Трескино. Кронид. Пензенская область, Колышлейский район

Кронид (Любимов)
(1859 — 1937), архимандрит, преподобномученик. Память 27 ноября, в Соборах новомучеников и исповедников Российских, Бутовских и Радонежских

В миру Любимов Константин Петрович, родился 13 мая 1859 года в селе Левкиево Волоколамского уезда Московской губернии. Родители мальчика — пономарь Петр Федорович и Агафия Васильевна — отличались благочестием и глубокой верой, которые они смогли передать и свои детям. О своих родителях архимандрит Кронид сохранил самые трогательные воспоминания. Впоследствии его брат Лука стал священником.

Обучался в Волоколамском духовном училище, но курса не окончил и в 1877 году поступил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. Более пяти лет продолжался испытательный срок, в течение которого он исполнял различные послушания.

4 января 1883 года он подал прошение о принятии его в число послушников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2 февраля того же года определен в число лаврских послушников в связи с его хорошим поведением и способностями. Назначен келейником наместника Лавры архимандрита Леонида (Кавелина).

28 марта 1888 года пострижен в монашество с наречением имени Кронид в Гефсиманском скиту соборным иеромонахом Авраамием.

25 сентября 1889 года рукоположен во иеродиакона преосвященным Христофором (Смирновым), епископом Волоколамским.

23 мая 1892 года рукоположен в сан иеромонаха в Крестовой Казанской домовой церкви митрополитом Москов­ским и Коломенским Леонтием (Лебединским).

Отец Кронид был назначен смотрителем литографии и фотографий. С 1896 года состоял смотрителем епархиального училища иконописания при Лавре. Благодаря его неустанной заботе училище иконописи «совершенно переменилось к лучшему как в нравственном отношении и учебной части, так и по самому содержанию оного». Состоял членом экзаменационной комиссии по испытании братии при представлении к рукоположению в священный сан.

С января 1902 года исправлял должность помощника казначея Лавры. С ноября 1903 года утверждён в должности помощника казначея Лавры и члена Духовного собора Лавры.

В 1904 году назначен инспектором Епархиального училища иконописи и членом его совета.

17 января 1905 года назначен экономом Санкт-Петербургского Троиц­кого подворья.

По прибытии в Санкт-Петербург о. Кронид развернул активную деятельность по восстановлению сильно запущенного Троицкого подворья, много труда и энергии приложил для ремонта подворской церкви, покоев митрополита, брошенных помещений, арендного дома. За один год подворье совершенно преобразилось.

11 мая 1906 года был возведён в сан игумена.

9 мая 1908 года был возведен в сан архимандрита митрополитом Московским и Коломенским Владимиром (Богоявленским) в Троицком храме Санкт-Петербургского Троицкого подворья.

По-видимому, Троицкое лаврское подворье сы­грало свою немаловажную роль в воцерковлении великой княгини Елизаветы Феодоровны, буду­щей преподобномученицы, принявшей Право­славие в 1891 году. Несомненно, что в период настоятельства отца Кронида они общались, сви­детельством чего служит письмо Елизаветы Фео­доровны от 7 сентября 1910 года — взять под своё духовное руководство сестру милосердия, имев­шую намерение поступить в Марфо-Мариинскую обитель.

9 января 1915 года назначен наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры вместо уволенного на покой архимандрита Товии.

Одним из первых дел новоназначенного наместника было учреждение в Лавре лазарета для раненых воинов.

Обязанности эконома Троицкого подворья, а затем и наместника Лавры не освобождали архи­мандрита Кронида от пастырского делания. Он был не только способным хозяйственником, но и опытным духовным наставником, занимался окормлением своих чад, среди которых были известные люди: профессор МДА А.И.Введенский, А.А. Яблонский с супругой.

Архимандрит Кронид усердно и ревностно проповедовал. Его поучения отличались простотой изложения и сердечностью, они производили необычайно глубокое впечатление.

Видя ослабление веры в русском обществе, архимандрит Кронид призывал своих соотечественников к покаянию, предупреждая о грядущих от распространяющегося вольнодумства и неверия бедах:
Если русский народ не опомнится и не придет к Богу в покаянии, то стране нашей, несомненно, грозит опасность гибели от безбожия и безначалия. В городе – дневной и ночной грабеж, и некому будет спасать от этого. Не придется ли тогда и нам поступать так же, как сделали наши предки, пославшие к варягам послов просить их к себе в начальники, говоря: «Земля наша велика, а порядка в ней нет: придите и княжите над нами». Но может случиться нечто худшее этого: враги сами придут к нам незваные, как некогда приходили монголы, и, пользуясь междоусобием, овладеют нашей страной и будут водворять в ней порядок посвоему
.

Летом 1917 г., при Временном правительстве, были отобраны Лаврские типографии.

С началом работы Помест­ного Собора Русской Православной Церкви, чле­ном которого отец Кронид был, он переехал в Москву, где прожил всю осень и зиму. После избрания митрополитом Московским, а потом и патриархом, свт. Тихон (Беллавин) становится священноархимандритом Троице-Сергиевой Лавры, а его ближайшим помощником и близким ему человеком становится архимандрит Кронид, который по должности входит в Патриаршее Управление.

После издания в августе 1918 года Декрета об отделении Церкви от государства и инструкции к Декрету духовенство лишалось всех прав по управлению церковным имуществом. Осенью 1918 года началась конфискация имущества принадлежавшего Лавре, архимандрит Кронид для властей становится лишь старостой Лавры. В Сергиевой обители секуляризировали землю, а затем 1 ноября 1918 года Наркомпрос учредил Комиссию по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой Лавры. В Лавру был назначен комиссар, без разрешения которого не должны производиться никакие собрания.

В начале 1919 года вышло постановление пре­зидиума Московского Совета о передаче монастыр­ских помещений Отделу народного просвещения. Лавра подает ходатайство о земельном наделе. Создается трудовая артель, именной список кото­рой насчитывает 224 человека.

4 марта 1919 года о. Кронид с братией Лавры обратился к председателю Совнаркома с просьбой запретить вскрытие раки с мощами прп. Сергия:

В Посаде, а затем и в столичной печати появилось известие о желании некоторой группы лиц вскрыть и подвергнуть осмотру мощи Преподобного Сергия. Неуместно здесь доказывать святость Преподобного и то искреннее благоговейное чувство любви, которое питаем к нему мы, часть русского народа, наконец, вся Русская Церковь. Не место здесь говорить, чем является Преподобный для нас и других верующих и сколько признания находит также и в среде неверующих как великий исторический деятель, как пример любви и кротости – тех нравственных начал, на которых только и может строиться человеческая жизнь, в ее личном проявлении и в общественно-государственном. Отсюда понятно, как дорог для нас, для общества, для Русской Церкви преподобный Сергий и все, решительно все, связанное с его памятью. Мы чтим его идеи, мы чтим его останки, мы чтим то немногое, бесконечно для нас дорогое, что сохранилось от великого молитвенника, великого единителя разрозненной тогда России, единителя во имя братской любви и мира народа. Ведь материальные остатки былой жизни всегда священны в глазах всех народов, и прах отцов всегда мыслился и мыслится неприкосновенным; но тем более он дорог, когда дело идет о духовном родоначальнике, связь с которым не только родовая, но и идейная… Мы, недостойная братия Троице-Сергиевского монастыря, преемственно несущая на себе долг охраны памяти Преподобного, обращаемся с настоящей докладной запиской к Народным Комиссарам во имя любви и мира, святых заветов основателя великой русской Лавры: не допустите того, что часть общества назовет кощунством, а что вы назовете по меньшей мере политической ошибкой.

Наместник Лавры Архимандрит Кронид. Всего: 77 подписей братии.

Но все же вскрытие мощей преподобного Сергия было произведено 11 апреля 1919 года. По распоряжению гражданских властей над моща­ми была положена крышка из толстого стекла, скрепленная с ракой сургучными печатями Наркомюста.

4 октября 1919 года в помещении комиссара Лавры состо­ялась передача прихожанам лаврских церквей: Троицкого собора, церкви преподобного Никона, Духовского храма и Смоленской церкви. Осталь­ные храмы были опечатаны.

3 ноября 1919 года ночью лаврских монахов выселили в Гефсиманский скит. Все храмы и кельи в Лавре были опечатаны, архимандрит Кронид был удалён в Гефсиманский скит 26 января 1920 года на второй день работы ликвидационной комиссии.

26 марта 1920 года вышло постановление Мосгубисполкома: «О закрытии Троице-Сергиевой Лавры и передаче мощей Лавры в московский музей», но мощи прп. Сергия остались в Лавре. 7 мая того же года произошло окончательное закрытие Лавры.

После закрытия Лавры часть монахов осталась жить в Гефсиманском скиту, а другие, в том числе и архимандрит Кронид, поселились в Сергиевом Посаде на частных квартирах. В 1920-1922 годах архимандрит Кронид жил в селе Братовщина у старосты храма, в 1922-1926 годах — в Гефсиманском скиту, в 1926-1929 годах — в Параклитском скиту, с 1929 до кончины — у Кукуевского клад­бища в Сергиевом Посаде. Архимандрит Кронид посещал Кукуевскую церковь, рядом с которой был похоронен старец Алексий Зосимовский, и любил петь там.

Он продолжал ревностно оказывать поддержку инокам. Монастырское братство какое-то время сохранялось и после закрытия обители. Все это время велся журнал Духовного собора. Оставлен­ные в Лавре при охране музея 43 монаха образо­вали «малую Лавру». К 1926 году оставленные при музее монахи были уволены.

Архимандрит Кронид никогда не выходил из канонического подчинения законному священно­началию Русской Православной Церкви, не поры­вал с митрополитом Сергием и строго порицал ушедших в расколы. Архимандрит Кронид заботился и о духовном окормлении своих духовных чад из мирян. Они, в свою очередь, также проявляли заботу о своем духовном отце, оказывая ему материальную по­мощь и утешение в скорбях.

С 1935 года он стал быстро слепнуть.

11 ноября 1937 года органами НКВД на архимандрита Кронида было возбуждено дело. Уже слепого и немощного старика арестовали 21 ноября и предъявили ему обвинение (дословно, с сохранением орфографии подлинника), что

«В процессе следствия и по агентурным данным установлено, что поселившийся в г. Загорске возвратившийся из ссылки быв. настоятель монастыря Троицкой Лавры архимандрит «КРАНИД» ЛЮБИМОВ восстановил свои связи среди монашествующих к/р настроенных церковников гор. Москвы и районов Московской обл., к которому систематически наблюдается паломничество монашествующих и к/р настроенных церковников. ЛЮБИМОВ КРАНИД активный церковный деятель неоднократно принимал лично в Троицкой Лавре быв. царя и других придворных сановников, враждебно настроен к советской власти, среди окружающих проводит к/р монархическую агитацию…»

В день ареста следователь Булыжников допросил отца Кронида.

– Кто из бывшей царской семьи посещал бывший Сергиевский монастырь, где вы были наместником? – спросил следователь.

– Бывший Сергиевский монастырь пользовался особенным покровительством бывшего дома Романовых, мне как наместнику монастыря неоднократно приходилось принимать в монастыре различную придворную знать, сановников и членов царствующего дома.

– Сколько всего было монахов, когда вы были наместником?

– В 1917 году перед революцией в монастыре и его отделениях было около 900 монахов и вольнонаемных рабочих около 700 человек.

– Сколько монахов проживает в Загорском и других близлежащих районах?

– Мне лично известно, что часть братии устроилась приходскими священниками в Загорском и других близлежащих районах. Всего я приблизительно знаю около 25–30 таких монахов…

– Кто посещает вашу квартиру в Загорске?

– Меня, как бывшего наместника монастыря, периодически посещали монахи Лавры.

– Объясните цель посещения вашей квартиры монахами бывшей Лавры?

– Мою квартиру в Загорске периодически посещали монахи Лавры, которые приходили меня навещать как бывшего наместника и руководителя и за советами.

– Следствие располагает данными, что вы продолжаете руководить монахами бывшей Лавры. Вы это подтверждаете?

– Нет, я это отрицаю. Но, действительно, были случаи, мою квартиру посещали монахи, специально для этого приезжавшие из района повидаться со мной как бывшим наместником, монахи в большинстве приезжали по своим делам в город и заходили ко мне.

– Ваше отношение к советской власти?

– Я по своим убеждениям являюсь монархистом, последователем истинно Православной Церкви и существующую советскую власть признаю как верующий: она послана народу как испытание его веры в Промысл Божий.

– Из ваших показаний видно, что вы продолжаете руководить монахами бывшей Лавры, поэтому требуем от вас правдивых показаний.

– Монахи меня действительно посещали, но руководства над ними с моей стороны совершенно не было.

– Вы обвиняетесь как участник контрреволюционной группировки церковников, предлагаем дать правдивые показания о вашей контрреволюционной деятельности.

– Я повторяю, что по своим убеждениям я являюсь монархистом до настоящего времени, в таком же духе воспитывались мною монахи бывшего монастыря… Подтверждаю, что меня в Загорске периодически посещали монахи бывшей Лавры, но участником контрреволюционной группировки не признаю.

– Назовите ваших единомышленников… из числа монахов.

– На поставленный вопрос показания давать отказываюсь…

– Следствие располагает данными, что вы систематически производили на своей квартире прием своих почитателей, вы это подтверждаете?

– Прием своих почитателей, знакомых и родственников я производил на своей квартире в городе Загорске, куда они приезжали из разных мест, но в большинстве из Москвы.

– Объясните цель посещения вас в городе Загорске вашими почитателями.

– Меня посещали исключительно с целью навестить, справиться о моем здоровье и с целью оказания мне материальной помощи.

– Следствие требует назвать лиц, приезжавших к вам в Загорск.

– Меня до последнего времени посещали в Загорске мои почитатели, назвать которых я отказываюсь, быстро забываю имена и фамилии.

8 декабря 1937 года было сфабриковано обвинительное заключение по обвинению Любимова Константина Петровича и др., в котором говорилось:

…в городе Загорске и окрестностях сгруппировалась значительная монархически настроенная часть монахов бывшей Троице-Сергиевой Лавры, в том числе вернувшихся из ссылки, к которым примкнула и наиболее реакционная часть загорского духовенства. Идейными руководителями этой контрреволюционной группировки являлись наместник бывшей Троице-Сергиевой Лавры, в прошлом пользовавшийся особым расположением бывшего царского дома Романовых, ярый монархист Любимов Константин Петрович, и бывший благочинный Загорского и других районов, дворянин протоиерей Баянов Дмитрий Федорович. Эта контрреволюционная монархическая группа группировка монахов и духовенства сохранила до последних дней продолжение Троице-Сергиевой Лавры как нелегальный монастырь, с сохранением лаврского уставного порядка взаимоотношений между собой и [по отношению] к архимандриту Крониду; сохранялся старый особо монастырский порядок церковной службы по подобию прежней службы в Троице-Сергиевой Лавре в церкви Петра и Павла, а после ее закрытия в церкви Кукуевского кладбища; открывались филиалы нелегального монастыря на домах, как например в доме крупного загорского домовладельца и торговца Сычева Николая Михайловича, где проживало 6 монахов и монашки в маленьких комнатках — подобиях келий с «прозорливцем», старцем Ипполитом [Яковлевым — бывший духовник Лавры] и игуменом Никодимом…. Вся эта группа монахов и духовенства оказывала всемерную поддержку и помощь монахам, вернувшимся из ссылки, каковые при прямом содействии протоиерея Баянова Д.Ф. как благочинного также устраивались служителями в церквах города и района.

Далее говорилось, что обвиняемые проходившие по делу виновными себя не признали. Все проходившие по делу обвинялись в том, что

«таковые составляли контрреволюционную монархическую группу монахов и духовенства… Эта контрреволюционная монархическая группа сохраняла нелегальный монастырь, продолжение бывшей Троице-Сергиевой Лавры, оказывая помощь монахам, вернувшимся из ссылки и вела контрреволюционную агитацию…»

О том как велось следствие по данному делу и ещё по трем делам священнослужителей и монахов Загорского района, говорит приложенная к данным делам справка по делу следователя, работавшего в органах НКВД, который обвинялся в том, что «работая нач. Загорского РО НКВД МО производил незаконные аресты ничем неопороченных советских граждан и путем физического воздействия вынуждал их подписывать заранее сфабрикованные им протоколы допроса с вымышленными фактами… путем обмана и угроз понуждал свидетелей подписывать протоколы с вымышленными обвинениями в отношении них…»

Военный Трибунал в своем приговоре установил, что в этой же преступной деятельности по примеру следователя Сахарчука принимали участие и другие сотрудники райотдела, которым Сахарчук давал готовые, лично им сфабрикованные протоколы допроса, поручая им добиваться подписания протокола», то, что протоколы и дела были сфабрикованы, видно из массы, содержащихся в них фактических ошибок.

7 декабря 1937 года тройка НКВД СССР по Московской области приговорила архимандрита Кронида, протоиерея Дмитрия Баянова, игумена Ксенофонта (Бондаренко), игумена Никодима (Монина), игумена Азария (Павлова), иеромонаха Гедеона (Черкалова), иеромонаха Иакова (Марочкина), иеромонаха Серафима (Крестьянинова), иеромонаха Лаврентия (Насонова), иеромонаха Гедеона (Смирнова), монаха Георгия (Потапова) к расстрелу. Протоиерей Виталий Лукашевич, священник Алексей Быстрицкий, монахиня Анна (Самойлова), Сычев Николай Михайлович получили 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

В 1938 г. было сфабриковано еще два следственных дела среди духовенства и монашествующих г.Загорска, как продолжение данного дела, где прошло 16 человек.

Архимандрит Кронид был расстрелян 10 декабря 1937 года на Бутовском полигоне НКВД. Погребен в безвестной могиле.
14 ноября 1958 года он был реабилитирован.

В августе 2000 года был причислен к лику святых Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.

Тропарь, глас 1:

Преподобному Сергию от юности последуя, / отче богомудре Крониде, / веру во Святую Троицу стяжал еси / и даже в старости мастите до крове сохранил еси. / Темже и мы, чада твоя, любовию вопием ти: / слава Давшему ти силу терпения, / слава Увенчавшему тя яко мученика, / слава Спа­сающему тобою души наша.

Кондак, глас 2:

Яко верный ученик преподобнаго Сергия, / послушанием, смирением и молитвою / душу твою очистил еси, Крониде приснопамятне, / и Божиим промышлением во игумена обители Троицкия / достойно поставлен был еси. / Во дни же гонения лютаго / за Христа и вверенную ти братию / яко мученик пострадал еси. / Сего ради ныне, предстоя Святей Троице, / моли еже Лавре Сергиевой утвержденней быти / и спастися ду­шам нашим.

Православные истории

Давно я хотел научиться дивному и спасительному молитвенному деланию — Иисусовой молитве, но никто в наших краях мне толком не мог объяснить, как правильно взяться за это, а у самого ничего не выходило, хотя я читал и «Добротолюбие», и святого Паисия Величковского, и святителя Феофана Затворника. Но, видно, душа еще не созрела для этого святого делания, вероятно, и сам я еще стоял на первой ступеньке духовного восхождения, где еще разум и душа не удобрены благодатью Духа Святого, и ангел-хранитель, приснившийся в утреннем сне, пропел мне печально: «Анаксиос, анаксиос, анаксиос!», — что по-русски обозначает: «Недостоин, недостоин, недостоин». Итак, я взял на службе очередной отпуск, выпросил еще и за свой счет и отправился в горы Абхазии, где, прослышал, есть старцы-пустынники, искусные в Иисусовой молитве. В Сухуми, в православном храме мне подробно рассказали, как и где их можно отыскать, проводили до Бзыбского ущелья, а там нашелся и попутчик-пустынник. И вот, после долгого и трудного пути я у дверей кельи одного из старцев. Дверь в сени была сработана из толстых ясеневых досок, потемневших от времени, туманов и докучливых зимних дождей. В верхней части в доску был врезан древний литой крест с распятием, а под ним кривыми буквами белой краской надпись: «Святый Архангел Михаил». Я постучал костылем в дверь и возгласил: — Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас! За дверью послышались шаги, скрип отодвигаемых засовов, и старческий голос громко произнес: — Аминь! Дверь отворилась, и на пороге появился высокий, несколько согбенный, весь седой старец. Он щурился от света и, держа ладонь козырьком над глазами, приветливо вглядывался в меня. Он был одет в ветхий серый подрясник, подпоясанный широким кожаным ремнем, на груди иерейский восьмиконечный крест. — Благословите, батюшка! — сказал я и сложил ладони ковшиком. — Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, да благословит тебя Бог на самое доброе. Перекрестив, он поцеловал меня в голову. Мы прошли в келью, из-за маленьких оконец в ней стоял полумрак. Я помолился на образа, положив три поклона и еще поясной поклон старцу. Он тоже отдал мне поясной поклон. — Садись, рабе Божий, на лавку, отдохни, а я пока трапезу нам спроворю. Я снял котомку и засунул ее под лавку, сел и огляделся. Стены кельи были сработаны на скорую руку из потемневших от старости и копоти бревен, между которыми торчали клочки белесого мха. К матице — заглавной потолочной балке — привязаны пучки сушеных трав, корешков, связки сухих грибов, лука, чеснока, мешочки с крупой и корзины с сухарями. Под ногами, благожелательно мурлыкая, вертелся тощий трехцветный кот — страж и хранитель стариковских припасов, гроза и губитель бесчисленного мышиного племени. Напротив стояла сложенная из дикого камня печка, наподобие русской, топившейся по-белому, то есть с трубой. Над очагом вмазана медная иконка «Знамения Пресвятыя Богородицы». В топке уже весело горели дрова, в чугунках, булькая, варилась еда, и уже начинал шуметь закопченный чайник. Старик стоял с ухватом, смотрел на огонь, а губы его шевелились и мерно двигалась окладистая белоснежная борода. Он творил Иисусову молитву. Это был старый монастырский мантийный монах и не просто монах, а священномонах, нареченный в честь мученика Александрийского Кронидом. Во время войны он был санитаром и вынес с поля боя множество раненых солдат, за что имел два ордена «Славы». После он рассказывал мне, что 18 лет от роду был призван на действительную службу еще в царскую армию — Николаевскую. И вскоре попал на позицию где-то в районе Пинских болот. И тоже был санитаром. За две мировые войны он не сделал ни одного выстрела из винтовки. Такие у него уж были убеждения. И Господь хранил его, и он ни разу не был ранен, хотя, вынося раненых, сам постоянно пересекал смертельный огненный рубеж. Он считал себя мирным человеком и с юных лет прислуживал в церкви. Он любил весь этот православный мир, мир дорогой его сердцу церкви, с его проникающим в душу богослужением, кроткими ликами святых икон, который дополняли сиреневое струение ладана, потрескивание и огоньки множества свечей, благоговейно медлительная поступь духовенства в золотых парчовых ризах, громкое чтение старинных, в кожаных переплетах, книг. Божественный церковно-славянский язык с удивительными словами — «древо благосеннолиственное». Клиросное пение стихир Иоанна Дамаскина: «Надгробное рыдание творяще песнь — аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа». Тихие слезы так и катились из глаз, а душа как бы восходила вместе со струями синего фимиама к самому куполу храма, откуда взирал сверху Христос «Ярое око». После второй мировой войны родные думали, что он женится и будет жить в родном поволжском городке, но он не женился, а поступил послушником в монастырь. Смиренный, он приобрел еще большее смирение и безропотно нес послушания: в конюшне, поварне, на огороде и, наконец, в храме. Шли годы, и его подстригли в рясофор, а потом в малую схиму с именем Кронид. Ну что ж, Кронид так Кронид, так было угодно отцу архимандриту. Прошло время, и его рукоположили в иеромонахи. Но недолго ему пришлось в монастыре ходить в иеромонашеском сане, грянули хрущевские гонения, монастырь закрыли, и монахи разошлись кто куда, а отец Кронид, взяв у архимандрита благословение, уехал в Абхазию, где в глухих, необитаемых горах нашел уединенное место. Старец загремел ухватом и поставил на стол исходящий ароматным паром чугунок. — Ну, Господи благослови, Алеша. Сего дня празднуем положение честныя и многоцелебныя ризы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, еже есть хитон, в славном и преименитом царствующем граде Москве. Поклоны приходный и исходныя, на правиле — поясные. На трапезе, аще прилучится в среду и в пятницу, вкушаем с маслом. Батюшка Кронид достал с полки бутылку с подсолнечным маслом и поставил на середину стола, выложил пару старых алюминиевых мисок, некрашеные деревянные ложки — с крестами на черенках. Из корзины взял ржаных сухарей и накрошил в чугунок, влил туда масла. По келье пошел сытный дух грибной похлебки. — Сейчас трапезу вкушаем два раза: обед и паужин, а в посты один раз, когда с возлиянием елея, а когда и сухоядение. Масло, муку, соль мне приносят мои духовные чада, овощи — со своего огорода, а остальное — из леса: орехи, каштаны, мушмула, джонджоли, грибы и даже мед дивий. Сотворив молитву и благословив трапезу иерейским благословением, батюшка разлил похлебку по мискам, и мы споро принялись за еду в полном молчании. Даже приученный кот ходил кругом и не мявкал. Потом пили чай с черносмородинным листом и сухой малиной. К нему была выставлена баночка темного лесного меда. С дороги я очень утомился, и после еды меня сильно клонило ко сну. Веки смыкались. И я неясно слышал слова молитвы: «Бысть чрево твое — святая трапеза, имущи небеснаго хлеба — Христа, от Него же всяк ядый не умирает, яко же рече всяческих, Богородице, Питатель. Дал еси веселие в сердце моем от плода, пшеницы, вина и елея своего умножишася. В мире вкупе усну и почию». — Ложись, ложись, Алеша, на лавку. Я свалился на лавку. Батюшка накрыл меня какой-то рваной гунькой, перекрестил и начал перемывать посуду. Я спал и просыпался, и опять засыпал, а батюшка все стоял перед иконами, молился и клал земные поклоны, кашляя и кряхтя. Под лавкой бегали мыши, и за ними бешено гонялся кот. Стучали ходики, за окном наладился крупный косой дождь, барабаня по окнам и крыше. Ранним утром батюшки Кронида в келье уже не было. Я умылся в ручейке с ледяной водой. Справил утренние молитвы и сел на лавочку перед кельей в ожидании батюшки. Солнышко восходило из-за гор, окрашивая снежные скалистые вершины в золотые и пурпурные цвета. Внизу в долине клубился густой туман, снизу на горы набегали темные еловые леса и останавливались на каком-то уровне, дальше шли голые скалы — серые и ржавые от облепивших их мхов, а еще выше — блистающие снегом ледники и ярко-синее небо. Ниже елового пояса были лиственные леса: буковые, мелкий дубняк, всякие кусты, альпийские поляны с разнотравьем и удивительно ярким цветочным царством. В кустах и лиственных лесах на все лады распевали птицы, летали и жужжали различные насекомые, а над всем этим Божиим миром высоко в небе плавно кружил орел. Скоро пришел батюшка Кронид и стал поправлять изгородь своего огорода. Я подошел к нему и благословился. — Вот, который год сажаю кукурузу, по-нашему — пшенку, а мало что мне достается; как нальется пшенка, так из леса приходит хозяин брать подать. Хозяин серьезный, страсть какой прожорливый. Приходит больше вечером, в темноте. Я в кастрюльку стучу, горящими головешками в него кидаю. Он уходит, но сердится: рычит, ворчит, кругом себя все ломает. Иногда в конце зимы приходит. Встанет из берлоги голодный. Раз налег на дверь, всю когтями исцарапал. — Батюшка, — спросил я, — а как вы здесь зиму переживаете? — А с Божией помощью, Алеша, с Божией помощью. Конечно, зимой ни сюда, ни отсюда хода нет. Снега такие, что выше головы. Все запасаем с лета, с осени. А зимой у нас келейное сидение. Молимся Иисусовой молитвой, кто устной, кто умной, а кто дошел до совершенства, тот и сердечной, то есть ум сопрягает с сердцем. Есть у меня и соседи, их сейчас не видно, кельи закрыты листвой и кустами. Мы друг друга не беспокоим, потому что все мы прошли долгое монастырское послушание по 10-15 и 20 лет, и в конце послушания душа стала просить покоя и одиночества. Вот мы благословились у игумена на пустынножительство и ушли в эти дебри, здесь и спасаемся. Вот там, — батюшка показал рукой, — живет Флегонт, там — отец Мардарий, а там — отец Мисаил. А вверх по реке живет отец Павсикакий, строгий старец, игумен, у него послушник Пров, а рядом — ангел земной — батюшка Харалампий и его келейник — отец Смарагд. Вот такое наше братство. — А ну, как заболеете, батюшка, и, не дай Бог, помрете — зимой-то один в келье? — Мы, Алеша, обычно не болеем в пустыни, а наоборот, Господь нас здесь исцеляет от телесных и духовных болезней. Иногда даже от очень тяжелых, как то: чахотки, язвы желудка, помрачения ума, астмы. Ну, а смерть для нас не страшна, это — врата в вечную жизнь, соединение с Батюшкой Христом сладчайшим. Мы к этому готовимся. Да у меня и гроб припасен в погребе. Пойдем, покажу! Действительно, у батюшки Кронида в погребе стоял крепкий приготовленный гроб. — Нам, пустынникам, Господь по молитвам нашим обычно открывает наш смертный час. Вот как приступит смертушка, покаюсь, причащусь запасными святыми дарами, опущусь в погреб, зажгу перед иконой большую лампаду с деревянным маслом, лягу в домовину, захлопну крышку, и, если будут силы, прочитаю канон на исход души, а там Господь и примет мою грешную душу. А братия и зимой время от времени навещают меня. Приходят по глубокому снегу на снегоступах — это лыжи такие. Увидят, что преставился иеромонах Кронид, отпоют над телом, сотворят погребение и Крест Честный над могилкой поставят. На обед сегодня батюшка Кронид сготовил гороховый суп с луком, тушеную картошку с кислой капустой, еще ели горный чеснок — черемшу, пили чай мятный-ромашковый с лесным медом. После обеда батюшка спросил: — Ну что, Алеша, поди за Иисусовой молитвой пришел? — Да, батюшка, за ней. — Не откажу, Алеша, не откажу в этой благой просьбе. Не ты первый у меня и не ты последний, если Бог даст. Ну а как ты помышляешь, Алеша, все ли могут овладеть Иисусовой молитвой? — Да что Вы, батюшка, какое там все, конечно, только избранные, да очистившие душу от грехов. А большей частью, конечно, монахи и особенно пустынники, ушедшие от мира. — А вот и нет, Алешенька, а вот и совсем не так. Кто тебе дал это понятие, тот сам и близко не стоял к освоению Иисусовой молитвы. Как во время всемирного потопа можно было только спастись в Ноевом Ковчеге, так и в наше погибельное время, когда вселенную захлестнули грязные волны всемирного зла, можно спастись только в Православной Церкви. В этом образе Ноева Ковчега. И двери церковные для спасения открыты для всех, и Христос распялся на Кресте не ради избранных, а ради всего рода людского. Так и Иисусова молитва не для избранных, а для всех, кто хочет спастись и этой золотой лестницей соединиться со Христом и взойти к Нему. И приступающим к Иисусовой молитве не обязательно быть чистыми и безгрешными, ибо это покаянная молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Вот эта молитва и сотворяет грешного в чистого. Она очищает его от греховной грязи. Но только надо иметь в виду, что, приступая к Иисусовой молитве, надо всем сердцем возлюбить Христа, каждый день читать святое Евангелие и не только читать, но и жить по Евангелию, исполнять все заветы Христовы, ходить на богослужение в церкви, причащаться Тела и Крови Христовой. Кто хочет получить спасительную благодать от Иисусовой молитвы, приступая к ней, должен отойти от греховной жизни. Иисусова молитва очистит от старой греховной скверны, но она будет недействительна, если человек будет продолжать грешить. Афонские старцы свидетельствовали, что на каждое молитвенное воззвание: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» — с небеси слышится отзыв: «Чадо, отпускаются тебе грехи твои». Но если занимающийся Иисусовой молитвой продолжает грешить, небо для него глухо, закрыто, и Божиего отзыва нет. Вечером мы сидели на лавочке перед кельей и любовались на пламенеющие вершины гор, освещенные закатившимся солнцем. — Батюшка Кронид, а зачем у вас на двери написано имя архангела Михаила? — Ох, Алеша, это охранительное имя. Его демоны страшатся. А демонов на нас насылаются — легионы. Их князь бесовский всячески старается нас согнать отсюда. Очень ему не любо, что здесь идет постоянная молитва ко Христу и Божией Матери, совершается бескровная жертва — Евхаристия. Мы очень мешаем и досаждаем владыке преисподней. Что я могу про себя сказать: однажды в дверь влез мерзкий козел с зелеными горящими глазами. Посмотрел на меня, затряс бородой, да так гнусно заблекотал, что аж в ушах засвербило. Я его ожег крестным знамением, и он исчез, как и не бывало, но целый день стоял поганый запах. То однажды проснулся от кошачьего вопля. Вижу, вся келья кишит гадюками. Кот на печке: шерсть дыбом, вопит от страха истошным воплем. Спросонья думаю, откуда столько змей: от беса или заползли за мышами охотиться? Змей-то в горах у нас — прорва. Я на лавке встал, читаю молитву: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его». И ну кропить этих гадов святой водой. Они зашипели, заскакали, взвинтились, сбились в клубок, который вихрем выкатился за дверь. Самих бесов я не вижу, но пакости они творят мне часто, особенно от двенадцати до часу ночи, когда я «Полунощницу» читаю, то тоску страшную нагонят, то хульные помыслы. Раз иду около обрыва, слышу, внизу кто-то так жалобно стонет, о помощи взывает. Я спустился вниз, обшарил все кругом, никого нет. Стал я наверх карабкаться, вдруг сверху, с горы, камнепад начался, мимо такие глыбы скачут, что от страха пот холодный прошиб. Хорошо, что в скале козырек оказался. Стал я под козырьком и молитву творю, тем и спасся. А то вот, медведь. Здесь водятся громадные кавказские медведи. Так вот, бес и нанес его на мою келью. А что у меня есть съедобного для него? Была весна, и почти все подчистую за зиму было съедено. Из живности один только тощий кот, да аз грешный. Как начал он дверь трясти, так келья ходуном и заходила. Я в сени, начал через дверь кричать молитву: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небеснаго водворится». Медведь еще больше разъярился. Ну, вышибет сейчас дядя дверь. Я взял в левую руку тяжелый медный крест, вынул из печки горящую головешку. С Иисусовой молитвой распахнул дверь, ударил медведя крестом по плоской башке, а в рычащую пасть быстро сунул головешку. Раздался такой вой, такое рычание, что я почти оглох. Медведь, колотя лапой по башке, кинулся в лес. Он орал и выл, как бешеный. Кроме того, он у порога оставил громадную вонючую кучу и дорожку до самого леса. По этим признакам я решил, что это не оборотень, а настоящий медведь, и, наверное, я ему сильно обжег язык и глотку, раз он так сильно орал. Конечно, Алеша, мне до святости далеко. Каюсь в содеянном я, грешный старик. На преподобного Серафима Саровского бес тоже напускал медведя, но Серафим укротил, умирил зверя, и тот даже брал из его рук хлеб. Но я, грешный, не достиг и не достигну таких высот, и мне пришлось отогнать бесновавшегося зверя и крестом, и головней. На следующий день до самого вечера я со старцем заготавливал в лесу дрова на зиму. На отдыхе старец продолжал толковать мне об Иисусовой молитве. — Сейчас, Алеша, такое время, когда вещественное стремится выскочить на первый план, а духовное затолкать в угол. В этом борении Иисусова молитва великое оружие для православного христианина, она отгоняет всякие греховные злые помышления, водворяет в душе мир, беззлобие, спокойствие, доброжелательное отношение ко всему живому творению Божиему. Она подготавливает нас к Царствию Небесному и навсегда, еще здесь, на земле, соединяет со Христом молитвенными узами. Приступай к изучению Иисусовой молитвы, имея глубокое покаянное настроение и соблюдая постепенность. Вначале молитва должна произноситься устами. Это должно быть усердное и, может быть, многолетнее упражнение. Эта ступень Иисусовой молитвы простая, произноси ее устами, но вдумчиво. В этом и есть одна трудность, что слова молитвы ты должен всегда держать в уме. Где бы ты ни находился и что бы ни делал, всегда тихо произноси молитву. Бывают обстоятельства, когда приходится прекращать молитву, но не оставляй ее совсем, а опять снова возобновляй. После упорных трудов постепенно Иисусова молитва переходит в наш ум. И уста уже не двигаются, а молитва пребывает в нашем уме. Если ослабевает, то мы усилием ее подгоняем, и со временем она становится самодвижной, может, только во сне мы ее не слышим, но некоторые и во сне ее слышат. А самая высокая ступень — сердечная молитва. Она мало кем достигается. Это уже само совершенство, когда молитва из ума переходит в грудную полость и постепенно соединяется с нашим сердцем. И уже само сердце постоянно — и денно, и нощно — творит Иисусову молитву уже вне нашей воли. Только я хочу тебя остеречь, чего нельзя делать: это насильно вгонять молитву умом в сердце, применять всякие дыхательные приемы, слежку за пульсом и приравнивать искусственно молитву к сердцебиению. Этим ты можешь испортить себе здоровье и ничего более не достигнешь. Все делается постепенно, без этих приемов. Понемногу, от ступени к ступени Иисусова молитва придет сама по воле Божией. Начни сегодня же, Алеша. Живи около меня, а я буду наблюдать и помогать тебе в этом нелегком делании. А когда вернешься домой, то обращайся к монахам, в ближайший к твоему краю монастырь. Сам не пытайся продвигаться в этом делании, а то опять запутаешься. Окормляйся где-либо при монастыре. Монахи-то они лучше других разбираются в этом делании, так как монах без Иисусовой молитвы — все равно что солдат без ружья. Итак, я прожил у батюшки сколько позволяли мои возможности. Батюшка благословил меня на отъезд. Мы распрощались, и меня проводил до выхода из ущелья инок отец Смарагд. Вот и все, пожалуй, но когда я добирался до Сухуми, я вспоминал заступничество Авраама за Содом: «Неужели ты погубишь праведного с нечестивыми? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников?» И сказал Господь: «Я пощажу Содом ради пятидесяти праведников». И сказал Авраам: «А если там будет двадцать праведников?» И сказал Господь: «Не истреблю город ради двадцати праведников». И сказал Авраам: «А если их будет десять?» И сказал Господь: «Не истреблю и ради десяти». Мир наш, утонувший во зле и грехе, стоит еще молитвами праведников, живущих в монастырях, пещерах, ущельях, расселинах, которые и денно, и нощно взывают: «Господи, помилуй нас, ради имени Твоего святого не дай погибнуть созданиям Твоим, яко Ты еси Бог во Святой Троице Единосущной и Нераздельной всегда, ныне и присно, и во веки веков Ты еси Бог наш! Аминь».