Праязык человечества: на каком языке говорили Адам и Ева

На каком языке говорили Адам и Ева?

Признаем мы дарвинизм и эволюцию или не признаем, а ученые все продолжают искать Адама и Еву. Разумеется, не тех, что были изгнаны из земного рая, а настоящих первых мужчин и женщин на нашей планете. От человекообразных обезьян их отличала не только иная физическая структура, но и прежде всего — способность говорить.

Даже в международных академических кругах некоторые считают Виталия Шеворошкина сумасшедшим. Другие ограничиваются тем, что называют его мечтателем. Все сходятся на том, что он утопист. В чем же вина этого русского лингвиста, ставшего натурализовавшимся американцем? В том, что он посвятил свою научную жизнь совершенно безнадежному делу.

Насколько безнадежному, лучше других объясняет сам Шеворошкин: «Препятствия здесь представляются непреодолимыми, почва — зыбкой, а путь поиска — по меньшей мере неопределенным». Он ищет утраченный язык, который называет «праматерью языков», то есть доисторический язык, давший начало всем языкам мира: язык, на котором говорил первый гомо сапиенс, появившийся на Земле, как утверждают палеобиологи, около 100 тыс. лет назад.

Трудность заключается в том, что почти никто не воспринимает Шеворошкина всерьез. Его просьбы о выделении фондов, направляемые к американским университетам, регулярно отвергаются, а Йельский университет предложил ему место при одном условии: никогда не обсуждать в аудитории свою «невероятную» теорию. К чести Шеворошкина и ради истины следует признать, что теорию моногенеза языков расценивают как правдоподобную многие лингвисты. Вместе с тем, однако, она считается недоказуемой, а следовательно, и неприменимой.

В самом деле, все лингвисты, включая Шеворошкина, знают, что с течением времени языки изменяются путем изменения слов и грамматических форм, а также путем приобретения и утраты слов. Учитывая относительно высокую скорость подобных изменений, многие лингвисты полагают, что историю языка можно исследовать на «глубину», не превышающую 5000 лет.

Положение становится еще более запутанным, если добавить, что при изучении мертвых языков ученые зачастую не могут опереться на «ископаемые» свидетельства, то есть письменные тексты. Самые древние образцы письменности, обнаруженные в Месопотамии, восходят всего лишь к периоду 6000-летней давности. А в таких регионах, как Италия, переход от доисторического периода к историческому произошел еще позже — каких-нибудь 2700 лет назад.

«Если бы мы, лингвисты, подобно археологам, обладали ископаемыми материалами, все, конечно же, было бы куда проще, — говорит Шеворошкин. — Однако имеются не менее строгие методы и не менее научно обоснованные концепции, позволяющие реконструировать общие истоки всех языков».

Обратимся к конкретному примеру: по-немецки, по-голландски и по-шведски «рука» произносится «ханд», по-английски — «хэнд», по-датски — «хаанд». Для объяснения такого поразительного сходства можно выдвинуть лишь три гипотезы: речь идет о простом совпадении: слово было заимствовано одним языком из другого; все перечисленные языки — одного происхождения.

Случайное совпадение применительно к стольким языкам математически невозможно, тем более что в этих же языках встречается много других совпадающих или сходных слов. Необходимо исключить и предположение о заимствовании, так как «рука» представляет собой элементарное базовое слово для любого языка. Остается, таким образом, третья гипотеза: об общем корне, иначе говоря, о том, что данное слово восходит к слову того единого языка, на котором люди говорили в прошлом.

В нашем конкретном случае речь идет о прагерманском языке, который, хотя и исчез уже давно, все же может быть реконструирован («рука» на этом языке — «хандуо»).

Следующий шаг — выявление языка, от которого ведут начало как прагерманский, так и латинский (язык, породивший семью романских языков). Этот шаг первым сделал англичанин Уильям Джонс, судья из колониальной Индии. Изучая санскрит — язык, породивший хинди и многие другие индийские языки, он обнаружил в нем элементы сходства не только с латинским и прагерманским, но также с древнегреческим и кельтским языками.

На конференции в 1786 г. сэр Уильям обнародовал свою теорию о существовании некоего общего индоевропейского языка. В дальнейшем ученые доказали, что индоевропейский язык использовался на Ближнем Востоке и в бассейнах Каспийского и Черного морей на протяжении нескольких тысячелетий начиная примерно с 5000 г. до н.э. Затем из него развились санскрит и греческий.

Со временем были выявлены еще девять праязыков, соответствующих по времени индоевропейскому, в том числе афразийский (от которого берут начало арабский и иврит), уральский (породивший финский и венгерский) и алтайский (предок монгольского, японского, корейского).

Уже в XIX в. некоторые лингвисты, нащупав общие языковые истоки и корни, принялись за реконструкцию этих мертвых языков. Однако отсутствие строго научных методов и тенденция к приблизительности со временем сильно дискредитировали саму идею такой реконструкции.

«Я утверждаю, что применение методов, просто заимствованных из арсенала сравнительного языкознания как такового, наподобие тех, что использовались в начале нашего столетия, безответственно и способно привести лишь к искажению результатов, — объясняет Шеворошкин. — Странно вместе с тем, что на Западе, похоже, никто не обратил внимания на методологию лингвистической реконструкции, применяемую с начала 1960-х гг. советскими исследователями. Эта методология научно безукоризненна».

ЭТОТ ВСЕОБЩИЙ НОСТРАТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК

В. Шеворошкин имеет в виду работы В. Иллича-Свитыча и А. Долгопольского, которые в 1963 г. объявили об открытии ими ряда слов, принадлежавших доисторическому языку, на котором говорили на Ближнем Востоке в период, отстоящий от нас на 20—12 тыс. лет, и от которого произошли шесть из десяти выявленных до сего дня праязыков: индоевропейский, афразийский, картвельский, уральский, дравидийский, алтайский.

Независимо друг от друга Иллич-Свитыч и Долгопольский начали анализировать и сравнивать 25 самых стабильных слов каждого языка, слов, никогда не заимствуемых, вроде местоимений первого и второго лица «я — меня», «ты — тебя», а также слов, обозначающих главные части тела: «глаз», «рука», «зуб» и т.д. Затем исследованию подверглись 50 наиболее устойчивых слов и т.д. до 500.

Знания об этом прапраязыке, который окрестили нострати-ческим (от латинского «ностер» — «наш»), с годами значительно расширились. Сегодня нам известно уже более тысячи слов. Мы знаем также, что в конструкции ностратической фразы глагол в конце, причем глаголы могли быть активными, пассивными и возвратными, и при спряжении глагольные формы первого и второго лица единственного числа образовывались путем прибавления к инфинитиву местоимений, означающих «меня» и «себя».

Из первой изученной тысячи ностратических слов можно заключить, что говорившее на этом языке общество было довольно примитивным и жило охотой и сбором плодов. У них не было еще ни луков, ни стрел; они не выращивали растений, и у них было одно-единственное домашнее животное — собака (на индоевропейском — «куон», на ностратическом — «куйна»),

«Наши исследования, — дополняет В. Шеворошкин, — подводят к заключению, что в ностратическую эпоху человек уже приручил волка. Дело в том, что словом “куйна” обозначается как собака, так и волк. Этот социокультурный факт недавно был подтвержден археологами, обнаружившими кости собаки, возраст которых примерно 15 тыс. лет».

Ностратический язык был языком «жизненно необходимого»: так, он содержал обозначения только для некоторых цветов, причем в большинстве случаев это были слова, которые называли животных того же цвета (примерно как мы сейчас говорим «мышиный цвет»), В нем совершенно отсутствовали слова, связанные с чувствами, состояниями души, такие, например, как «любовь» или «боль». Имелись лишь слова для основных, сущностных понятий — голода, жажды и пр.

В том же году, когда Иллич-Свитыч и Долгопольский объявили об открытии ностратического языка, в Соединенных Штатах африканист Дж. Гринберг опубликовал свое исследование, доказывающее, что все африканские языки восходят к четырем большим семьям.

Однако, в отличие от советских ученых, Гринберг не изучал и не анализировал произносительных соответствий; он просто ограничился тем, что составил списки 300 наиболее устойчиво присутствующих в разных языках слов и провел их сопоставление в поисках общего происхождения. Несмотря на упущения и ошибки такого исследовательского метода, выводы из его работы с годами были признаны почти всеми.

Ободренный этим, американский лингвист решил применить свой метод к изучению языков Американского континента и в 1987 г. объявил об открытии америндейского праязыка, отличающегося от двух ранее известных праязыков — надене и эскимоалеутского, от которых получили свое происхождение все нынешние американские языки.

Со своей стороны В. Шеворошкин, в отличие от Гринберга, и поисках утраченного праязыка стремится опираться на не выпивающие сомнения работы примерно трех десятков своих бывших коллег. «В России ученые продолжают добиваться успехов: недавно они доказали, что баскский язык принадлежит к семье северокавказских, как, вероятно, и этрусский», — говорит он.

Ну а когда можно рассчитывать на выявление «матери» всех языков?

«Изучение собственно праязыка для меня пока просто хобби: чтобы совершить такой прыжок в глубь времен, необходимо предварительно создать прочную базу для разбега, — отвечает ученый. — Владеющее языком человечество появилось в Африке и около 100 тыс. лет назад разделилось на две ветви. Часть осталась в Африке, другая же переместилась на Ближний Восток. Тем самым было совершено первое раздвоение на языковом генеалогическом древе; с одной стороны — африканский язык, с другой — неафриканский.

Этот последний затем поделился на три ветви: восточную, из которой выросли америндейский и австралийский; западную, из которой родились ностратический и денекавказский языки, и, наконец, южную, или конго-сахарскую, представляющую собой языки той части населения, которая приняла решение вернуться в Африку».

В. Шеворошкин убежден, что шаг за шагом удастся восстановить эти три протоветви — восточную, западную и южную — и совершить восхождение к их общему стволу — неафриканскому языку. Когда это будет сделано, останется последний — огромный — прыжок во мрак минувшего: к праязыку гомо сапиенс — «матери» всех языков. Вероятно, это будет совсем небольшая, даже ничтожно малая группа слов…

Можно ли перевести Писание?

Язык Церкви – это язык молитвы, богослужения и Писания. В некоторых религиях священные тексты изначально существуют на одном каком-то языке и считаются принципиально непереводимыми. Так, мусульманский Коран изначально составлен по-арабски. Более того, мусульмане верят, что именно так эта книга была создана в начале времён. К идее возможности священных текстов только на иврите склонялись и иудейские книжники. С христианским Писанием изначально было не так. В III веке до н.э. был выполнен так называемый «перевод семидесяти» – Септуагинта – перевод Ветхого Завета на греческий. Более того, некоторые исследователи считают, что именно Септуагинта играла роль Священного Писания в межзаветные времена. Именно существование Септуагинты стало основным аргументом в пользу принципиальной переводимости Писания. Есть, однако, ещё более сильный. Сейчас считается доказанным, что с апостолами Христос говорил по-арамейски. Но составители Евангелий, не сомневаясь, передали эти разговоры по-гречески. Сейчас есть научное направление – лингвистические реконструкции. Их составители пытаются понять, как звучали эти диалоги в оригинале. Но всё же это предмет научных штудий.

Все славяне понимали Библию?

Писание было принесено к нашим предкам не по-русски. Кирилл и Мефодий – солунские греки – разработали новый письменный язык на основании разговорного языка солунских славян. В мире очень много народов используют языки, которые не имеют письменности. Пока речь идёт о быте, проблем нет. Но, как только на такой язык нужно перевести религиозный текст или философский трактат, язык нуждается в доработке, что и сделали Кирилл и Мефодий. Если мы предположим, что славянским племенам несколько тысяч лет назад было проще договориться между собой, чем современным славянским народам, то будем правы – языки были ближе. Но это не значит, что перевод Писания, сделанный Кириллом и Мефодием, был более понятен киевлянам и новгородцам, – письменный литературный язык был другой. Возможно, это – особенность русской ситуации, поскольку русский литературный язык ближе к церковно-славянскому, чем к московскому говору. По факту, весь церковнославянский язык вошёл в русский как «высокий штиль». Например даже современные причастия – типа плачущий, бегущий – образуются именно по церковнославянской модели – по-древнерусски будет «плакучий», «бегучий». Иногда древнерусские аналоги и вовсе выпадали – «благо» и «болого» в названии «Бологое»; «шелом», который есть только в былинах, в отличие от «шлема».

Священник или пастырь?

Мы живём в уникальную эпоху. В царской России Библию можно было читать по-русски, в Древней Руси – слушать по-церковнославянски. Но большинство народу были неграмотны, либо не образованы достаточно для того, чтобы читать и воспринимать Писание. В советское время грамотными стали все, но не было текста Писания. Сейчас ещё сохраняется грамотность и доступны тексты. Помимо собственно Писания, нам предлагается овладеть ещё некоторым количеством славянских текстов – от молитв до богослужения. Правда, существующий перевод на русский несколько сложен для восприятия. В XIX веке, не имея аналогов, переводчики часто переносили в перевод славянизмы. Так перекочевала в перевод фраза «Я – пастырь добрый». И здесь некоторые сложности. Буквальный перевод с греческого звучал бы: «я – хороший пастух», – но такой перевод воспринимается как низкий. С другой стороны, про возвышенное «пастырь» сейчас простой слушатель воспримет скорее как «священник». Однако нужно признать, что буквальный перевод на русский многих библейских изречений невозможен – фраза «устами ребёнка говорит правда» – как философское изречение воспринята не будет. Но в целом воспринимать славянский текст Библии больше мешает непонимание смысла, а не слов. Отдельная сложность – грамматические конструкции. Например, есть ряд усилений, которые идут ещё из греческого. «Прости грехи и прегрешения» означает, всего лишь, прости все грехи. Аналогичны конструкции типа «гневом разгневался», «любовью возлюбил». При переводах священных текстов на другие языки тоже возникают проблемы (хотя народы, на языки которых Писание ещё не переведено, это, пожалуй, 5℅ населения Земли). То есть, работа, которую для славян выполнили Кирилл и Мефодий, продолжается. Кирилл и Мефодий не были первыми – до этого были переводы на эфиопский, готский. После Кирилла и Мефодия Стефан Пермский перевёл Писание на язык зырян.

Неужели в раю – холодно?

При переводе языка на язык иногда возникают проблемы, поскольку языки не тождественны грамматически. Значения и оттенки слов в разных языках тоже разные. Например, фраза «рай – место злачное и прохладное» чётко показывает, что Писание создавалось в странах с жарким климатом, где «прохлада» скорее приятна. По-русски такие ассоциации возникли бы едва ли. А глагол «прохлаждаться» в смысле «отдыхать», «приятно проводить время» попал в русский как калька из иврита через греческий.