«Не перевелась ещё традиция старчества на Руси», — сказал бы Ф.М. Достоевский об отце Павле Груздеве. Великий писатель считал, что сохранение Православия в нашей стране – заслуга монахов, старцев. Это они берегут веру в Христа и не дают исчезнуть с русской земли Православию. В 1996 году ушёл из жизни последний старец — архимандрит Павел Груздев. История жизни этого замечательного человека сохранилась в нескольких книгах с рассказами, записанными с его слов, а также с воспоминаниями его друзей. Опубликованы дневниковые записи самого архимандрита Павла Груздева. Книга называется «Зерно Господней пшеницы».
Невыдуманные истории
Много историй из своей жизни отец Павел рассказывал своим друзьям.
Батюшка обладал замечательным даром рассказчика. Его речь полна забавных старорусских словечек и выражений. Хлеб он называл «папошником», вермишель – «мармишелью», испачкали пол грязной обувью – «насляндали» и т.д. Любимым его обращением к прихожанам было «Родные мои». Этими словами он предварял каждый свой рассказ и каждую проповедь, поэтому не случайно, что одной из книг Павла Груздева дали это название. И каждому стоит изучить ее. Много информации о нём есть в сборнике «Архимандрит Павел (Груздев)», изданном в 2010 году.
Некоторые беседы батюшки были записаны на видео и смонтированы в небольшой фильм. Павел Груздев запечатлён в последние годы своей жизни. На склоне лет он уже плохо ходил и был почти слепым, однако доброта этого удивительного старца и простота его характера видны в этом фильме очень отчётливо.
Рассказы Павла Груздева о прошлом проникнуты большим юмором и красочными подробностями, а его истории охватывают всю долгую жизнь архипастыря, начиная с самого детства: родился он 23 января 1910 года в деревне Большой Борок, что располагалась в Мологском уезде Ярославской области, потом была жизнь в Рыбинске, куда семью переселили после затопления, монастырское житьё у тётки, работа в артели, заменившей монастырское подворье, затем вятские лагеря, куда он был сослан, как враг народа, далее — вольное поселение в Казахстане, на целинных землях, ну и, конечно, период священничества в Ярославской области.
Писательская деятельность
Свои наставления батюшка записывал. Он обладал замечательным даром рассказчика. Живительной силой своего слова он мог исцелить собеседника.
Самыми знаменитыми книгами священника были:
- Сборник рассказов Самый счастливый день.
- Родные мои.
Рассказы Самый счастливый день — это повествование всей жизни священника. Одна из глав книги носит такое же название. В ней святой отец рассказывает об одном своем дне в лагере. К ним привезли молодых девчонок. Несколько дней в дороге их не кормили, а дали хлеб перед самым приездом. Увидел Павел, как одна молодая девушка горько плачет. Оказалось, что весь паек за три дня у нее украли.
У Груздева в казарме был сохранен паек на день. Он принес его девушке, но та не взяла, сказав, что не продаст честь. Сунул он девчонке хлеб и убежал за зону молиться. Всю свою жизнь он вспоминал этот день, как самый счастливый в его жизни.
В сборнике рассказов описываются самые важные события Груздева. Начиная от его рождения, заканчивая последними днями. Никогда не унывал старец, не смотря на все, что ему пришлось перенести в жизни. На все он смотрел с любовью, ко всем относился с состраданием и пониманием.
Биография архимандрита очень тяжелая. Много перенес он бед и лишений, не потеряв веру. Молитва, искренняя доброта и глубокая вера помогли ему выжить и стать духовным наставником для верующих.
Паломники
К отцу Павлу народ ехал со всей страны. У него просили совета, благословения, исцеления от болезней. Он помогал всем.
Так, одна женщина спрашивала его, делать ли операцию её новорождённой внучке, у которой врачи обнаружили порок сердца. Старец велел ей не торопиться – подождать немного и смело ехать на операцию. Когда через полгода, накануне запланированного лечения, девочку обследовали снова, то даже следов болезни у неё не обнаружили.
Батюшка был большим прозорливцем. Был случай – подошла к нему за благословением некая женщина. Она рассчитывала, что великий старец Павел Груздев не может видеть, что за мысли в голове человека, и какие чувства в его сердце. Ей нужно было благословение на выселение из квартиры одного её родственника. Батюшка даже не перекрестил её – сказал: «Уходи, откуда пришла!».
Отец Павел владел не только прекрасным старорусским языком — он отменно изъяснялся на блатном, тюремном жаргоне. Рассказывают, что в начале 90-х, когда в стране был полный раздрай – ни работы, ни еды, постоянные отключения газа и электричества, чудовищная инфляция, когда рост цен на самые необходимые продукты питания опережал рост зарплаты на несколько порядков, обратилась к нему группа молодых мужчин с просьбой помочь советом, что делать, как быть и как жить? Он очень энергично, сдабривая речь отборным матом, посоветовал им возвращаться домой, жениться, нарожать детей и просто жить, ничего не боясь.
Старец Павел Груздев мог одним лишь дружеским похлопыванием по спине навсегда избавить человека от любого недуга. Делал он это без нарочитости, как-то даже по-приятельски. Он был очень простым человеком. Всегда считал своим долгом накормить и приютить паломника или обычного странника, нуждающегося в помощи. Он любил повторять евангельские притчи и часто сопровождал их историями из реальной жизни.
Служение пастыря
В начале марта 1958 года епископ Угличский Исаия в Феодоровском храме рукополагает Павла Груздева в дьякона, в середине месяца — в пресвитера, а через три года состоялось пострижение в монашество. Чин пострижения совершил архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим.
Служащий с 1960 года настоятелем церкви Святой Троицы в селе Верхне-Никульское Мологского уезда, прошедший испытания войной, лагерями, пытками и издевательствами, старец, сохранивший любовь к людям и Богу, привлекает паломников своей готовностью помочь каждому. Местные жители с уважением относятся к священнослужителю, знающему толк в скотоводстве, помогающему при зимнем отеле коров, сказался опыт лагерных работ.
Широкая известность не повлияла на стиль жизни старца, славящегося нестяжательством, скромностью одежды и простой питания. После издевательств в лагере старец потерял чувствительность к холоду и мог зимой ходить босиком.
Его священнический подвиг отмечен наградами новые посвящения, среди которых:
- 1961 г. – фиолетовая скуфья:
- 1962 год — чин иеромонаха;
- 1963 год — наперсный крест;
- 1966 г. — сан игумена;
- 1971 год — палица;
- 1976 — крест с украшениями;
- 1983 год — рукоположение в архимандриты.
К настоятелю Троицкого храма едут паломники со всей страны, кто за исцелением, кто за словом утешения. Среди паломников профессора, выдающиеся ученые, артисты и простые рабочие. Старец всех принимал с любовью, утешением и наставлением, независимо от ранга и материального состояния.
История про Пришествие
Отец Павел Груздев считал, что в каждом человеке нужно стараться увидеть отражение Христа. Он рассказывал такую притчу. Жила в некоем селении женщина. Она была глубоко верующей, соблюдала все православные традиции – регулярно постилась, постоянно творила молитву и часто ходила в церковь.
Однажды приснился ей сон, в котором ей было сказано, что на следующий день по пробуждении, к ней в гости придёт Сам Господь Иисус Христос.
С раннего утра она навела в избе порядок, наготовила вкусной еды – сварила «мармишель», поджарила яичницу, испекла пирог и села у окна ждать Спасителя.
Пришёл к ней соседский мальчик и говорит:
— Мамка моя заболела, упала, встать не может. Пойдём, поможешь, — а женщина ему отвечает:
— Не могу, ко мне Иисус Христос обещался прийти, — ушёл мальчик ни с чем.
Снова сидит женщина у окна. Ждёт. Приходит к ней односельчанин и просит:
— У меня корова рожает. Ты лучше всех в этом деле разбираешься. Пойдём, поможешь, — а женщина ему:
— Не могу, ко мне Иисус Христос должен прийти, — ушёл и мужик.
Дело к вечеру, а Господь всё не появляется. Завернул в её двор странник, попросился на ночлег, но и ему она отказала:
— Я хату вычистила, еды наготовила не для тебя – Христос обещался меня посетить.
День закончился, а Бог к ней так и не пришёл. Легла она спать, и приснился ей ангел. Она его спрашивает, почему Бог к ней исполнил обещания, а ангел ответил:
— Так Он к тебе три раза приходил, а ты Его отвергла.
— Когда же?
— Когда мальчик пришёл за маму просить, когда мужик пришёл, у которого корова рожала, и когда странник попросился на ночлег.
Жизнь до ареста
Родители будущего архимандрита Павла Груздева были обычными крестьянами – до революции жили богато, имели крепкий дом, скотины полный двор, большой участок земли. С самого детства Павел постиг все сельские премудрости – умел землю обрабатывать, знал, как обращаться с домашними животными – мог у коровы роды принять, лошадей водил, ухаживал за домашней птицей, разбирался в пчеловодстве, хорошо разбирался в свойствах растений, которыми славились пойменные луга Мологи и её притоков.
Так бы и жил он, как прежде, до него, жили многие поколения его предков, но пришла революция, начались перемены, а в 20 годах построили плотину и затопили его родное село Большой Борок, как и много других окрестных поселений. Все жители переехали, кто куда. Разрушился привычный быт. Многие разорились, да так и не восстановили своё хозяйство. Маленького Павлушу отец с матерью отправили к его тётке в монастырь, где он стал работать на пасеке, а заодно следить за цыплятами и утятами. С любовью и нежностью вспоминал те годы архимандрит Павел Груздев.
Детство Павла
Священник в миру носил имя Павел Груздев. Он родился в Ярославской области в 1910 году. Родиной старца было село Большой Борок.
Происхождение и рождение
Родители мальчика были крестьянами, в дореволюционный годы жили очень богато. У них был большой участок земли, хороший дом, много скотины. Отец и мать поженились в 1910 году. До войны у них родилось трое детей. У мальчика было две сестры. Павел в семье — самый старший.
Семья
С ранних лет он активно помогал родителям. Умел ухаживать за скотиной, разбирался в пчеловодстве, знал названия и предназначение растений, умел обрабатывать землю.
В 1914 году отец ушел на войну. Мать осталась одна со стариками и детьми. То время изменило привычный уклад крестьянских семей. В период службы отца на фронте семья бедствовала. Павел, как самый старший, ходил по деревне, просил хлеб для матери и сестер, носил на спине дрова из леса.
Мёд
В своей книге «Родные мои» батюшка вспоминает один случай. Было ему тогда лет 10. Захотел он поесть мёда, а матушка игуменья, настоятельница монастыря, не разрешает. Взял мальчик крысу из капкана, нашёл кусок ветоши, обмакнул его в кадушку с мёдом и обмазал им пойманное животное. Взяв крысу за хвост, он принёс её игуменье, показал и сообщил, что он выловил животное в кадушке с мёдом. Матушка запричитала – продукт, ведь, теперь осквернённым считается и в пищу не пригоден. Велела она мальчику взять кадушку и вынести вон, за пределы монастыря. А он и рад – крыса-то мёд не портила. Сам наелся и сестёр монахинь угостил.
Пришло время идти к исповеди. Маленький Павлуша боится, плачет, а утаить правду не может – покаялся батюшке, пообещал, что больше так делать не будет. Священник грех ему отпустил, но спросил, всё ли они съели? Если нет, то пусть Павлуша и ему нацедит бидончик, а он за него Богу помолится. Сказано-сделано. Принёс и ему мёда.
Арест
Через несколько лет монастырь закрыли, многих монахов арестовали, а саму обитель преобразовали в трудовую артель. Павел Груздев и здесь нашёл себе дело. Он по-прежнему занимался сельхозработами, а также, вплоть до мая 1941 года, когда его арестовали, активно участвовал в общественной жизни артели.
Накануне ареста в дом к Груздевым попросился на ночлег некий молодой человек. Радушные хозяева приютили гостя, доверились ему, а он оказался сотрудником НКВД. Гость выведал нужную ему информацию, касающуюся религиозной жизни Павла, и сообщил об этом своим коллегам. Ночью к дому подъехал «чёрный ворон» и Груздева Павла увезли в тюрьму. Фамилию следователя будущий архимандрит запомнил на всю жизнь – Спасский. Он ему все зубы выбил, истязал жестоко. Да только нашему герою признаваться было не в чем, а от веры он даже под пытками отрекаться не стал.
Отправили Павла Груздева в трудовой лагерь под Вяткой, и на долгие годы стал он заключённым номер 513. Но и в тюрьме жить можно – там ведь тоже люди. Политические держались отдельно от уголовников. Их наказывали строже, но и доверяли, почему-то, больше.
Юношеские годы и молодость
Восстановить свое хозяйство семья так и не смогла. Мальчик вместе с матерью переехал жить к тетке в монастырь.
Жизнь в монастыре
Этот период своей жизни он вспоминал с особой любовью. В монастыре работал на пасеке, осваивал пчеловодство. Мальчик пас коров и лошадей, пел.
3 января 1930 года монастырь был закрыт. Павлуша перебрался в Хутынский монастырь, который расположен под Новгородом. Здесь он был облачен в рясофор и получил благословение епископа Алексия.
Находясь в монастыре, юноша был работником на Деревяницкой верфи, занимающейся строительством судов. После работы он пел в монастыре и звонил в колокола.
Работа в деревне
В 1932 году закрылся и Хутынский монастырь. Павел вернулся на свою родину к родителям. Здесь он стал работать на скотном дворе Государственной селекционной станции.
В это время произошла авария на Рыбинском водохранилище. Деревня попала в зону затопления. В 1938 году Павел вместе с отцом разобрали сруб дома и сплавили его по реке до Тутаева. Там они поставили новый дом. Юноша стал рабочим на базе «Заготскот», ходил в Леонтьевскую церковь. Так прожил он до 1941 года.
Арест и ссылка
В мае 1941 года Павла арестовали. Перед арестом к нему в дом пришел незнакомый молодой человек, который попросился на ночлег. Его радушно приняли, но постоялец оказался сотрудником НКВД. Ему нужна была информация о религиозных взглядах хозяина дома.
Уже на следующий день Груздева забрали в тюрьму. Его подвергли жестоким издевательствам. Следователь выбил ему все зубы. Но от своей веры Груздев не отказался даже под страшными пытками.
Долгие годы он провел в трудовом лагере под Вяткой. Во время отбывания наказания носил номер 513. Вера помогла настроить быт и в тюрьме. Павел входил в разряд политических заключенных. Они держались в стороне от отбывающих наказание по уголовной статье.
В период заключения работал путеобходчиком. В его обязанности входило следить за состоянием железнодорожных путей. Основным его участком была дорога от лесоповала до лагеря. Работу Груздев выполнял очень ответственно. Благодаря своей должности у него была возможность выходить за пределы лагеря и собирать грибы и ягоды. Заключенные очень страдали от нехватки витаминов, Павел приносил своим товарищам ягоды, чтобы поддержать здоровье. Он сам собирать и сушил лекарственные травы.
Однажды случилась история, которая спасла ему жизнь. Осенью он отправился со своим начальником проверять пути. Был сильный туман, и дорогу не было видно. В один момент что-то попало под колесо машины. Начальник стал кричать на Груздева, обвиняя его в обмане, недобросовестной работе.
Вернувшись в лагерь, Павел решил проверить, что произошло на рельсах. На путях он обнаружил лошадь, которую сбил поезд. Заключенный перетащил ее в канаву. Недалеко он увидел парня, который должен был везти лошадей, повешенным. Павлу никак не удавалось развязать веревку. Тогда он стал молиться, и удавка поддалась. Груздев сделал парню массаж сердца и искусственное дыхание. В результате повешенного удалось спасти.
Спасенный молодой человек оказался немцем. Долгое время он помогал Павлу в заключении. Он каждый день делился с ним хлебом.
В лагере отбывали срок много священников. Они очень хотели организовать Литургию, но в тюрьме это было невозможно. Провести службу помогла жена начальника выдачи пропусков. Она была очень верующей. Женщина уговорила мужа дать возможность заключенным уйти в лес и провести служение. После проведения Литургии вернулись все заключенные.
Последние годы отбывания наказания Павел провел в Северном Казахстане. Там он должен был заниматься освоением целинных земель. Благодаря своим навыкам работы на земле, юноша смог вырастить не только овощи и злаки, но и арбузы с дынями.
Освобождение и возвращение в Тутаев
В 1953 году Груздев попадает под амнистию. Свободно передвигаться по стране заключенным было запрещено. Сестра Павла прислала телеграмму, что их мать находится при смерти. Это дало возможность получить разрешение на возвращение в Тутаев.
Как Павел Груздев спас немца
Заключённый номер 513, Павел Груздев, был назначен путеобходчиком – он должен был следить за состоянием железной дороги, а точнее, за отрезком пути между лесоповалом и лагерем. Работу свою «святоша», как называли Груздева охранники, выполнял всегда добросовестно, за состоянием полотна следил внимательно. Благодаря этой службе он мог свободно выходить в лес за пределы зоны и собирать там грибы да ягоды. Заключённых, как известно, витаминами не жаловали, а он своим товарищам по 58 статье приносил то землянику, то малину, то ежевику. Грибы сушил, травы лекарственные заготавливал.
Вот однажды, а дело было осенью, поехал он со своим начальником, таким же заключённым, как и он сам, Григорием Васильевичем Кополом осматривать пути. На всём пути паровоза по полотну туман стелется – ничего не видно, но Павел спокоен – накануне всё проверил. Дорога в порядке. Вдруг машина дёрнулась – видимо, что-то под колесо попало. Через несколько метров снова то же самое. Начальник кричит: «Ты меня обманул! Рельсы не закреплены! Больше здесь работать не будешь! На две недели пайку хлеба сокращу!». А пайка – это 800 граммов. Штрафники получали по 300.
Как только вернулись в лагерь, Павел Груздев назад побежал – посмотреть, что там с рельсами? Он ведь проверял – всё было в норме. На улице холод жуткий – середина осени, дождь как из ведра льёт, да и стемнело уже, а железнодорожное полотно – почти 8 км. Где-то на середине пути, в канаве, где паровоз первый раз дёрнулся, он увидел лошадь. Она в тумане зашла на пути, легла спать – паровоз её и сбил. В другом месте то же самое. Заключённый номер 513 лошадей в кювет стащил. Пока возился, услышал звуки, доносившиеся из шпалорезки, что стояла неподалёку. Он вошёл туда и увидел, что парень, который должен был этих лошадей пасти, повесился. Что делать? Как его снять? Ножа и близко нет – если у заключённого найдут, то расстреляют без суда и следствия. Зубами развязать тоже нет возможности – следователь Спасский все выбил. Стал Павел Груздев молиться – и Скоропослушницу призывал, и Михаила Клопского, и угодника Божия Варлаама, и Иоанна Златоустого, кого он только ни вспомнил. Наконец, верёвка поддалась, развязал он беднягу, а парень уже и не дышит. Он ему искусственное дыхание, массаж сердца, снова молитвы возносить принялся. Наконец послышалось биение сердца.
Побежал Груздев назад, в лагерь, в санчасть. На улице холод и дождь, а на Павле одежда вся сухая – такой жар от тела шёл. Прибежал. Дрезину вызвал, врача отыскал и назад, к парню. Слава Богу, всё обошлось. Потом суд назначили – судить того паренька-пастуха. Война, мол, а он, немец-фашист, диверсию устроил. Заключённый 513, Груздев Павел, выступил в качестве свидетеля. Он судьям так сказал: «Парень, мол, не со зла это сделал – просто недоглядел, уснул. Он не хотел нарочно вредить. У него и жена есть, и дети. Он потому и в петлю полез, что устыдился своего проступка и испугался. Никакая это с его стороны не диверсия». Поверили.
Потом немец за добро Павлу добром отплатил – долгое время, пока они в одном бараке жили, от своей пайки хлеба кусок отламывал и Павлу на нары клал.
Время испытаний, 1941-1947 года
6 лет отец Груздев прожил без имени под номером 513 в лагере «Волосница», находящемся в Вятлаге Кировской области. Только по провидению Божьему заключенный выжил в условиях жесточайшего холода, голода, непосильной работы и издевательств надзирателей. Смиренность и терпеливость поклонника Божьего раздражала руководство лагеря, они потакали уголовниками, чинившими расправы над христианами.
Книга Павла Груздева «Родные мои»
Не остановили надзиратели уголовников, когда у священника были отобраны валенки и верхняя одежда, его босого и полуголого привязали к дереву и оставили умирать в морозную ночь. Господь был со страдальцем, спас и вернул в барак.
Второй раз, вспоминает старец, его избили до полусмерти так, что при кашле кровь шла горлом, только за то, что попросил разрешения не работать в Рождество Христово с обещанием дать три нормы в другой день. Святошу, так называют священника в лагере, назначают на новую работу, как обходчик узкоколейки, по которой вывозили лес, он имеет право без охраны выходить из лагеря.
Во время обхода железной дороги Павел собирает ягоды, грибы, травы, ними поддерживает голодающих товарищей, отдавая часть охране. Однажды во время проверки дороги с начальником, батюшка заметил убитую поездом лошадь, а неподалеку висел человек. Бросился обходчик спасать висельника, молился над ним, спас жизнь молодого немца.
Пленный немец не усмотрел за лошадью, ту сбил поезд, и боящийся наказания пленник полез в петлю. Павел спас немца, потом не раз спасающего самого старца от голода, приносил обходчику продукты питания, которыми тот делился с товарищами в лагере.
Война окончилась, время высылки подошло к концу, освобожденный поклонник Бога возвращается в родной дом, но его дело поднимают, новый арест в 1949 году и ссылка в Казахстан. Живя у престарелой четы, отец Павел работает чернорабочим, служит уставщиком и чтецом при Петро-Павловском соборе долгие пять лет, после чего пришел указ об оправдании священника.
Осенью 1954 года возвращается в Тутаев, работает в хозяйстве по благоустройству селения, поет и пономарит в храме Воскресения Господня, дважды подает прошение о рукоположении в священники, но приходит отказ. Причина — наличие судимости, которая была снята только в 1958 году.
Лагерная Литургия
Вместе с Павлом Груздевым срок отбывали священники. Как он говорил, целая епархия набралась – два епископа, монахи, игуменьи монастырей, священники и огромное количество простых верующих. Большой их мечтой было поучаствовать в Божественной Литургии, но на зоне это невозможно. И всё же друзья Павла придумали, как это осуществить. Жена начальника пропусков, Анатолия Комкова, Лёля, была глубоко верующей женщиной. Она-то и упросила мужа позволить заключённым выйти в лес и провести службу. Ответственным за возвращение всех обратно в зону назначили Павла Груздева.
С самого утра женщины торопили Павла. Все боялись, что разрешение отменят, и ничего у них не получится. Однако, в положенное время, большая группа зеков выступила в лес. По дороге насобирали ягод, потом отжали из них сок, а из консервной банки сделали чашу для причастия. Алтарём послужил пень срубленного дерева. Молитвы все помнили наизусть. Служили от души. «Слёз было столько, сколько за всю жизнь не видел», — вспоминал впоследствии Павел.
Вернулись в лагерь все. Никто не убежал, хотя возможность такая была. Никто не хотел подвести Павла.
Через некоторое время, когда заключённых стали по этапу переводить в другой лагерь, начался дождь, и на глазах у всех молния ударила в тот пень. Он сгорел, дабы не осквернили впоследствии освящённое место.
Казахстан
Перевели Павла в Северный Казахстан – отбывать оставшийся срок наказания, а заодно, осваивать целинные земли. Участки давали большие — по три гектара. Хочешь, не хочешь, а брать обязан. И обрабатывать. Дело трудное, но Павел к сельскому труду привычен. Арбузы, дыни, овощи разные, злаки выросли у него на славу, вскоре даже корову завели. Она в тот же год двух телят родила. Благополучие, достаток и сытость пришли в жизнь Павла Груздева – излишки на базар возили, продавали. На вырученные деньги обновы покупали, дома строили. Жизнь потекла своим чередом.
А в 1953 году вышла амнистия. Из дома Груздеву сообщили, что отец с матерью его ждут, скучают. Поскольку без специального вызова бывшим заключённым свободно разъезжать по стране нельзя, сестра Павла, которая жила вместе с родителями в Тутаеве, прислала ему телеграмму, что, мол, мать его, будучи семи десятков лет, родила двойню и находится при смерти. Это было неправдой, но оказалось веской причиной, чтобы разрешить Павлу выезд.
Новая жизнь
Вернулся Груздев в родные места. После долгих мытарств с документами и реабилитацией остался он в Тутаеве. Стал священником, настоятелем храма в селе Верхне-Никульском. Постепенно слава о нём, как о прозорливце и лекаре от Бога, разошлась по всей Ярославской области, а после, и по стране. Народ длинной вереницей потянулся к нему на исповедь, отстоять службу и послушать проповедь.
Уже при жизни шла о нём молва, как о святом праведнике. Такой случай рассказали ленинградцы, которые перед каждым походом приезжали к нему за благословением. Они заметили, что без напутствия архимандрита рыбалка удачной не бывает. Взяли как-то рыбаки вместе с собой, за компанию, товарища, – популярного журналиста. Тот посмотрел всё, послушал, а вернувшись домой, в Ленинград, опубликовал в своей газете пасквильную статью «Житие отца Павла». Взяли её рыбаки и приехали к архимандриту показать. Тот прочитал и велел газету в прорубь выбросить.
Тот журналист к нему больше не приезжал – рыбачил в других местах, но недолго…, до зимы. Отправился он однажды на реку, на подлёдный лов. Сделал лунку, а лёд вокруг потрескался. Он в образовавшуюся полынью провалился. Так и погиб.
Отец Павел любил употреблять в речи фразеологизмы, говорил зычно, на старорусский манер. Советы архимандрита Павла Груздева были очень простыми. Он учил своих прихожан не гордиться и не возвышаться над другими людьми: «Если в человеке простоты нет, значит, он глуп и боится это показать, а может быть скрывает какой-то грех». Это же относилось и к обидчивым – умные, по его словам, никогда не обижаются.
Самого отца Павла сравнивали неслучайно с юродивыми. Одевался он бедно, жил скудно, а с важными и чиновными господами держал себя дурачком – так легче не поддаться на их провокации. Они к нему нередко с проверками приезжали. А он наденет на себя рваную рубаху, закатает одну штанину до колена и давай выгребную яму в сортире чистить. Те постоят-постоят, и уедут ни с чем: разве можно беседовать с человеком, который весь фекалиями перемазан?
Советы Груздева
Общение с отцом Павлом возвращало у жизни даже самых убитых горем людей, они становились жизнерадостными, веселыми. Он всегда разговаривал с приходящими к нему просто, используя в своей речи афоризмы, краткие полные образности высказывания, русские поговорки.
Одним из самых важных наставлений считается:
У совести нет зубов, а она загрызет до смерти.
Архимандрит Павел
Самое страшное, по словам священника, потерять совесть. Он всегда говорил о том, что человек без молитвы — это птица без крыльев. Нужно ежедневно обращаться к Богу шепотом.
Он умел жить, любить и учил этому окружающих. Наставления всегда были простые на старорусский манер. Своих прихожан он учил жить без гордыни, в любви к близким.
Поститься и молиться святой отец призывал скромно и тихо, чтобы никто не видел. При этом пост нужно соблюдать не только в ограничения еды, но и духовно.
Постись духом, а не брюхом.
Архимандрит Павел
Батюшка говорил о том, что нужно стараться не казаться праведным перед людьми. Это нужно делать тайно, и тогда Господь воздаст и отблагодарит за все.
В ленинградской столовой
В своих рассказах отец Павел не боялся выглядеть смешным и нелепым. Так, любил он повеселить товарищей историей о том, как пообедал в одной ленинградской столовой. В этом городе он гостил часто – там у него было много друзей и знакомых.
Приехал он как-то раз в Ленинград, в гости к владыке Никодиму. Тот спешил по делам, и предложил отцу Павлу, пока сам в отлучке, сходить в какую-нибудь столовую и там пообедать. Дал батюшке 25 рублей и уехал.
Отправился старик искать столовую. В одни его не пускали, потому что он был в валенках, в другие, потому что галстук не соответствовал требованиям. В конце концов, нашёл батюшка столовую, где кормили комплексными обедами. Заплатил он деньги, взял поднос с едой, сел за стол, поставил чемодан под стул и приготовился обедать, а ложку прихватить забыл. Делать нечего – вернулся в буфет, где столовые приборы выдавали. Взял ложку, а заодно и стопочку выпил. Подошёл к своему столу и видит, что там уже какой-то мужчина сидит и его суп ест. Что делать? Придвинул к себе батюшка второе, котлету пополам разломил, картофельное пюре разделил. Стакан компота на два разлил, и стал свою половину есть. А мужчина всё это время молча на него смотрел. Закончив трапезу, незнакомец поднялся и ушёл. Отец Павел тоже пообедал и собрался уходить. Хвать, а чемодана-то и нет. Украли?! Огляделся он по сторонам, к кому обратиться, и под соседним столом увидел свою поклажу. Понял старый священник, что чужой обед съел. Испугался он, стыдно стало — схватил свои пожитки, и бежать – через дорогу, в валенках, в длинной рясе, с чемоданом в руке и прямо на красный сигнал светофора.
«Отношение к отцу Павлу было как к рентгену»
Источник: Православие.Ru
Сегодня, в очередную годовщину отшествия ко Господу архимандрита Павла (Груздева), мы публикуем воспоминания о нем игумена Иоанна (Титова), наместника Ростовского Борисо-Глебского, что на Устье, монастыря.
Архимандрит Павел (Груздев)
В первый раз отца Павла я увидел в 1991 году в Спасо-Яковлевском монастыре. Он приехал на празднование тезоименитства игумена Евстафия[1] 3 октября и на праздник Димитрия Ростовского 4 октября. Тогда я еще был послушником. Каждой встречи с отцом Павлом все ждали с трепетом, потому что отношение было к нему как к рентгену: отец Павел мог видеть ту грязь, которую ты сам не замечаешь. Когда человек болен, с одной стороны, он должен узнать о болезни, чтобы вылечиться, а с другой стороны, страшно узнать. Именно такой страх был и у меня перед отцом Павлом.
Когда отец Павел приезжал в монастырь, он по-доброму ко всем относился, старался приободрить, что-то сказать, кого-то потреплет по голове, слово скажет. А меня только благословит и все, да я и сам не шел на сближение. А я был уже одним из помощников отца Евстафия, и такая холодность отца Павла по отношению ко мне не ушла от его внимания. Он мне высказал, что неслучайно отец Павел держит меня на отдалении.
Когда я стал иеромонахом, то однажды, в 1993 году, мне необходимо было поехать к отцу Павлу. Беда постигла моего близкого родственника, племянника, он серьезно разбился на мотоцикле, и я поехал в Тутаев к отцу Павлу, чтобы просить его молитв. Отец Павел очень тепло меня встретил, благословил, обнял и спрашивает:
— Игумен?
— Да нет, отец Павел, какой же я игумен?
Он говорит:
— Игумен, игумен, — и так по плечу меня еще потрепал.
Потом пришли к нему в келью. Я стал рассказывать о цели моего приезда, просить, чтобы он помолился о племяннике. Тут он меня как холодной водой облил:
— Пусть помирает.
Я говорю:
— Отец Павел, он же молодой.
Отец Павел молчал минуты две, потом опять по плечу меня потрепал и говорит:
— Будет жить Лешка. Скажи, отец Павел за него молится. Мы еще и свадьбу сыграем.
Когда я приехал обратно в Яковлевский монастырь и позвонил сестре, то узнал, что на самом деле была серьезная опасность, но сейчас кризис миновал. Слава Богу, все случилось по словам отца Павла: Леша и выжил, и женился.
После этого разговора я как-то проще стал относиться к отцу Павлу и не такой страх был перед ним, но все равно благоговение и трепет остались.
Архимандрит Павел (Груздев)
В 1994 году осенью на тезоименитство отца Евстафия (тогда он уже был архимандритом, но еще не стал епископом), отец Павел возглавлял службу, был предстоящим, а мы сослужили. И вот отец Павел кивает мне, и я должен дать возглас. Я, желая показать свою ревность служения Богу и надеясь, что это понравится отцу Павлу, все свои душевные и телесные силы вкладываю в этот возглас и кланяюсь ему. Я надеялся, что отец Павел оценит мои старания, но тут он такую «похвалу» мне дает! Смотрит и говорит:
— Почему не кланяешься? Гордец! — и владыке Евстафию: — Он гордец и не кланяется.
А я только что поклонился! Думаю, значит, он не заметил. А отец Павел и еще что-то говорит по поводу моей гордости. Я начинаю оправдываться:
— Отец Павел, я поклонился.
Но это только усугубило мое положение. После его слов я думал, лучше бы мне умереть. Если бы кирпич упал, свод рухнул, это было бы уже счастье для меня.
Литургия заканчивается, я стою у престола ни жив ни мертв. Все пошли поздравлять отца Евстафия. В алтаре остались только отец Павел и я. Он на стульчике сидит, а я стою в другом конце алтаря, никак в себя не приду, двинуться с места не могу, потому что сил у меня уже никаких нет. И тут отец Павел подзывает меня к себе. Я подхожу. Как будто ничего до этого не было, он прижал меня к груди, так носом в лоб уперся, держит меня и говорит:
— Иди, поздравь отца-то. Ведь ты же вития. И что бы ни случилось, из монастыря не уходи. Вместе будьте. Не оставляй.
Я думаю: да, «вития», я вообще ни слова сказать не могу, никаких оснований для того, чтобы назвать меня «витией», не было ни до ни после. И я это осознавал. А вот сомнения тогда у меня были, на самом деле уже думал уйти в другой монастырь: чего-то стал накручивать, что не тем занимаюсь, слишком много ненужных хлопот, не за тем я пришел в монастырь, чтобы заниматься хозяйственными делами, и прочее… Но тут уже я от счастья воспарил, что отец Павел меня к груди прижал. Сил в ногах нет, идти не могу, но счастливый.
Потом приходит отец Евстафий в алтарь, смотрит на меня понимающими глазами: это, конечно, серьезно, от отца Павла такой разгон получить у престола. Праздники заканчиваются, и у нас с архимандритом Евстафием происходит серьезный разговор о том, что он слышал обо мне от отца Павла в алтаре. Я вижу, что он расстроен, помочь мне хочет, чтобы я в чем-то покаялся, что-то изменил в жизни. Все-таки он считал меня своим помощником и многое доверял, и вот начистоту решил поговорить со мной:
— Я же вижу, что отец Павел к тебе холодно относится. Бывает, с кем-то пошутит, кому-то что-то скажет, а тебя благословит и все. Может, что-то есть, о чем ты забыл, подумай.
А я отцу наместнику ничего сказать не могу, просто я рад, пребываю в том состоянии, когда отец Павел меня обласкал, прижал к груди, слов-то больше не надо никаких и говорить мне не хочется ничего…
Через две недели, 17 октября 1994 года, отец наместник, приехав из епархии, позвал меня к себе в приемную для обсуждения монастырских дел. Под конец разговора он говорит:
— На, почитай.
Дает мне документ, и я читаю указ о своем назначении игуменом Борисо-Глебского монастыря[2]. На меня это не произвело никакого впечатления, и я сказал, что у меня на это нет здоровья.
Архиепископ Михей (Хархаров), игумен Феодор (Казанов), мать Феврония, игумен Иоанн (Титов) и братия Борисо-Глебского монастыря
После этого разговора отец наместник уехал на две недели на Валаам, оставив меня за старшего в монастыре. Однажды под вечер я поехал в епархию к владыке Михею[3] с твердым намерением убедить его, что мне не по силам игуменство в Борисо-Глебском монастыре. Около часа проговорили мы с владыкой. Он рассказывал о своем игуменстве в Жировицком монастыре. В конце разговора владыка мне говорит:
— Ну, ты попробуй, уж если не справишься… отказаться никогда не поздно.
После приезда отца Евстафия мы с ним поехали к отцу Павлу по поводу указа о переводе меня в другой монастырь. Мы были уверены, что отец Павел не благословит. Я помнил его слова, сказанные тогда в алтаре, чтобы от отца Евстафия не уходить и быть вместе.
Когда мы приехали к отцу Павлу и рассказали ситуацию, он говорит:
— Указ получил? Получил. Вот так и поступай. Попробуешь открутиться, перед Богом отвечать будешь. Велик преподобный[4] перед Богом, что бы ни случилось, от преподобного не уходить!
Я попытался объяснить, что это неполезно для Спасо-Яковлевского монастыря, что братию раздергивать смысла нет. Отец Павел ничего этого не слушал.
Сели за стол, посидели, а потом он стал говорить обо мне такие слова, которые я совершенно не заслуживал. И тогда не заслуживал, и сейчас тоже не заслуживаю. Когда поехали назад, отец Евстафий мне сказал:
— Ты забудь те слова, которые отец Павел говорил. Это он для меня говорил, а не для тебя.
Этим отец Павел как бы реабилитировал меня перед отцом наместником, что во многом повлияло на наши с ним отношения, которые имели большое значение для возрождения монашеской жизни в обители Борисо-Глебской и для меня лично. Я понимаю, что не по моим заслугам что-то дается, отец Павел хотел поддержать монастырь, в который я был назначен игуменом. Так отношения с отцом Евстафием, которые на какое-то время охладели, выровнялись. Меня перевели в Борисо-Глебский монастырь, и я вскоре туда переехал.
Игумения Толгского монастыря Варвара (Третьяк), архимандрит Павел (Груздев), архимандрит Евстафий (Евдокимов), игумен Иоанн (Титов)
Каждый месяц мы с отцом Евстафием ездили к отцу Павлу, а потом, когда отец Павел болел, уже почти каждую неделю бывали. За трапезой у отца Павла мы получали духовные уроки монашеской жизни, опыта которой к тому времени почти никто не имел. У отца Павла был тот монашеский дух, без которого невозможно стать монахом. А мне просто необходимо это было почувствовать, ведь, когда имеешь ответственность за обитель и нет опыта, — это страшно. Можно жить по букве, но откуда-то надо еще напитаться и духом. И вот за столом у отца Павла главной была не трапеза, за которой мы сидели и разговаривали о своих делах, а главной была счастливая возможность напитаться монашеским духом от отца Павла. Все сидящие за столом это, конечно, понимали. Он стремился напитать пищей духовной, осознавая, что уходит и надо научить людей жить по-христиански.
То, что говорил отец Павел, сначала, может быть, и не воспринималось, но чувствовалось — чувствовалась радость общения, жажда этого общения. А через какое-то время уже разузнавалась и польза. Иногда слова отца Павла осознавались только через годы. Они и были сказаны для того, чтобы когда-либо они оказали помощь, чтобы на эти слова можно было опереться.
Из тех уроков, которые отец Павел преподал мне, некоторые стали совершенно необходимы. Не знаю, как бы сложилась жизнь в монастыре без того, чему научил отец Павел. Когда не совсем уверен, правильно делаешь или нет, и не на что опереться, то ошибки могут быть очень серьезными. Я благодарен Господу, пославшему мне опору, когда я стал наместником. Я понимал, что без отца Павла, отца Евстафия и их поддержки мне не выстоять. Отец Павел, например, говорил слова, которые не сразу воспринимались, но запомнились и потом помогли выстоять:
— Три монаха — это монастырь. Три монаха да пять полудурков — какой монастырь?!
И в подтверждение своих слов про Варлаамо-Хутынский монастырь рассказывал:
— В Варлаамо-Хутынском в последнее время три монаха было, но какой высокой жизни был монастырь! А тридцать монахов где теперь наберешь… Колхоз… Пусть у тебя будет три монаха, но пусть это будет монастырь.
Так он предупреждал меня, чтобы я не смущался малолюдностью. Его слова давали какую-то перспективу, и не было безысходности. Он говорил:
— Даст Бог, потом и старые монахи придут. А, может быть, и с Афона.
Думаю, слова отца Павла о старых монахах можно отнести к отцу Афанасию[5], архимандриту Троице-Сергиевой лавры, который в последние годы своей жизни приезжал пожить в нашем монастыре. Более сорока лет он провел у мощей преподобного Сергия, 14 последних лет он был старшим в Троицком соборе. Его советы, беседы тоже были для меня уроками монашеской жизни. Отец Афанасий, как и отец Павел, тоже, казалось бы, иногда рассказывал ни о чем. Но в этих рассказах был дух монашеский. Он вспоминал о том, как пришел в Лавру и застал там 70 человек еще прежних монахов — «старичков», как он говорил. И какое же было отношение молодой братии к этим монахам! Отец Афанасий рассказывал, что он чувствовал, видя старого монаха впереди: надо выполнить какое-то послушание, казалось бы, бегом надо сделать, а впереди идет монах, настоящий старый монах, — он говорил: «как Ангел». Говорит: «Идешь и дыхнуть боишься, чтобы как-то не потревожить его и ждешь, когда он пройдет, чтобы не обгонять его. А если идет навстречу, поклон делаешь до земли». Это было благоговейное и трепетное отношение к подвигам, которые они несли, к тем годам жизни, которые они прожили, пройдя через тюрьмы и лагеря. Отец Афанасий, сопоставляя сегодняшнюю жизнь в монастырях с той жизнью, говорил: «А теперь что? Теперь молодой насельник может похлопать по плечу старика и не задуматься, сколько ему лет и кто перед ним». Отец Афанасий в Борисо-Глебском монастыре находил покой, его тянуло сюда, но он не мог оставить Лавру, преподобного Сергия. Отец Афанасий привел меня к архимандриту Кириллу (Павлову). За это я гоже благодарен Богу: не было бы общения с отцом Павлом, наверное, не было бы у меня и встреч с этими старцами.
Отец Афанасий (Алафинов) с иконой Воскресения Христова. 1984 г.
По многим вопросам слова отца Павла всплывают в памяти именно когда нужно. «А зачем мне это все?» — именно так я несколько раз думал, когда мне отец Павел о чем-то говорил. Казалось бы, забытое совершенно когда-то, ненужное. Через два-три года, через пять лет эти слова становились настолько важными, что решали какую-то проблему. Вспоминаешь, что отец Павел эго говорил, начинаешь думать о нем, ощущаешь необходимость в его молитвах и чувствуешь, что помощь от него идет. После поездок к нему на могилку тоже обычно решались проблемы.
Я думаю, многие могут об этом сказать. Все, кто имел общение с отцом Павлом, все, кого он в свое время поддержал, как-то между собой связаны. Иногда встречаешься с человеком, общаешься с ним и чувствуешь к нему симпатию, а потом узнаешь, что отец Павел в жизни этого человека тоже сыграл серьезную роль.
С другой стороны, люди, которые не знали отца Павла, а только слышали рассказы о нем, не видели, как он относился к людям, в каком контексте произносил те или иные слова, пересказывая что-то об отце Павле, иногда теряют самое главное, его дух. Вот, говорят, что отец Павел ругался матом. С кем, как и для чего? Наверное, для того, чтобы людей усовестить. И если после этого у собеседника отца Павла не было желания ругаться, то это что-то значит! Говорили, что отец Павел мог выпить. Но если люди, с которыми он сидел за столом и выпивал, после этого знали меру, то это тоже много значит.
Когда у отца Павла просили молитв, он говорил, показывая на сердце: «Вы у меня здесь».
Борисоглебский монастырь. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru
И, конечно, я думаю, он чувствовал свою ответственность и за монастырь, в который меня назначили игуменом. Последние годы жизни отца Павла совпали с возрождением Борисо-Глебской обители и с моим здесь игуменством. И то, что отец Павел так тепло и живо проявлял участие к жизни монастыря, я считаю не своей заслугой, а необходимостью монастырской.
Зная, что у меня нет опыта и поэтому можно навлечь многие скорби и беды, набирая братию, отец Павел говорил:
— Не бойся десять праведников за ворота выставить: праведника Господь не оставит, праведнику за то венец и тебе награда — о стаде радел. А бойся волка и паршивую овцу в стадо запустить — стада лишишься.
Какая это была поддержка, невозможно представить человеку, который не был в моей шкуре, не ощущал возложенной ответственности. Ведь народ в монастырь шел разный. Иногда приходит вроде благочестивый человек, ты ему отказываешь, чувствуя какую-то тревогу, а уходит он, ругаясь матом.
Отец Павел говорил, что наместник должен и палку показывать, тогда увидишь, овечка это или волк: если зубы оскалила, значит, волк. Наместник должен пасти овец и выгонять волков. Трудно пойти на такой шаг, чтобы кого-то не «допустить к Богу», как все говорят обычно, приходя в монастырь. Это уже потом, имея опыт, можно как-то в ситуации разобраться и увидеть, что, чем человек более дерзкий, чем меньше в нем благочестия, тем меньше в нем желания работать Богу. Многие свою дерзость выказывают за дерзновение служения Богу. И когда мне начинали говорить: «Такой-сякой, к Богу не пускаешь», я думал: значит, не туда идешь или не оттуда, потому что к Богу не пустить нельзя; еще раз десять придешь, кого надо, палкой не выгонишь, а за каждым бегать и зазывать калачом — калачей не хватит. Я словами отца Павла неоднократно таких людей ставил на место. Такие поучения в двух-трех словах и составляют основу нашего отношения к жизни. Пока на память что-либо приведешь из прочитанного… А тут: «Не бойся десять праведников выгнать, бойся одну паршивую овцу или волка в стадо запустить» — и все становится на свои места. Во многих случаях слова отца Павла, не понятые сначала, потом давали свои плоды как семена.
Можно много прочитать, все это в памяти, может быть, отложится, но будет грузом, который тащишь, которым можно пользоваться, чтобы показать свои знания, но никак нельзя применить этот багаж. А слова отца Павла часто были кратки и всегда полезны. Например, по поводу того, нужно или нет интересоваться врагом рода человеческого. Стало очень много книг выходить о мире демонов, и очень многие стали интересоваться. Книги эти читались как романы. И у меня тоже интерес к этому был: врага, мол, надо знать. Отец Павел четко все расставил на свои места:
— Мы ленимся о Боге узнать, а туда лезем.
Игумен Иоанн (Титов), наместник Борисоглебского монастыря Фото: А. Поспелов / Православие.Ru
Все так просто. В двух словах. Если мы туда лезем, то и получаем. Если мы всматриваемся в бездну, то и бездна всматривается в нас. Не лезь, не смотри туда, а смотри на Бога, смотри туда, куда святые зовут.
Поразили меня несколько случаев со святынями, которые благословил мне отец Павел еще задолго до своей смерти, а потом, казалось, об этом забыл.
За полгода, а может быть, и больше, до смерти отец Павел благословил мне икону преподобного Дорофея Югского, которая была написана в Мологском монастыре, где одна из его тетушек была старшей над иконописцами. Отец Павел однажды взял эту икону и сказал:
— Это вот тебе.
Потом посмотрел и добавил:
— Надо бы, конечно, ее подреставрировать, — и поставил опять себе на столик. Потом говорит: — Ну, ничего, подреставрируешь.
Через какое-то время отец Павел, глядя на Шестоковскую икону Божией Матери, написанную на холсте, которая была прибита на стену перед его коечкой в сторожке, сказал:
— Вот у отца Евстафия есть Шестоковская, у отца Григория есть, это — тебе. Ну, потом возьмешь, она у меня к стене прибита.
За несколько месяцев до смерти отца Павла мы с отцом Евстафием были у него. Он сказал:
— У меня вот вам по мантейке есть. Ну, потом разбирать вещи будут, тогда получите, не сейчас. Вещи перевозили, их сложили и сейчас трудно найти.
Все это вскоре забылось: ну, пообещал и пообещал. А после смерти отца Павла в день его похорон отец Евстафий после поминальной трапезы, обращаясь к брату отца Павла Александру Александровичу, к Марье Петровне (будущей монахине Павле, келейнице отца Павла), говорит:
— Мне ничего не надо. Только мантию, в которой я служил первую панихиду об отце Павле и посох его.
На поминальной трапезе по отцу Павлу (Груздеву)
Стали искать мантию и посох, и не могли найти. И тут отец Евстафий бросил взгляд на занавеску у окна — а там на гвоздике висят две мантейки. Не знаю, каким образом они там оказались. Отец Евстафий снимает эти две мантейки, и тут мы вспоминаем, что отец Павел нам их обещал. Отец Евстафий говорит:
— Ничего мне больше не надо, вот, я беру одну мантейку, а одну отцу Иоанну даю.
И надел эту мантейку, привез в свой монастырь и повесил у себя в келье.
На девятый день сидим за столом на поминальной трапезе, а в келье отца Павла разбирают вещи Толя, Володя Белов, отец Григорий, Марья. И Володя Белов берет икону преподобного Дорофея Югского, которую отец Павел мне давным-давно обещал, и говорит:
— Мне ничего не надо. Я вот возьму одну иконочку.
Я смотрю: это та самая иконочка, которая, вроде, мне благословлена была. Сердце немножко екнуло, вспомнилось, что мне отец Павел ее благословил. А дальше произошло совершенно непонятное. Владимир говорит:
— Ну, я беру эту икону, — подходит с этой иконой к столу, — и отдаю ее отцу Иоанну.
Его не было, когда отец Павел мне благословлял эту икону, и я-то подзабыл это все!
Через какое-то время отец Григорий с Толей снимают со стены Шестоковскую икону. Толя говорит Марии Петровне:
— Дай какую-нибудь скатерочку икону закрыть.
Я смотрю, а эта икона тоже уже благословлена была мне. А Толя заворачивает ее в скатерку, подносит и вручает мне. Вот так ко мне и Шестоковская икона пришла. А потом пришли четки отца Павла, скуфейка, потом Александр Александрович привез коврик из кельи отца Павла, потом Толя привез любимые ботиночки отца Павла 30-х годов, сапоги и кофту, в которой я потом к отцу Николаю ездил на Залит.
Отец Николай[6] поразил меня своим серьезным отношением к святыне. Я-то скуфейку отца Павла носил два года, не снимая, потому что недосуг было купить другую: хорошо подошла, носил и носил. А ботинки с сапогами Толя привез и говорит: сам или кто-то из братьев поносит (слава Богу, хватило других сапог, чтобы оставить эти целы!). Так и кофточку отца Павла я надел, когда к отцу Николаю поехал, не потому только, что для меня это была святыня, а потому еще, что она теплая и ничего другого не нашлось одеть в тот момент.
Протоиерей Николай Гурьянов
Когда я приехал к отцу Николаю, он снял с меня скуфейку, надел на себя и говорит:
— Вот хорошая скуфеечка-то, потому что простая. В такой и ходи.
А перед этим мне пытались подарить скуфейку, отороченную хорошим мехом, но я от нее отказался: за такую скуфеечку отвечать придется. Ну, и сказал отцу Николаю, что вот кофточка-то тоже отца Павла.
И отец Николай без того юродства, которому мы бываем подвержены, когда говорим о чем-то святом, а показывая, насколько для него это важно, сказал:
— Батюшка, благословите приложиться.
Взял кофту, которая была на мне надета, и приложился к ее краю как к святыне. Для меня это было уроком, чтобы мы посерьезнее относились ко всему, что освящено молитвой, с благоговением, чтобы не юродствовали. Тем более, отец Павел не раз говорил: «Сейчас юродивых нет, сейчас одни полудурки». Два слова, но на место ставят. Отец Николай не встречался с отцом Павлом, но говорил о нем как о человеке великого духа и святой жизни.
И еще невозможно не сказать о том, как отец Павел уже после смерти дважды являлся мне во сне. Не знаю, насколько это можно назвать сном. Оба раза это была болезнь, оба раза перед праздниками. Один раз на память Александра Невского, в ночь на 12 сентября. В другой раз в ночь на память святителя Иакова, в декабре. Про этот случай я расскажу.
Как-то приехал я к отцу Евстафию в Спасо-Яковлевский монастырь по делам. Я знал, что еще при мне туда было взято ящика два-три шаровых кранов, и сейчас я хотел попросить их у отца Евстафия для Борисо-Глебского монастыря:
— Отец наместник, благословите 20–30 шаровых кранов.
Он говорит:
— Нету.
Я ничего не ответил ему, но про себя подумал: «Зажал». Ну, ладно, виду не показал. Чувство не очень легкое после этого настало, стало меня немножко подкручивать. На обратном пути я заехал в Залужье. Там какая-то организация разваливалась, и мне там надавали этих кранов и еще чего-то — как из рога изобилия. Я думаю: ну, ладно, и сами с усами, и без вас проживем.
После этого я стал реже ездить в монастырь к отцу Евстафию. И вот на день памяти святителя Иакова собрался я ехать в Яковлевский монастырь. Накануне служили мы вечернюю службу у себя в монастыре, а утром, думаю, поеду на Литургию в Яковлевский монастырь. И вот после службы я очень сильно заболел, был в полуобморочном состоянии. Лежу в келье ночью, то проваливаюсь, то опять прихожу в себя, температура высоченная. Свет горит, келейка маленькая. В один из этих провалов, когда я сознание терял, я буквально наяву вижу отца Павла в доме моей покойной тетушки. Открываю дверь из комнаты на кухню и смотрю: за столом у самовара сидит отец Павел: фланелевая рубашка, валенки. Я настолько не ожидал его там увидеть, что растерялся, стою в дверях. Отец Павел почувствовал, что кто-то вошел, поворачивается и говорит:
— Ну, проходите.
И вот, я прохожу, складываю руки и, как обычно:
— Отец Павел, благословитё.
Архимандрит Павел (Груздев)
И подсовываю руки под благословение, потому что он без очков сидит, да и в очках-то уж плохо видел. И тут я сталкиваюсь с его взглядом, пристально всматривающимся в меня. Я был поражен тем, что его глаза совершенно зрячие, что он все видит. Я это ясно понимаю, но не успеваю ничего еще ответить. Отец Павел благословил, прижимает к груди, как тогда в алтаре было и потом как неоднократно бывало, стискивает в своих объятиях, я стою на коленях перед ним, носом он упирается мне в лоб, и я, вспоминая его слова «Проходите», говорю:
— Отец Павел, я один.
Потому что все время мы с отцом Евстафием приезжали. Он еще крепче меня прижимает и говорит:
— Знаю.
Начинает постукивать по спине, так хорошо колотит, по-отцовски, чтоб пролетело все, что было. И произносит слова, которые врезались в память на всю жизнь:
— Не потеряйтесь.
И тут я оказываюсь опять у себя в келье, смотрю на потолок, на лампочку, чувствую запах отца Павла в келье и слышу отзвук его слов. Я был сильно поражен, почувствовал, что я выздоравливаю, как и тогда в алтаре, мне было спокойно и радостно. Правда, поехать в тот день на службу в Яковлевский монастырь я не смог.
Через некоторое время приехал я в Ростов, в монастыре какая-то надобность заставила меня пойти в ту башню, где разная сантехника находилась. Я взял ключи, зашел, посмотрел — а ящиков-то с кранами действительно нет. Потом отцу Евстафию я все рассказал: и о том, что видел отца Павла, и о своих подозрениях, и что сейчас я в самом деле не увидел этих кранов. Отец Евстафий говорит:
— Я ж тебе говорил, что я их отдал.
Неизвестно, что было бы, если бы не явился отец Павел. Он опять поддержал меня: среди множества бытовых суетных проблем надо было не потеряться с теми людьми, с которыми свел Господь.
Когда отец Павел приезжал в Спасо-Яковлевский монастырь, он не раз говаривал: «Мученики, мученики». А в последнее время очень часто пел песенку: «Приезжает товарищ Сталин, приезжает отец родной». И когда я был уже в Борисо-Глебском монастыре, отец Павел тоже неоднократно пел эту песенку, а потом добавлял: «А, может, и обойдется. Велик преподобный пред Богом. Что бы ни случилось, от преподобного не уходите».
В самых трудных ситуациях всегда вспоминались слова отца Павла о том, что надо выстоять, что дело не в числе, не во внешней мощи, а в том духе, который есть на этом месте.
Игумен Иоанн (Титов)
Архимандрит Павел (Груздев). Документы к биографии. Воспоминания о батюшке. Рассказы отца Павла о своей жизни. М.: Отчий дом, 2005. С. 89–103.
[1] Евстафий (Евдокимов; род. 1951), архиепископ Александровский и Юрьев-Польский на покое. Ныне — почетный настоятель подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры при храме Корсунской иконы Божией Матери в с. Глинково Сергиево-Посадского района Московской области. — Ред.
[2] Основан в 1363 г. по благословению прп. Сергия Радонежского, указавшего пустынникам Федору и Павлу место для постройки храма во имя свв. блгвв. кнн. Бориса и Глеба. Монастырь процветал под покровительством царского рода Рюриковичей, связанного со свв. страстотерпцами кровными родственными узами, но с 1764 г. начал быстро приходить в упадок. После 1917 г. обитель была упразднена, в 1995 г. возвращена РПЦ.
[3] Михей (Хархаров; 1921–2005), архиепископ Ярославский и Ростовский. Управлял Ярославской епархией в 1993–2002 гг. Владыке Михею посвящено множество материалов на портале Православие.Ru, напр., воспоминания его келейника игумена Феодора (Казанова), ныне – митрополита Волгоградского и Камышинского): «Владыченька» // https://pravoslavie.ru/65115.html — Ред.
[4] В XVI в. в Борисо-Глебском монастыре подвизался в иноческом чине прп. Иринарх. Стяжав подвижнической жизнью благодатные дары, прп. Иринарх был вознагражден и даром прозорливости. Его мощи почивают под спудом. Память 13 (26) января.
[5] Афанасий (Алафинов; 1932–2002), архимандрит Троице-Сергиевой лавры, почти 40 лет нес послушание в Троицком соборе у мощей прп. Сергия. — Ред.
[6] Протоиерей Николай Гурьянов (1909–2002), известный старец, с 1958 г. и до самого отшествия ко Господу служил на острове Залит. О нем см. подборку материалов: «Памяти протоиерея Николая Гурьянова (+24 августа 2002 года)» // https://pravoslavie.ru/55660.html — Ред.
Конец жизни и память
К концу своих дней Павел Груздев, последний старец святой жизни, совсем ослеп. Денег у него отродясь не водилось, а тут даже на лекарства не хватало. «На всё воля Божья», — без обиды и уныния повторял он. Не жаловался. Умер в больнице 13 января 1996 года.
Похоронили батюшку в Тутаеве, ныне Романов-Борисоглебск Ярославской области. Как и предсказывал отец Павел: «Родился пригодился, а умру — от вас не уйду», — больше 10 лет лежит священник в ограде местного кладбища, а тропинка к могиле Павла Груздева так и не заросла травой — круглый год идут к нему паломники и несут цветы.
