Плод веры. Беседа с протоиереем Павлом Великановым. Часть 2

В храме меньше всего именно под­рост­ков. Как бы ни ста­ра­лись роди­тели вырас­тить детей в вере, но ино­гда насту­пает момент, когда взрос­ле­ю­щий ребе­нок отка­зы­ва­ется идти в храм, испо­ве­до­ваться и при­ча­щаться. Может, это спе­ци­фика нашего вре­мени, поро­див­шего пра­во­слав­ные семьи, сами не име­ю­щие опыта цер­ков­ного воспитания?

Или есте­ствен­ный воз­раст­ной и духов­ный кри­зис, кото­рый не про­сто неиз­бе­жен, но даже жела­те­лен? Так ли он стра­шен? И что могут сде­лать роди­тели, чтобы мини­ми­зи­ро­вать ущерб от раз­рыва их ребенка с Церковью?

Об этом бесе­дуем с про­то­и­е­реем Пав­лом Вели­ка­но­вым, кан­ди­да­том бого­сло­вия, насто­я­те­лем Пят­ниц­кого подво­рья Тро­ице-Сер­ги­е­вой Лавры в Сер­ги­е­вом Посаде.

Передается ли вера по наследству?

— Отец Павел, в том, что совре­мен­ные дети в под­рост­ко­вом воз­расте могут ухо­дить из Церкви, можно усмот­реть спе­ци­фику времени?

— Я думаю, одно­значно можно. Могу пред­по­ло­жить, что такой интен­сив­но­сти цер­ков­ной жизни, кото­рая наблю­да­ется послед­ние 20–30 лет в Рос­сии в отно­ше­нии детей, нико­гда раньше в нашем госу­дар­стве и в нашей Церкви не было. Нигде в пись­мен­ных источ­ни­ках мы не встре­чаем сви­де­тельств о том, чтобы детей мас­сово при­во­дили в храм каж­дое вос­кре­се­нье, чтобы они каж­дое вос­кре­се­нье при­сту­пали к Свя­тым Тай­нам, участ­во­вали в раз­лич­ных фор­мах вне­бо­го­слу­жеб­ной дея­тель­но­сти на при­ходе, таких, как вос­крес­ные школы, кружки, заня­тия и так далее.

— Каза­лось бы, в резуль­тате всего этого ребе­нок как раз дол­жен бы прочно уко­ре­ниться в Церкви!

— Вот именно! А на прак­тике мы видим, что одно с дру­гим может быть особо и не свя­зано. Почему-то коли­че­ство детей пубер­тат­ного воз­раста в храме в разы меньше, чем дру­гих воз­раст­ных категорий.

Я думаю, одна из при­чин вот в чем. Мы, роди­тели, часто хотим, чтобы дети меха­ни­че­ским обра­зом усво­или тот лич­ный рели­ги­оз­ный опыт, кото­рый мы сами полу­чили в резуль­тате опре­де­лен­ных жиз­нен­ных иска­ний, оши­бок, паде­ний, обре­те­ний по пути в Цер­ковь и кото­рый для нас бес­ко­нечно дорог. А наши дети ока­зы­ва­ются в цер­ков­ной ограде с мла­ден­че­ства, у них нет мучи­тель­ного поиска смысла жизни, потому что им этот смысл «по умол­ча­нию» уже пере­дан! Мы наблю­даем своих детей, бью­щих поклоны в церкви, испо­ве­ду­ю­щихся, при­ча­ща­ю­щихся, моля­щихся, и в этом видим некую тож­де­ствен­ность тому, что с нами самими про­ис­хо­дит. А ведь они про­сто под­ра­жают нам в том, что в них, воз­можно, еще не роди­лось, не созрело.

Поэтому ребе­нок дол­жен отойти, немножко дистан­ци­ро­ваться от того, что при­нял «по умол­ча­нию». Но для чего? Для того, чтобы вер­нуться к той хри­сти­ан­ской закваске, кото­рая в него была зало­жена, но уже совер­шенно на новом уровне пони­ма­ния и пере­жи­ва­ния. Как под­ро­сток не может обре­сти авто­но­мию, неза­ви­си­мость и само­сто­я­тель­ность, если не разо­рвет «пупо­вину», свя­зы­ва­ю­щую его с роди­те­лями, от кото­рых он абсо­лютно зави­сим, так и тут — ребенку надо от чего-то оттолк­нуться. Поэтому мне кажется, что отда­ле­ние опре­де­лен­ной от Церкви части деву­шек и юно­шей, начи­ная с 12–15 лет, вполне объ­яс­нимо. И, я бы не побо­ялся ска­зать, ино­гда даже жела­тельно — осо­бенно когда юный чело­век «застрял» на своем духов­ном пути, в его рели­ги­оз­ной жизни всё совер­ша­ется «по обы­чаю», а вовсе не по веле­нию сердца. И если это с кем-то про­ис­хо­дит, то не стоит уда­ряться в панику.

— Вы име­ете в виду уход как пере­осмыс­ле­ние веры?

— Я говорю об отда­ле­нии от Церкви не как о реши­тель­ном отказе от жизни по хри­сти­ан­ским запо­ве­дям, впа­де­нии в раз­лич­ного рода смерт­ные грехи и деструк­тив­ный образ жизни. Нет, ни в коем слу­чае! Я говорю о том, что ребе­нок дол­жен опре­де­лить сам меру и форму своей связи с Цер­ко­вью. И глав­ное, чтобы эта связь у него сохранялась.

Кроме того, в под­рост­ко­вом воз­расте ребенка очень сильно при­вле­кает то, что для него неиз­вестно, неиз­ве­данно, а если он вырос в цер­ков­ной среде, для него таким осо­бым инте­ре­сом и при­вле­ка­тель­но­стью будет обла­дать мир. Тех, кто с дет­ства имеет имму­ни­тет к жизни в миру, к его радо­стям и пре­ле­стям, — еди­ницы. В боль­шин­стве же слу­чаев ребе­нок таким имму­ни­те­том не обла­дает. Поэтому, на мой взгляд, нет ничего страш­ного в том, что зна­чи­мость Церкви для него в этот период будет ниже, нежели зна­чи­мость моло­деж­ной среды, музыки, новых дру­зей, каких-то раз­вле­че­ний, при­ят­ного вре­мя­пре­про­вож­де­ния, хобби и так далее. Глав­ное, чтобы эта зна­чи­мость вообще сохранялась.

церковные должности

С 1999 по 2003 — художественный консультант ХПП РПЦ «Софрино».

Член Межсоборного Присутствия (созыв 2009 и 2014). Член комиссии по вопросам духовного образования и религиозного просвещения, комиссии по вопросам богословия, комиссии по вопросам организации церковной миссии, комиссии по вопросам информационной деятельности Церкви и отношений со СМИ (секретарь комиссии). Член Информационной группы Межсоборного Присутствия.

С ноября 2009 — член Экспертного совета Синодального отдела по религиозному образованию и катехизации.

С 2011 — член Объединенного экспертного совета фонда «Православная инициатива».

С 2011 — член Экспертного совета Издательского Совета Московской Патриархии.

Сантехник от Бога

— Мно­гие роди­тели стре­мятся огра­дить ребенка от соблаз­нов, с дет­ства делают все, чтоб мир­ское было ему неин­те­ресно, вызы­вало отвращение…

— Тот опыт, кото­рый у меня нако­пился в отно­ше­нии детей свя­щен­ни­ков, моих дру­зей, поз­во­ляет ска­зать сле­ду­ю­щее: созна­тель­ная попытка огра­дить ребенка от свет­ской жизни, от свет­ских цен­но­стей, созда­ние для него такой пол­но­цен­ной оран­же­реи, в кото­рой он бы вызре­вал, ста­но­вился бы силь­ным, креп­ким, устой­чи­вым к бушу­ю­щим вол­нам этого гре­хов­ного, страст­ного мира, не только не сра­ба­ты­вает, а нередко при­во­дит к про­ти­во­по­лож­ным резуль­та­там. Чаще всего, чем жестче отсе­ка­лись какие-то «мир­ские» вещи, тем боль­шую устрем­лен­ность к этим вещам, жажду — я бы даже ска­зал, какую-то пато­ло­ги­че­скую жажду — чело­век потом начи­нал испы­ты­вать. И не мог ее удо­вле­тво­рить, хотя, каза­лось бы, уже давно можно было бы оста­но­виться — его прямо про­ры­вало и несло!

И наобо­рот. В тех семьях свя­щен­ни­ков, где роди­тели прежде всего с боль­шой ответ­ствен­но­стью зани­ма­лись все­сто­рон­ним раз­ви­тием своих детей — ста­ра­лись дать им хоро­шее обра­зо­ва­ние, раз­вить и музы­каль­ные спо­соб­но­сти, и худо­же­ствен­ные, и спор­тив­ные, и интел­лек­ту­аль­ные; где дети не ощу­щали себя ущерб­ными по срав­не­нию со сво­ими одно­класс­ни­ками, а в чем-то даже чув­ство­вали себя более про­дви­ну­тыми — потому что всё дела­лось с пре­дель­ной ответ­ствен­но­стью перед Богом! — под­ростки в этих семьях впо­след­ствии не отда­ля­лись от Церкви, а откры­вали ее для себя заново и потом ста­но­ви­лись свя­щен­ни­ками и даже мона­хами и мона­хи­нями. Период юно­ше­ского бунта про­хо­дил с мини­маль­ными потерями.

— Почему так? Высо­кий куль­тур­ный уро­вень дей­ствует как прививка?

— Да, это сво­его рода при­вивка. К при­меру, очень трудно удо­вле­тво­рить хорошо раз­ви­тый слух ребенка, окон­чив­шего музы­каль­ную школу, деше­вой поп­сой — для него это будет орга­ни­че­ски непри­ем­лемо, потому что про­сто пóшло и низ­ко­пробно. Он про­пи­тан дру­гими цен­но­стями, у него раз­вит вкус. И такой под­ход, я думаю, можно пере­не­сти на всю область куль­туры: что ребе­нок читает, что он слу­шает, какие фильмы, спек­такли, мюзиклы смот­рит. Глав­ное, чтó должны раз­вить роди­тели у ребенка, — вкус к насто­я­щему, к кра­си­вому и какой-то внут­рен­ний имму­ни­тет к пош­лому, недо­стой­ному, каким бы рас­кру­чен­ным и при­вле­ка­тель­ным оно ни каза­лось. Конечно, здесь важно создать пра­виль­ный куль­тур­ный кон­текст жизни, напол­нен­ный под­лин­ными цен­но­стями и пра­виль­ными смыс­лами: столь попу­ляр­ное сего­дня «все­я­дие» кате­го­ри­че­ски недо­пу­стимо. Тогда эти пра­виль­ные куль­тур­ные цен­но­сти ста­нут для него опре­де­лен­ными ори­ен­ти­рами, такими репер­ными точ­ками, какими они явля­ются и для веру­ю­щего, и для свет­ского человека.

— Дру­гими сло­вами, пра­виль­ные цен­но­сти закла­ды­ва­ются отнюдь не только сугубо пра­во­слав­ной лите­ра­ту­рой, пра­во­слав­ными спек­так­лями, пра­во­слав­ными фильмами?

— Совер­шенно верно. Я бы даже ска­зал, задача — при­вить детям насто­я­щие цен­но­сти не с цер­ков­ной облож­кой, а, прежде всего, именно за пре­де­лами Церкви, для того, чтобы они могли, нахо­дясь в миру, чув­ство­вать себя уве­ренно и все­гда знали, на что могут опереться.

Роди­тели должны созда­вать ребенку усло­вия, наи­бо­лее созвуч­ные его духов­ному устро­е­нию, пси­хо­ло­ги­че­ским осо­бен­но­стям и помо­гать ему раз­ви­вать эти спо­соб­но­сти настолько, насколько это воз­можно. А муд­рость заклю­ча­ется в том, что век­тор такого раз­ви­тия дол­жен быть, в конце кон­цов, обра­щен к Богу. Нужно дать ребенку понять, что, по сути дела, любая его дея­тель­ность должна быть молит­вой к Богу, и любое заня­тие внутри или вне цер­ков­ной ограды — опре­де­лен­ная форма его духов­ного слу­же­ния, его дела­ние и его мера ответ­ствен­но­сти перед Богом.

— Не могли бы вы при­ве­сти пример?

— В моем доме рабо­тал в свое время один сан­тех­ник. Чело­век, в общем-то не сильно цер­ков­ный. Но он заста­вил меня серьезно заду­маться, и вот почему. Во-пер­вых, он необы­чайно ответ­ственно отно­сился к любой мелочи! Там, где дру­гой сде­лал бы работу за один день и полу­чил бы свою зар­плату, этот чело­век тща­тельно про­ду­мы­вал, какие послед­ствия будут через такой-то срок экс­плу­а­та­ции, какой лучше соеди­ни­тель­ный узел поста­вить и так далее. И во-вто­рых, он брал за свою работу при­бли­зи­тельно в пол­тора раза меньше, чем любые непро­фес­си­о­наль­ные сан­тех­ники в нашем городе. При этом он посто­янно ездил на раз­ные выставки, был в курсе всех совре­мен­ных тех­ни­че­ских нови­нок, про­хо­дил какие-то курсы повы­ше­ния ква­ли­фи­ка­ции. То есть чело­век жил цели­ком своим делом! И, зна­ете, столк­нув­шись с такой глу­бо­кой про­фес­си­о­наль­ной поря­доч­но­стью, я понял, что он, по сути, глу­боко рели­ги­оз­ный чело­век. Потому что моти­ва­ция его дей­ствий — не житей­ская, а иде­аль­ная. С точки зре­ния мир­ской выгоды ему надо было бы сде­лать все то же самое попроще, побыст­рее, взять денег побольше и поско­рее пере­ки­нуться на дру­гой объ­ект. А для него его работа — форма слу­же­ния ближнему.

И я думаю, дети, кото­рые так отно­сятся к своей работе — пусть они выбрали самую про­стую про­фес­сию, — это сча­стье и бла­го­сло­ве­ние для своих родителей.

образование

В 1994 окончил Московскую духовную семинарию, в 1998 окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Кандидатская диссертация на тему: «Православная оценка влияния технократической цивилизации на внутренний мир современного человека».

С 1998 является преподавателем основного богословия в МДС.

С 1999 по 2002 — преподаватель основного богословия в Сретенской духовной семинарии.

С 1999 по 2001 — преподаватель основного богословия на факультете образования военнослужащих ПСТГУ.

С 2001 по 2002 — преподаватель истории русской религиозной мысли в МДА и МДС.

С 2003 — секретарь Ученого совета МДАиС.

С 2005 — доцент МДА. С 9 июня 2010 по январь 2013 — проректор по научно-богословской работе МДА. Заведующий кафедрой богословия МДА.

С 5 ноября 2021 года первый проректор Сретенской духовной семинарии[1].

Нет кризиса — нет развития

— Вы затро­нули очень инте­рес­ную тему: как чело­век при­хо­дит к Богу. Полу­ча­ется, для роди­те­лей вера — это выбор, а для детей — пере­да­ва­е­мая тра­ди­ция? Ни поиска, ни выбора, ни стра­да­ний? Но обя­за­тельно ли для обре­те­ния веры про­хо­дить через слож­ные поиски и испытания?

— Зна­ете, я думаю, духов­ные кри­зисы абсо­лютно неиз­бежны в жизни любого веру­ю­щего. Потому что там, где нет кри­зиса, нет и пре­одо­ле­ния. Где нет пре­одо­ле­ния, нет и укреп­ле­ния, раз­ви­тия. Я в своей жизни не встре­чал такого глу­боко веру­ю­щего чело­века, кото­рый мог бы искренне ска­зать, что нико­гда ни в чем не сомне­вался, нико­гда не про­хо­дил через кри­зис веры. Даже если он рос в совер­шенно здо­ро­вой, бла­го­че­сти­вой, пол­но­цен­ной хри­сти­ан­ской семье.

Дру­гое дело, что эти кри­зисы совер­шенно по-раз­ному про­ис­хо­дят внутри Церкви и вне Церкви. Кри­зисы внут­ри­цер­ков­ной жизни — гораздо более тяже­лые и ост­рые, нежели когда чело­век нахо­дится в про­стран­стве оче­вид­ного греха, непра­вед­но­сти и ненор­маль­но­сти и из него при­смат­ри­ва­ется к Церкви. Проще выйти из гре­хов­ного мира в Цер­ковь, чем, уже будучи хри­сти­а­ни­ном, пере­жи­вать кри­зис веры. И тут либо вера мини­ми­зи­ру­ется, сво­дится к неким внеш­ним про­яв­ле­ниям, кото­рые обес­пе­чи­вают нор­маль­ное суще­ство­ва­ние чело­века в этой системе коор­ди­нат. Либо она суще­ствен­ным обра­зом углуб­ля­ется и при­об­ре­тает дру­гое каче­ство, зача­стую при­водя к кон­фликту с реаль­ной цер­ков­ной жиз­нью, в кото­рой чело­век живет.

— Если вера — резуль­тат соб­ствен­ного выбора, кри­зиса, пере­осмыс­ле­ния жиз­нен­ных цен­но­стей, то какую роль играет пере­дача роди­те­лями детям сво­его лич­ного рели­ги­оз­ного опыта?

— Дело в том, что, как гово­рил один свя­щен­ник, все дети по при­роде языч­ники. В самом пря­мом смысле! Что такое язы­че­ство? Это та рели­гия, кото­рая наи­бо­лее понятна, удобна и испол­нима с точки зре­ния чело­века в его нынеш­нем пад­шем, гре­хов­ном состо­я­нии, в кото­ром мы все нахо­димся. И в целом она ближе к вет­хо­за­вет­ной пара­дигме закона и воздаяния.

Напри­мер, детям гово­рят: «Надо молиться, потому что, если не будешь молиться, тебя Бог нака­жет»; «Не греши, потому что тебя Бог нака­жет, делай доб­рые дела, постись, тру­дись, и посмот­ришь — Гос­подь тебя уте­шит, пора­дует». Вот такое «юри­ди­че­ское» выстра­и­ва­ние опре­де­лен­ных дого­вор­ных отно­ше­ний между чело­ве­ком и Богом — совер­шенно нор­мально для ребенка, понятно и испол­нимо: надо при­ча­ститься, чтобы было хорошо; при­ча­щаться — это пра­вильно. И ребе­нок спо­койно, с радо­стью идет, выпол­няет все, что нужно, и дей­стви­тельно испы­ты­вает радость. Бла­го­дать на дет­ское сердце дей­ствует совер­шенно по-дру­гому, чем на взрос­лых, обре­ме­нен­ных стра­стями и грехами…

Этот дет­ский рели­ги­оз­ный опыт, конечно, ни с чем не срав­ним. Его ни в коем слу­чае нельзя под­ме­нять транс­ля­цией взрос­лого рели­ги­оз­ного опыта на детей. Взрос­лое вос­при­я­тие кар­ди­нально отли­ча­ется от дет­ского: послед­нее — прежде всего пози­тив­ное. Для него радость быть с Богом — это нор­мально и есте­ственно. А для взрос­лого это уже почти выс­ший пило­таж, потому что нам есть в чем каяться, нам есть о чем жалеть, нам есть за что про­сить у Бога про­ще­ния. И самое ужас­ное, когда я вижу, как роди­тели начи­нают эту модель сво­его рели­ги­оз­ного пере­жи­ва­ния транс­ли­ро­вать на детей. Застав­лять их каяться в тех гре­хах, о кото­рых они не имеют ника­кого поня­тия, из неболь­шого про­ступка ребенка устра­и­вать драму миро­вого мас­штаба — это глу­боко непра­вильно. Ну соврал ребе­нок, а кто не врал? Ты сам что-ли нико­гда не врал в своей жизни? И ребе­нок, кото­рого таким обра­зом вос­пи­ты­вают, момен­тально научится играть в «роле­вые игры»: разыг­ры­вать из себя каю­ще­гося греш­ника, испо­вед­ника, про­пи­тан­ного миро­вой скор­бью — а как только он выхо­дит за порог храма, такая «броня пра­вед­но­сти для роди­те­лей» быстро сбра­сы­ва­ется и он ста­но­вится обыч­ным, нор­маль­ным ребен­ком. И это — не худ­ший вари­ант; гораздо опас­нее, когда ребе­нок про­пи­ты­ва­ется насквозь подоб­ными неадек­ват­ными его воз­расту и созна­нию искус­ствен­ными пере­жи­ва­ни­ями и поэтому начи­нает ощу­щать себя «исклю­чи­тель­ным», «не от мира сего», высо­ко­мерно дистан­ци­ро­ваться от сверст­ни­ков — на радость све­же­во­цер­ко­вив­шимся роди­те­лям и на беду сво­ему душев­ному здоровью.

— Допу­стим, закон можно пере­дать как семей­ную тра­ди­цию. А лич­ное отно­ше­ние ко Хри­сту — можно?

— Откры­тие ребен­ком хри­сти­ан­ства как рели­гии Хри­ста — совер­шенно дру­гое дело. Но для того чтобы он понял Хри­ста как Спа­си­теля и Иску­пи­теля, он дол­жен понять, а от чего его, соб­ственно говоря, надо спа­сать и что именно иску­пать. А ребе­нок до опре­де­лен­ного воз­раста осо­знать этого про­сто не спо­со­бен! Поэтому я не вижу боль­шой опас­но­сти в том, что дети доста­точно про­дол­жи­тель­ное время живут в про­стран­стве во мно­гом фор­маль­ного соблю­де­ния внеш­них хри­сти­ан­ских пред­пи­са­ний, в такой вет­хо­за­вет­ной пара­дигме, где есть чет­кий закон, нака­за­ние и награда — но с чет­кой пер­спек­тив­ной раз­ви­тия в направ­ле­нии хри­сти­ан­ских ценностей.

— Разве в под­рост­ко­вом воз­расте, когда чело­век иссле­дует гра­ницы своей сво­боды, Бог страш­ный и нака­зу­ю­щий и весь закон не будут вызы­вать протеста?

— Я ско­рее с Вами согла­шусь. Но, если мы гово­рим о малень­ких детях, иной под­ход будет озна­чать раз­мы­ва­ние кри­те­риев. Гра­мот­ные, хоро­шие, опыт­ные пси­хо­логи реко­мен­дуют выстра­и­вать свои отно­ше­ния с детьми так, чтобы те четко пони­мали, где про­стран­ство их сво­боды, где они условно огра­ни­чены и где они абсо­лютно огра­ни­чены, где нахо­дится «запрет­ная зона». А если у ребенка этого нет, то он будет думать, в конце кон­цов, что ему все поз­во­лено, если только роди­тели не видят.

Пони­ма­ние того, что пра­виль­ное пове­де­ние — не попытка избе­жать нака­за­ния и зара­бо­тать диви­денды в Цар­ствии Небес­ном, а про­сто един­ственно нор­маль­ная модель пове­де­ния, един­ственно воз­мож­ное про­яв­ле­ние бла­го­дар­но­сти Хри­сту за то, что Он для нас сде­лал, — должно в какой-то момент созреть в ребенке. И я думаю, как раз-таки юно­ше­ские кри­зисы — это и есть моменты вызре­ва­ния этого пони­ма­ния, как бы про­рас­та­ние через эту вет­хо­за­вет­ную пара­дигму рели­ги­оз­ной дет­ско­сти — во что-то взрослое.

Где-то я читал о таком слу­чае: в Вели­кую Пят­ницу две девочки из вос­крес­ной школы, кото­рые ходили в храм и были вполне инте­гри­ро­ваны в цер­ков­ную жизнь, вдруг встали перед Кре­стом, посмот­рели на рас­пя­того на нем Хри­ста, и одна дру­гой с искрен­нем ужа­сом в гла­зах ска­зала: «Подо­жди, Его что, ради нас убили?» До этих детей вдруг дошло, что Еван­ге­лие — не какой-то миф, не какая-то поучи­тель­ная исто­рия, давно слу­чив­ша­яся и ника­кого отно­ше­ния кон­кретно к тебе не име­ю­щая, а что это свя­зано с тобой лично. Все, что они до того слы­шали о Хри­сте, может быть, рабо­тало как некий фун­да­мент, но до души не доходило.

У детей на самом деле своя логика. И у каж­дого ребенка (да и взрос­лого чело­века тоже — речь уже не о воз­расте) очень по-раз­ному про­ис­хо­дит лич­ная встреча со Хри­стом. И момент, когда вспа­хан­ная всеми роди­тель­скими уси­ли­ями почва даст росток лич­ного отно­ше­ния ребенка и Бога, и в какой форме это будет — в форме бла­го­дар­но­сти, в форме пре­одо­ле­ния какого-то острого кри­зиса, острой боли, скорби — от нас совер­шенно не зави­сит! Это дело Бога и ребенка.

— Что в таком слу­чае от нас требуется?

— От нас тре­бу­ется — не мешать, под­го­тав­ли­вать усло­вия, ребенка вос­пи­ты­вать, с одной сто­роны, в бла­го­че­стии, но, с дру­гой сто­роны, в здо­ро­вой, откры­той атмо­сфере. А все осталь­ное уже сам Гос­подь упра­вит. Мы здесь не должны высту­пать ни в каче­стве посред­ни­ков, ни в каче­стве транс­ля­то­ров — это Его дело.

пресса

С 2005 — автор еженедельной передачи «Религиозная энциклопедия» на «Радио России» (цикл «Мир. Человек. Слово»), а также участник «Пастырских бесед».

Главный редактор органа Церковной реформы — портала «Богослов.Ru» (с августа 2007 по 2021 год). С августа 2009 — руководитель совместного образовательного интернет-проекта «Радио России» и портала «Богослов.Ru» «Мир. Человек. Слово».

С 2021 года руководит интернет-проектом «Академия веры».

Постоянный автор сайта «Православие и мир». Автор радиостанции «Вера», ведущий программы «Евангелие воскресных и праздничных дней».

Главный редактор издательства «Среда»[2].

Сочинения о. Павла Великанова публикуются в издательстве «Даръ».

Строгость — пропорционально возрасту

— Отец Павел, а как Ваши соб­ствен­ные дети отно­сятся к храму?

— Моя стар­шая дочь живет в дру­гом городе, отдельно от нас, и как раз нахо­дится в таком слож­ном под­рост­ко­вом пери­оде, но связи с Цер­ко­вью не теряет — ходит на службы, участ­вует в таин­ствах. Не с такой, конечно, часто­той и интен­сив­но­стью, как мне бы этого хоте­лось, но ходит. Соблю­дает пост, опять-таки, в той мере, в какой это для нее сей­час при­ем­лемо. Я не могу ска­зать, что абсо­лютно за нее спо­коен, но пони­маю, что у нее сей­час актив­ный поиск самой себя. И тех форм поиска, кото­рые бы вызы­вали у меня реши­тель­ное непри­я­тие или про­тест, я не вижу.

Осталь­ные дети — все очень по-раз­ному. Один из моих сыно­вей может с радо­стью всю службу отсто­ять в храме, при­чем не шелох­нув­шись, и с радо­стью, особо не отвле­ка­ясь и выпол­няя все, что надо — поно­ма­рит, напри­мер. А дру­гой сын постоит немного, а потом будет маяться, не знать, куда при­ткнуться, чем заняться, будет ходить из одного угла в дру­гой, с кем-то раз­го­ва­ри­вать и так далее. Раз­ные лич­но­сти, раз­ные харак­теры! Но в целом храм для них — место, куда они бегут с радо­стью. И про­пуск бого­слу­же­ния — это нечто болез­нен­ное. Даже когда ребе­нок болеет, он может и запла­кать, рас­стро­иться, если ты его не возь­мешь в храм. Думаю, помимо про­чего это свя­зано с тем, что у нас очень насы­щен­ная дет­ская про­грамма на при­ходе: и муль­ти­пли­ка­ци­он­ная сту­дия, и уроки кал­ли­гра­фии, и вос­крес­ная школа, и уроки музыки, где они разу­чи­вают пес­но­пе­ния, чтобы петь на дет­ской Литур­гии (служба, на кото­рой алтар­ни­чают, читают и поют на кли­росе дети. — Ред.), и уроки так назы­ва­е­мого прак­ти­че­ского есте­ство­зна­ния, когда они изу­чают свой­ства раз­ных мате­ри­а­лов или делают открытки с меха­ни­че­ской или элек­три­че­ской «начин­кой».

— Но гово­рят, что если детей с хра­мом свя­зы­вает только тусовка, набор хобби, то под­рас­тая, они все это оставят…

— Воз­можно, в этом есть опре­де­лен­ная правда. Но в любом слу­чае я думаю, гораз­до важ­нее то, как детьми вос­при­ни­ма­ется про­стран­ство храма. Если это про­стран­ство вни­ма­ния и любви к тебе, а не тер­ри­то­рия закона и нака­за­ния, не столь важно, что именно там про­ис­хо­дит. Дети чув­ствуют, что для них орга­ни­зуют какие-то меро­при­я­тия не для того, чтобы отпра­вить в Пат­ри­ар­хию отчет, а про­сто потому, что их любят.

— А насколько детям нужна именно цер­ков­ная дис­ци­плина? Обя­за­тель­ность молитв, обя­за­тель­ность похода в храм, поста?

— Дис­ци­пли­ни­ро­вать детей одно­значно нужно. Дети должны жить в каком-то вполне очер­чен­ном, обо­зна­чен­ном про­стран­стве, потому что ребенку это помо­гает струк­ту­ри­ро­вать жизнь. Дру­гой вопрос — мера стро­го­сти этой дис­ци­плины. Я думаю, она должна быть обратно про­пор­ци­о­нальна воз­расту ребенка. Чем ребе­нок младше, тем боль­шая сте­пень дис­ци­плины должна быть. Речь не о том, чтобы при­нуж­дать ребенка, а про­сто в семье должно быть такое настро­е­ние: когда, ска­жем, все идут в храм, дру­гих вари­ан­тов у нас нет. Мы даже не задаем вопрос: ну что, идем в храм или не идем? Когда ребе­нок задаст вопрос: а почему по вос­кре­се­ньям мы ходим в храм? — мы можем объ­яс­нить ему, почему.

— А если ребе­нок ска­жет: «Можно я в это вос­кре­се­нье не пойду в храм?»

— Можно, напри­мер, ска­зать так: «Подо­жди, а куда ты соби­ра­ешься? Ты будешь спать? Пожа­луй­ста, поспи, а мы пой­дем в храм и вер­немся радост­ные и доволь­ные». Я счи­таю, иде­аль­ная ситу­а­ция та, кото­рую в свое время опи­сал про­то­и­е­рей Вла­ди­мир Воро­бьев: когда в совет­ское время в рели­ги­оз­ных семьях поход в храм еще надо было заслу­жить! И вот у нас на при­ходе, я вижу, каким-то чудом выстро­и­лась такая модель уча­стия детей в бого­слу­же­нии и насы­щен­но­сти при­ход­ской жизни, вне­бо­го­слу­жеб­ных меро­при­я­тий, что дети бегут в цер­ковь. Для них это празд­ник, а не про­блема, голов­ная боль или «поте­рян­ное лич­ное время». Не знаю, что будет дальше, когда детки под­рас­тут. Посмотрим!

— Есть такая точка зре­ния: когда ребе­нок под­рас­тает и начи­нает отде­лять себя от роди­те­лей, рядом дол­жен быть зна­чи­мый взрос­лый — крест­ный — кото­рый будет для него авто­ри­те­том. Что бы Вы на это сказали?

— Вы зна­ете, мое част­ное мне­ние таково: я пока мало верю в инсти­тут крест­ных. Потому что стать для ребенка авто­ри­те­том — это боль­шая про­блема. А уж стать авто­ри­те­том, так ска­жем, по при­нуж­де­нию, — про­блема втройне. Далеко не вся­кий роди­тель для сво­его ребенка авто­ри­тет, а чужой чело­век, внеш­ний чело­век, кото­рый не живет в семье, не обща­ется посто­янно с детьми — как он может зара­бо­тать их дове­рие? В тео­рии я могу такое допу­стить, но думаю, это, ско­рее, исклю­че­ние, чем общая прак­тика. Реаль­ное вос­пи­та­ние может быть только тогда, когда ты вовле­чен в семей­ную жизнь сво­его крест­ника: можешь хотя бы раз в неделю при­хо­дить в семью и общаться с ним, брать его погу­лять куда-нибудь (необя­за­тельно в храм). А роль чело­века, кото­рый раз в пол­года появился в доме, сомнительна.

Дру­гое дело, что в изме­нив­шихся обсто­я­тель­ствах все может раз­вер­нуться на 180 гра­ду­сов. В под­рост­ко­вом воз­расте, вполне воз­можно, ребе­нок потя­нется к крест­ному, захо­чет подру­житься с ним, зару­читься его под­держ­кой. Я бы не стал исклю­чать совер­шенно воз­мож­ность уча­стия крест­ных в жизни своих под­опеч­ных в такие кри­зис­ные пери­оды. Но дай Бог чтобы хотя бы в каж­дой деся­той семье ока­зался такой крест­ный, кото­рый смо­жет под­хва­тить пада­ю­щее знамя роди­тель­ского авто­ри­тета и его нести. Я, к сожа­ле­нию, таким не являюсь.