Лжестарец или пророк: биография и жизнь иеромонаха Рафаила Берестова

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Рафаил и фамилией Берестов.

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Иеросхимона́х Рафаи́л

(в миру —
Михаи́л Ива́нович Бе́рестов
; 20 ноября 1932, Москва, РСФСР СССР) — священнослужитель Русской Православной Церкви, постриженник Свято-Троице-Сергиевой Лавры, широко известный критик экуменизма, ИНН, антиглобалист, духовный писатель.

Биография

Родился 20 ноября 1932 года в Москве в семье неверующих. Его родной брат — игумен Анатолий (Берестов), известный детский невропатолог, доктор медицинских наук, профессор, руководитель реабилитационного центра при Крутицком подворье.[1]

После окончания школы пришёл к вере, побывал в Троице-Сергиевой лавре, где повстречался с одной монахиней, которая 25 лет просидела в сталинских лагерях, стала там инвалидом и передвигалась на костылях. Окружающие говорили, что она прозорливица и человек великой духовной жизни. На просьбу помолиться за родственников монахиня сказала: «А, Рафаильчик, это ты!» — «Я не Рафаил, я Михаил!» — «Да, да, я знаю, что ты Рафаил. Я знаю, что твой отец Иоанн под конец жизни станет верующим, как и твоя мама, Анна. А вот — радуйся — твой брат Анатолий скоро станет очень верующим! А вот за брата Николая надо молиться».

Так она назвала всех родственников точно по имени, предсказав грядущие события. Так оно и случилось. Третий брат Николай — единственный человек в их семье, который к вере в Бога не пришёл.[2]

В 1954 году Михаил поступил в братство Свято-Троице-Сергиевой Лавры, где являлся одним из сомысленников архимандрита Кирилла (Павлова). В период советской власти являлся активным церковным диссидентом, выступая против экуменизма, латинофильства, масонства, модернизма, сотрудничества руководства Московской Патриархии с КГБ, в связи с чем несколько раз подвергался дисциплинарным взысканиям со стороны администрации Лавры и в середине 1970-х получил благословение переселиться в один из уединённых абхазских скитов.

В период проживания в горах Абхазии проходил монашеское делание под руководством старца Виталия Тбилисского, был знаком с монахом Меркурием, автором широко известной книги «В горах Кавказа» (не путать с дореволюционной книгой схимонаха Илариона (Домрачева) «На горах Кавказа»).

Ещё будучи в Лавре, способствовал распространению первых переводов сочинений иеромонаха Серафима (Роуза), а в горах Абхазии, уже после кончины отца Серафима, отец Рафаил назвал свой скит в его честь.

В начале 1990-х, с началом грузино-абхазской войны отец Рафаил переселился в Валаамский монастырь, где возрождал традицию духовничества и практику умного делания. Некоторое время являлся духовником братии скита Всех Святых, а позднее Солохаульского подворья Валаамского монастыря.

31 декабря 2000 года выехал на Святую Гору Афон, где в течение трёх лет подвизался сначала в заброшенном скиту Новая Фиваида, принадлежащем Пантелеимонову монастырю, а позднее в келии Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

В 2003 году с Афона вернулся в Россию, где обосновался на подворье Валаамского монастыря в поселке Ермоловка, в горах, на границе России и Абхазии.[3] Позднее проживал в селе Цабал (Цебельда) в Абхазии.

Дорогие, поймите! Позиция противников ИНН — это апология Священного Писания, защита овец Божьих от погибели и спасение народа Божия. А позиция защитников ИНН — соблазн принятия печати антихриста грядущего, погибель души, мучения ада и гнев Божий на отступников. Чтобы не было разделения и раскола, надо отказаться от ИНН, чтобы не погибнуть. Оставаться верными Богу и Церкви его.
иеросхимонах Рафаил (Берестов)
21 февраля 2001 года[4]

Поддержка еп. Диомида

В связи с антиглобалистским Обращением епископа Диомида (Дзюбана) поддержал последнего, назвав «апостолом последних времён».[5], Однако впоследствии порицал опального епископа за несмирение и распространение раскольнических настроений в РПЦ.

Поддержка представителей Молдавской митрополии

В августе 2010 года посетил Молдову, чтобы поддержать клириков и мирян, выступающих против экуменизма.[6]

«Церковь — не Патриарх, не митрополит и не епископ. Они слушаются масонов. Из них немало завербованных от Моссада или ЦРУ и других еврейских организаций. Это все силы зла, они пытаются разрушить нашу Церковь».[7]

4 сентября 2010 года принял участие во встрече официальной делегации Молдовской митрополии Московского патриархата с председателем Синодальной комиссии Русской православной церкви по делам монастырей архиепископом Сергиево-Посадским Феогностом (Гузиковым), викарием Патриарха Кирилла. Архиепископ Феогност обвинил о. Рафаила и большинство участников беседы в «расколе».[8]

Я всегда говорил и говорю, что нам необходимо быть в лоне Церкви и бороться за чистоту Православия внутри, а не отделяться от Церкви. Мы не за раздробление, не за расколы, мы – за церковное единство в чистоте Веры.
иеросхимонах Рафаил (Берестов)
отрывок из интервью[9]

Творчество

Духовные сочинения, послания, обращения

• [hristov.narod.ru/rafail.htm Что мешает единству Русского Православия] (2002)
• [pravosl.narod.ru/library/nabat.htm Набат] изд. «Отчий дом» (2005)
• [www.keliya.org/PravPatr/Rafail.htm МП нужна хирургическая операция]
• [3rm.info/religion/3743-otkrytoe-obrashhenie-afonskogo-starca-rafaila.html Открытое обращение] (2010)

Детство Рафаила

Родился будущий монах в деревне Сыркино 20 ноября 1932 года. Рожать его мать из Москвы отправилась специально на родину предков, в Тверскую губернию, где оставались еще родственники.

Происхождение и рождение

Отец и мать мальчика были простыми людьми, неверующими. 20 ноября 1932 года появились на свет сразу два брата близнеца Михаил и Николай.

Роды были трудными, Миша задохнулся — он родился мертвым. Спасла новорожденного бабушка, сыгравшая большую роль в его детстве. Она просто пошлепала малыша, и он ожил. Все очень боялись, что Миша может умереть, и решили его крестить — как раз на следующий день (8 ноября по старому стилю) был праздник Св. Архистратига Михаила. Во святом Крещении он получил имя Михаил, а его брат был наречен Николаем.

Семья

Оба родителя Михаила и Николая были москвичами, отец Иван Николаевич и мать Анна Дмитриевна Берестовы, девическая фамилия матери — Ширина.

Как и многие советские граждане, они были атеистами, религиозным воспитанием детей не занимались. Но бабушка иногда водила внуков в церковь, где и были посажены первые семена веры.

Вскоре, в 1936 году, на свет появился третий брат — Анатолий. Позже он станет профессором-невропатологом и организует православный , в котором оказывают помощь пострадавшим от наркотиков, алкоголя и деструктивных религиозных сект. Одновременно профессор имеет духовный сан игумена.

Михаил рос болезненным мальчиком, был маленького роста, часто болел, из-за чего впоследствии развилась безбородость. Его всегда тянуло к творчеству, и после семилетки он попытался поступить в художественную школу. Однако экзамен по акварели не смог сдать. Кто-то из поступивших передумал учиться, и мальчика взяли на освободившееся место.

Примечания

1. [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?3_9014 Иеросхимонах Рафаил (Берестов)]
2. [azbyka.ru/moi_put_k_vere/berestov-all.shtml Андрей Полынский Сражался с магами монах]
3. [orthodox-newspaper.ru/numbers/at29569 Иеросхимонах Рафаил (Берестов) поселился на Северном Кавказе]
4. [www.vzov.ru/2009/06-08/16.html Инок Всеволод (Филипьев): «Стоит жить ради любви»// Вечный зов]
5. [www.christian-spirit.ru/v51/51.%283%29.htm Обращение в поддержку владыки Диомида]
6. [rys-arhipelag.ucoz.ru/news/bratskaja_moldova_primer_rossii_i_vsemu_miru_videovystuplenie_o_rafaila_berestova_o_avelja/2010-08-10-4014 Братская Молдова — пример России и всему миру!]
7. [toaca.md/?&page=news&row_id=166 Выступление схиархимандрита Рафаила (Берестова) на собрании православной общественности Москвы 5 сентября 2010 г.]
8. [portal-credo.ru/site/?act=news&id=79523 Представители Молдовской митрополии и старец Рафаил (Берестов) обсудили с наместником Троице-Сергиевой лавры причастность РПЦ МП к «экуменической ереси»]
9. [www.diomid.info/news_229930.htm «С болью и горечью». Иеросхимонах Рафаил (Берестов) об Архиерейском соборе (интервью на сайте еп. Диомида)]

Отрывок, характеризующий Рафаил (Берестов)

– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом. – Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый… – Что ты врешь! – сказала графиня. Наташа продолжала: – Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный. – Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня. – Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать… – Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату. Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть. «Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому. На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых. 31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь. На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда. Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки. – Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени. Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания. Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно. Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете. В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты. Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески]. Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту. – Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе. – Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи. – Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня. – Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас. – Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама? – Только току приколоть. – Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете! – Да уж десять. На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду. Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку. Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье. – Мавруша, скорее, голубушка! – Дайте наперсток оттуда, барышня. – Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась. – Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала. Наташа стала надевать платье. – Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный. – Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки. – Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.

Войти на сайт

Иеромонах Рафаил (Огородников)

Одним словом или взглядом батюшка мог утешить душу. Внешне ничего не происходило: сидели за столом, чай пили; но приехавшие в страстях, в недоумениях уезжали от отца Рафаила умиротворенными и утвержденными в вере. И эта тишина и мир долгое время оставались в душе. В какое-то время личные отношения отходили на второй план, а батюшка вызывал чувство глубокого благоговения. Ему уже страшно было перечить, страшно было огорчить его.

Иеромонах Рафаил Огородников Борис Иоильевич (1951 – 1988)

Борис Огородников родился в городке Чистополь на Каме в 1951 году. Он был младшим из троих сыновей своих родителей: Огородниковых Иоиля Максимовича и Маргариты Емельяновны. Первый спортсмен среди старшеклассников, симпатяга и весельчак, окончив 9 классов, поработал на Чистопольском заводе токарем, потом ушел в армию и геройски отслужил все три года пограничником на острове Даманском в самый разгар кровопролитного конфликта с Китаем. Господь его хранил. Служивших на их заставе во время этого конфликта вырезали китайцы. В живых остались только два человека: отец Рафаил и еще один человек, сидевшие за горячий нрав на гауптвахте.

Параллельно со службой Борис закончил среднее образование. В 1971 г. демобилизовался. И вот однажды в родном городке демобилизованный пограничник невесть какими путями получил в руки Книгу, которая ни в коем случае не должна была попадаться на глаза ни ему, ни его сверстникам. Об этом неутомимо заботилась отлаженная и суровая государственная система. Но, видно, что-то у них там дало сбой. Книгу, которая так властно перевернула его жизнь, Борис за короткое время перечитал дважды от корки до корки. По прочтении Книги у Бориса возникло множество вопросов, и он попробовал задавать их местным батюшкам. Но те в испуге шарахались от молодого человека. Время было непростое, и священникам разрешалось общаться только с доживающими свой век старушками.

В 1972г. он поступил на подготовительные курсы Московского института стали и сплавов и жил уже в Москве. В столице он тоже стал ходить по храмам и задавать так неожиданно народившиеся в его уме вопросы, но повсюду встречал ту же настороженность и недоверие, пока не набрел на укромный храм Николы в Кузнецах в Замоскворечье. Здесь настоятель храма отец Всеволод Шпиллер проговорил с ним почти два часа и даже поставил юношу в пример своим сослужителям.

– Мы, которые призваны изучать и благовествовать слово Божие, – нерадивы и малодушно молчим! А этот паренек, который и воспитания-то христианского не получил и не должен был до самой смерти своей ничего знать о Боге, проявляет столь великую ревность и веру… Жив Господь! Сбываются слова Спасителя: «Если ученики мои замолчат, то камни возопиют!» Этот простой юноша и есть тот самый возопивший камень! А мы ищем где-то чудес!

Борис вместо института, ничего не говоря родителям, стал готовиться в духовную семинарию. Экзамены он сдал блестяще и, конечно же, не поступил. С его геройским комсомольско-гвардейским прошлым о семинарии в те годы не могло быть и речи. Ответственные товарищи, приставленные в те годы к духовному образованию, немедля встретились с абитуриентом Огородниковым. Они сурово потребовали от молодого человека скинуть с себя религиозный дурман и вернуться к нормальной жизни. Борису стало ясно одно: в семинарию ему поступить не дадут. И тогда по совету настоятеля храма от отправился в Псково-Печерский монастырь, плохо представляя, что и кого там встретит.

В монастыре Бориса сразу выделил из общей толпы паломников Великий Наместник архимандрит Алипий. Ответственные товарищи, приставленные к Псково-Печерскому монастырю, предупредили отца Алипия, чтобы тот ни в коем случае не брал к себе героя- пограничника. Архимандрит Алипий, тогда уже смертельно больной, внимательно выслушал их и на следующий день издал указ о зачислении в обитель послушника Бориса Огородникова. Этот указ был чуть ли не последним, подписанным архимандритом Алипием. Вскоре он умер, и постригал в монашество послушника Бориса уже новый наместник — архимандрит Гавриил.

Ответственные товарищи не замедлили предупредить и архимандрита Гавриила, что он должен сделать в ближайшее время все, дабы Борис Огородников покинул Печоры. Наместник заверил, что со своей стороны прекрасно понимает трудность сложившегося положения, и пообещал сделать все возможное для этого юноши. И он действительно сделал все что смог. Через несколько дней совершил монашеский постриг и на свет появился новый человек — юный монах Рафаил. На громы и молнии донельзя возмущенных чиновников отец наместник ответил более чем резонными аргументами: заботясь о государственном благоденствии, о тихом безмолвном житии, он постриг юношу в монашество, потому что это был лучший вариант для всех. Почему? Очень просто. Дело в том, что старший брат новоиспеченного монаха Рафаила, Александр, за эти годы стал известным диссидентом. О нем день и ночь вещали на Советский Союз зарубежные радиостанции. И если бы младший брат, изгнанный из монастыря, примкнул к Александру (а он наверняка так бы и поступил), всем от этого стало бы только хуже.

В конце концов разумные аргументы отца наместника произвели впечатление на них: юного монаха Рафаила оставили в монастыре, и вскоре он был произведен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. И отец Рафаил стал самым счастливым человеком на свете.

Борис Огородников был первым, кого архимандрит Гавриил, став наместником, постриг в монашество. И даже имя ему дал Рафаил, в честь архангела. Небесным покровителем самого наместника был тоже архангел — Гавриил. В монашеской среде подобное просто так не делается. Видно, наместник очень рассчитывал на этого молодого, горячего, искренне верующего иеромонаха. Во всяком случае, за все тринадцать лет своего наместничества больше он никого в честь архангелов не называл.

При постриге каждый новоначальный монах передается на послушание опытному духовнику. Первым старцем отца Рафаила стал архимандрит Афиноген, монах уже очень преклонных лет, переживший гонения, войны, тюрьмы и ссылки. К девяноста восьми годам отец Афиноген пребывал во всем величии и силе нового человека, преображенного верой и навечно соединившегося со Христом — своим Богом и Спасителем. Вскоре архимандрит Афиноген отошел ко Господу.

Позже его духовником стал архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

Новоначальный монах постепенно открывал для себя бесконечно загадочный, ни с чем не сравнимый мир, полный радости и света, который жил по своим, совершенно особенным, законам. Здесь помощь Божия являлась именно тогда, когда была действительно необходима. Богатство было смешно, а смирение — прекрасно. Здесь великие признавали себя искренне ниже и хуже всякого человека. Здесь самыми почитаемыми были те, которые убегали от человеческой славы. А самыми могущественными — те, кто от всего сердца осознал свое человеческое бессилие. Здесь сила таилась в немощных старцах, и иногда быть старым и больным было лучше, чем молодым и здоровым. Здесь юные без сожаления оставляли обычные для их сверстников удовольствия, чтобы только не покидать этот мир, без которого они уже не могли жить. Здесь смерть каждого становилась уроком для всех, а конец земной жизни — только началом.

Прожив в монастыре шесть лет, отец Рафаил был из обители отправлен в ссылку в глухой сельский приход. Причиной опалы вновь стал его старший брат. Значительную часть времени, проведенного в заключении, Александр отбывал в карцерах. Основанием для столь суровых мер были немыслимые с точки зрения властей требования заключенного к тюремному начальству. Арестант настаивал, чтобы ему было разрешено держать Библию в камере и предоставлено право встречи со священником для исповеди и причащения. Из девяти лет заключения он в общей сложности два провел на голодовках и треть срока в карцерах.

Когда Александра судили, наместник отпускал отца Рафаила на процесс и тайно передавал деньги для его семьи. Но позже власти не на шутку приступили с требованиями удалить из монастыря брата известного диссидента.

В конечном счете то ли наместник решил не обострять конфликта с властями, то ли отношения самого отца Гавриила и молодого иеромонаха испортились (скорее всего и то, и другое), но отца Рафаила отправили из обители на глухой деревенский приход. Там не было даже автобусного сообщения, и приходилось добираться пешком от соседнего села. (с. Хредино Стругокрасненского района Псковской области).

Потом его перевели в столь же далекое, но чуть более людное место, в храм святителя Митрофана в деревне Лосицы, где в церкви по воскресеньям собиралось не более десяти человек.

Единственным имуществом отца Рафаила был магнитофон, который брат из тюрьмы попросил передать ему, чтобы поддержать в трудной ситуации хотя бы материально.

Тут-то и сбылась давняя мечта отца Рафаила! Магнитофон тут же был продан, а отец Рафаил выторговал себе во Пскове на автомобильном рынке старенький «Запорожец» грязно-оранжевого цвета. Через месяц он закончил ремонт. Машина получилась на самом деле уникальная. Разгонялась она до ста пятидесяти километров. Он перекрасил ее в черный цвет правительственных лимузинов, а на заднее окно повесил белые занавески, что тогда было признаком чиновничьих автомобилей. Как ни печально признать, со стороны отца Рафаила это было явным и преднамеренным хулиганством.

Особенно нравилось отцу Рафаилу дразнить важных областных функционеров. Он садился на хвост черной «Волги», долго тащился позади, а потом, когда они пытались оторваться, обгонял их на своем реактивном «Запорожце» и молниеносно уходил вперед. А уж если это была «Волга» псковского уполномоченного по делам религий Юдина, день считался прожитым не напрасно.

Приходской дом о. Рафаила и его обитатели

Этот скромный дом и стал местом, куда приезжали многие заблудившиеся и задыхающиеся без веры люди, и отец Рафаил приводил их к Богу. Был у него такой пастырский талант. Дар.

С точки зрения внешнего мира он ничего особенного не делал. В основном он лишь пил чай. Иногда он еще ремонтировал свой черный «Запорожец», чтобы было на чем поехать в гости — попить чайку. Но, по-видимому, у отца Рафаила была какая-то особая договоренность с Господом Богом. Поскольку все, с кем он пил чай, становились православными христианами. Все без исключения! От ярого безбожника или успевшего полностью разочароваться в церковной жизни интеллигента до отпетого уголовника.

Попивая чаек за покрытым клеенкой деревенским столом, он совершенно преображался, когда к нему из мира приезжали измученные и усталые люди. Выдержать такой наплыв посетителей, зачастую капризных, с кучей неразрешенных проблем, с бесконечными вопросами, обычному человеку было бы попросту невозможно. Но отец Рафаил терпел все и всех. Даже не терпел — неточное слово. Он никогда ничем не тяготился. И прекрасно проводил время за чаем с любым человеком, вспоминая что-нибудь интересное из жизни Псково-Печерского монастыря, рассказывая о древних подвижниках, о Печерских старцах. Потому от сидения с ним за чаем невозможно было оторваться. Хотя одними разговорами людей, безнадежно заблудившихся в нашем холодном мире и, что еще страшнее, в себе, не изменишь. Для этого нужно открыть им другую жизнь, иной мир, в котором безраздельно господствуют не бессмысленность, страдания и жестокая несправедливость, а всесильные и бесконечные вера, надежда и любовь. Но и не только открыть, издалека показав и поманив, а ввести человека в этот мир, взять его за руку и поставить его перед самим Господом Богом. И лишь тогда человек вдруг сам узнает Того, Кого он давным-давно, оказывается, знал и любил — единственного своего Создателя, Спасителя и Отца. Только тогда жизнь меняется по-настоящему.

Но весь вопрос в том, как попасть в этот прекрасный мир? Дело в том, что отец Рафаил был удивительным провожатым по этому миру. Бог был для него Тем, для Кого он жил и с Кем он сам жил каждый миг. И к Кому приводил всякого, кто посылался в его убогую прихрамовую избушку.

Вот что неудержимо притягивало людей к отцу Рафаилу. А их собиралось у него, особенно в последние годы, немало. И отец Иоанн (Крестьянкин) посылал к нему молодежь, и некоторые московские духовники, да и сами люди, побывавшие у него, присылали своих знакомых… Отец Рафаил принимал всех, и никто в его доме не был лишним.

Иеромонах Василий (Росляков)

Иеромонах Василий (Росляков), один из трех оптинских братий, убитых в пасхальное утро 1993 года, считал, что на его формирование как христианина решающее влияние оказал иеромонах Рафаил. Именно отец Рафаил сподвиг его — «неразумного, пытавшегося озираться вспять» — на монашество. В священнический сан отец Василий был посвящен в 1990 году, в день, когда Церковь празднует Собор Архангела Михаила и прочих сил бесплотных. Это был и день Ангела отца Рафаила. И это совпадение отец Василий связывал с отцом Рафаилом, с его молитвами. Этот же день стал и днем похорон отца Рафаила.

Про отца Рафаила отец Василий говорил: « Я ему обязан монашеством, я ему обязан священством, да я ему всем обязан».

Игорь тяжело пережил кончину отца Рафаила. Остались стихи, посвященные батюшке.

Плач Адама

Посвящается отцу Рафаилу

Впервые плачу. Кто понять бы мог? Кто эти слезы сделал бы словами? Что значит: жить, всегда идти вперед – Когда я все оставил за плечами?

Как отойти от запертой двери, И как не целовать теперь порога, Когда отсюда только увести, а не впустить Могли бы все дороги.

Я видел то, что потерял навек, Блаженны те, кому потом расскажут, Они уж могут верить или нет, И скинуть с сердца горькую поклажу.

А первому как быть: я видел свет, И тьма его не свергла, не объяла. И как смогу, пусть через сотни лет, Сказать себе, что это показалось.

За все я сам впервые виноват. Пусть выплакать я буду это в силах, Пусть не по капле, пусть как водопад, Все горе из души на землю хлынет.

На время пусть заглушит боль во мне, Чтоб я не знал, что эти слезы значат, Чтоб я как пес, тоскуя в темноте, Хотя бы солнцу радоваться начал.

Но нет, в ладонь уткну лицо, Как жаль, что я чего-то не предвижу. Пойму, взглянув назад через плечо, Что гордостью до праха я унижен.

Другому мою скорбь не передать, Она в душе как долгий жгучий ветер, И мне с коленей, кажется, не встать, И щеки вкровь истерли слезы эти.

И что теперь: лишь Он помочь бы мог, Он горечь сердца вырвал бы с корнями, Что значит: жить, всегда идти вперед — Когда я все оставил за плечами.

И. .Росляков

Бесноватый Илья Данилович

Илья Данилович жил в Лосицах на печи. И, по словам отца Рафаила, без беснования Илья Данилович, красавец и богатырь, ничего в этом мире не боявшийся и живший по одному лишь закону плоти, — к Богу вовек бы не пришел.

Вернувшись с фронта, он выбрал себе самую красивую невесту, но характер у молодой жены оказался на редкость скверный. Разводиться в те годы, да еще в рабочем поселке, было не принято. Утешение для него быстро нашлось. Илья работал водителем на дальних рейсах, и в каждом городе на постоянных маршрутах у него были «любовные подружки». Жена быстро узнала об этом и, как говорят в народе, «сделала на смерть».

На следующее утро после неожиданно щедрого семейного ужина Илья не смог подняться. Как сквозь сон слышал, как жена, всхлипывая, рассказывала врачу, что муж вернулся из рейса, крепко выпил, лег спать и вот с утра не может подняться. В больнице Илья провел больше месяца, высохшего как щепка, его выписали умирать домой.

Дома жена и теща не скрывали своего торжества и с нетерпением ожидали смерти неверного мужа и обидчика.

Однажды к Илье, уже совершенно недвижимому, пришел фронтовой товарищ и привел с собой одетого по-мирски священника. Тот предложил умирающему здесь же, на смертном одре, покреститься и просить помощи у Бога. Илья согласился, хотя и плохо понимал, что это значит.

После крещения Илья не умер. Жена и теща были вне себя от злости. И его, еле передвигающегося, его фронтовой товарищ собрал и повез через всю страну в Псково-Печерский монастырь к старцу Афиногену.

Здесь все было странно и незнакомо. Но после беседы со старцем, исповеди и причащения Илья Данилович, что называется, воскрес. Еще через неделю был на ногах и с каждым днем набирался сил. Отец Афиноген поведал Илье, что жена навела на него порчу и он, не имея никакой духовной защиты, должен был умереть. Илья сразу ему поверил. А кому же еще верить в этом мире, где только старик монах смог его спасти?

Больше Илья Данилович не возвращался домой, он сделался странником: временами жил и трудился в монастыре, временами ходил по России — от церкви к церкви. Впоследствии бесноватый Илья Данилович принял монашеский постриг с именем Исаия в Сретенском монастыре, где и отошел ко Господу.

Инок Александр

Студент Брянского педагогического института, придя к вере, оставил все и пошел странником по всей России. Оказался в Псково-Печерском монастыре, но через два года примкнул к группе монахов, восставших против наместника, и снова ушел странствовать. В конце концов его приютил у себя на приходе иеромонах Рафаил. Тогда иноку Александру было двадцать восемь лет. Он был молчалив и все свободное время уделял чтению творений древних святых отцов. Спал он в отдельной каморке, и жилище свое запирал на ключ, что было немного странно, поскольку изба отца Рафаила запиралась на щеколду. Когда любопытствующие в его отсутствие заглянули туда, то увидели сколоченный из грубых досок гроб. В нем инок спал, поскольку монах всегда должен помнить о смерти.

Несмотря на столь суровый образ жизни, Александр сочинял по-настоящему талантливые стихи и музыку к ним. Получались песни, теперь хорошо известные, разошедшиеся на дисках и на кассетах, опубликованные в многочисленных сборниках с предисловиями наших самых известных писателей. Инок Александр давно уже пострижен в монашество с именем Роман — в честь древнего святого византийского поэта Романа Сладкопевца.

Много позже архимандрит Тихон (Шевкунов) слышал песни отца Романа в резиденции патриарха Пимена в Чистом переулке. Патриарх Пимен сам был прекрасным певцом и поэтому ценил настоящее церковное творчество.

Отец Никита

Частым гостем на Лосницком приходе был иеромонах Никита, самый близкий друг отца Рафаила. Он тоже был пострижеником Псково-Печерского монастыря. В тринадцать лет, он, ленинградский пионер, ушел из дома, где никому не был нужен. Отец Никита так и говорил: «Еще тогда я понял, что человек в этом мире не нужен никому, кроме самого себя и Господа Бога». Скоро мальчик очутился на приходе у удивительного подвижника иеромонаха Досифея в деревеньке Боровик, в шестидесяти километрах от Пскова. Там он и вырос при старце — на Псалтири, древних патериках, изучая словесность по аскетическим книгам, написанным в пятом веке, — «Лествице», поучениях аввы Дорофея. Мирской жизни он почти совсем не знал. В школу он больше не ходил, вырос умным, по-своему образованным и очень добрым юношей. Перед армией отец Досифей отправил его на год в Псково-Печерский монастырь — немного разобраться в жизни ХХ века. Там он и подружился с отцом Рафаилом. А когда он вернулся из армии, сразу подал прошение в монашество. В тот же год, когда отца Рафаила отчислили из монастыря, отца Никиту назначили на место удалившегося в скит старца Досифея в село Боровик. Так молодые иеромонахи оказались на «соседних» приходах, километрах в двухстах друг от друга, и по возможности наведывались то в один, то в другой храм — помолиться вместе, совершить литургию, подсобить по хозяйству.

Дьякон Виктор

Еще одним завсегдатаем в Лосицах был недавно рукоположенный дьякон Виктор, присланный на приход к отцу Никите для прохождения дьяконской практики. Отец Виктор совсем недавно вышел из тюрьмы, где отсидел семь лет по политической статье. Дьякон очень хотел вступить в монашество, но митрополит Иоанн сумел получить разрешение у уполномоченного по делам религий лишь на то, чтобы бывший заключенный стал дьяконом. Причем на самом глухом приходе, а никак не в людном монастыре.

Из тюрьмы отец Виктор вынес непоколебимую веру в Бога, полное презрение к любым трудностям и такой веселый нрав, что от его неиссякаемых рассказов люди в буквальном смысле падали под стол от смеха, что выглядело как-то совсем уж не по-монашески. А еще он привнес в благочестивую жизнь отца Никиты тюремную лексику, от которой, как его не корили, отучить никак не могли.

Однажды, оголодав после Успенского поста на своих отдаленных приходах, отец Рафаил, инок Александр, тогда еще Георгий Шевкунов, дьякон Виктор отправились к митрополиту владыке Иоанну просить денег. Крайний в таких случаях шаг.

Этот владыка был, наверное, самым старым в те годы архиереем Русской Православной Церкви. Чего он только не испытал в своей жизни! Высокий, седой, он был необычайно добр, особенно к монахам. Так что ходоки были уверены: поворчит-поворчит, но в конце концов не откажет.

Владыка хорошо представлял, как живут его монахи на дальних приходах. Знал, но все-таки посылал их туда служить. Ведь лишь благодаря тому, что в храмах совершались богослужения, власти не решались закрыть их или разрушить.

К владыке отправились на автобусе. Пассажиры поглядывали на них с умилением. Нечасто в те годы приходилось встретить молодых монахов вот так спокойно, в рясах путешествующих по Советской стране.

Владыка встретил их в своем кабинете, сидя в глубоком кресле. Молодые люди подошли к нему под благословение и жалобно заныли про свою долю. Владыка слушал, но с места не встал. Это сразу насторожило компанию. Предположили, что у него самого с деньгами сейчас не густо. Как самого маленького и щуплого, отец Рафаил вытолкнул вперед Георгия Шевкунова, но и это не подействовало. И тогда перед архиереем выступил отец Никита. Он никогда не был оратором, да к тому же еще и заикался, но сейчас, видимо, на него снизошло вдохновение:

— В-владыко святый! – отчаянно начал он -. Какая жизнь, в натуре?! Держимся ваще на последних! Роги отваливаются! Денег — нет! Еды — нет! Зубы на полку ложим! П-покойников — и тех нет!

Владыка так и обмяк в своих креслах.

А компании речь понравилась, и они дружно закивали. Говоря о покойниках, отец Никита имел в виду те денежные средства, которые поступают в храм за отпевания. Но все вместе вышло, наверное, очень сильно для престарелого архиерея.

— Батюшка, дорогой, где ты таких слов набрался? — обратился ошеломленный Владыка к отцу Никите. Он таких слов не слышал лет шестьдесят, наверное, с тех пор как отбывал заключение в двадцатые годы. Но тут вперед вышел дьякон Виктор и вызвал огонь на себя:

— Владыко святый, это я, старый баклан, при нем языком мелю. Вы уж на Никиту не сердитесь. Я во всем виноват, — покаянно забасил он.

Но, видно, речь отца Никиты произвела на Владыку яркое впечатление. Он грузно поднялся из своих кресел, подошел к столу и достал из ящика сто рублей. Молодым людям такие деньги и не снились!

Архиерей, повертев купюру в руках, протянул деньги отцу Рафаилу как старшему. Благословляя их в дорогу, он все же сказал:

– Ты, Никитушка, уж лучше того… больше по- церковнославянски читай!

Отец Никита горячо пообещал исправиться, и они, счастливые, покинули архиерейский дом.

А наутро пришла телеграмма из епархиального управления, в которой сообщалось, что дьякон Виктор переведен из Покровского храма села Боровик в храм Архангела Михаила деревни Толбицы. Расчет архиерея был прост: на настоятеля этого храма жаргон дьякона Виктора уж точно не повлияет: образованный, интеллигентный батюшка отсидел в лагерях, наверное, лет двадцать. И никто от него подобных слов не слышал.

О смирении

О. Рафаил никогда не упускал возможности смириться перед любым, даже первым попавшимся человеком. Но происходило это всегда легко, как бы само собой, и уж точно никогда не выглядело нарочито. Происходило это потому, что отец Рафаил своей чуткой душой разгадал поразительную тайну: от смирения даже простой грешный человек становится ближе к Богу. Причем сразу, немедленно. Однажды он отдал босому цыгану-попрошайке свои хромовые сапоги. Тот сам испугался, что он выпросил у «попа», ведь он просил у него «что-нибудь», а о. Рафаил, внимательно оглядев его, босого, отдал сапоги, так как денег у него не было с собой.

Смерть

Видимо, он предчувствовал скорую смерть. За год до того, как все произошло, о.Рафаил повесил над своей кроватью погребальное покрывало. И с тех пор стал как-то серьезнее, молчаливее. Многие это заметили. Хотя поток людей в его домик в г. Порхове, где он служил последние три года, не только не сократился, но заметно увеличился.

Только поздно вечером отец Рафаил запирался в своей «келье» — огороженном досками крохотном закутке, куда никому не позволялось входить, — и в изнеможении падал на кровать. А отлежавшись, почти до рассвета молился и исполнял свое монашеское правило.

Есть такой закон в духовной жизни: монаху нельзя ничего в жизни сильно желать, кроме Бога. Ни в коем случае. Не имеет значения, чего: учености, архиерейства, здоровья, какой-нибудь материальной вещи… Или даже старчества, духовный дарований… Все придет, если будет на то воля Божия. Отец Рафаил, конечно же, об этом прекрасно знал. Он носился на своем черном «Запорожце» по псковским дорогам с таким упоением, что, наверное, испытывал какое-то особенное ощущение свободы. Отец Иоанн Крестьянкин, встречая его, каждый раз предупреждал: «Будь осторожен! Не увлекайся своей машиной!»

Отец Рафаил сильно смущался, но все продолжалось по-прежнему. Наконец, когда он прямо-таки загорелся мечтой во что бы то ни стало заполучить иномарку, о. Иоанн разволновался всерьез. Он категорически воспротивился этому желанию своего духовного сына и долго убеждал о. Рафаила отказаться от своей затеи. Батюшка говорил, что, если уж и покупать новый автомобиль вместо старой развалины, но довольствоваться следует самой простой машиной.

Но отец Рафаил истолковывал слова духовника по-своему. Он горячо доказывал и друзьям, и самому себе, что, приобретая иномарку, он абсолютно буквально исполняет данное ему благословение: хочет завести себе именно машину. Всего лишь машину. Самую обычную. А советские средства передвижения никакой человек автомобилем не назовет. Это в лучшем случае усовершенствованная большевистская тачанка, механическая телега.

Если человек чего-то очень настойчиво хочет, причем во вред себе, Господь долго и терпеливо, через людей и новые обстоятельства жизни, отводит его от ненужной, пагубной цели. Но, когда мы неуклонно упорствуем, Господь отходит и попускает свершиться тому, что выбирает наша слепая и немощная свобода.

Однажды этот духовный закон начал действовать и в жизни отца Рафаила.

Как-то он очень помог одному человеку в решении его семейных проблем. Здорово помог — сохранил семью. В благодарность тот подарил или продал ему за символическую сумму свой старый «Мерседес».

Господь на целый год отвел беду. Отец Рафаил никогда не был скрягой. По первой же просьбе он отдал машину своему другу на неделю. За несколько дней тот угробил машину, даже умудрился намертво заклинить мотор. Понадобился длительный и дорогостоящий ремонт. Но и это не остановило отца Рафаила. Почти год, пока в какой-то московской кооперативной мастерской возились с этой злосчастной машиной, отец Рафаил в поте лица бегал по требам, занимал деньги… С болью его друзья смотрели на это, но ничего поделать не могли.

Наконец его мечта сбылась. В московской мастерской сделали именно ту машину, о которой он мечтал. Перебрали двигатель. Поставили новые колеса. Даже перекрасили кузов в черный монашеский цвет.

Ранним утром 18 ноября 1988 года он сел в машину своей мечты. Помчался к себе на приход и разбился на четыреста пятнадцатом километре Ленинградского шоссе под Новгородом.

Хоронили отца Рафаила, как и положено, через три дня. Был день его именин — праздник Архистратига Михаила и всех ангелов и архангелов.

На его похороны съехалось множество потрясенных и потерянных от неожиданного горя людей. Отец Иоанн Крестьянкин, к которому обратились духовные дети отца Рафаила с недоуменным вопросом, почему все так произошло, ответил в письме: «Путь странствия отца Рафаила кончился. Но у Господа нет мертвых, у Господа все живы. И Он один знает, когда и кого позвать из жизни сей».

Незадолго до того страшного дня отец Рафаил приходил к отцу Иоанну: домишко, в котором он жил в Порхове, давно обветшал, и отец Рафаил испрашивал благословения — искать ли ему обмен или покупать новый дом?

Отец Иоанн устало ответил ему:

— Покупай или меняйся — все равно… Только выбирай домик напротив алтаря.

Отец Рафаил, конечно, слышал угрызения совести, что не слушает батюшку в вопросе про автомобиль. Он тогда послушно обошел все соседние с порховским храмом дома. Но никто их продавать не собирался. Когда вскоре отец Рафаил разбился, встал вопрос о его похоронах, все были уверены, что его, как постриженика Псково-Печерского монастыря, похоронят в пещерах. Но архиепископ Владимир, к тому времени сменивший старого митрополита Иоанна на Псковской кафедре, благословил хоронить отца Рафаила на месте его последнего служения, у храма в Порхове. Там его и положили — прямо напротив алтаря.

За что же все так любили отца Рафаила? Видимо, секрет этой любви в том, что люди видели в нем удивительный пример живой веры. Эту духовную силу не спутаешь ни с чем, какими бы чудачествами или слабостями не был порой отягощен человек, такую веру обретший.

Использованная литература:

1. Архимандрит Тихон (Шевкунов) «Несвятые святые». Издательство Сретенского монастыря. Олма Медиа групп. Москва, 2011 г.

2. «Монахи — возлюбленные дети Господни», Москва, 2007 г.