«Душе моя, восстани, что спиши»

Фото хора с международного фестиваля церковной музыки «Хайнувка»
В Православной Церкви некоторые богослужебные песнопения исполняются только Великим постом. В списке таких уникальных молитвословий находится, например, канон святого Андрея Критского. Каноном принято называть большое поэтическое произведение, которое поётся и читается на вечерней службе по частям или иначе — песням. Канон Андрея Критского назван так в честь своего автора. Святой Андрей родился в середине 7-го века в Дамаске. Согласно житию, он был немым от рождения до семилетнего возраста, когда чудесным образом исцелился, приняв Святое причастие. С этого времени он начинает изучать Священное Писание и богословские науки. В возрасте 14 лет Андрей поступил в монастырь преподобного Саввы Освящённого возле Иерусалима, где быстро заслужил уважение иноков, ведя строгую монашескую жизнь. Впоследствии Андрей был рукоположен в священный сан и затем стал архиепископом города Гортина на острове Крит. Здесь он раскрылся как проповедник и поэт. Свой великий талант святой Андрей буквально вложил в канон, названный затем его именем. Многие православные прихожане знают это произведение, в том числе, благодаря проникновенному песнопению «Душе моя, восстани, что спиши». О смысле молитвословия рассказывает священник Антоний Борисов.

Канон Андрея Критского читается и поётся в православных храмах на первой неделе Великого поста. Он исполняется равными частями по вечерам — с понедельника по четверг. Затем уже на пятой неделе поста канон читается полностью. Песнопение «Душе моя восстани» проникнуто тем же покаянным чувством, что и всё произведение Андрея Критского. Послушаем церковнославянский текст молитвословия: «Душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй». В переводе на русский язык этот текст звучит следующим образом: «Душа моя, душа моя, восстань, что ты спишь? Конец приближается, и ты смутишься; пробудись же, чтобы пощадил тебя Христос Бог, Вездесущий и всё наполняющий». Текст песнопения отсылает нас к евангельской притче о десяти девах. Пять из них были мудры и оказались готовы встретить Жениха. Так в притче именуется Христос. Другие же пять проспали его приход, были не готовы и в итоге не были допущены на свадебное торжество. Святой Андрей призывает нас быть собранными, помнить, что однажды наши дни на земле закончатся, и мы предстанем перед Богом.

В Русской Церкви с пением «Душе моя, восстани, что спиши» связана трогательная традиция. В наших храмах принято вставать на колени, когда хор начинает исполнять эту проникновенную молитву. Встаёт на колени и священник. Так выражается покаянное чувство, сожаление о содеянных греховных ошибках. Послушаем пение молитвы «Душе моя, восстани» в исполнении хора Свято-Елизаветинского монастыря г. Минска.

Православная Жизнь

Очень часто приходится слышать от людей, даже глубоко церковных, что Великий канон прп. Андрея Критского воспринимается очень сложно.

В нем нет единой постоянной «красной нити», как, скажем, в каком-то романе, житии святого или рассказе. Но нам нужно понимать, что данный канон и не имеет целью заинтересовать нас, увлечь лишь наш разум или внешнее сердце чувств. У него более глубокая задача: в многообразии сравнений с праведниками и грешниками, жизнь которых описана в Священном Писании, подвигнуть нас к глубокому осознанию своей греховности. Другими словами, сам канон – это крик, вопль, а иногда просто спокойное размышление человека над собственным состоянием души и тела.

Каждый тропарь достоин основательного обдумывания и богословского осознания. Сегодня хотелось бы обратить внимание на кондак, который сопровождает каждую из частей канона. Он звучит так:

«Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй».

«Душе моя». Нам стоит задуматься, кто к кому обращается. Если тело к душе, то получается абсурдно, потому что само тело без души мертво, как это мы видим у людей после смерти. Если некий я, то получается я бездушный? Тоже нелепо.

Нужно заметить, что этот стилистический прием употребляется много раз и в Библии. Приведем лишь один пример из 41-го псалма. «Вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему» (Пс. 41:6). Мы видим, что здесь также есть обращение как бы себя самого к собственной душе. Этот прием призывает нас прислушаться к голосу нашей совести, той совести, которая является абсолютно чистой и незаангажированной. Она смотрит на наше тело и душу и словно говорит нам, что делать, и если мы прислушиваемся к ней, то наше состояние улучшается, если же нет – ухудшается.

«Душе моя, востани». По-гречески ἀνάστα – от глагола вставать, воскрешать(ся) άνίστημι, от которого в свою очередь происходит имя существительное воскресение или восстание – ἀνάστασις. Кондак прп. Андрея Критского не только призывает нас встать после очередного падения, но и воскреснуть из нашего падшего состояния, как из гроба. Вчера в 8-й песни мы слышали, как святой Андрей сравнивал свою душу со святыми Марфой и Марией, плакавшими над телом своего любимого брата святого Лазаря. Мы должны любить свою душу, как сестры любят брата, ведь по их вере, как сказал Сам Господь, восстает, воскресает Лазарь. Во время поста нам следует постоянно думать о конечной цели нашего душевного и телесного поста, так как и у строителя дома есть общий план на пути к своей цели. Цель у нас одна – воскреснуть, не в смысле во Втором пришествии, потому что это воскресение от нас не зависит, а в смысле восстания от наших личных грехов и пороков, чтобы больше не спать, не наслаждаться ими.

«Конец приближается». Наше время преисполнено всякими страшилками об Апокалипсисе, и человек XXI века настолько увлекается подсчетом точной даты Второго пришествия, что вовсе забывает о том конце, который и будет для него лично Вторым пришествием, то есть последней точкой, когда он изменить уже ничего не сможет. Речь идет о смерти. Но еще страшнее, когда мы еще живем в теле, но уже мертвы духовно. И, пребывая в такой духовной смерти, сне, из которого нам нужно встать, мы забываем, что придет конец и расставит все точки над «i» в нашей дальнейшей посмертной судьбе.

«Имаши смутитися». Мы должны смутиться (в греч. θορυβεῖσθαι – беспокоиться), не в значении унывать, но по общему святоотеческому принципу «осознать, что наши грехи как песок морской» и стараться всеми силами восстать, «воспрянуть»*, то есть ободриться, как это с нами бывает в сложных жизненных ситуациях.

«Да пощадит тя Христос Бог». В отличие от мирского суда, когда преступник осознает свою вину и, хотя есть облегчение вины, все же приговаривается к наказанию, если наша душа осознает чистой совестью свои грехи, то она обязательно получит пощаду от Христа, Который «везде сый и вся исполняяй». Он знает каждое движение нашей души.

Нам необходимо внимать кондаку преп. Андрея Критского. Важно, слушая канон, стараться посмотреть на себя лично со стороны, не так, как это бывает при исправлении кем-либо, но себя лично, без прикрас. Нужно напоминать себе все события, описанные в каноне, которые могут быть для нас полезны, как нервная система в теле. Ведь если мы ударимся об стол, то чувствуем боль и, скорее всего, в дальнейшем будем избегать столкновений. Если ломаем руку, то наша нервная система напоминает нам, что так или иначе делать не нужно. Следует слушать не только порывы души, но и голос совести, которая является голосом Бога в нас. После грехопадения наша душа из-за греха стала жить в другом мире, своем. Если ей плохо (а это бывает часто), она вопиет и взывает к нам, как нервная система тела. Однако мы если и слышим ее, то ненадолго: забываем почему-то о боли, наслаждаемся мимолетными радостями, но душе снова плохо. А вот наша совесть показывает нам, что делать, как руководствоваться заповедями Божьими. И усиливает этот голос совести как раз Великий пост, который в соединении с молитвой обязательно приведет нас к Воскресшему Христу. Слава Ему во веки веков!

Архим. Филарет (Волошин) Проректор по учебно-методической работе КДАиС

Примечание:

*Глагол ἀνάνηφω значит протрезветь после опьянения.

«Душе моя, душе моя, востани…» — Великий Пост

«Но припомним 1812-й год: зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее. А теперь, кажется, начал уже забываться тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет, а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь таких же учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему. Это не пустые слова, но дело, утверждаемое голосом Церкви» — Феофан Затворник, святитель. Рождество Христово // Феофан Затворник, святитель. Созерцание и Созерцание и размышление. М., 1998. С. 241 Святая Церковь облеклась Во траур нынче. К покаянью, Во дни Поста всех грешных нас Протяжным звоном с самой рани Уж колоколен языки Зовут в тревоге. И молитвы, И песнопенья, что близки Ко хору в крыльях белых свиты, Всё — в устремленье пробудить И совесть денно-нощно спящу!
И нам раскаяться б…. Забыть О всех страстях, во тьме звенящих До громыхания навзрыд!

«Душе моя, восстань, что спиши? Конец уж близок»*…

По-ща-дит! – Что всех богаче! Мир-то нищ же:

Кровь не сочится, — бьёт ключом! — Из тел, что — …уж , а может – …вскоре; Из глаз родивших…

Мать причём? Чего же ждать: ликуй что ль, горе?!

Весна пришла. Ей Пост к лицу! Себя во чистые одежды, Благоприятные Отцу, И тело – да, но душу прежде Облечь бы всем, подобно всякой Животной твари, деревам, Покров меняющим на яркий Наряд во радость! Так и нам Себя б очистить в дни святые, Совлечься рубища греха Постом, молитвой, от души и Слёз покаянных зрел бы храм!

Не лучше ль «подвигов» меж братьев, Детей, мужей, отцов, чужих — Во имя Бога подвиг?! Хватит! Весна цветёт, а мы…

За Жизнь! И – за Христово Воскресенье! Прославить Господа спеши Со Богородицею в пенье: «Душа величит…»*!

Пост!

Аминь

* Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! (ср.: Лк. 1, 46-47)

*»Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй…» — Эти слова, являющиеся в каком-то смысле центральными в Великом Покаянном Каноне, написал св. Андрей Критский, автор этого канона, один из великих Божиих угодников.Он обращается к своей душе: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши?» И если этот великий праведник свою душу обличал в том, что она духовно заснула, то что же нам сказать о себе?

Иллюстрация — Икона Божией Матери «АВГУСТОВСКАЯ» (« АВГУСТОВО ЯВЛЕНИЕ »)

Явление иконы Божией Матери произошло 14 сентября 1914 года во время Первой мировой войны, в период борьбы за Восточную Пруссию, в районе Августова. В то время Августов был уездным городом Сувальской губернии Царства Польского. Накануне решающего боя Гатчинский и Царскосельский кирасирский лейб-гвардейский полки двигались к месту боёв. Около 11-ти часов ночи воинам кирасирского полка в тёмном ночном звёздном небе явилась Божия Матерь. Видение Божией Матери длилось 30-40 минут. Все солдаты и офицеры встали на колени и молились. Божия Матерь предстала в необычном сиянии, с Богомладенцем Иисусом Христом, сидящим на Её левой руке. Правой рукой Она указывала на запад, в сторону направления движения русских войск. Вскоре после боёв у Августова русская армия одержала крупную победу. Поэтому это явление Божией Матери получило название «Знамение Августовской победы» или «Августово явление». Написана икона Божией Матери была по благословению митрополита Московского Макария (Невского) в 1916 году и, соответственно, до 1917 года не успела распространиться в большом количестве списков. Кроме того, после революции списки этой иконы уничтожались с особой озлобленностью, как и списки Державной иконы Божией Матери. Известно лишь о пяти сохранившихся изводах этой иконы, один из них находится в Канаде и особо чтится в семье потомков Царственного рода Романовых.

https://www.youtube.com/watch?v=nJZddkiAzNM Stamatis Spanoudakis — — Hidden Signs

Одно из самых сильных мест Евангелия — пророчество Иисуса о конце света. Сегодня многие видят в нем описание нашего времени. Причем эсхатологические настроения распространены не только среди читающих Евангелие христиан, но и среди тех, кто знает о его пророчествах понаслышке. Чуткое к состоянию общественного сознания массовое искусство спекулирует на этих настроениях и еще больше разжигает их яркими описаниями и экранизациями грядущей гибели нашей цивилизации. Подливают масла в огонь и многочисленные секты, время от времени объявляющие человечеству точную дату конца. Например, печально известная ныне секта Аум Синрике оповестила нас, что история кончится в 1997 году. Таких вполне определенных предсказаний было за последнее время множество, но пока, как мы видим, ни одно не сбылось. Правда, предсказателей это не очень смущало — когда назначенный срок проходил без всяких чрезвычайных происшествий, они заявляли, что в расчеты вкралась ошибка, которую они теперь исправили, и назначали новую дату. Так поступила, например, секта «Великое белое братство» после того, как назначенный ею на 24 ноября 1994 года Страшный Суд так и не состоялся.

Оказывается, все это не ново, такого рода ожидания возникали и много столетий тому назад. Скажем, при приближении 7000 лет «от сотворения мира», то есть в 1492 году, на Руси до того всерьез ждали Второго Пришествия, что в некоторых деревнях даже не засевали полей, отпустили на все четыре стороны скотину, надели белые рубашки и уселись смотреть в небо, чтобы не пропустить грядущего на облацех Иисуса, восходящего яко молния от востока к западу. Ждали-пождали, но, ничего так и не увидев, переоделись и побрели в лес на поиски одичавших коров.

В принципе, всякое поколение в какой-то мере ощущает. себя финальным, и это обманчивое чувство коренится во вполне здравом ожидании каждым человеком своего исхода из этой жизни, проще говоря, в инстинкте смерти. Та коллективная эсхатология, которой люди были подвержены во все века, в значительной степени есть проекция индивидуальной эсхатологии на окружающее общество, а индивидуальная эсхатология к концу света прямого отношения не имеет.

Если же говорить об эсхатологии всеобщей, то сразу же необходимо сделать одно важное уточнение. Многие люди, может быть даже большинство, понимают сегодня конец света как некий катаклизм, вроде ядерной войны, грандиозного землетрясения или столкновения Земли с астероидом. Это в корне неверное понимание. Апокалиптический финал означает отмену всего того, что когда-то было создано Богом, то есть не только всей материальной вселенной с ее бесчисленными галактиками, но даже и «ангельского мира». Это будет возвращение к дотварному бытию, хотя с некоторой добавкой, ради которой и был сотворен мир. Как это будет выглядеть, пророчествует Исайя: «И истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный; и все воинство их падет, как спадает лист с виноградной лозы и как увядший лист со смоковницы» (Ис. 34, 4). Да, весь наш наполненный веществом и светом шар вселенной диаметром в тридцать миллиардов световых лет тогда свернется, как свиток, и исчезнет яко дым, и в том бытии, которое после этого останется, не будет уже никаких радиусов и диаметров, ибо там не будет расстояний и длин, а главное — не будет никаких дней, лет и веков, ибо не будет времени. Поэтому конец света называют еще «концом времен».

Вещественная катастрофа и финальное изъятие материи — принципиально разные вещи, даже противоположные, поскольку имеют противоположный глубинный смысл. Это по самой своей сути различные события, вытекающие из несхожих предшествующих ситуаций. Катастрофизм и финализм — два разных состояния Божественного духа, приводящие к разным решениям. Пока мы не разберемся в этом различии, нам рано раскрывать Евангелие или Откровения Иоанна Богослова, надеясь вычитать что-то такое, что прояснит для нас так всех сегодня интересующий вопрос о конце. Как может что-нибудь у нас проясниться, если мы не даем себе ясного отчета, что означает само слово «конец»? Поэтому давайте начнем с уяснения для себя этого понятия.

Создавая мир, Творец ставил перед Собой какую-то цель, делал это для чего-то. Что же было для Него в этом создании главным? И Священное Писание, и святоотеческие творения, и мудрость святой апостольской Церкви, и христианское богословие сходятся тут в одном мнении: венцом творения и его оправданием был замыслен человек. Сотворив в шестой день мужчину и женщину, Бог сказал им: «наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким животным пресмыкающимся по земле» (Быт. 1, 28). Человек был водружен на вершину огромной пирамиды, напоминающей ступенчатую пирамиду фараона Джосера: верхней ее ступенью, на которую он непосредственно опирался, были высшие животные («птицы небесные, рыбы морские и звери») следующей, если спускаться вниз, — растительные и одноклеточные формы («трава, сеющая семя по своему роду и подобию»), представляющие собой кормовую базу для высших форм и полигон для отработки и усовершенствования механизма воспроизводства жизни путем синтеза белков под управлением нуклеиновых кислот. Еще ниже расположена ступень мертвой материи — физико-химическая реальность, управляемая «законами природы». Основанием же всего служат организационные и регулятивные принципы мироустроения — физические константы, математика и логика. Тот факт, что каждая нижележащая ступень специально рассчитана на то, чтобы на ней могла расположиться следующая по высоте, подтвержден современной наукой (так называемый «антропный принцип»), поэтому можно сказать, что физика является подножьем биологии, биология — подножьем зоологии, а зоология — подножьем антропологии. Следовательно, если бы человека не было или он не удался бы в том виде, в каком был замыслен Богом, то все эти подножья утратили бы свою функцию и стали бы такими же бессмысленными, как постамент, на котором нет статуи. Правильность такого вывода доказывается следующим библейским текстом: «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле и воскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, от гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их» (Быт. 6, 5). Как мы видим, стал ненужным человек, стали ненужными и животные, несущие его на себе.

Правда, благодаря праведнику Ною эти чрезвычайные меры в последний момент были отменены: Бог решил произвести от Ноя как бы новое людское племя. С помощью Потопа Он обрубил у древа человечества все ветви, кроме этой единственной, и стал выращивать из нее новую вершину пирамиды, так что необходимость демонтировать ее нижние ярусы отпала. А что, если бы праведника не нашлось? Сколько ярусов снес бы в этом случае Творец — может быть, все? Если так, то это и был бы конец света, так как он означает именно ликвидацию всей пирамиды.

Читая Библию, полезно обращать особое внимание на самые популярные ее места, так как именно из-за того, что мы часто их слышим, возникает эффект привыкания, а следовательно, и иллюзия, будто мы их понимаем, хотя на самом деле это не так. Одна из самых известных фраз Библии — та, с которой она начинается, то есть первая фраза Священного Писания вообще. Она звучит так: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1, 1). Что это значит? Ясно, что это было не астрономическое небо, которое Бог создал лишь во второй день и назвал «твердью», и не геологическая земля, созданная в третий день и названная «сушею». Эти «земля» и «небо» — то же самое, что «видимые» и «невидимые» в Символе Веры, Естественно предположить, что слова, которыми открывается богодухновенная книга, имеют ключевое значение и перескочить через них, как следует не вдумавшись, так же недопустимо, как, читая «Начала» Ньютона, перескочить через их первую аксиому сразу ко второй. Однако мы их как раз и не осмысливаем, торопясь перейти к более содержательным, по нашему мнению, событиям, происходившими последующие дни творения. Но понять происходящее в дни с первого по шестой невозможно, если не понять, что было создано в «нулевой день». Почему, прежде, чем приступить к творению на «земле», описанному в Шестодневе, Бог предварительно сотворил, помимо «земли», еще и «небо»? Важность этого акта подчеркивается употреблением здесь древнееврейского глагола «бара», выражающего особое творческое усилие. В первый, второй, третий и четвертый дни Бог уже не «творил», а «мастерил, и вернулся к подлинному творчеству лишь в пятый и шестой дни, когда создавал высших животных («душу живу») и человека. Почему же эти три созидательных акта обозначаются одним и тем же словом? Это объясняется тем, что задача, решаемая Творцом, во всех трех случаях была по сути одной и той же. Ведь что такое «небо»? Это в первую очередь его обитатели, «силы небесные», мириады одушевленных существ, имеющих собственный ум, собственные чувства и собственную волю. Хотя эти существа и бесплотны, точнее, облечены в более тонкую материю, чем мы, они сходны с нами тем, что тоже являются свободно-разумными личностями и поэтому могут употреблять свой разум и свою волю не так, как хотелось бы Творцу, а совсем иначе, и даже употребить их против своего Творца, бросив Ему вызов. Тут присутствует замысел совершенно особого рода: этот замысел должен быть непременно осуществлен, ибо «Бог поругаем не бывает», но в то же время в нем самом заключена возможность его неосуществления. В лице свободных существ Бог создает камень, который не сможет поднять, но который, тем не менее, будет Им поднят. Вот эта-то невместимая в человеческое разумение и выпадающая из человеческой логики «инженерная задача» и требует уровня изобретательности «бара», все остальное сделать уже гораздо проще. Поэтому этот термин отнесен в Шестодневе только к созданию одушевленных тварей — сначала ангелов, потом зверей и людей. Оно под силу лишь Самому Богу, помочь тут Ему никто не может. А вот когда создавались светила или конструировался механизм синтеза белков, тут использование подмастерьев было вполне уместным — они могли, например, производить математические расчеты или делать какую-то другую работу, имеющую технический характер. Во многих околохристианских философских текстах эти подмастерья именуются «демиургами (всегда во множественном числе), и такое употребление этого слова гораздо правильнее, чем то, которое восходит к Платону, назвавшему «Демиургом», верховного Творца. Ведь по-гречески это слово означает «народный умелец», то сеть ремесленник, а по отношению к Богу оно не только неточно, но и неуважительно. Это, конечно, случайность, но получилось так, что наиболее адекватно термин «демиург» звучит по-французски, где его можно понять как «полутворец». Именно так звучало это слово для французского уха Рабле, который обыграл это звучание и дал своему главному персонажу имя «Панург». Для книги, которая была манифестом поднявшего голову атеизма, это была блестящая находка: ваш бог, дескать, только наполовину творец, а мой смертный человек — «всетворец». Как тут не вспомнить, в какую хвастливую «панургиаду» разрослась идеология гуманизма в двадцатом веке: «нам нет преград ни в море, ни на суше» и т. п. Но и это, и космические проекты, и генная инженерия, и искусственный интеллект — все лопнуло как мыльный пузырь, и теперь нам все более становится ясно, кто же все-таки Всетворец, а кто полутворец.

На протяжении первых пяти дней творения помогающими Богу демиургами могли быть только ангелы — других одушевленных существ тогда еще не было. Когда был создан человек, Господь тут же и его пристроил к работе: поручил ему придумать имена животным. А до этого Творцу приходилось опираться лишь на помощь «сил небесных, которые, конечно же, именно ради этой помощи и были сотворены еще до начала творения. Прежде чем начать серьезную работу, надо подготовить инструментарий, и они как раз и явились таким инструментарием. В целом они не только оправдали свое сотворение, но и получили высокую оценку в Библии. В начале второй главы Книги Бытия, как бы подводя итог сотворению мира, автор говорит: «Так совершены небо и земля и все воинство их» (Быт. 2, 1). Поскольку о совершенстве Адама и Евы в тот момент говорить было еще рано, речь здесь может идти только об ангелах, и их совершенство может означать лишь то, что они здорово помогли Творцу в эти сверхнапряженные шесть «дней». Но абсолютно гладко все пройти не могло — ведь небесным силам была дана такая опасная вещь, как свобода. Один из самых лучших подмастерьев Бога — ангел по имени Денница, успешно решив те частные задачи, которые были ему поручены, возомнил о себе сверх меры и решил, что он не только может работать совершенно самостоятельно, но может создать свою собственную вселенную, которая будет лучше Божьей. Как тонки и коварны бывают соблазны, как обостренно бдительным должен быть каждый, кто обладает свободой! Денница, он же Люцифер, начал с, казалось бы, безобидного и даже похвального творческого азарта, а каким ужасным был конец! Увлекшись своим делом и видя, что у него что-то получилось, он захотел, чтобы его никто не ограничивал, и стал раздражаться вмешательством Бога и Его советами: не мешай мне, я сам! Он не понимал, что, если бы не Дух, который по милости Божьей все время на него нисходил, никаких творческих способностей у него вообще не было бы. Зарвавшись, он вошел в полосу неудач, но вместо того, чтобы отрезветь и покаяться, обозлился неудачами еще больше и стал винить в них Бога, Который якобы завидует ему и нарочно вредит. Это все больше и больше разжигало в нем ненависть к Богу и углубляло отпадение от Него, но, тем не менее, он оставался привязанным к Богу, ибо не обладал способностью творить из ничего, а поэтому мог создать свою вселенную только из ворованного у Него материала, т. е. из соблазненных ангельских и людских душ. А соблазнять души нельзя иначе, как лестью, ложью и обманом, вот он и стал «лжецом и отцом лжи» (Ин. 8,44).

Сколько он соблазнил ангелов, нам дела мало. Но то, что он соблазнил наших прародителей, самым непосредственным образом сказалось на нашей судьбе. Сотворенный Богом человек исказил свое естество грехом, и из него не получился тот друг Господень, ради которого все и было затеяно. Это действительно оказался неподъемный камень. Но, как говорят в народе, Бог камень не подымет, а землю опустит — все равно достигнет своей цели, хотя и другим способом. Та мера святости, какая, согласно Замыслу, должна была сосредоточиться в одном Адаме, теперь стала набираться Богом из последовательности сменяющих друг друга поколений, введенных в русло исторического времени. И именно в свете этого обстоятельства нужно осмысливать эсхатологическую тему.

Вспомним еще раз: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). Что Он задумал, то осуществится непременно. Введенный в действие после первородного греха запасной вариант создания богоподобного человека, называемый Домостроительством, состоит в том, чтобы полноту богоподобия, которой должен был обладать Адам, собрать, как мозаическую икону, из множества угодников, каждый из которых не вполне совершенен, когда в этот синтетический образ будет вставлен последний камешек, дальнейшее существование «неба и земли» потеряет смысл, и настанет Восьмой День Творения — отлаженная и проверенная «в материале» пирамида жизни с сонмом святых на вершине будет взята из нашего мира в Царствие Божие. Это значит, что «день икс» не придет прежде того, как человечество произрастит нужное количество святых. Об этом прямо сказано в Апокалипсисе. Тайнозритель сообщает нам, что, когда святые мученики, пострадавшие за Христа, возопили к Нему громкими голосами, спрашивая, почему так долго нет Страшного Суда, Он ответил им: подождите, пока дополнится ваше число (Откр. 8, 10). Если же раньше этого момента человечество так испортится, что вообще перестанет производить святых, Господь прибегнет к осуществлению какого-то третьего варианта. Разумеется, для нас он так же непредсказуем, как для ветхого человека была непредсказуема Голгофская жертва, но в любом случае с ним будут связаны коренные переделки ярусов тварного бытия, которые людским сознанием будут восприняты как катастрофы и катаклизмы. Это может быть даже уничтожение всего живого, какое чуть не произошло в дни Потопа, но все же нижние ярусы пирамиды сохранятся, то есть это будет вовсе не конец света, а, наоборот, затягивание его существования. Поэтому и было сказано, что эсхатология и катастрофизм — противоположные категории. Первая означает окончание работы, вторая — ее продолжение или возобновление.

Здесь так и подмывает немного порассуждать от себя — уж очень соблазнительна эта тема для умственных упражнений. Думается, если смотреть на них именно как на интеллектуальную гимнастику, они не будут грехом.

Просматривая Четьи-Минеи, замечаешь закономерность: больше всего святых было в первые века христианства, в средние века их количество уменьшилось, но оставалось еще достаточно большим, а в новое время их стало совсем мало. Об этом писал святитель Игнатий Брянчанинов, это говорил преподобный Серафим Саровский, это предсказано и в самом Евангелии. Но так и должно быть! Ведь если вы хотите наполнить некий сосуд маслом, не перелив через край, вы будете сначала лить его толстой струей, по мере поднятия уровня делать ее все более тонкой, а к самому концу станете его уже капать, чтобы не пропустить ту каплю, которая окажется последней. Если эта аналогия правомочна, мы можем заключить, что одним из признаков близости конца света является оскудение святости. Апокалиптическая глава Евангелия (Мф. 24, Мк. 13, Лк. 21) подтверждает это — там сказано, что по причине умножения беззакония в людях охладеет любовь, а без любви не может быть никакой святости. Применяя этот признак к нашему времени, мы можем сказать, что у нас гораздо больше причин для эсхатологических настроений, чем у наших предков, живших в конце пятнадцатого столетия, когда Русь была наполнена молитвенниками и праведниками. Но для этих настроений есть еще одно основание, более серьезное, содержащееся в той же главе, и уже ради его одного нам нужно эту главу читать и перечитывать. Дело в том, что другие пророчества Иисуса о грядущих страшных событиях имеют три плана: первый — связанный с последовавшей после этого лет через сорок иудейской войной; второй — относящийся к падению великих царств древнего мира, и третий, который сегодня только нам интересен — несущий информацию о конце всего. Но четырнадцатый стих этой главы в Евангелии от Матфея по единодушному мнению всех комментаторов относится только к концу времен, то есть является чисто эсхатологическим. Вот он: «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец». И мы видим, что этот сугубо апокалиптический признак, единственный столь определенный и конкретный признак во всей главе, впервые за всю историю человечества может быть отмечен как имеющий место. До сих пор этого признака не было, и если кто-то усматривал его, это было ошибкой или натяжкой. Блаженный Августин так говорил об этом: «Если кто думает, что слова: проповедано будет Евангелие царствия по всей вселенной значат, что это сделали сами апостолы, то на основании достоверных свидетельств можно доказать, что этого не было. Потому что есть в Африке бесчисленные народы, среди которых еще не проповедано Евангелие». Теперь таких народов нет уже не только в Африке, но и на всем свете. Евангелие всюду распространяется миллиардными тиражами, лежит во всех гостиницах, рассылается бесплатно, продается от северной Гренландии до мыса Горн во всех книжных лавках и стоит дешевле, чем плохой завтрак. Что же из этого следует?

Вместе с другим признаком, которым является явное оскудение святости, этот признак прямо указывает на близость конца времен. И все же здесь остается неопределенность: мы не знаем точно, что такое «близость», Евангелие не называет дат, а просто говорит: «и тогда придет конец». Но что значит «тогда»?

Толкование этого слова наталкивается на некий парадокс. С одной стороны, Иисус говорит: «в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф. 24, 44). С другой стороны, Им указаны признаки, которые характеризуют именно наше время и никакое другое. Как же, имея явные признаки, мы можем «не думать»?

Разгадка парадокса заключается как раз в одном из признаков — в оскудении святости. Последний камешек, вставленный в мозаику Божьего подобия, окажется единственным святым, живущим на земле, — другие будут уже не нужны. А это значит, что все остальные люди будут грешниками, а грешники, даже читая Евангелие, ничего усвоить из него не могут и не могут правильно думать о таких вещах, как конец времен. Они будут не готовы к последнему часу не из-за недостатка предупреждений, а из-за своего легкомыслия.

Впрочем, само понятие сроков становится здесь сомнительным, датировка имеет смысл лишь в случае катастрофы, но не в случае финала. Когда последний святой войдет в Царствие, историческое время будет упразднено, ибо оно было необходимо только для выращивания святых, а значит будет упразднено и физическое время, обеспечивающее существование исторического. Но о какой же дате можно говорить, если нет времени? Ведь во второй раз Бог-Сын явится нам уже не в человеческом облике, а в Божественном, то есть в Святой онтологической сущности, а она невместима в пространство и время. Эта сущность приоткрылась трем апостолам в день Преображения Господня на Фаворской горе, и тогда там, несомненно, исчезло время, ибо они увидели живого пророка Моисея, который по шкале исторического времени давно был мертвым. В нашем пространственно-временном мире «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1, 18), а значит и не увидит, поэтому сначала будет упразднено время, а потом уже нам явится Христос, и это Его пришествие нельзя будет зафиксировать ни по каким часам, ибо еще до этого все часы остановятся на нуле. Именно такая последовательность событий дана в евангельской эсхатологии: «солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе» (Мф. 24, 29). Таким образом, «близость», о которой мы сегодня так часто говорим, правильнее понимать не в положительном смысле, а в отрицательном: это не наличие каких-либо грандиозных происшествий в будущем, а отсутствие самого будущего. Это скорее не «близость, а «краткость» — краткость остающегося у нас времени.

Впрочем, эта фраза неудачна, тут не следует говорить «у нас». В этом обороте вылезает наружу порождаемая нашей безбожной цивилизацией наша стадность. Когда люди теряют Бога, они начинают жаться друг к другу, забывая наказ Псалмопевца: «не надейся на князи, на сыны человеческие, в них же несть спасения; изыдет дух его и возвратится в землю свою, в той день погибнут вся помышления его». Замечали ли вы, что, ожидая конца света, мы как-то мало его боимся: на миру, мол, и смерть красна. Но это опасное заблуждение, у нас не будет никакой коллективной смерти, каждый умрет индивидуально, в одиночку, как умирали все люди, когда-либо жившие на земле. Если исторического и физического времени осталось, скажем, 12 лет, это означает только то, что если мне 65 лет, а соседу 20, то я умру в 77, а он в 32. Так что, важно это для меня, что он умрет в тридцать два года? Мне вообще не должно быть до этого никакого дела, а должно быть дело только до того, что мне лично предстоит такая таинственная вещь, как смерть, и такое страшное ее последствие, как ответ перед Богом за прожитую жизнь. Поэтому то, что было сказано выше, давайте скажем иначе, более точно: читатель! по тем признакам, которые указаны в Евангелии, у тебя остается мало времени, не теряй его впустую. Это, собственно, и говорит нам Христос в Евангелии:

«Поэтому и вы будьте готовы» (Мф. 24, 44). Эти слова обращены не только к нашему поколению, похоже, финальному, но и ко всем поколениям. Следовательно, если конец света теперь уже действительно близок, это имеет для всякого человека только то значение, что близка его собственная смерть, и никакого другого. И это должно напомнить ему о необходимости быть готовым к ней, ибо готовность, о которой говорил Христос, — путь к спасению, а спасение — цель и смысл нашего земного существования.