственный и религиозный кризис. Высшие круги общества с презрением относились к людям труда, не только рабам, но и свободным. Сукновалы, шерстобиты, сапожники, медники — постоянный объект пренебрежения и осмеяния. Греческий писатель Лукиан так изображает удел ремесленника: “Ты будешь недалек умом, будешь держаться простовато, друзья не будут искать твоего общества, враги не будут бояться тебя … ты станешь жить как заяц, которого все травят, и станешь добычей сильного”. В то же время среди людей труда, не только рабов, но и свободных, складывались свои меры ценностей человека. Из надгробных надписей, басен, поговорок того времени мы узнаем, что такой мерой оказывалось трудолюбие, мастерство, бескорыстие. В одной надписи некая жрица с гордостью говорит, что ее родители вольноотпущенные, которые были бедны, но свободны духом. В другой — об умершем — говорится, что его простодушие, “немудрствование” и доброта открыли его душе возможность местожительствовать с богами. Вольноотпущенник Федр в басне о судебной тяжбе между пчелами и трутнями из-за меда в улье дает понять, что он на стороне тех, кто добыл этот мед своим трудом. Поговорки и поучения трудовых людей содержат нередко противоположные призывы: призирай господство и не води знакомства с властью, отвечай обидчику тем же, ибо, прощая, ты вдохновляешь господ на новые обиды. В одной поговорке резко осуждается идея сопротивления: “Кроткие живут в безопасности, но зато они рабы”. И наряду с этим: “Лекарство против обид — прощение”. Здесь сопротивление злу — способ социальной самозащиты. Многие из этих представлений были восприняты формировавшимся христианством. Характерной чертой времени было известное охлаждение греко-римского общества к своим старым богам. Многие сомневались в самом их существовании. Известный римский политический деятель и оратор Цицерон (106 — 43 гг. до нашей эры) в тракте “О природе богов” изобразил трех философов, ведущих спор о том, что “следует думать о религии, благочестии, обрядах, жертвоприношениях” и о самих бессмертных богах”. Один из спорящих хотя и признает существование блаженных богов, однако, помещая их где-то в неведомых “междумириях”, отрицает их вмешательство в дела людей и, следовательно, реальное значение религии. Другой, наоборот, утверждает, что строение Вселенной исполнено божественного разума, и боги все устроили для блага человека. Третий философ — его точку зрения разделяет сам Цицерон — говорит, что в народе надо поддерживать веру в богов, но для образованных людей вопрос темен. “Много ведь попадается такого и смущает так, что иногда кажется, что совершенно нет таких богов”. Этот религиозный скептицизм уживался с самыми темными суевериями. Множество богов, демонов, духов опутывали мышление человека, держа его в страхе и подрывая, по выражению римского поэта Лукреция, “самые устои жизни”. Наряду со скептическим отношением к собственным богам в римском обществе распространяется интерес к восточным культам. В эту наполненную политическими и социальными потрясениями беспокойную эпоху они привлекали своей экзальтацией, исступленными обрядами, таинствами посвящения, создающими иллюзию общения с божеством. Некоторые из них содержали идеи потустороннего воздаяния и возмездия, отражая этим жажду социальной справедливости на Земле. Таким образом, социальная и политическая неустойчивость эпохи, чувство безысходности толкали массы к религиозным поискам. Наступление тяжелых времен приписывалось злой воле или слабости старых богов. А с захирением демократических учреждений Рима и упадком общественной жизни духовная энергия людей все больше обращалась к сфере религии. “Во всех классах, — пишет Энгельс, — должно было быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном освобождении, искали взамен него освобождения духовного, утешения в сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния”. Предзнаменования, гадания, оракулы, составление гороскопов, ворожба и заклинания, поиски магических формул заняли огромное место во всех слоях общества. И в этом кипящем котле духовной жизни империи исподволь подготавливалась и новая религия — христианство. Велико число источников, религиозных, литературных, философских, из которых черпала свои идеи новая религия. Философ Филон Александрийский (21 или 28 год до нашей эры — 41 или 49 год нашей эры) аллегорически толкуя Библию, соединил в своем учении монотеизм (веру в единого бога) иудейской религии с элементами греко-римской философии. Философская школа Филона дала христианству идею богочеловека, посредника между небом и землей. Повлияла на христианство и школа римского философа Сенеки, рассматривающего земную жизнь лишь как преддверие к “новому рождению” в потустороннем мире, и учение гностиков — религиозно-философское направление, считавшее материю греховным началом и искавшее пути спасения души. На вероучение и культ христианства оказали влияние и древнеегипетский культ Осириса и Исиды с его идеями загробного суда и воскрешения, а также культ древнеперсидского божества Митры с его символами и мифом о том, что бог добровольно принес себя в жертву. Христианство восприняло учение иудаизма о едином боге как первопричине всего существующего. Были восприняты и предсказания иудейских пророков о предстоящем приходе Мессии-спасителя и наступлении божьего царства. В 1947 году неподалеку от Иерусалима, в местности Вади-Кумран, были найдены запрятанные в пещерах древние рукописи, принадлежавшие предхристианской иудейской секте, отколовшейся от официального иудаизма. Ученые считают, что эта секта ессеев, которая упоминается в сочинениях древних авторов. Поверив в близость конца света и страшного суда, ессеи ушли в пустыню, чтобы “праведной” отшельнической жизнью готовиться к этим событиям. Изучение кумранских свитков выявило удивительно много сходного в религиозных воззрениях этой секты с первохрианскими общинами. Эта идея всеобщей греховности, воздаяния за добро и возмездия за зло после смерти. Другая характерная черта — враждебное отношение к божеству и пренебрежение к собственности. В кумранских свитках содержатся упоминания об “учителе праведности”, которого в какой-то мере можно рассматривать как прообраз евангельского Христа. Христианство возникло в Палестине в первой половине I века нашей эры. Его формирование растянулось на продолжительное время. Глухое упоминание о христианских проповедниках в обрамлении мифов и легенд сохранилось в исторических источниках. Первоначально христианство было небольшим стихийным движением. Первые христианские общины состояли по преимуществу из рабов, вольноотпущенников, ремесленников, городской бедноты, всех тех, кого, по образному выражению Ф. Энгельса, “выбросил за борт процесс разложения старого мира”. Все они осуждали существующие порядки и мечтали о социальном и духовном переустройстве. Все они искали в новой религии утешение. И христианство ими же творимое, все это охотно обещало. Новая религия утверждала, что страдания в земной жизни принесут человеку спасение и райское блаженство в загробном мире, а в сопротивлении злу видела путь к нравственному совершенствованию. Она обещала всем обездоленным, что “будут последние первыми, и первые последними”, что праведные получат свое и низшим сословиям — всем этим, по евангельской фразеологии, “нищим”, “простецам”, “малым сим” — принадлежит будущее. Богатство, стяжательство рассматривались новой религией как “западня дьявола”. Христианство отбрасывало не только социальные, но и национальные преграды между людьми. “Нет ни эллина, ни иудея … ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного”, — говорится в одном из апостоловских посланий. Христианство получило характер универсальной, общечеловеческой религии. Однако осуществление этих мечтаний христианство отодвигало в “потусторонний” мир, и само земное существование людей рассматривало лишь как “божье царство”. Со временем христианство меняет свое социальное лицо. Углубление кризиса римского рабовладельческого общества побуждало все большее число людей искать утешения и спасения в новой религии. Во II — III веках в христианские общины хлынули состоятельные люди. Они принесли не только имущество, но и свои социально-политические воззрения. Идеалы бедности, нестяжательства, равенства отодвигаются на задний план. Христианские общины становятся богатыми, приобретают экономический и политический вес. Руководство ими сосредотачивается в руках немногих должностных лиц — епископов. Создается сложная церковная организация. Ее высшим органов становятся съезды епископов — церковные соборы. Епископы больших областей получают в дальнейшем наименование архиепископов. Архиепископы Рима, Александрии, Антиохии стали называться патриархами, а первые два — папами (от греческого “папас” — отец). Постепенно вырабатывается сложный культ, чуждый первоначальному христианству. Позднее в молитвенных домах появились иконы — изображения Иисуса Христа, его матери, апостолов. Вводилось пышное богослужение. Таким образом, к IV веку христианство проникло во все социальные слои римского общества. Мощная организация общественной связи, земельные владения и богатства, накопленные к этому времени, делали христианскую церковь силой, с которой власти не могли не считаться. Тем более что сама церковь теперь стремилась к сближению с государством. Тенденции эти наметились давно. Уже в посланиях апостолов (I-II века) появляются призывы: “Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом… как Христу”, “Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога”. Эта готовность церкви освятить слабеющую императорскую власть и весь строй империи авторитетом христианского бога не могла не быть услышана. Император Константин в начале IV века, стремясь укрепить единство империи и свою власть, прекратил преследование христиан и дал христианству права легальной религии. А в последнее десятилетие IV века, при императорах Грациане и Феодосии I, христианство получило привилегии единственной государственной религии. Остатки дохристианских языческих культов преследовались. Имущество старых храмов было конфисковано или разграблено, статуи богов низвергнуты, жертвоприношения им запрещены. Знаменитая статуя Виктории — богини победы, символ старого римского духа и государственности, была удалена из сената. В 394 году император Феодосий I специальным декретом упразднил как один из последних оплотов язычества — знаменитые олимпийские празднества — олимпиады. Христианство распространилось по всем районам империи и вышло за ее пределы. Христианская церковь сделалась опорой и союзником гибнущего рабовладельческого государства.
История культуры
Ну, и мы знаем, что лучший способ погубить любое начинание – это его возглавить. В итоге к этому придёт римская империя. Единой империи нужна единая религия, единый бог, освящающий власть. У Диоклетиана не получилось с его реформой. Стоицизм, как единая философия империи, обанкротился, не состоялся. Значит нужно что-то другое.
И само христианство начинает постепенно приспосабливаться к империи. Уже Павел скажет: «Всякая власть от Бога». Христос учил противоположному. Христос говорил, что власть от дьявола, поэтому отдайте кесарю кесарево, не нужны нам его монеты, которые он чеканит. А мы помним, что дьявол предлагал власть именно Христу, и он – источник власти. А Павел скажет: «Всякая власть от Бога». Христос говорил о равенстве женщин, а Павел скажет, что женщины – сосуд греха, например. То есть начнётся отход, и вся дальнейшая история христианства – это отход от идеалов раннего христианства, от идей самого Христа. Появится множество толкователей. Ересь – слово, первоначально означавшее разномыслие. Павел говорил: «Пусть будут среди вас ереси» (разномыслия, чтобы выявились мудрые). «Ересь» станет словом ругательным, за ересь будут преследовать.
Начнёт выстраиваться иерархия пресвитеров, епископов. На смену коммунизму первых общин, отрицанию собственности придёт милостыня — надо помогать бедным. Но бедность в принципе не отменяется. То есть происходит постепенное приспособление. Христианство обрастает догматами, культами, которых вначале не было; таинствами, которых вначале не было и т.д. Возникают люди, которые начинают толковать и монополизировать право на толкование христианства. Раньше любой мог объявить себя харизматиком (человеком в состоянии благодати), теперь это только церковный чиновник, епископ, пресвитер.
И постепенно христианство идёт на сближение с империей, а империя – на сближение с христианством. То, что изначально было революционной силой, взрывающей античный мир, теперь становится постепенно официальной религией, официальной верой. И в итоге империя принимает религию. Мировая империя нуждалась в мировой религии. А мировая религия принимает империю. Хотя от этого они, конечно, меняются, особенно религия. Но религия в итоге переживёт империю и станет основательницей нового мира, мира средневекового.
Константин первым прекращает гонения на христианство. В 313 году он издаёт знаменитый Медиоланский эдикт (или Миланский эдикт), в котором христианство провозглашается одной из терпимых вер. Христианам разрешается иметь собственность, иметь свои храмы, свои кладбища. До этого у них всё это отнималось. Под эгидой императора Константина в 325 году происходит Первый Вселенский Собор христиан в городе Никея. Император там присутствует, надзирает за всем этим. Принимается символ веры, то есть то, во что следует верить христианам.
Забавно, что Константин сам до конца своей жизни не был христианином. Он крестился только перед смертью и сохранял титул божественного, то есть сам считался богом, и сохранял титул понтифика, то есть главы языческих культов. Получается интересная вещь: церковью руководит язычник. И вмешивается в её дела, и провозглашает, как скажет его наследник, «моя воля – закон для церкви». Происходит такая своего рода сделка. Церковь легализуется, ей разрешается иметь большую собственность, она находится под покровительством империи.
Кстати, система веротерпимости, провозглашённая Медиоланским эдиктом Константина, просуществует недолго. Уже через 50-60 лет начнутся гонения — только уже не на христиан, а на язычников. Церковь гонимая станет церковью-гонительницей. Христиане начнут громить языческие храмы, будет убита женщина-философ, неоплатоник, язычница Ипатия по наущению христианских епископов в Александрии и т.д. Недолго продлится эта стабильность — равновесие между язычеством и христианством.
Итак, происходит сделка. Христианство легализуется, получает собственность, а за счёт этого оно должно поддерживать империю. Император решает вопросы догматики, вмешивается в вопросы, решаемые на соборах. Более того, священники становятся практически чиновниками. Они теперь получают содержание и не должны платить налоги, как все чиновники в империи. Создается такой вот тандем христианства и империи. Это будет иметь огромные последствия. Вот так происходит «приручение» христианства и его дальнейшее распространение. Но моя лекция посвящена не истории христианства, не истории религии, просто это важно для понимания истории Рима.
Далее — Римская империя перед крахом
В 380 году Христианство стало официальной религией Римской империи
27 февраля 380 года император Феодосий Великий провозгласил Христианство официальной религией Римской империи. «Последователям этого учения мы повелеваем именоваться православными христианами, остальных же присуждаем нести бесславие еретического учения» — говорится в Эдикте последнего императора единой Римской империи Феодосия Великого (др.греч. Θεοδόσιος, Θεοδόσιος ὁ Μέγας; 347—395 гг.) .
В 379 году император Феодосий получил власть над восточной частью Римской империи как соправитель императора Грациана, в 394 году стал единолично править всей Римской империей.
Испанец Феодосий – один из немногих императоров, которые были крещены в начале своего царствования. Кажется – вследствие этого обстоятельства, его политика приняла более открыто христианский характер. Законы, изданные им в пользу Церкви, превосходят числом законы всех его предшественников, взятых вместе: их насчитывается по нескольку ежегодно. После воцарения на Востоке, первою его заботою было уничтожить арианство.
В 380 году император Феодосий издал повеление, чтобы все народы, подчиненные ему, по вопросу о Троице следовали «вере, которую Римская церковь получила от апостола Петра», в том виде, как её исповедуют «папа Дамас и Пётр, епископ александрийский, человек апостольской святости». В 381, 382, 384, 388, 389, 394 годах он издаёт законы против еретиков: евномиан, ариан, аполлинаристов, македониан, манихее; отбираются храмы еретиков с тем, чтобы передать их православным; запрещаются собрания еретиков; изгоняются епископы и священники еретиков; передаются в казну все места, где совершались богослужения еретиков; уничтожаются их завещания, и объявляются неимеющими силы передачи и получения наследства. Большое количество этих законов, из которых многие повторяются, указывает на то, что они далеко не везде исполнялись, но свидетельствует об энергичных усилиях православного государя, направленных к восстановлению православного единения в тех областях, которые были разорены любезными Констанцию и Валенту ересями. Начиная с первого и до последнего года царствования Феодосий относится к еретикам, как к мятежникам, отсюда происходят те законы, которые он издаёт ряд повторяющихся законов, не ужесточая мер преследования.
Император Феодосий не давал Христианской Церкви денежных преимуществ, и не расточал в её пользу материальных милостей, но возвышал служителей Христианской Церкви, оказывал почтение к её учению и богослужению, и покровительствовал христианским обычаям. Император Феодосий запрещал вызывать епископов в качестве свидетелей в суд; запрещал ведение всех уголовных дел в течение Поста; не дозволял телесных наказаний «в течение святого времени Поста, назначенного для очищения душ»; запрещал торговать мощами мучеников; поместил Пасху и воскресение в число дней, празднуемых по закону; запретил по воскресениям зрелища в амфитеатре и цирке; в день Пасхи объявлял прощение преступникам; не дозволял браков между христианами и иудеями; возборонялось иудеям иметь рабов-христиан; запретил комедианткам и женщинам дурного поведения появляться публично в одежде дев, посвященных Богу; не дозволяется брать в труппы танцоров женщин и детей, исповедующих христианство; запретил частным лицам держать и показывать рабынь- музыкантш; христианину не дозволяется делаться язычником. Виновные в оставлении Церкви ради языческого храма, по закону лишают права распоряжаться своим имуществом и получать собственность по завещаниям. Таким образом, одна из соперничающих религий признаётся отныне по закону низшею, нежели другая. Законы императора Феодосия преследовали постыдные пороки в городах, в то же время сами наказания становились более нравственными.
Император Феодосий решил соответствовать христианским идеалам и в общественной и в личной жизни. По требованию Св. Амвросия император Феодосий понёс покорное покаяние после жестокого подавления восстания в Фессалониках. В своём законодательном творении, равно как и в правительственных действиях, Феодосий является неспособным терпеть оттенки и различия в самом христианстве. С небывалою ещё точностью языка, в котором обнаруживается вся сила латинскаго духа, он требует от своих подданных, чтобы они были верны православию в самой чистой его форме, указывая им подражать и повиноваться людям, которые – на Востоке так же, как и на Западе – представляются ему самыми лучшими выразителями римского православия. Этот повелительный тон императора тем более замечателен, что Феодосий далек от стремления господствовать над Церковью, а всегда и во всём считает себя самым покорным ее сыном. В нём нет никакого желания принимать на себя, как бывало у Константина, роль епископа. Императорская власть обращается им на служение православной вере.
Феодосий чувствует себя достаточно сильным, чтобы уничтожить в одно и то же время и ересь и язычество. Имея власть, он считает своею обязанностью поступить так, и идет к этой цели особенно прямо и твердо.
В течение четырёх лет, до низложения Максима в 383 году, римский мир имел трёх государей: самозванца Максима – в Галлии, Испании и Британии, Валентиниана II – в Италии, Африке и дунайских провинциях, и Феодосия – на Востоке.
Однако языческая религия ещё не запрещена законом, но с каждым днём язычников становится меньше и меньше. Император Константин запретил тайное занятие гаданиями, но объявил свободу официального гадания в том виде, как оно совершалось в храмах гаруспексами. Феодосий запрещает в 381 году какие бы то ни было жертвы, приносимые днем или ночью в храм, с целью узнать будущее по жертвоприношению у гадателя-гаруспека — это была самая привлекательная часть языческого обряда. Самые упорные иногда скрывали обряд жертвоприношения под видом пиршества. Многие заменяли жертвоприношения курением фимиама в честь богов. Эдикт 391 г. нанёс очередной удар язычеству, установив тяжёлые штрафы за поклонение старым богам:
«Никому не дано права совершать жертвоприношения, никто не должен совершать обход вокруг [языческих] храмов, никто не должен почитать капища. Каждый должен знать, что Наш закон запрещает вход в языческие храмы, и, если кто-либо попытается, невзирая на Наш запрет, совершить те или иные культовые действия по отношению к богам, то пусть знает, что ему не удастся избежать наказания, даже воспользовавшись особыми знаками императорского расположения. Судья […] должен заставить нечестивого нарушителя закона, вошедшего в оскверненное место, заплатить в Нашу казну штраф в размере пятнадцати фунтов золотом»
Закон 392 года нанёс язычеству последний удар. Законом запрещается совершать жертвоприношения в храмах, но запрещается делать возлияния, зажигать огонь на домашних алтарях и подносить цветы гениям, ларам и пенатам; закон объявляет, что всякое поле, всякое жилище, где будет куриться фимиам, будет отобрано в казну.в четвертом веке домашние языческие святилища были многочисленны, идолопоклонство укрывалось в частных домах, как в последнем убежище. В собственных садах воздвигались часовни Фортуне дома или семейства. В частных усадьбах домов вырывали пещеру в честь Митры, и этот грот скоро становился центром тайного языческого богопочтения. Феодосий закрывал эти святилища так же, как городские языческие храмы. Однако большое число их, под прикрытием частной жизни, ускользало от его поисков, и домашние молельни продолжали существовать, не смотря на все запреты.
После законов 391 и 392 годов всякое языческое поклонение, не только всенародное, но и частное, становится преступным действием. Однако св. Иоанн Златоуст имел основание не отождествлять поведение Феодосия действиям древних гонителей христианской Церкви. Действительно, нетерпимость к религии (языческой) соединялась в его царствование с величайшею терпимостью по отношению к личностям язычников. Император Феодосий шел по пути, намеченному его предшественниками-христианами, начиная с Константина.В распределении почестей или должностей он не делал никогда различия между язычниками и христианами. На Востоке язычник Фемистий был префектом Константинополя629. На Западе – политический вождь языческой партии Симмах был префектом Рима в 384 году, и консулом – в 391 году.
В 393 году положение язычества было почти безнадежно. Феодосий уже нанес ему на Востоке смертельные удары, как и политика Грациана и св. Амвросия на Западе. Провозглашенное недавно разделение между государством и языческою религией означало первый шаг; уничтожение этой религии посредством тесной связи между империей и Церковью — шаг второй.
Жизнь Феодосия оборвалась 17 января 395 года. Империя была разделена между его двумя сыновьями, Восток был отдан Аркадию, а Запад – Гонорию. После смерти Феодосия Римская империя окончательно разделилась на западную часть и восточную, получившую в современной историографии название Византия.
Язычники ловко пользовались бедствиями империи для того, чтобы вновь обратить к богам народные чувства. Они указывали в несчастиях войны и нашествий карающую руку бессмертных, раздраженных на Рим за то, что он оказался неверным древней религии, во время процветания которой возрасло его могущество, которая была нераздельна с его судьбами и увлекала в своем падении всю империю. Рассказывают, что в 408 году, когда войско Алариха в первый раз появилось перед воротами Рима, обезумевшее от бедствий население, префект города и весь сенат принесли жертву старым языческим богам.
Ha Востоке императорская власть продлится ещё на многие века, продолжая борьбу с язычеством, но эта борьба угасает сама собою. В одном законе 423 года Феодосий II говорит об «язычниках, которые ещё существуют, хотя мы воображали, что их уже нет». В другом законе, 435 года, он повелевает разрушить или преобразовать в церкви «все святилища, храмы и здания идолопоклонства, если остаются какие-либо из них неприкосновенными».
В течение пятого и даже шестого веков на Востоке мы находим несколько законов, направленных против язычников, хотя язычество здесь уже не существует. Если язычество и пережило само себя, то только в виде народного суеверия, или в форме философских рассуждений для небольшого числа людей. Империя не признаёт иной религии, кроме христианства, и общество в целом, по своим учреждениям, законам и нравам – общество христианское.
По материалам Поль Аллар. «Христианство и Римская империя от Нерона до Феодосия». Восьмая глава. Христианское государство – Феодосий.
Зевса род
Откуда пришли греки и армяне?
Константин Великий. Принятие христианства.
Константин Великий. Бронза. IV в. Рим.
Около 285 г. н. э. в Наиссусе, у цезаря Флавия Валерия Констанция I Хлора, римского наместника в Галлии, и его жены Елены Флавий родился сын Флавий Валерий Константин. Сам Констанций Хлор был человеком скромным, мягким и учтивым. В религиозном отношении он был монотеистом, поклонялся богу солнца Солу, который во времена Империи отождествлялся с восточными божествами, в особенности с персидским богом света Митрой — богом солнца, богом договора и согласия. Именно этому божеству он и посвятил свою семью. Елена по одним источникам, была христианкой (в окружении Констанция было много христиан, и он относился к ним очень доброжелательно), по другим — язычницей. В 293 г. Констанций и Елена вынуждены были развестись по политическим мотивам, но бывшая жена занимала по-прежнему почётное место при его дворе. Сына Констанций должен был с юных лет отправить ко двору императора Диоклетиана в Никомедию.
К тому времени Христианская Церковь играла уже очень большую роль в жизни Империи и христианами были миллионы людей — от рабов до высших чиновников государства. Много христиан было и при дворе в Никомедии. Однако в 303 г. Диоклетиан под влиянием своего зятя Галерия, грубого и суеверного язычника, решил уничтожить Христианскую Церковь. Начались самые страшные гонения на новую религию общеимперского характера. Тысячи и тысячи людей были зверски замучены за одну принадлежность к Церкви. Именно в этот момент юный Константин оказался в Никомедии и был свидетелем кровавой вакханалии убийств, вызвавшей в нём скорбь и сожаления. Воспитанный в обстановке веротерпимости, Константин не понимал политики Диоклетиана. Сам Константин продолжал чтить Митру-Солнце, и все его помыслы были направлены на то, чтобы укрепить своё положение в той сложной обстановке и найти дорогу к власти.
В 305 г. император Диоклетиан и его соправитель Максимиан Геруклий отказались от власти в пользу преемников. На востоке Империи власть перешла к Галерию, а на западе — к Констанцию Хлору и Максенцию. Констанций Хлор был уже тяжело болен и просил Галерия отпустить его сына Константина из Никомедии, но Галерий оттягивал решение, опасаясь соперника. Только через год Константину, наконец, удалось получить согласие Галерия на отъезд. Смертельно больной отец благословил сына и передал ему командование войсками в Галлии.
В 311 г. страдающий неизвестным недугом Галерий решил прекратить гонения на христиан. Видимо, он подозревал, что его болезнь — «месть бога христиан». Поэтому он позволил христианам «свободно собираться на свои сходки» и «возносить молитвы о безопасности императора». Через несколько недель Галерий умер; при его преемниках гонения на христиан возобновились, правда в меньших размерах.
Максенций и Лициний были двумя Августами, а Константин провозглашён сенатом Главным Августом. На следующий год на западе Империи началась война между Константином и Максенцием, поскольку Максенций претендовал на то, чтобы стать единоличным правителем. Лициний примкнул к Константину. Из 100-тысячного войска, расквартированного в Галлии и находящегося в распоряжении Константина, он смог выделить только четвёртую часть, а у Мак-сенция было 170 тыс. пехоты и 18 тыс. конницы. Поход Константина на Рим начинался, таким образом, в неблагоприятных для него условиях. Языческим богам были принесены жертвы, для того чтобы боги приоткрыли будущее, и их предсказания были плохими. Осенью 312 г. небольшая армия Константина подошла к Риму. Константин как бы бросал вызов вечному городу — всё было против него. Именно в это время религиозному цезарю стали являться видения, укрепившие его дух. Сначала он увидел во сне в восточной части неба огромный огненный крест. А вскоре ему явились ангелы, говорящие: «Константин, сим победишь». Вдохновлённый этим, цезарь приказал начертать на щитах солдат знак имени Христа. Дальнейшие события подтвердили видения императора.
Повелитель Рима Максенций не покидал города, получив предсказание оракула, что погибнет, если выйдет за ворота Рима. Войсками успешно командовали его полководцы, опираясь на огромный численный перевес. Роковым днём для Максенция стала годовщина получения им власти — 28 октября. Сражение вспыхнуло под стенами города, и солдаты Максенция имели явный перевес и лучшую стратегическую позицию, но события как бы подтверждают пословицу: «Кого Бог хочет наказать, того он лишает разума». Внезапно Максенций решил обратиться за советом к «Сивиллиным книгам» (сборник изречений и предсказаний, служивший для официальных гаданий в Древнем Риме) и прочёл в них, что в этот день погибнет враг римлян. Воодушевлённый этим предсказанием, Максенций покинул город и появился на поле боя. При переходе Мульвинского моста возле Рима мост обрушился за спиной императора; войска Максенция охватила паника, они бросились бежать. Сдавленный толпой, император упал в Тибр и утонул. Даже язычники видели в неожиданной победе Константина чудо. Сам же он, конечно, не сомневался, что обязан своей победой Христу.
Именно с этого момента Константин стал считать себя христианином, однако крещения пока не принимал. Император понимал, что укрепление его власти неизбежно будет связано с поступками, противоречащими христианской нравственности, и поэтому не спешил. Быстрое принятие христианской веры могло не понравиться сторонникам языческой религии, которых было особенно много в армии. Таким образом, сложилась странная ситуация, когда во главе империи стоял христианин, формально не являющийся членом Церкви, потому что пришёл он к вере не через поиски истины, а как император (кесарь), ищущий Бога, защищающего и освящающего его власть. Это двусмысленное положение впоследствии стало источником многих проблем и противоречий, но пока, в начале своего правления, Константин, как и христиане, испытывал воодушевление. Отражением этого является Миланский эдикт о веротерпимости, составленный в 313 г. императором Запада Константином и императором Востока (преемником Галерия) Лицинием. Этот закон существенно отличался от указа Галерия 311 г., к тому же плохо исполнявшегося.
Миланский эдикт провозглашал веротерпимость: «Свободы в религии стеснять не должно, напротив, нужно предоставить право заботиться о Божественных предметах уму и сердцу каждого, по собственному его произволению». Это был очень смелый шаг, имевший огромное значение. Провозглашённая императором Константином религиозная свобода надолго осталась мечтой человечества. Сам же император впоследствии не раз изменял этому принципу. Эдикт предоставлял христианам право распространять своё учение и обращать других людей в свою веру. До сих пор это им было запрещено как «иудейской секте» (обращение в иудаизм по римским законам каралось смертью). Константин приказал вернуть христианам всё имущество, конфискованное во время преследований.
Хотя в период правления Константина провозглашённое им равноправие язычества и христианства соблюдалось (император разрешал родовой культ Флавиев и даже строительство храма «своему божеству»), все симпатии власти были на стороне новой религии, и Рим украсила статуя Константина с поднятой для крестного знамения правой рукой.
Император внимательно следил за тем, чтобы Христианская Церковь обладала всеми привилегиями, которыми пользовались языческие жрецы (например, освобождением от казённых повинностей). Более того, вскоре епископам дали право юрисдикции (ведения суда, судопроизводства) в гражданских делах, право отпускать рабов на свободу; тем самым христиане получили как бы свой собственный суд. Через 10 лет после принятия Миланского эдикта христианам было разрешено не участвовать в языческих празднествах. Таким образом, новое значение Церкви в жизни Империи получило юридическое закрепление почти во всех областях жизни.
Политическая жизнь Римской империи между тем шла своим чередом. В 313 г. Лициний и Константин остались единственными властителями Рима. Уже в 314 г. Константин и Лициний вступили в борьбу между собой; император-христианин победил в двух сражениях и добился присоединения к своим владениям почти всего Балканского полуострова, а ещё через 10 лет между двумя соперничающими владыками произошло решающее сражение. У Константина было 120 тыс. пехоты и конницы и 200 небольших судов, а у Лициния — 150 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и 350 больших трёхвёсельных галер. Тем не менее войско Лициния было разбито в сухопутном бою под Адрианополем, а сын Константина Крисп разгромил флот Лициния в Геллеспонте (Дарданеллах). После ещё одного поражения Лициний сдался в плен. Победитель обещал ему жизнь в обмен на отречение от власти. Однако драма на этом не закончилась. Лициний был выслан в Фессалоники и через год казнён. В 326 г. по приказу Константина был убит и его десятилетний сын, Лициний Младший, несмотря на то что его мать, Констанция, была сводной сестрой Константина.
Одновременно с этим император повелел убить и своего родного сына Криспа. Причины этого неизвестны. Одни современники считали, что сын участвовал в каком-то заговоре против отца, другие — что его оклеветала вторая жена императора, Фауста (Крисп был сыном Константина от первого брака), стремясь расчистить дорогу к власти для своих детей. Через несколько лет погибла и она, заподозренная императором в нарушении супружеской верности.
Несмотря на кровавые события во дворце, римляне любили Константина — он был сильным, красивым, вежливым, общительным, любил юмор и отлично владел собой. В детстве Константин не получил хорошего образования, но образованных людей уважал.
Внутренняя политика Константина заключалась в постепенном содействии превращению рабов в зависимых крестьян — колонов (одновременно с ростом зависимости и свободных крестьян), укреплении государственного аппарата и увеличении налогов, в широком предоставлении сенаторского звания богатым провинциалам — всё это усиливало его власть. Император распустил преторианскую гвардию, справедливо считая её источником внутригосударственных заговоров. К службе в армии широко привлекались варвары — скифы, германцы. При дворе было очень много франков, и Константин первым открыл варварам доступ к высшим должностям. Однако в Риме император чувствовал себя неуютно и в 330 г. основал новую столицу государства — Новый Рим — на месте торгового греческого города Византия, на европейском берегу пролива Босфор. Через некоторое время новая столица стала называться Константинополем. С годами Константин всё больше и больше тяготел к роскоши, и его двор в новой (восточной) столице был очень похож на двор восточного владыки. Император одевался в пёстрые шёлковые, расшитые золотом одежды, носил накладные волосы и ходил в золотых браслетах и ожерельях.
В целом 25-летнее правление Константина I проходило мирно, если не считать начавшейся именно при нём церковной смуты. Причиной этой смуты кроме религиозно-богословских споров было то, что взаимоотношения императорской власти (кесаря) и Церкви оставались невыясненными. Пока императором был язычник, христиане решительно защищали свою внутреннюю свободу от посягательств, но с победой императора-христианина (пусть пока и не принявшего крещения) ситуация принципиально менялась. По традиции, существовавшей в Римской империи, именно глава государства был верховным арбитром во всех, в том числе и религиозных, спорах.
Первым событием был раскол в Христианской Церкви Африки. Часть верующих были недовольны новым епископом, так как считали его связанным с теми, кто отрёкся от веры в период гонений при Диоклетиане. Они выбрали себе другого епископа — Доната (их стали называть до-натистами), отказались подчиняться церковным властям и обратились к суду кесаря. «Какое безумие требовать суда от человека, который сам ожидает суда Христова!» — воскликнул Константин. Действительно, ведь он даже не был крещён. Тем не менее, желая мира для Церкви, император согласился выступить в роли судьи. Выслушав обе стороны, он решил, что донатисты не правы, и тут же проявил свою власть: их вожди были отправлены в изгнание, а имущество Церкви донатистов конфисковано. Это вмешательство власти во внутрицерковный спор противоречило духу Миланского эдикта о веротерпимости, однако было воспринято всеми как совершенно естественное. Ни епископы, ни народ не возражали. Да и сами донатисты, жертвы гонений, не сомневались в том, что Константин имеет право разрешить этот спор, — они лишь требовали, чтобы гонения обрушились на их противников. Раскол породил взаимное озлобление, а гонения — фанатизм, и настоящий мир в Африканскую Церковь пришёл ещё очень не скоро. Ослабленная внутренними смутами, эта провинция через несколько десятилетий стала лёгкой добычей вандалов.
Но самый серьёзный раскол произошёл на востоке Империи в связи со спором с арианами. Ещё в 318 г. в Александрии возник спор между епископом Александром и его диаконом Арием о личности Христа. Очень быстро в этот спор оказались втянуты все восточные христиане. Когда в 324 г. Константин присоединил восточную часть Империи, он столкнулся с ситуацией, близкой к расколу, что не могло его не удручать, поскольку и как христианин, и как император он страстно желал церковного единства. «Верните мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы я, наконец, нашёл утешение в чистом свете (т. е. — единой Церкви. — Прим. ред,)», — писал он. Для решения этого вопроса он созвал собор епископов, который состоялся в Никее в 325 г. (I Вселенский или Никейский собор 325 г.).
Прибывших 318 епископов Константин принял торжественно и с большим почётом в своём дворце. Многие епископы были жертвами гонений Диоклетиана и Галерия, и Константин со слезами на глазах смотрел на их увечья и шрамы. Протоколы I Вселенского собора не сохранились. Известно лишь, что он осудил Ария как еретика и торжественно провозгласил, что Христос единосущен Богу-Отцу. Собор проходил под председательством императора и решил ещё несколько вопросов, связанных с богослужением. В целом для всей империи это было, конечно, торжеством христианства.
В 326 г. мать Константина Елена совершила паломничество в Иерусалим, где был найден крест Иисуса Христа. По её инициативе крест подняли и медленно поворачивали на четыре стороны света, как бы посвящая Христу весь мир. Христианство победило. Но до мира было ещё очень далеко. Придворные епископы, и прежде всего Евсевий Кесарийский, были друзьями Ария. На соборе в Никее они согласились с его осуждением, видя настроения подавляющего большинства епископов, но потом пытались убедить императора в том, что Арий осуждён ошибочно. Константин (всё ещё не принявший крещения!), конечно, прислушивался к их мнению и поэтому вернул Ария из ссылки и предписал, вновь прибегнув к своей императорской власти, принять его обратно в лоно Церкви (этого не произошло, так как Арий умер по дороге в Египет). Всех непримиримых противников Ария и сторонников Никейского собора, и прежде всего нового александрийского епископа Афанасия, он отправил в ссылку. Это происходило в 330-335 гг.
Вмешательство Константина привело к тому, что арианский раскол растянулся почти на весь IV век и изжит был только в 381 г. на II Вселенском соборе (Константинопольский собор 381 г.), но это случилось уже после смерти императора. В 337 г. Константин почувствовал приближение смерти. Всю жизнь он мечтал креститься в водах Иордана, но политические дела мешали этому. Теперь, на смертном одре, больше откладывать было нельзя, и перед смертью его крестил всё тот же Евсевий Кесарийский. 22 мая 337 г. император Константин I скончался в Аквирионском дворце, близ Никомедии, оставив трёх наследников. Прах его погребён в Апостольской церкви в Константинополе. Церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианина.
Значение Константина I Великого огромно. По сути с него началась новая эпоха и в жизни Христианской Церкви, и в истории человечества, получившая название «эпохи Константина», — период сложный и противоречивый. Константин первым из кесарей осознал всё величие и всю сложность сочетания христианской веры и политической власти, первым попытался осознать свою власть как христианское служение людям, но при этом неизбежно действовал в духе политических традиций и нравов своего времени. Константин дал Христианской Церкви свободу, выпустив её из подполья, и за это был назван равноапостольным, но однако он слишком часто выступал арбитром в церковных спорах, подчиняя тем самым Церковь государству. Именно Константин первым провозгласил высокие принципы веротерпимости и гуманизма, но не смог их претворить в жизнь. Начавшаяся дальше «тысячелетняя эпоха Константина» будет нести в себе все эти противоречия её основателя.
Глава первая. Христиане и императоры первого века
Религия древнего Рима была очень проста. Латинские божества были не что иное, как силы природы, олицетворенные воображением земледельческого и воинственного народа. Мало-помалу этот первобытный пантеон расширился. Завоевания принесли новых богов. Римляне признавали истинными религии всех национальностей. Римский народ с готовностью принимал божества побежденных им народов и старался, таким образом, обратить этих враждебных богов в своих покровителей. Таким образом, к богам Лациума присоединились, один за другим, боги различных стран Италии, и распространение первоначальной территории Рима было в то же самое время расширением его религии. Впоследствии религия их стала обогащаться вследствие других причин. Не имея представления об одной всеобщей религии, древние обращались, во время общественных бедствий, к тем чужим божествам, которых считали способными отвратить небесный бич, когда свои туземные боги были не в состоянии сохранить народ от бедствия. Таким-то образом, вследствие влияния сивилльских оракулов были введены в Рим и греческие главнейшие божества. По мере того, как римское владычество распространялось на восток, – народу-победителю открывались другие религиозные формы. Возбуждающий и чувственный мистицизм Востока пробудил в душах новые потребности. У египетских и азиатских богов, в свою очередь, появились в Риме жрецы и нашли себе поклонников в лице тех, коих религиозные стремления не удовлетворялись более пережитой простотой итальянских религий и слишком человекоподобною мифологией эллинизма.
Эти различные культы не тотчас были приняты на равных правах. Одни оставались некоторое время за пределами Рима; другие получили право гражданства в самом городе. Некоторые, отвергнутые вначале и даже изгнанные много раз, были, наконец, приняты вследствие неудержимого напора народного чувства. Признанию многих культов благоприятствовало случайное сходство чуждых божеств с богами Рима: между теми и другими скоро утратилось различие. Таким образом, мало-помалу образовалась религия, составленная из последовательных наслоений, уподоблений и уступок, – та религия, которую мы видим в начале Римской империи, после реформ Августа. Большинство богов государства представляет (в это время) разнородную смесь, где были соединены латинские, итальянские, греческие и азиатские элементы, причем Греция почти всегда привносила совершенство своих пластических форм. Небольшое число чужеземных божеств, которые не подчинились этому слиянию, не получили места в официальной религии. Но, оставаясь предметом частного почитания, они продолжают пользоваться широкою терпимостью. Эта веротерпимость, по отношению ко всяким формам богопочитания или суеверий, прекращается только в двух случаях: когда государство считает необходимым вмешаться во имя общественного интереса или нравственности, – или когда одна какая-либо религия предъявит притязания на исключительное господство над умами и волею граждан.
Было бы ошибочно приписывать влиянию какой-либо метафизической теории ту нетерпимость, какую в последнем случае обнаруживает Римское государство. В его религии не было никакого догматического учения. Это было, как мы уже сказали, собрание частей разнородного происхождения, довольно причудливая мозаика, которой придавали видимую связность и гармонический оттенок – только время, привычка и поэтический или народный инстинкт. Но в течение всей своей истории римский дух сохранил одно расположение, которое не только не ослабело, но укрепилось в течение веков – почти непрерывающимся рядом побед и завоеваний. Судьба и счастье Рима казались ему связанными с его религией. Самые утонченные и изнеженные современники Августа или Тиверия не менее были проникнуты этою мыслью, чем грубые обитатели первобытного города Палатина. Быть может, они мало интересовались сущностью этой религии, ее безусловною истинностью, или ее историческим происхождением. Многие из них охотно повторили бы равнодушные или безнадежные слова Пилата: «Что есть истина?» Но государственный интерес и всемогущее суеверие, от которого не могли освободиться самые скептические умы, делали для них священными их народных богов. Даже и те божества, которые были не так давно приняты от чуждых племен, примешивались к вековым верованиям государства при помощи вымыслов, которым охотно верили. Молиться чужим богам было дозволено; но исповедовать, что они одни только имели право на почитание, только они одни существовали и одни были безусловно истинны, – это считалось подрывом и оскорблением римского могущества. Было убеждение, что это могущество будет потрясено тогда, когда падет традиционная религия государства. Это понятие настолько присуще римскому язычеству, что оно (понятие) замечается без изменения у последних приверженцев язычества, современников св. Амвросия или блаженного Августина.
Одна только изо всех чужих религий, до появления христианства, казалось на первый взгляд, навлекала на себя гнев гражданской власти со стороны владыки мира. Поклоняясь своему избранному божеству, почитатель Изиды или Митры не считал нужным отказывать в благоговении священным лицам, которых публично обожествляли в Риме. Еще менее такой человек был склонен оспаривать их божеский характер. Позже, когда чужеземные культы вошли в моду, и в числе их приверженцев стали появляться знатные члены аристократии, случалось нередко, что эти аристократы принадлежали в одно и то же время к официальному жречеству, и были облечены самыми причудливыми священными званиями восточного богослужения. Совсем иное было в иудействе. Эта религия – по самому существу своему единобожная, и поэтому исключительная. С ее точки зрения, боги язычников не имеют вовсе бытия, или они суть1 зловредные демоны. Она издевается над ними, или страшится их. Эта черта Евреев подмечена и древними историками. Это племя, говорят они, славно своим презрением к богам и считает нечестивым и мерзким все то, что по-нашему священно. Такой характер иудейства усиливался еще духом прозелитизма, который принадлежал ему наравне с прочими восточными религиями, но который в иудействе имел притом еще нечто особенно оскорбительное, так как он отрывал от всякой иной веры тех, кого привлекал к своей2.
Однако ни в одну эпоху Рим не подвергал иудейскую религию гонениям. Эта терпимость легко объясняется тем обстоятельством, что последователи иудейства (во времена римского владычества) представляли собою останки племени, останки обесславленные и изуродованные, хотя они и сохраняли еще живучесть. Римляне всегда имели уважение к национальным религиям. Август и его семейство богато одарили храм иерусалимский. И когда, после 70-го года, иудейская национальность погибла, оставивши только религию и племя, Рим поддерживал с одинаковою терпимостью этот культ, который, по самой природе своей, был враждебен религии Рима.
Он продолжал смягчать в пользу синагог законы, направленные против общества, и делать исключения для Евреев касательно всех тех обязательств, какие были противны их совести3. Один лишь прозелитизм был им запрещен более или менее4. Эта терпимость, которая едва нарушалась иногда мерами пресечения, более жестокими, нежели продолжительными5, – удивляет с первого взгляда, но делается понятной после некоторых соображений. Так как у Евреев религия была связана с племенем и, казалось, сливалась с ним, то поэтому именно такая всемирная империя, какой была Римская, и не должна была бояться этой религии. Такое основание иудейства было слишком узко, и на нем не могли держаться народы всех племен, над которыми парил римский орел. Это единобожие, которое было исполнено мелочных предписаний, составлявших вокруг него как бы терновую изгородь, – было слишком сурово, почему и не могло их прельщать. Таким образом, политика империи остерегалась прибегать к ненужным строгостям, которые возбудили бы едва угасший фанатизм и, не принося никакой пользы, могли бы угрожать общественному спокойствию.
Между тем Рим готовил свою нетерпимость для непокорных – более мягких, но, по его мнению, более опасных. Христианство так же, как и иудейская религия, учило людей поклоняться истинному Богу. Но, в отличие от иудейства, требования которого были слишком велики, и национальный характер слишком заметен (почему оно и не могло привлекать многочисленных и постоянных учеников), – христианство требовало в жертву от своих последователей только заблуждения их и пороки. Его крайне простые обряды, его нравственное учение, свободное от всякой исключительности, обращалось ко всем, без различия национальности или племени. Можно было сделаться христианином, не переставая быть римлянином. Это, казалось, должно было бы привлечь к христианству снисходительность правителей; однако же, совершенно напротив, это именно обстоятельство и было причиною их суровости. Проповедуя и делая возможной всеобщую религию, христианство, казалось им, прямо угрожало религии государства в том ее виде, какой признавался в империи. Успех христианства был бы разрушением официального язычества. А так как, при этом, верили, что прочность язычества неотделима от крепости самого Рима, то и старались всеми силами остановить проповедь новой религии. Самые лучшие императоры, самые заботливые относительно римских интересов и наиболее пропитанные римскими предрассудками, вследствие этого окажутся самыми ярыми ее преследователями.
Христианство существовало уже довольно долго до того времени, как Римская империя обратила на него внимание. Вначале его мало отличали от иудейства. Оно (христианство) возрастало, как выразился Тертуллиан, в тени этой дозволенной религии6. Преследования, которым христианство подвергалось со стороны иудейства, почитались вначале римскими государственными людьми за споры между иудейскими сектами различных направлений7. В обвинениях, направленных против ап. Павла и первых проповедников Евангелия, они видели только споры о словах и рассуждения о благочестии или об учении, до которых нет никакого дела гражданской власти8. С едва скрываемым неудовольствием принимали они доносчиков. И если апостол Павел был отправлен в Рим для представления на суд императора, то это случилось потому, что он сам сделал это необходимым своею апелляциею к суду цезаря; а прокуратор Фест хотел отпустить его без суда9. Стремление римских властей склонялось скорее к тому, чтобы защитить преследуемое меньшинство от наглости Иудеев10.
Однако Евреи старались, со злобой и упорством, не только выяснить признаки, которыми они отличались от нарождавшегося христианства, но и найти поводы, которые могли вооружить против христиан римские власти. Их ненависть возобновила по отношению к Церкви тот способ, какой был употреблен против Иисуса Христа. Как во дни страстей они выказали себя более преданными цезарю, нежели сам Пилат, так и теперь они являлись гораздо более чувствительными к интересам Рима, нежели его правители. В Фессалониках они обвиняют апостолов Павла и Силу в оскорблении законов империи и в том, что они признают иного царя, кроме цезаря11. В Кесарии они присоединяют к своим жалобам какое-то обвинение подобного же рода, потому что ап. Павел говорит, защищаясь: «Я не сделал никакого преступления ни против закона иудейского, ни против храма, ни против кесаря»12. И если факты обнаруживали клевету, то они, в то же время, подтверждали каждый раз то различие (между обеими религиями), какое Иудеи старались установить. Проповедники новой религии публично отделялись от синагог и собирали вокруг себя, в частных домах, своих последователей13. Число последних было так велико, и имя Христово сделалось отныне настолько известным, что их называли в Антиохии просто христианами14. Это имя стало теперь настолько употребительным в Азии, что его произносили даже князья и правители15. В Европе смешение Иудеев и христиан держалось, вероятно, дольше, так как в Филиппах, в Македонии, апостолов Павла и Силу преследуют как Иудеев16. Во времена Клавдия в Риме, кажется, не отличали точно Иудеев от христиан, хотя имя Христа, более или менее правильно написанное, известно правительственной власти17. Но при Нероне население говорит уже о христианах18. Вероятно в то же время, неизвестная рука написала «Christianos» на одной из стен в Помпеях19.
Обстоятельства, при коих христианство появилось в Риме, остаются неизвестными. Вероятно, что оно было занесено туда после Пятидесятницы кем-нибудь из римских прозелитов, слышавших в Иерусалиме апостольскую проповедь, которая была так плодотворна обращениями20. Нужно полагать, что иудейский элемент был многочислен в первой христианской общине в Риме; вероятно так же и то, что она первоначально развилась в частях города, по преимуществу населенных Евреями21. Однако и другие части города рано приняли Евангелие, так как ап. Петр, кажется, крестил на Номентанской дороге22, в окрестностях преторского лагеря, а ап. Павел проповедовал в той же местности23. В 57-м году римские христиане приобрели одну знатную последовательницу, если (как должно полагать по всем вероятиям) перемену религии Помпониею Грециною, рассказанную Тацитом, нужно понимать, как обращение к христианству24. Христиане, поименованные в приветствиях, которыми оканчивается послание св. ап. Павла к Римлянам, писанное около 58-го года, принадлежат к более простому званию, и, по-видимому, некоторые были даже рабами, но по большей части они носят скорее римские имена, нежели еврейские25. Кажется однако, что первоначальная церковь вечного города включала в себя оба элемента (в каком отношении, – определить невозможно), и образовалась из Иудеев и обращенных язычников.
Деяния святых апостолов повествуют, что в 61-м году, в день прибытия ап. Павла-узника, «братья» вышли к нему навстречу за несколько миль от города Рима26. Это может указывать на то, что община христиан в этом городе была еще малочисленна. Поэтому она и не внушала недоверия правительству, которое в продолжение двух лет дозволяло ап. Павлу, находившемуся под охраною только одного воина, принимать в своем доме, кого он желал, и проповедовать у себя и вне дома слово Божие27. Вероятно, что эта проповедь принесла обильные плоды, так как Тацит говорит, что в 64-м году римские христиане составляют уже «великое множество»28. Но вместе с общественным вниманием, которое было привлечено увеличением их числа, возникли скоро на их счет подозрения и клеветы. Одно мнение, распространенное с первых веков, приписывает «ревности» Иудеев те дурные слухи, которые не замедлили распространиться о христианах29. Скоро начали их обвинять в преступлениях «самых жестоких и самых постыдных»30. Их замкнутая жизнь, скрытные собрания, тайна, которой они – из боязни осквернения – окружали свои религиозные упражнения; разделения, которые часто вносились в семейства обращениями (ко Христу); сношения первых верующих с рабами, которых легко было приобретать для Церкви: все это, по-видимому, подтверждало все подозрения. Из пастырских посланий ап. Павла и из первого послания ап. Петра видно, с какою заботливостью апостолы советуют христианам не давать повода к подобным обвинениям какими-нибудь неосторожными действиями, – возводя в закон для всех христиан повиновение представителям власти как семейной, так и гражданской31; в частности же внушают рабам почитать своих господ-язычников32, женам – быть покорными своим мужьям, «да не порицается слово Божие»33. Но самого разумного поведения, и даже безупречной добродетели не всегда бывает достаточно для того, чтобы победить предубеждения: на взгляд даже просвещенных людей, которые стояли выше народной молвы, – старательность, с которой верующие удалялись от публичных празднеств, их ненависть к зрелищам, их добровольное воздержание от занятия общественных должностей, слишком часто осквернявшихся идолослужением, подтверждали обвинения, которые были тем более грозны, чем более были неопределенны. В деле Помпонии Грецины представляется вполне вероятным, что именно ее строгость, кажущееся печальное жизненное настроение, «ее угрюмые привычки» – и обличили ее обращение, и побудили ее мужа представить ее, по обычаю древних времен, на семейный суд. Таким образом, в христианах видели людей особого рода, и те, кто не подозревал их ни в тайных убийствах, ни в скрытном разврате, обвиняли их, по крайней мере, в том, что они «ненавидят род человеческий»34.
