Обновленческое движение в Русской Православной Церкви (с начала XX века до 1943 года). Часть 1: Причины раскола

Московская Сретенская Духовная Академия

Георгий Бабаян 03.08.201729587

Возникновение обновленческого движения в России — тема непростая, но интересная и даже актуальная до сих пор. Что явилось его предпосылками, кто стоял у истоков и почему молодая советская власть поддерживала обновленцев — об этом вы узнаете в настоящей статье.

Церковные причины раскола

В историографии обновленческого раскола существуют разные точки зрения по вопросу происхождения обновленчества.

Д. В. Поспеловский, А. Г. Кравецкий и И. В. Соловьев считают, что «дореволюционное движение за церковное обновление никоим образом нельзя смешивать с «советским обновленчеством» и даже более, что между движением за церковное обновление до 1917 г. и «обновленческим расколом» 1922–1940 гг. трудно найти что-то общее»[1].

М. Данилушкин, Т. Никольская, М. Шкаровский, убеждены, что «Обновленческое движение в Русской Православной Церкви имеет длительную, уходящую в века предысторию»[2]. Согласно этой точке зрения обновленчество зарождалось еще в деятельности В. С. Соловьева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого.

Но как организованное церковное движение оно начало реализовываться в годы Первой русской революции 1905-1907 гг. В это время идея обновления Церкви стала популярна среди интеллигенции и духовенства. К числу деятелей-реформаторов можно отнести епископов Антонина (Грановского) и Андрея (Ухтомского), думских священников: отцов Тихвинского, Огнева, Афанасьева. В 1905 году под покровительством епископа Антонина сложился «кружок 32-х священников», в который входили сторонники обновленческих реформ в церкви[3].

Нельзя искать мотивы создания «Всероссийского союза демократического духовенства», а впоследствии и «Живой Церкви» (одной из церковных групп обновленчества) только в идейной области.

В годы Гражданской войны по инициативе бывших членов этого кружка 7 марта 1917 г. возник «Всероссийский союз демократического духовенства и мирян», который возглавили священники Александр Введенский, Александр Боярский и Иоанн Егоров. Свои филиалы союз открыл в Москве, Киеве, Одессе, Новгороде, Харькове и других городах. «Всероссийский союз» пользовался поддержкой Временного правительства и издавал на синодальные деньги газету «Голос Христа», а к осени уже имел собственное издательство «Соборный разум». В составе руководителей этого движения в январе 1918 г. появился знаменитый протопресвитер военного и морского духовенства Георгий (Шавельский). Союз выступал под лозунгом «Христианство — на стороне труда, а не на стороне насилия и эксплуатации»[4].
Под покровительством обер-прокурора Временного правительства возникла и официальная реформация — выходил «Церковно-общественный вестник», в котором работал профессор Петербургской Духовной Академии Б. В. Титлинов и протопресвитер Георгий Шавельский.

Но нельзя искать мотивы создания «Всероссийского союза демократического духовенства», а впоследствии и «Живой Церкви» (одной из церковных групп обновленчества) только в идейной области. Нельзя забывать, с одной стороны, область сословных интересов, а с другой стороны, церковную политику большевиков. Профессор С. В. Троицкий называет «Живую Церковь» поповским бунтом: «Ее создала гордыня петроградского столичного духовенства»[5].

Петроградские священники издавна занимали исключительное, привилегированное положение в Церкви. Это были наиболее талантливые выпускники духовных академий. Между ними были крепкие связи: «Не бойся двора, не бойся важных господ», — напутствовал на Петербургскую кафедру святитель Филарет Московский митрополита Исидора, своего бывшего викария: «Им мало дела до Церкви. Но будь осторожен с петербургским духовенством — это гвардия».

Обновленцы начинают активно участвовать в политической жизни страны, принимая сторону новой власти.

Как и все белое духовенство, петербургские священники находились в подчинении митрополиту, который был монах. Это был тот же выпускник академии, нередко менее одаренный. Это не давало покоя честолюбивым священникам Петербурга, у некоторых была мечта взять власть в свои руки, ведь до VII века существовал женатый епископат. Они ждали только подходящего случая, чтобы взять власть в свои руки, и надеялись достигнуть своих целей путем соборного переустройства Церкви[6].
В августе 1917 года открылся Поместный Собор, на который обновленцы возлагали большие надежды. Но они оказались в меньшинстве: Собор не принял женатый епископат и многие другие реформаторские идеи. Особенно неприятно было восстановление патриаршества и избрание на это служение митрополита Московского Тихона (Беллавина). Это даже привело руководителей «Союза демократического духовенства» к мысли о разрыве с официальной Церковью. Но до этого дело не дошло, поскольку сторонников оказалось мало[7].

Октябрьскую революцию петроградская группа реформаторов встретила в целом положительно. Она начала с марта издавать газету «Правда Божия», в которой ее главный редактор, профессор Б. В. Титлинов, так прокомментировал воззвание Патриарха от 19 января, предававшее анафеме «врагов истины Христовой»: «Кто хочет вести борьбу за права духа, тот должен не отвергать революции, не отталкивать, не анафематствовать ее, а просветлять, одухотворять, претворять ее. Суровое отвержение раздражает злобу и страсти, раздражает худшие инстинкты деморализованной толпы»[8]. В декрете об отделении Церкви от государства газета усматривает только положительные стороны. Отсюда следует вывод, что обновленцы использовали воззвание для дискредитации самого же Патриарха.

Обновленцы начинают активно участвовать в политической жизни страны, принимая сторону новой власти. В 1918 г. вышла книга обновленческого священника Александра Боярского «Церковь и демократия (спутник христианина-демократа)», пропагандировавшая идеи христианского социализма. В Москве в 1919 г. священник Сергий Калиновский предпринимал попытки создания христиано-социалистической партии[9]. Протоиерей Александр Введенский писал: «Христианство хочет Царства Божия не только в загробных высях, но здесь в нашей серой, плачущей, страдающей земле. Христос принес на землю социальную правду. Мир должен зажить новой жизнью»[10].

Глава обновленцев митрополит Александр Введенский В годы гражданской войны некоторые сторонники церковных реформ добивались у властей разрешения на создание крупной обновленческой организации. В 1919 г. Александр Введенский предложил председателю Коминтерна и Петросовета Г. Зиновьеву конкордат — соглашение между Советским правительством и реформированной Церковью. По словам Введенского, Зиновьев ответил ему следующее: «Конкордат в настоящее время вряд ли возможен, но я не исключаю его в будущем… Что касается вашей группы, то мне кажется, что она могла бы быть зачинателем большого движения в международном масштабе. Если вы сумеете организовать нечто в этом плане, то, я думаю, мы вас поддержим»[11].

Однако, надо заметить, что завязывавшиеся контакты реформаторов с властями на местах порой помогали положению духовенства в целом. Так в сентябре 1919 г. в Петрограде планировались арест и высылка священников, изъятие мощей святого князя Александра Невского. Митрополит Вениамин для предотвращения этой акции послал с заявлением будущих священников-обновленцев Александра Введенского и Николая Сыренского к Зиновьеву. Антицерковные акции были отменены. Надо заметить, что Александр Введенский был приближен к владыке Вениамину[12].

Надо заметить, что завязывавшиеся контакты реформаторов с властями на местах порой помогали положению духовенства в целом

Сам владыка Вениамин был не чужд некоторых нововведений. Так при его покровительстве в Петроградской епархии стали применять русский язык для чтения шестопсалмия, часов, отдельных псалмов и пения акафистов[13].
Однако патриарх, увидев, что новшества стали получать широкое распространение в епархиях, написал послание о запрещении нововведений в церковно-богослужебной практике: «Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения должна сохраниться в Св. Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее Ее достояние…»[14]

Послание для многих оказалось неприемлемым и вызывало их протест. К митрополиту Вениамину направилась делегация в составе архимандрита Николая (Ярушевича), протоиереев Боярского, Белкова, Введенского и др. Как позднее вспоминал последний, в разговоре с владыкой они «получили его благословение служить и работать по-прежнему, невзирая на волюТихона. Это был своего рода революционный шаг со стороны Вениамина. По другим епархиям декрет Тихона принимается к сведению и исполнению»[15]. За самочинные нововведения в богослужение был даже отправлен в запрет епископ Антонин (Грановский)[16]. Постепенно складывалась группа духовенства, оппозиционно настроенная церковному руководству. Власть не упустила шанса воспользоваться таким положением внутри Церкви, придерживаясь жестких политических взглядов на происходящие события.

Политические причины раскола

В 1921-1922 году в России начался Великий голод. Голодало более 23 миллионов человек. Мор унес около 6 миллионов человеческих жизней. Почти вдвое его жертвы превзошли людские потери в гражданской войне. Голодали Сибирь, Поволжье и Крым.

Правительственные верхи страны были прекрасно осведомлены о происходящем: «Стараниями Информационного отдела ГПУгосударственно-партийное руководство регулярно получало совершенно секретные сводки о политическом и экономическом положении во всех губерниях. Строго под расписки адресатов тридцать три экземпляра каждой. Первый экземпляр — Ленину, второй — Сталину, третий — Троцкому, четвертый — Молотову, пятый — Дзержинскому, шестой — Уншлихту»[17]. Вот несколько сообщений.

Из госсводки от 3 января 1922 года по Самарской губернии: «Наблюдается голодание, таскают с кладбища трупы для еды. Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляя для питания»[18].

Из госинфсводки от 28 февраля 1922 года по Актюбинской губернии и Сибири: «Голод усиливается. Учащаются случаи голодной смерти. За отчетный период умерло 122 человека. На рынке замечена продажа жареного человеческого мяса, издан приказ о прекращении торговли жареным мясом. В Киргизском районе развивается голодный тиф. Уголовный бандитизм принимает угрожающие размеры. В Тарском уезде в некоторых волостях население сотнями умирает от голода. Большинство питается суррогатами и падалью. В Тикиминском уезде голодает 50% населения»[19].

Голод представился удачнейшей возможностью для уничтожения заклятого врага — Церкви.

Из госинфсводки от 14 марта 1922 года еще раз по Самарской губернии: «На почве голода в Пугачевском уезде произошло несколько самоубийств. В селе Самаровском зарегестрированно 57 случаев голодной смерти. В Богоруслановском уезде зарегестрированно несколько случаев людоедства. В Самаре за отчетный период заболело тифом 719 человек»[20].
Но всего страшнее было то, что хлеб в России был. «Сам Ленин недавно говорил о его излишках до 10 миллионов пудов в некоторых центральных губерниях. А заместитель председателя Центральной комиссии Помгола А.Н. Винокуров открыто заявил, что вывоз хлеба за границу во время голода является «экономической необходимостью»[21].

Для советского правительства стояла более важная задача, чем борьба с голодом — это борьба с Церковью. Голод представился удачнейшей возможностью для уничтожения заклятого врага — Церкви.

Советская власть боролась за монополию в идеологии еще с 1918 года, если не раньше, когда было провозглашено отделение Церкви от государства. Против духовенства были пущены в ход все возможные средства, вплоть до репрессий ВЧК. Однако это не принесло ожидаемых результатов — Церковь оставалась в основе своей несокрушенной. В 1919 году была предпринята попытка создания марионеточного «Исполкомдуха» (Исполнительный Комитет Духовенства) во главе с членами «Союза Демократического Духовенства». Но не получилось — народ им не верил.

Итак, в секретном письме членам Политбюро от 19 марта 1922 года Ленин раскрывает свой коварный и небывало циничный замысел: «Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед давлением какого угодно сопротивления»[22].

В то время пока правительство ломало голову, как использовать голод в очередной политической кампании, Православная Церковь сразу же после первых сообщений о голоде откликнулась на это событие. Еще в августе 1921 года она создала епархиальные комитеты для оказания помощи голодающим. Летом 1921 года Патриарх Тихон обратился с призывом помощи «К народам мира и к православному человеку»[23]. Начался повсеместный сбор денежных средств, продовольствия и одежды.

28 февраля 1922 года глава Русской Церкви выпускает послание «о помощи голодающим и изъятии церковных ценностей»:«Еще в августе 1921 г., когда стали доходить до нас слухи об этом ужасном бедствии, мы, почитая долгом своим прийти на помощь страждущим духовным чадам Нашим, обратились с посланиями к главам отдельных христианских Церквей (Православным Патриархам, Римскому Папе, Архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому) с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия и выслать их за границу умирающему от голода населению Поволжья.

Тогда же был основан нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана Советским Правительством излишней и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче и сданы правительственному Комитету»[24].

Это совсем не значит, как позднее говорили обновленцы, что Патриарх призывает к сопротивлению и борьбе.

Как видно из Послания, оказывается, Всероссийский церковный комитет помощи голодающим с августа по декабрь 1921 года существовал нелегально. Все это время патриарх хлопотал перед советской властью, прося у нее утверждение «Положения о Церковном Комитете» и официальное разрешение для сбора пожертвований. В Кремле долго не желали утверждать. Это было бы нарушением инструкции Наркомюста от 30 августа 1918 года о запрещении благотворительной деятельности всем религиозным организациям. Но все-таки пришлось уступить — боялись мирового скандала накануне Генуэзской конференции. 8 декабря Церковный Комитет получил разрешение[25]. Святитель Тихон (Беллавин), патриарх Московский и всея Руси Далее в своем послании от 28 февраля 1922 года Святейший Патриарх продолжает: «Однако в декабре Правительство предложило нам делать, при посредстве органов церковного управления: Св. Синода, Высшего Церковного Совета — пожертвования деньгами и продовольствиями для оказания помощи голодающим. Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные предметы, не имеющие богослужебного употребления, в чем и оповестили Православное население 6 (19) февраля с.г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения….Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, Лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Нее, священнослужители — извержением из сана (Апостольское правило 73, двукратн. Вселенск. Собор. Правило 10)»[26].

Повод для раскола уже существовал — изъятие церковных ценностей.

Этим документом Патриарх отнюдь не призывал сопротивляться изъятию церковных ценностей. Он только не благословлял к добровольной сдаче «священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами». Но это совсем не значит, как позднее говорили обновленцы, что Патриарх призывает к сопротивлению и борьбе.
К февралю 1922 года Православная Церковь собрала более 8 миллионов 926 тысяч рублей, не считая ювелирных изделий, золотых монет и натуральной помощи голодающим[27].

Однако только лишь часть этих денег пошла на помощь голодающим: «Говорил (Патриарх), что и в этот раз готовится страшный грех, что изъятые ценности из церквей, соборов и лавр пойдут не голодающим, а на нужды армии и мировой революции. Недаром так беснуется Троцкий»[28].

Правительство сразу взяло курс на раскол внутри самой Церкви.

А вот уже и точные цифры того, на что пошли кровные деньги: «Пустили по пролетарским клубам и ревкультовским драмсараям лубочные диапозитивы — те, что были куплены за границей на 6000 золотых рублей в счет Помгола — не пропадать же добру зря — и ударили в газетах крепким словом “партийной правды” по “мироедам” — “кулакам” и “черносотенному поповству”. Опять же, на импортной бумаге»[29].
Итак, с Церковью вели агитационную войну. Но этого было недостаточно. Нужно было внести разделение внутрь самой Церкви и создать раскол по принципу «разделяй и властвуй».

Участие ГПУ в расколе

В ЦК РКП(б) и СНК были хорошо осведомлены и знали, что в Церкви есть люди, оппозиционно настроенные к Патриарху и лояльные к Советскому правительству. Из доклада ГПУ в Совнарком 20 марта 1922 г.: «ГПУ располагает сведениями, что некоторые местные архиереи стоят в оппозиции реакционной группе синода и что они в силу канонических правил и др. причин не могут резко выступать против своих верхов, поэтому они полагают, что с арестом членов Синода им представляется возможность устроить церковный собор, на котором они могут избрать на патриарший престол и в синод лиц, настроенных более лояльно к Советской Власти. Оснований для ареста ТИХОНА и самых реакционных членов синода у ГПУ и его местных органов имеется достаточно»[30].

Правительство пыталось утвердить в сознании населения законность обновленческой церкви.

Правительство сразу взяло курс на раскол внутри самой Церкви. В недавно рассекреченной докладной записке Л. Д. Троцкого от 30 марта 1922 г. была практически сформулирована вся стратегическая программа деятельности партийного и государственного руководства по отношению к обновленческому духовенству: «Если бы медленно определяющееся буржуазно-соглашательское сменовеховское крыло церкви развилось и укрепилось, то оно стало бы для социалистической революции гораздо опаснее церкви в ее нынешнем виде. Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать как опаснейшего врага завтрашнего дня. Но именно завтрашнего. Сегодня же надо повалить контрреволюционную часть церковников, в руках коих фактическое управление церковью. Мы должны, во-первых, заставить сменовеховских попов целиком и открыто связать свою судьбу с вопросом об изъятии ценностей; во-вторых, заставить довести их эту кампанию внутри церкви до полного организационного разрыва с черносотенной иерархией, до собственного нового собора и новых выборов иерархии. К моменту созыва нам надо подготовить теоретическую пропагандистскую кампанию против обновленческой церкви. Просто перескочить через буржуазную реформацию церкви не удастся. Надо, стало быть, превратить ее в выкидыш»[31].
Таким образом, обновленцев хотели использовать в своих целях, а потом с ними расправиться, что будет в точности выполнено.

Повод для раскола уже существовал — изъятие церковных ценностей: «Вся стратегия наша в данный период должна быть рассчитана на раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятие ценностей из церквей. Так как вопрос острый, то и раскол на этой почве может и должен принять острый характер» (Записка Троцкого Л. Д. в Политбюро 12 марта 1922 г.)[32].

Началось изъятие. Но начали не с Москвы и Петербурга, а с небольшого города Шуя. Ставился эксперимент — боялись массовых народных восстаний в больших городах. В Шуе произошли первые инциденты расстрела толпы верующих, где были старики, женщины и дети. Это было уроком для всех остальных.

Кровавые расправы прокатились по всей России. Скандал из-за кровопролития был использован против Церкви. Духовенство обвинили в подстрекательстве верующих против советской власти. Начались судебные процессы над священнослужителями. Первый процесс проходил в Москве 26 апреля — 7 мая. Из 48 подсудимых 11 приговорили к расстрелу (расстреляли 5). Им поставили в вину не только препятствие проведению в жизнь декрета, но и главным образом распространение воззвания Патриарха. Процесс был направлен прежде всего против главы Русской Церкви, и Патриарх, сильно дискредитированный в печати, был арестован. Все эти события подготовили обновленцам благодатную почву для их деятельности.

8 мая представители «Петроградской группы прогрессивного духовенства», ставшей центром обновленчества в стране, приехали в Москву. Власти их встретили с распростертыми объятьями. По признанию Александра Введенского, «к расколу были непосредственно причастны Г. Е. Зиновьев и уполномоченный ГПУ по делам религий Е. А. Тучков»[33].

Нельзя думать, что обновленческое движение было целиком порождением ГПУ.

Таким образом, вмешательство Советской власти во внутрицерковные дела несомненно. Подтверждением тому является письмо Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) от 14 мая 1922 г., полностью одобренное Лениным: «Сейчас, однако, главная политическая задача состоит в том, чтобы сменовеховское духовенство не оказалось терроризированным старой церковной иерархией. Отделение церкви от государства, нами раз и навсегда проведенное, вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в церкви как в материально-общественной организации. Во всяком случае необходимо: не скрывая нашего материалистического отношения к религии, не выдвигать его, однако, в ближайшее время, то есть в оценке нынешней борьбы на первый план, дабы не толкать обе стороны к сближению; критику сменовеховского духовенства и примыкавших к нему мирян вести не с материалистически-атеистической точки зрения, а с условно-демократической точки зрения: вы слишком запуганы князьями, вы не делаете выводов из засилья монархистов церкви, вы не оцениваете всей вины официальной церкви перед народом и революцией и пр. и пр.»[34].
Правительство пыталось утвердить в сознании населения законность обновленческой церкви. Константин Криптон, свидетель той эпохи, вспоминал, что коммунисты везде объявляли, что обновленцы — представители единственно законной церкви в СССР, а остатки «тихоновщины» будут разгромлены. Власть усматривала в нежелании признавать обновленчество новый вид преступления, что каралось лагерями,ссылками и даже расстрелами[35].

Евгений Тучков

Лидер обновленческого движения протоиерей Александр Введенский выпустил секретный циркуляр, обращенный к епархиальным архиереям, в котором рекомендовалось в случае необходимости обращаться к органам власти для принятия административных мер против староцерковников. Этот циркуляр приводился в исполнение: «Боже, как они меня мучают, — говорил о чекистах митрополит Киевский Михаил (Ермаков), — вымогают от меня признания “Живой Церкви”, угрожали в противном случае арестом»[36].

Уже в конце мая 1922 года ГПУ запрашивает у ЦК РКП(б) деньги для проведения антитихоновской кампании: «Ограничение работающих с нами церковников в средствах на издание печатных органов, пропаганду, передвижение по республике и др. работы, требующие немедленного выполнения, было бы равносильно атрофированию этой деятельности, не говоря о содержании целого штата приезжающих церковников, которое при ограниченности средств ложится тяжким бременем на Полит. Управление»[37].

Е. А. Тучков, начальник секретного VI отделения ГПУ, постоянно информировал ЦК о состоянии агентурной работы Высшего Церковного Управления (ВЦУ). Он посещал различные регионы страны для контроля и координирования «церковной работы» в местных отделениях ГПУ. Так, в докладе от 26 января 1923 г. по результатам проверки работы секретных отделений ГПУ он сообщал: «В Вологде, Ярославле и Иваново-Вознесенске работа по церковникам идет сносно. В этих губерниях не осталось ни одного правящего епархиального и даже викарных архиереев тихоновского толка, таким образом, с этой стороны обновленцам дорога очищена; но миряне всюду реагируют отрицательно и в большинстве церковно-приходские советы сохранились в прежних составах»[38].

Однако нельзя думать, что обновленческое движение было целиком порождением ГПУ. Конечно, в нем было немало священников вроде Владимира Красницкого и Александра Введенского, недовольных своим положением и рвавшихся к руководству, которые осуществляли это с помощью государственных органов. Но были и такие, которые отвергали такие принципы: «Церковь ни при каких условиях не должна обезличиваться, ее контакт с марксистами может быть лишь временным, случайным, скоропреходящим. Христианство должно возглавлять социализм, а не приспосабливаться к нему», — считал один из лидеров движения священник Александр Боярский, с именем которого будет связано отдельное направление в обновленчестве[39].

Бабаян Георгий Вадимович

Ключевые слова:

обновленчество, революция, причины, Церковь, политика, голод, изъятие церковных ценностей, Введенский.

[1] Соловьев И. В.

Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов.//Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 21.

[2] Шкаровский М. В.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 10.

[3] Дворжанский А. Н.

Церковь после Октября // История Пензенской епархии. Книга первая: Исторический очерк. — Пенза, 1999. — С. 281. // URL: https://pravoslavie58region.ru/histori-2-1.pdf (дата обращения: 01.08.2017 года).

[4] Шишкин А. А.

Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 121.

[5] Троицкий С. В., проф.

Что такое «Живая Церковь»? // Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 99.

[6] Троицкий С. В., проф.

Что такое «Живая Церковь»? // Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 99-100.

[7] Шкаровский М. В.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 11.

[8] Кузнецов А. И.

Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 200.

[9] Шкаровский М. В.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 11.

[10] Шишкин А. А.

Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 135.

[11] Шкаровский М. В.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 12.

[12] Там же.

[13] Там же. С. 13.

[14] Регельсон Л.

Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 275.

[15] Шкаровский В. М.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 13.

[16] Регельсон Л.

Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 275.

[17] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н.

— Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 154.

[18] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 45. Л. 3.

[19] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2629. Л. 6, 7.

[20] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2629. Л. 98.

[21] Там же. С. 158.

[22] Регельсон Л.

Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 281.

[23] Там же. С. 272.

[24] Там же. С. 278-279.

[25] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н.

— Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 157-158.

[26] Регельсон Л.

Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 279.

[27] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н.

— Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 157.

[28] Там же. С. 159.

[29] Там же. С.155; РЦХДНИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2761. Л. 37.

[30] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 1996. — С. 93.

[31] Шкаровский В. М.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 66.

[32] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 1996. — С. 79.

[33] Шкаровский В. М.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 17.

[34] Там же.

[35] Соловьев И. В.

[36] Никодимов И. Н.

Воспоминание о Киево-Печерской Лавре. — Киев, 1999. — С.168-169.

[37] Там же. С. 29-30.

[38] Соловьев И. В.

[39] Шкаровский В. М.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 28.

Консервативное обновление: Исторический шанс Русской Церкви

Украинский автокефалистский проект призван ослабить Русскую Православную Церковь, однако делает нас сильнее в защите святоотеческой веры

На протяжении всей своей тысячелетней истории Русская Церковь пережила немало испытаний: от времен ордынского ига до польско-литовского и наполеоновских нашествий и, конечно же, кровавого Раскола XVII столетия, а также агрессивно-богоборческих гонений века XX.

Однако во всех этих испытаниях наша Церковь не только выстояла, но укрепилась, явив миру множество святых, в том числе – новомучеников и исповедников недавнего прошлого.

Сегодняшняя смута, начавшаяся на Украине, и из-за действий Константинопольского патриархата перекинувшаяся на весь Православный мир, не менее опасна и трагична. Но в то же время предоставляет Русской Церкви уникальный исторический шанс. Шанс, который позволяет проделать серьезную работу над ошибками новейшей церковной истории, совершив подлинное консервативное, святоотеческое обновление всего Мирового Православия. Однако, прежде чем определиться, каким должно быть это обновление, необходимо сделать небольшой исторический экскурс.

Фанариотская смута. Предыстория

Казалось бы, то, что происходило в России столетие назад – революционная смута, гражданская война, безбожные пятилетки, насаждение обновленческого раскола и постоянные репрессии в отношении православных клириков и мирян — не оставляли надежд на сохранение Русского Православия. Как известно, к началу Великой Отечественной войны на территории современной России не было ни одного действующего монастыря, а большинство архипастырей Русской Церкви были либо уже расстреляны, либо находились в лагерях и тюрьмах.

Фото: www.globallookpress.com

И в то же время на территории Советского Союза действовали псевдоправославные обновленческие секты. Еще в 1920-х годах они были созданы большевистскими властями (при «моральной» поддержке Константинопольских патриархов) в качестве «прогрессивной альтернативы» контрреволюционному «черносотенному» духовенству Московского Патриархата. Количественно обновленцы всегда уступали «староцерковникам» (так именовались подлинные христиане), однако им удалось захватить немало православных храмов.

Участие Константинопольского патриархата в советских антицерковных гонениях 1920-30-х годов является отдельной темой, подробно разобранной в книге священника Александра Мазырина и Андрея Кострюкова «Из истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в XX веке». Стоит лишь заметить, что уже вскоре после гражданской войны именно Фанар инициировал целый ряд автокефалистских и автономистских церковных проектов, в результате которых от Московского Патриархата были оторваны Польская, Финляндская, Латвийская и Эстонская Церкви.

Более того, именно Фанар активно покушался на русские православные общины и приходы в диаспоре, «Русском Зарубежье», а также спровоцировал первые раскольнические проекты на Украине и в Белоруссии. В итоге, как совершенно справедливо отмечает священник Александр Мазырин, еще в первой половине XX века:

Своей политикой в отношении Русской Церкви Фанар до предела дискредитировал себя, даже в глазах… неуемных эллинофилов… Константинопольский патриарх как «верховный судья для православных христиан всех стран» остался в прошлом. Неуместность такого судейства в Православной Церкви должна стать для всех очевидной.

Словом, трагедия, разворачивающаяся сегодня в землях Юго-Западной Руси, уже была отрепетирована столетием ранее. С теми же сценаристами и режиссерами и практически теми же декорациями. Однако прошло лишь несколько десятилетий, и Русская Православная Церковь возродилась практически в том же величии.

Ревность не по разуму и ревность о вере

Русское церковное возрождение рубежа веков, по сути, Второе Крещение Руси вызвало поистине нехристианскую ревность у того же Фанара. Чьи восточно-папистские властолюбивые устремления не позволяют турецкоподданным первоиерархам смириться с положением «первых среди равных» в равноправной семье Православных Поместных Церквей.

Фото: www.globallookpress.com

Именно эта ревность не по христианскому разуму, ревность не о вере, а о собственных амбициях и привела Константинопольский патриархат к поддержке украинского раскольнического автокефалистского проекта. А соответственно – к разжиганию братоубийственного конфликта в землях Юго-Западной Руси.

В свою очередь, Русская Церковь никогда не претендовала на лавры Церкви Константинопольской. Более того, получила свою автокефалию, церковную независимость, исключительно из-за впадения Константинополя в середине XV века в латинскую ересь – Флорентийскую унию. А затем, как следствие, окончательного падения былой Империи Ромеев (Византии) под ударами турок-османов.

И даже идея Москвы как Третьего Рима не была горделивой, поскольку не предполагала особых властных полномочий Русских Первосвятителей.

Вот как разъяснил этот момент в интервью телеканалу «Царьград» доктор исторических и кандидат философских наук, заместитель председателя Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО) профессор Николай Лисовой:

Когда старец Филофей сказал, что «Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать», это было не горделивым лозунгом, мол, «мы – самые лучшие и самые высшие». Смысл этого был иным: «Ребята, мы – последний окоп, отступать некуда, если нас не станет, то и Православия не станет». И это понимание постепенно восторжествовало во всем Православном мире. Вплоть до того, что те же Восточные Патриархи, которые после этого поехали в Москву – кто за милостыней, кто за политической поддержкой – сами признали нас Третьим Римом, а Русскую Церковь – последним оплотом Православия на Земле.

И это тоже было ревностью. Но ревностью подлинной, христианской – ревностью о православной вере. О том, что даже в условиях тотальных вызовов окружающего мира мы должны сберечь святоотеческое Православие, свободное от западных еретических суемудрий и защищенное властью христолюбивого «Белого Царя» от восточного ига.

Консервативное обновление: не данность, но задание

И вот сейчас мы подходим к самому главному и интересному. Вся церковная история последних столетий показывает: под давлением с Запада и Востока всем Поместным Церквам, включая Русскую, приходилось идти на компромиссы с духом века сего. Нам удалось сохранить богословско-догматическую чистоту, но в следовании канонам, а также самому святоотеческому духу многое было утрачено.

Фото: www.patriarchia.ru

Увы, это соблазняло многих последовательных традиционалистов. Так, во второй половине XVII века русские «ревнители древлего благочестия» категорически не приняли церковную реформу, совершавшуюся в значительной степени по западно-христианским и новогреческим лекалам. Тотальное, под страхом смерти, запрещение древних богослужебных книг, чинов и обрядов привело к самому страшному в нашей истории расколу, гибели многих тысяч русских людей. В итоге западнические реформы XVIII века, включая секуляризацию социально-экономической и культурной жизни России, легли на уже подготовленную почву.

И только во второй половине XIX – XX века, в том числе в тяжелейших условиях богоборческих гонений, Русская Церковь постепенно стала возвращаться к святоотеческим основам. Символов тому достаточно много – от переводов на современный русский язык творений святых отцов первых веков христианства до деяний Поместного Собора 1971 года, отменивших антистарообрядческие постановления 300-летней давности (к которым в значительной степени были причастны греческие иерархи того времени):

Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года об упразднении клятв Московского Собора 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православно-верующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие. Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами, но свято исповедующих спасительную православную веру.

Однако если на протяжении почти полувека об этих соборных решениях знали лишь немногие, то сегодня они обретают особую актуальность. Сама логика этих деяний позволяет пересмотреть многие события русской церковной истории, освободившись от либерально-западнических напластований последних столетий. И ровно то же мы можем предложить всему Православному миру, испытавшему такие же западные влияния в значительной степени под давлением Константинопольского патриархата.

Напомним, в 1923 году Константинопольский патриарх Мелетий (Метаксакис), либеральный русофоб, греческий националист (и вместе с тем – член масонской ложи) инициировал «Всеправославный конгресс», начавший календарную реформу. Именно либерально-обновленческая реформа церковного календаря в западном стиле тогда породила целый ряд консервативных «старостильнических» расколов (к которым относится многомиллионная «Православная старостильная церковь Румынии», а также афонские «зилоты» во главе с крупным святогорским монастырем Эсфигмен).

Увы, как и любой другой раскол, старостильники очень быстро стали дробиться дальше, но сама идея сопротивления либеральному обновленчеству была справедливой, и вплоть до сегодняшнего дня ее поддерживают многие клирики и миряне Православных Поместных Церквей. В их числе был и архимандрит Епифаний (Феодоропулос) – один из самых известных богословов Элладской Православной Церкви второй половины XX века, ныне почитающийся в Греции как святой старец.

Встреча Патриарха Афинагора и Римского папы Павла VI в Иерусалиме в январе 1964 года. Фото: www.globallookpress.com

Последовательный критик либерально-обновленческого курса Константинопольского патриархата, но вместе с тем – противник крайнего зилотства, борец за церковное единство, отец Епифаний до последнего надеялся на покаяние патриарха Афинагора (ученика патриарха-масона Мелетия, также обновленца, масона и активного филокатолика, учителя сегодняшнего патриарха Варфоломея), которому писал письма, исполненные искренней скорби:

Вы зашли уже слишком далеко. Ваши стопы касаются потоков Рубикона. Терпение тысяч благочестивых душ: священнослужителей и мирян – непрерывно истощается. Ради Господней любви, поверните назад! Не надо производить в Церкви расколы и разделения. Пытаясь не замечать разногласия, Вы добьётесь одного – разорвёте единое и вызовете появление трещин на почве, доныне твёрдой и монолитной. Осознайте это и опомнитесь!

К сожалению, во второй половине XX века православных консерваторов слушали мало. Но именно сегодня, когда главный очаг либерального обновленчества – Константинопольский патриархат – совершает ошибку за ошибкой, преступление за преступлением, у Русской Православной Церкви, уже прекратившей молитвенное поминовение патриарха Варфоломея, появляется возможность возглавить консервативное сопротивление. Да, для этого требуется определенная экклезиологическая (церковно-политическая) смелость, подобная той, которая в 2007 году привела к воссоединению с Русской Зарубежной Церковью. Но продемонстрировать консервативному большинству всего Православного мира, что существует Церковь, сказавшая «стоп!» компромиссам с модернистским духом века сего, сегодня можно и должно.

Мир. Человек. Cлово.

В мае 1922 года в Русской Православной Церкви вспыхнул раскол, который был спровоцирован большевистским правительством. Этот раскол был необходим новой власти для решения задач антицерковной политики и атеистической пропаганды. В результате Русская Церковь была разделена на Патриаршую во главе со святителем Тихоном и обновленческую. В течение пяти лет вплоть до 1927 года обновленчество было единственной официально признаваемой советским руководством церковной организацией. Более того, обновленцы добились признания других Поместных Православных Церквей, но в то же время они выступали против законного патриарха Тихона.

Само движение за «обновление» Российской Церкви возникло весной 1917 года. Одним из организаторов и идеологов этого движения был священник Александр Введенский. В дальнейшем он возглавит обновленческую церковь в сане митрополита и станет ее бессменным лидером на все время существования раскола. По воспоминаниям современников, это был «яркий, умный, несколько эксцентричный человек. В нем было многое от судейского оратора и опереточного актера. Он умел быть обаятельным и располагать к себе людей, имел шесть дипломов о высшем образовании, цитировал на память… на разных языках целые страницы… Но в то же время был крайне честолюбивым человеком…».

Движение за обновление не получило поддержки на Поместном соборе 1917–1918 годов. Оказавшись в меньшинстве, Александр Введенский записал в своем дневнике: «После избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить патриаршество изнутри». Однако среди и обновленцев не было единства. Их движение оказалось соединением очень разных течений. Все они были объединены лишь борьбой с «тихоновской» Церковью.

С приходом к власти большевиков и началом гражданской войны обновленцы активизировались. Появилось множество мелких, церковно-реформаторских групп. У каждой из них была своя программа церковных преобразований, рассчитанная на радикальное обновление Русской Православной Церкви. Все они выступали за тесное сотрудничество с советским государством в борьбе с патриархом Тихоном, в остальном же их голоса варьировались от требований изменения богослужебного чина до призывов к слиянию всех религий.

Философ Николай Бердяев, вызванный в 1922 году на Лубянку, вспоминал: «Я был поражен, что коридор и приемная ГПУ были полны духовенством. Это все были обновленцы. К ним я относился отрицательно, даже брезгливо, так как они начали свое дело с доносов на Патриарха и патриаршую Церковь. Так не делается реформация».

Александр Введенский потребовал от арестованного патриарха Тихона, чтобы тот оставил престол и отказался от власти. Но святитель отказался. Тогда депутация обновленцев достигла соглашения с советским правительством, которое официально объявило об учреждении нового «Высшего Церковного Управления», состоящего полностью из раскольников. Большевики, чтобы облегчить «новому церковному правительству» овладеть властью, поместили патриарха в строгую изоляцию. И уже к концу 1922 года обновленцы смогли занять две трети из 30 тысяч действовавших в то время храмов. Причем захват обновленцами церковной власти на местах сопровождался массовыми арестами духовенства и административными ссылками.

Один из архиереев с горечью писал святителю Тихону: «С целью захвата власти обновленцы с помощью местных органов власти удалили с кафедр без суда и указания причин многих епископов и заменили их единомышленными себе». Сам же патриарх Тихон жаловался в письме сербскому патриарху: «Во время невольного удаления нашего от церковных дел восстали некоторые мятежные пресвитеры и недостойные епископы». Обновленцам удалось не без помощи светских властей убедить Константинопольского патриарха в законности их власти. Вселенский патриарх написал патриарху Тихону воззвание, в котором просил его удалиться от управления Церковью и упразднить патриаршество, «как родившееся в ненормальных обстоятельствах… и бывшее значительным препятствием к восстановлению мира и единения». Не без колебаний и давления со стороны Константинополя временно признали обновленчество и другие восточные патриархи.

Однако большинство верующих в России не приняли их религиозно-церковного реформаторства, усмотрев в нем «порчу православия», отказ от «веры отцов и дедов». Вот мнение самого обновленческого епископа о нравственном разложении раскольников: «Не осталось уже ни одного пьяницы, ни одного пошляка, который не пролез бы в церковное управление и не покрыл бы себя титулом или митрой. Вся Сибирь покрылась сетью архиепископов, наскочивших на архиерейские кафедры прямо из пьяных дьячков… Население же за ничтожным меньшинством стояло и стоит за целостность православной патриаршей Церкви».

С кончиной Патриарха у обновленцев возросли надежды на победу над православием. Однако первое же послание Местоблюстителя патриаршего престола требовало категорического отказа от мира с раскольниками на их условиях. Стало ясно, что обновленчество обречено. Положение их было незавидным: пустые церкви, нищие священники, окруженные ненавистью народа. Число верных им храмов и духовенства катастрофически сокращалось. Современный историк, оценивая обновленческое движение, пишет: «Обновленчество в целом оказалось ошибочным. Исходя из стремления к реформам, преобразователи пытались революционизировать Церковь, перешагнув при этом через основные для православия вероучительные и богослужебные принципы, утратив контакт с верующими».
Влияние обновленчества шло неуклонно на спад. Окончательным ударом по движению стала решительная поддержка властями СССР Патриаршей Церкви в сентябре 1943 года. От всего обновленчества к концу войны оставался только один приход. А со смертью обновленческого митрополита Александра Введенского в 1946 году это движение полностью исчезло.

Обновленцы новые — методы старые

Когда я читаю слова представителей или сторонников «киевского патриархата», постоянно ощущаю дежавю: эта лозунговость, пропагандистские обороты, категоричные фразы, дешевый пафос всегда до боли что-то напоминают. И это ощущение не покидает меня уже много лет. Вот, например, натыкаешься на такую заметку в прессе: «Пікетувальники тримали у руках такі гасла: «Геть московських попів з України!», «Ми прагнемо не до Московського православ’я, а до Української Помісної церкви!», «Ганьба московським попам — прислужникам ФСБ!», «Геть попів у галіфе під церковними ризами!». (https://www.ound.com.ua)

«патриарх» Филарет Денисенко и «первоиерарх» Александр Введенский

Как это похоже на тексты другой эпохи:

«…Клеймим позором всех высших иерархов во главе с Патриархом Тихоном… Да здравствует мировая революция, освободившая рабочих и крестьян от гнета капитала. Да здравствует возрождение страны рабочих и крестьян. Позор всем врагам пролетарской республики!» («Что постановил Владимирский губернский съезд духовенства и мирян». Владимир. 1923. С. 6–7)

Или вот, например, пишет идеолог раскола проф. Д. В. Степовик: «Онуфрій є на заваді об’єднання церков. Це класичний лицемір, Фарисей. Він перетворив керівництво УПЦ МП в певний Синедріон. Основне їхнє завдання — всіляко гнобити Київський патріархат і, звичайно, підтримувати агресію в країні».

Как это напоминает тезисы «собора», низложившего святителя Тихона:

«Патриарх Тихон, сознательно впутавшийся в политику и убежденно и твердо проводивший в жизнь свои контрреволюционные планы…»

Или у него же:

«Засновником корупції в Україні, в цілому, є саме церква Московського патріархату. Вони це підтримували» (https://glavcom.ua/articles/25474.html)

«Тихоновская Церковь является наследием, плотью от плоти, костью от кости Церкви, существовавшей до революции 1917 года, Церкви самодержавной, Церкви романовской». (Введенский А.И. Церковь патриарха Тихона. М., 1923. С. 10.)

Это очень важная параллель. «Филаретовцы» не устают обвинять православных в политизированности (точно так же, как и обновленцы 20-х годов обвиняли в том же святителя Тихона). Но при этом обновленцы сами отличались предельной политизированностью, точно так же, как и «филаретовцы» теперь. Только первые всячески поддерживали большевиков, а вот вторые делают ставку на крайний национал-радикализм. Именно силами этих группировок ныне поджигают и захватывают православные храмы. А ведь когда-то обновленцы тоже отбирали храмы у Православный Церкви при помощи внешней силы — большевиков.

И те раскольники, и нынешние не создали ничего своего, но паразитируют на истинной Церкви. И это касается не только захватов храмов, которые они не строили. Это касается всего. И Филарет в куколе Московских патриархов выглядит не менее фальшиво, чем обновленческий «первоиерарх» Александр Введенский в облачении патриарха Тихона.

Ну и, конечно, параллель была бы неполной без реформаторского зуда, которым были одержимы раскольники 20-30—х годов ХХ в. и нынешние – нач. ХХI в.. «У наш час Київський патріархат найперше відрізняється від Московського тим, що в наших храмах служать українською мовою. І це велике досягнення, бо зрозуміла мова служби більше впливає на людину, ніж незрозуміла» (интервью Филарета)

«…Народ ходит в церковь и желает, чтобы учение Христа мы проводили на понятном ему языке, и мы должны это сделать. Союз «Церковное возрождение» дает то, чего желает народ» (Труды первого Всероссийского съезда или собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 25)

Разумеется, дело не в языке. В действительности в Украинской Православной Церкви есть приходы, на которых служат по-украински. Но это не всеобщая украинизация, которую проводит Филарет. В двуязычной фактически стране украинский далеко не для всех явлется «зрозумілою мовою», тем более, что большинство наших прихожан вовсе не выступают против церковнославянского языка богослужений. И это очень просто проверить – народ ведь в данном случае голосует ногами. «Украиноязычные» приходы никак не ломятся от наплыва верующих в ущерб «церковнославянским». Тем более, что проповедь в храме звучит всегда на том языке, который предпочитают сами прихожане, будь то русский, будь то украинский. А порой звучит на обоих языках в одном и том же храме. Для УПЦ это никогда не было проблемой. Проблемы возникают лишь там, где перевод богослужения обязателен, где всех хотят «причесать под одну гребенку», где у человека хотят отобрать свободу – а именно этим отличаются раскольники всех времен. У них всегда узкое черно-белое мышление. Или так, или так. Если ты поминаешь Патриарха Кирилла, служишь на церковнославянском, проповедуешь мир, то ты уже враг Украины.

Но вот что действительно отличает старых обновленцев от новых, так это степень ответственности за свои поступки. Живоцерковники прекрасно понимали, что творят, и не прятались. И только сейчас можно захваты храмов «дипломатично» обзывать «переходами общин», а систематические поджоги храмов УПЦ – «происками спец-служб».

Разумеется, нельзя провести полное тождество между «живоцерковниками» разного времени, но одно останется – все раскольники заканчивают одинаково. А Церковь вечна, и врата ада не одолеют ее.

Уродливый призрак красной церкви

Всё на этом соборе было подложным. Сами обновленцы именовали себя Православной Российской церковью – так же, как и исконная «тихоновская» церковь. Этот обновленческий собор назывался Вторым Поместным Всероссийским, декларируя задачи возрождения церкви и как бы продолжая деяния Поместного Собора 1917–18 годов. На самом деле от этих деяний он прямо отрёкся и исполнял лишь требования власти.

В разожённом в 1917 чёрном огне революции главной силой, ставшей на пути большевиков, оказалась тихоновская Православная Российская церковь. Это была мирная и безоружная сила, но именно она «обнаружила большую устойчивость по сравнению с другими историческими телами, быстро подвергнувшимися разложению. Она была единственным духовным убежищем, – писал Николай Бердяев в 1923 году. – Русские священники оказались на большей высоте, чем это можно было ожидать от них по историческому прошлому русского духовенства, не привыкшего к борьбе и сопротивлению».

Раскол как стратегия власти

Против православной церкви большевики вели тотальную войну, и главной стратегией этой войны была избрана дискредитация, а тактикой – безнаказанный террор, ложь и подлог. Реализуя эту тактику, Советская власть издала «Декрет о свободе совести», вскрывала святые мощи, разграбляла церковные ценности, сотнями внедряла в церковные собрания агентов и провокаторов, инициировала расколы. Обновленческий раскол – не только крупнейший из них, но и самый успешный антицерковный проект советских спецслужб, приносящий свои злые плоды и поныне.

Часть перешедших в обновленчество мирян, священников и архиереев вернутся в патриаршую церковь через покаяние только в середине лета 1923 года

Началом обновленческого раскола принято считать май 1922 года, когда после публикации в «Известиях» «Воззвания верующим сынам Православной Церкви России» образуется обновленческий орган – Высшее Церковное Управление (ВЦУ). В «Воззвании» в церковной разрухе и забвении голодающих и страдающих обвиняется иерархия и патриарх Тихон. За два дня до публикации, 12 мая 1922 года, Л. Д. Троцкий просит И. В. Сталина разослать данный текст «последовательно членам Политбюро (не снимая копий)». И хотя сам будущий глава ВЦУ митрополит Антонин (Грановский) свою подпись под воззванием почему-то не поставил, на него откликнулись не только миряне, но и священники, и епископы. 16 июня 1922 года власть обновленческого ВЦУ признали архиепископы Нижегородский Евдоким (Мещерский) и Костромской Серафим (Мещеряков), а также будущий патриарх митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), опубликовавшие об этом «Меморандум трех» в обновленческой газете «Живая церковь». Уже осенью 1922 года две трети православных приходов были обновленческими. Часть перешедших в обновленчество мирян, священников и архиереев вернутся в патриаршую церковь через покаяние только в середине лета 1923 года, после освобождения из заключения в Донском монастыре патриарха Тихона.

Обновленчество vs обновление

Одной из причин успеха обновленчества стало то, что многие стороны христианской жизни в России к началу ХХ века так одряхлели, что не только с трудом соответствовали общественным запросам современников: культуре, образованию, социальному устройству, – но не могли уже удовлетворять и основным нуждам самой православной церкви, её внутреннему устройству, управлению и главной задаче: свидетельству о вере и Христе.

Ставшее для подавляющего большинства одним из устоев, российское православие более всего нуждалось в обновлении и прояснении собственной веры, соединении её с внятной молитвой и праведной жизнью по Евангелию, а не только соблюдением обычаев и совершением обрядов. И многие пришли в обновленчество, ориентируясь не на сотрудничество с новой властью, но вдохновлённые ещё дореволюционными идеями духовного обновления, целью которого было восстановление канонического соборного строя церковной жизни. «Причём под каноническим строем прежде всего понималось такое устроение Церкви, при котором в церковной жизни и делах церковного управления могли бы принимать активное и деятельное участие не только представители клира и епископата, но и миряне, – говорит директор Общества любителей церковной истории священник Илья Соловьёв. – Но если характерной чертой движения за церковное обновление до революции было стремление к освобождению Церкви от слишком тесных «объятий государства», то руководство обновленческого раскола, напротив, фактически стремилось восстановить симфонию с властью, несмотря на то, что власть была явно антихристианской».

Хотя среди участников обновленческого движения были люди, мечтавшие о возрождении церкви, ни с одной из заявленных задач этого возрождения оно не справилось и справиться не могло

Хотя среди участников обновленческого движения были люди, мечтавшие о возрождении церкви, ни с одной из заявленных задач этого возрождения оно не справилось и справиться не могло, потому что в планы чекистов, ставших во главе обновленческого проекта, никакое обновление церковной жизни не входило, и они последовательно уничтожали всех ревностных служителей церкви независимо от их юрисдикционной принадлежности.

Большой след

Обновленческий собор решительно постановил, что он уже «оставил большой след в истории церкви». Что это был за след? К списку смертных грехов прибавили капитализм, назвав борьбу с ним «священной для христианина» и признали «в Советской власти… мирового вождя за братство, равенство и мир народов». Неустанно провозглашая свою лояльность и подчинённость новому кесарю – атеистической и антихристианской власти, участники «Второго поместного» перешли на советский новояз: «Собор клеймит международную и отечественную контрреволюцию, осуждает её всем своим религиозно-нравственным авторитетом».

Из вопросов внутрицерковных, кроме низложения патриарха Тихона, самыми животрепещущими оказались о почитании мощей и о семейном положении клира: возможности епископам быть не исключительно монахами, но жениться и о разрешении второбрачия для священников. Все три вопроса решили положительно. Находящемуся под арестом патриарху положили быть мирянином Василием Беллавиным, епископам разрешили вступать в брак, священникам – вступать в брак повторно. Вопрос о святости и подлинности мощей выявил множество точек зрения, посему постановили, что во избежание фальсификации все мощи надо предать земле. Ещё одним резонансным решением собора раскольников-обновленцев было отлучение от церкви всех участников собора 1921 года в Карловцах, положившего начало Зарубежному расколу церкви.

Собор оставил в полном забвении все до одного богослужебные, вероучительные вопросы и даже вопросы внутренней организации церкви, её управление

В стремлении «углубить революцию, ввести её в церковную жизнь» собор оставил в полном забвении все до одного богослужебные, вероучительные вопросы и даже вопросы внутренней организации церкви, её управление. В бюллетене собора об этих проблемах, названных «реформационными», указано, что они «пошли в информационном только порядке». Вопросы подлинного возрождения и обновления церковной жизни не рассматривались и на следующем соборе («Третьем поместном») 1925 года, собранном после смерти патриарха Тихона. В нём приняло участие уже не 8, как в предыдущем, а 90 архиереев и 109 клириков! Константинопольский патриарх Василий направил раскольникам в Москву приветствие и был избран почётным председателем «Третьего поместного собора». Патриарший местоблюститель митрополит Пётр (Полянский) обновленческое собрание объявил незаконным.

Успешный проект

Можно сказать, что обновленческий проект по преимуществу справился со своей задачей ещё до 1939 года, когда большинство священников и епископов патриаршей церкви перешли в разные расколы, стали сотрудничать с властью, были расстреляны или сидели в лагерях. Церковная жизнь практически полностью оказалась вытеснена заграницу, в подполье, тайные общины, а на патриарший престол в 1943 году Сталин призвал лояльного советской власти митрополита Сергия (Страгородского). Официально обновленчество прекратило своё существование только после смерти одного из главных его лидеров – Александра Введенского летом 1946 года. Почти все обновленцы вернулись в Московский Патриархат. Что принесло обновленчество в церковное пространство?

Убеждение, что существование церкви возможно только в союзе с государством, – говорит протоиерей Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, – причём с любым государством, на любых условиях, которые это государство предложит или навяжет».
Не только отказ от ожидаемого возрождения различных форм церковной жизни в епархиях и на приходах: богослужения, духовного образования, миссии, управления, – но и дискредитация этих начинаний. «Революционный процесс вошёл внутрь церковной жизни и там ещё раз обнаружил свой нетворческий характер, – пишет Николай Бердяев. – Но революция в Церкви имеет более жалкий и отражённый, не самостоятельный характер, чем в государстве и социальной жизни, – она идёт в хвосте революции».
Нужно добавить к этому расколы и вражду, принесённые в церковь расколом и раскольниками. Тесный союз со спецслужбами. Невиданную дискредитацию в обществе не только церкви, но и самой христианской веры.

Раскол не просто не исцелён, он поразил самые глубины церковной жизни

Все указанные характеристики обновленчества поныне сохранились в Русской православной церкви. Раскол не просто не исцелён, он поразил самые глубины церковной жизни при кажущейся внешней юрисдикционной монолитности РПЦ МП и заведомо недостижимом стремлении к единообразию мнений на церковные и общественные проблемы и к унификации форм церковной жизни.

Увидеть этот раскол может только заинтересованный, неравнодушный к судьбе христианства взгляд, какой был у исповедников веры архиепископа Ермогена (Голубева), писавшего письма в правительство о беззаконных притеснениях Русской церкви, миссионера и просветителя советской интеллигенции отца Александра Меня или отца Павла Адельгейма, боровшегося с произволом церковных и светских властей за достойную и ответственную жизнь прихода – всех тех, кто видели в церкви не источник политической власти и влияния, а хотели для неё света и убедительности Христовой жизни. В современной церкви этот взгляд различит полярные духовные начала – собирающие Церковь и разделяющие её на свои противоборствующие партии, либеральные или консервативные.

Дух раздора и борьбы за власть выражается то в мелких провокациях, дискредитирующих старших в церкви, то в создании ложных медийных авторитетов – чтобы уже невозможно было определить, кто говорит от лица Церкви. Тот же дух создаёт и ложный образ церкви и христианства, одинаково приспособленный как к нуждам государства (как выставка «Россия – моя история»), так и к невзыскательным запросам обывателя (книга «Несвятые святые»).

Николай Бердяев верил, что религиозное и церковное возрождение совершится в России и «уродливый призрак красной церкви» будет изгнан только «после осмысливания пережитого в ней огромного опыта» гонений и предательств. Пока даже признаться в сотрудничестве со спецслужбами преступного режима отваживаются единицы. Но духи раскола и обновленчества неизменно отступают там, где, преодолевая «ненавистную рознь мира сего», вместе собираются те, кто тоскует по подлинному в церкви, по Богу и ближнему, в поиске не врагов, а друзей.

Почему «обновленцам» не удалось стать официальной «советской церковью»

Помните, как персонаж «Двенадцати стульев» отец Фёдор перепугал свою попадью, объявив ей, что он-де подался в «обновленцы»? Ильф и Петров в своём романе ни словом не обмолвились, что же это за «обновленцы» такие и отчего попадья была так безутешна – ведь не из-за сбритых бороды и шевелюры своего неугомонного супруга, в самом-то деле. А горевала матушка неспроста: молва приписывала «обновленцам» самое разнузданное греховодничество и сексуальную распущенность – они-де пропагандировали двоежёнство и склоняли к нему священников. Мало того, «обновленцев» считали тайными сотрудниками советских спецслужб и одновременно масонами. Тем не менее дурная слава новой церкви не мешала видным адептам канонического православия, таким как бывший обер-прокурор Святейшего Синода Владимир Львов, оказывать ей всяческое покровительство. Одновременно покровительствовали «обновленцам» и советские вожди – от Луначарского до Сталина.

Полемизируя на газетных страницах с наркомом народного просвещения Анатолием Луначарским, ректор Московской богословской академии и один из лидеров «обновленчества» Александр Введенский мог, к примеру, позволить себе такой пассаж: «Анатолий Васильевич считает, что человек произошёл от обезьяны. Я думаю иначе. Ну, что ж, каждому его родственники лучше известны».

Священники, прослышав про первоиерарха-двоеженца, в массовом порядке покидали ряды СОДАЦ, объявив его «церковью греховодников».

Пассаж широко растиражировала советская пресса – в условиях, когда, казалось бы, за такие слова священника должны были расстрелять. Не расстреляли. Больше того, год от года в храмах, где служили «обновленцы», молящихся было всё больше, в то время как «старая» церковь переживала острый кризис доверия прихожан. Верующих подкупало и то, что «обновленцы» говорили с ними на равных: службы велись на понятном русском языке, а не на церковнославянском, который понять мог не каждый. Священники, в свою очередь, тоже большей частью одобряли «обновленчество». Во-первых, иерархам разрешалось иметь жену, а ведь многие священники были вынуждены отказываться от церковной карьеры, делая выбор в пользу семьи. Во-вторых, позволялось не только жениться, но и разводиться. Кстати, именно возможность развода и породила миф о якобы одобряемом «обновленцами» двоежёнстве.
«Обновленцы» появились в начале ХХ века

Считается, что «обновленцев» породила революция. Действительно, формально движение оформилось в 1922 году – полгода назад Союзу общин древнеапостольской церкви (СОДАЦ) – «обновленцам» – исполнилось 90 лет. На самом же деле Введенский и несколько его сподвижников – протоиерей Русской православной церкви Владимир Красницкий, епископ РПЦ Леонид (Евгений Скобеев) – пришли к мыслям о необходимости обновления церкви ещё за 15 лет до октябрьского переворота.

«Расшифруйте понятие «капиталист», – писал Введенский в 1911 году, – передайте его евангельским речением. Это будет тот богач, который, по Христу, не наследует вечной жизни. Переведите слово «пролетариат» на евангельский язык, и это будут те меньшие, обойдённые лазари, спасти которых и пришёл Господь. И Церковь теперь определённо должна стать на путь спасения этих обойдённых меньших братий».

Разумеется, церковное начальство таких проповедей одобрить не могло. До революции и Введенского, и его сподвижников, что называется, «затирали». Доходило до того, что Введенскому, изгнанному из очередного храма, приходилось ночевать в каком-нибудь городском сквере.

В том же 1911 году в журнале «Странник» вышла статья Введенского «Причины неверия русской интеллигенции». В основе массового распространения атеистических идей, заключает в статье Введенский, лежат «кажущееся несоответствие религиозных догматов и прогресса науки и глубокая испорченность духовенства». Согласитесь, звучит до сих пор весьма и весьма актуально.

Революция изменила судьбу Введенского, но далеко не сразу. Оставаясь протоиереем РПЦ, он симпатизировал новой власти и откровенно не понимал, зачем патриарху Тихону понадобилось на ровном месте создавать конфронтацию между церковью и государством, да ещё и подменяя идеологическую подоплёку противостояния политической. Своим непониманием Введенский не раз делился с паствой, и нет ничего удивительного, что узнали об этом непонимании и в спецслужбах – ЧК ГПУ. В начале 20-х годов Введенский знакомится с секретарём Комиссии по проведению Декрета об отделении церкви от государства ЦК РКП(б) Евгением Тучковым. И Тучков (одновременно возглавлявший один из отделов ГПУ) даёт Введенскому совет поговорить с патриархом Тихоном, чтобы окончательно прояснить для себя: намеренно ли тот разжигает противостояние с властями или непреднамеренно? Введенский едет на Троицкое подворье, где под домашним арестом содержится Тихон. Их бурная беседа, больше напоминавшая, по словам очевидцев, ссору, заканчивается отречением Тихона. Но после отъезда Введенского патриарх вдруг «прозревает» и от своего отречения отказывается. А Введенского отлучают от церкви (правда, чуть позже аннулируют отлучение). Не желая больше играть в политику с коллегами-духовниками, Введенский создаёт Союз общин древнеапостольской церкви и активно участвует во II Всероссийском поместном священном Соборе. Поместный Собор лишает сана патриарха Тихона, окончательно на тот момент заигравшегося в политику. На следующий день «разжалованного» патриарха перевезли из Троицкого подворья в Донской монастырь.

По теме

1573

Эрдоган заявил, что Кипр не сможет стать членом НАТО без согласия со стороны Турции

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил о том, что Кипр не сможет стать членом Североатлантического альянса без согласия на то со стороны Турции.

Скандал с разводом серьёзно испортил репутацию

После смещения патриарха в российском православии настал период двоевластия, но церковного раскола как такового удалось избежать. «Обновленцы» служили молебны в одних церквах, представители «гонимой» Московской патриархии (МП) – в других, а паства, не разбиравшаяся в перипетиях противостояния духовников, молилась и в тех, и в других. Возможно, подобная ситуация сохранялась бы и дальше, когда бы не два скандала. Первый из них вызвал повторный брак Введенского в 1935 году. Дело в том, что свой первый брак «первоиерарх православных церквей в СССР» (так официально звучал титул Введенского) расторг в гражданском загсе, но такие разводы православная церковь не признаёт. И, таким образом, выходило, что Введенский как бы дважды женат. Чуть ли не сам Сталин предупреждал Введенского о возможных последствиях его неосторожного решения жениться вторично, но реальных последствий не могли представить себе ни тот ни другой.

Лидер «обновленцев» стал самопровозглашённым патриархом

А второй скандал привёл к тому, что «обновленцы» потеряли остатки влияния в руководстве страны. Долгое время в России не было патриарха – после устранения Тихона Собор епископов созывать не стали. В октябре 1941 года Введенский, не поставив в известность руководство СССР, объявляет себя патриархом и проводит интронизацию. И вот тут-то самоуправству «первоиерарха» возмутились все – от Сталина, которому на тот момент было не до распрей духовников, до церковных иерархов МП. Введенского отправляют в эвакуацию в Ульяновск, тем временем подыскивают кандидатов на замещение вакантного места патриарха – и Введенский в число соискателей не входит. В 1943 году определилась кандидатура: это митрополит Сергий. С этого момента началась ликвидация «обновленчества». Введенский пытается «запрыгнуть в последний вагон» и обращается в Московскую патриархию с предложением объединиться. Оттуда приходит ответ: «первоиерарх» может быть принят лишь «мирянином» и занять место сотрудника «Журнала Московской Патриархии». Воссоединение не состоялось, Введенский тяжело заболевает и умирает.

Да, не исключено, что именно Александр Введенский и стал бы первым советским патриархом, не начни он самоуправствовать. Симпатизировали ему очень многие – и Сталин, и академик Павлов, и многие другие представители элиты СССР. Что же касается влияния Введенского на современную церковную жизнь, то оно намного сильнее, чем может показаться. Идейным наследником Введенского считался, к примеру, протоиерей Александр Мень – а был ли в «перестроечном» СССР более популярный священник? И сегодня некоторые идеологические посылы Введенского вызывают симпатию. Скажем, такой: «Власти достоин лишь тот, кто трудится, нельзя идти против власти трудового народа».